Хранить вечно

На позициях батальона разорвалась вражеская мина. Другая. Десятки мин посыпались на наши окопы. Огонь противника перекинулся в глубь нашей обороны. Значит, скоро двинутся танки… Вот и они. В сумерках на броне едва различимые зловещие кресты, огромные цифры на башнях, – каждая около тысячи. Для устрашения. Вот-де, сколько у нас танков!

Ружейно-пулеметным огнем поливает противник наши окопы, дзоты. Тан- ки постепенно приближаются. Вот они ринулись на передний край четвертой роты. Загрохотали взрывы противотанковых гранат, засверкали в сполохах огня бутылки с зажигательной жидкостью…

В сердцах воинов гнев и ненависть.

Остановлено одно стальное чудовище. Это старший сержант Дмитрий Киян поразил его противотанковой гранатой. Помощник командира взвода, коммунист, он показал убедительный пример, как расправляться с фашистами, если они даже за толстой броней».

Одиннадцать немецких танков двигались на позиции отделения сержанта Василия Тришкина. Их экипажам приказано первыми ворваться в город. Объявив, что до Тулы не более двух километров, что требуется всего лишь один рывок и танки будут на главной улице города, майор из штаба корпуса фон Гейера махнул перчаткой:

– Форвертс!

– Форвертс! Нах Москау! – заорали стоявшие в открытых люках танкисты. Заревели моторы, заскрежетали гусеницы…

– Пусть приблизятся! – предупредил подчиненных сержант Тришкин.

Десять противотанковых ружей нацелены на бронированного врага. Десять трассирующих снарядов устремились на вражескую броню…

– Рикошет! – досадовал Тришкин, наблюдая стрельбу товарищей.

– А-а-а, остановился!..

Метрах в ста от окопов вражеская машина заглохла и стала, как прибитая гигантским гвоздем. Остановилась и загорелась.

– Го-р-рит!.. Гор-р-р-ит! – радовались бойцы отделения Тришкина.

– Огонь! Огонь! – продолжал командовать сержант.

Противотанковые ружья застучали опять. И еще один танк запылал почти над самым окопом левофлангового расчета. Поджег его кто-то из бойцов, находившихся правее Тришкина. Увидел, что танк угрожает левофланговому расчету, и выстрелил в его левый борт. «Выручил товарищей, молодец!» – об- радовался Тришкин.

– Огонь! – закричал он сильнее прежнего. И хотя голос его был не громче рева танков, трескотни десятков пулеметов, изрыгавших с обеих сторон сотни снарядов и тысячи пуль, бойцы отделения слышали своего командира.

Минут через пять к пылавшим танкам прибавилась новая вспышка: загорелся третий танк. И тут Тришкин увидел, как шедшая прямо на его окоп немецкая машина начала пятиться… Потом она развернулась и поспешила в сторону Косой Горы, заметно уменьшаясь в размерах. Начали отходить и другие уцелевшие танки – одни пятясь, другие, повернувшись к окопам батальона моторной частью.

– По задницам их! По задницам! – азартно закричал красноармеец Корпуков. Противотанкисты успели выстрелить еще по нескольку раз, пока вражеские машины не поглотила тьма ночи. Трассирующие снаряды зажгли еще один танк, и он, как другие подожженные, заполыхал, раскачивая лохматые языки огня, испуская черные клубы дыма.

– Четыре из одиннадцати – отлично! – похвалил отделение Тришкина комбат Потетюрин. – Кто подбил – известно?

– Тришкин, Шахов, Корпуков, Андреев, – доложил старший лейтенант Малышков.

– Передайте Василию Сергеевичу, – назвал Потетюрин сержанта по имени и отчеству, – большое спасибо и благодарность всему отделению.

Отбитые на одном участке, вражеские танки отходили в тыл. Но их снова гнали в атаку.

– Форвертс! Форвертс нах Туля!

Стрельба из пушек, разрывы мин, крики танкистов и автоматчиков… Враг старался сломить 156-й полк морально. Все тяжелее становилось защитникам Тулы, чаще слышались в окопах стоны и крики раненых и умирающих. Вот один из бойцов, дико вскрикнув, кинулся к блиндажу. На его пути оказался санитар Василий Серегин. Он схватил раненого, уложил на землю.

– Сейчас перевяжем! Сейчас перевяжем! – успокаивал Серегин пострадавшего. Но раненый не переставал кричать, и крик его заставил многих содрогнуться.

– Да уймите его! – не выдержал кто-то.

К пострадавшему поспешил комиссар батальона политрук М. А. Желтяков.

– Что с ним?

– Все лицо разворочено осколком, товарищ политрук, – доложил санитар, осмотрев раненого с помощью карманного фонаря. – Скончался… – сказал он, пощупав пульс солдата.

– Товарищ политрук! Товарищ политрук! – звал Желтякова бежавший по траншее боец. – Товарищ политрук, левый фланг отступает…

Желтяков, выпрыгнув из окопа, побежал на левый фланг. Там стояла пя- тая рота, сформированная из солдат и командиров, присланных 180-м полком из Сталиногорска.

Отступающих Желтяков увидел сразу. Их освещали горящие танки, вспышки пушечных выстрелов противника, взрывы гранат, кидаемых теми, кто в расположении пятой роты еще продолжал сопротивляться, уверенный в победе над гитлеровцами.

– Назад! Чекисты не отступают! За мной, товарищи, в окопы! – загремел голос Желтякова.

Отходившие в тыл повернули обратно, попрыгали в окопы.

– Огонь по врагу! – скомандовал комиссар.

Решительно и звонко зататакали ручные пулеметы. Один из бойцов бросил под гусеницу танка, приблизившегося к брустверу окопа, тяжелую гранату, другой остановил фашистскую машину бутылкой с зажигательной смесью… Схватка пятой роты с врагом продолжалась не меньше часа.

«20 часов. Темно, – заканчивается дневниковая запись комбата за 29 октября. – Через наши головы летят снаряды, посылаемые друзьями-артиллеристами по уходящим танкам противника. Испытываю чувство торжества и гордости: батальон получил боевое крещение, первый экзамен выдержан».

Преодолел комбат Потетюрин и приступ лихорадки.

А в окопах продолжалась работа: подбирали убитых, перевязывали и эвакуировали раненых. У кого-то испортился пулемет – вызвали воентехника, и он в блиндаже, при свете бензиновой коптилки, ремонтировал оружие.

По всей линии обороны бойцы и командиры не покидали своих мест в окопах. Одни настороженно молчали, другие вполголоса переговаривались. А в том подразделении, которое возвратил в состояние боеспособности политрук Желтяков, звучал раскатистый смех:

– Ка-ак Лебедев его бутылкой шарахнул – он и мать родную забыл! – на- помнил один из солдат, как загорелся немецкий танк от бутылки с зажигательной смесью. – Вот тебе и поллитровочка!

– А кто вон того так угостил? – спросил ефрейтор, пришедший из другого взвода.

– Да уж угостил, не сдрейфил! – одобрил командир взвода действия не- известного героя, подбившего танк гранатой.

– А здорово мы их турнули, ребята?! – засмеялся политрук Желтяков. – Вот и впредь так надо. Главное: чувствуйте себя сильнее этих железных машин! У вас сметка, ловкость, десятки смертельных для врага приемов, а уязвимых мест у танка сколько угодно.

– Но танк, товарищ политрук, – возразил один из бойцов, – оружие грозное!

– Так это для тех, кто от страха умирает! – ответил политрук. И опять все засмеялись.

Политрук пожелал бойцам и командирам новых успехов.

– А с вами, лейтенант, – сказал он командиру роты Тюкалову, – разговор личного порядка. Вашего голоса я сегодня не слышал. Кто вы – командир роты или рядовой? Учтите: боем надо руководить.

«Фома Иванович Тюкалов, – вспомнил он запись в списке прибывших из 180-го полка. – Как он там себя проявил?»

Строго предупредил комиссар батальона политрука роты младшего политрука Е. В. Власова:

– Вам доверен участок направления главного удара. И пока вы с командиром живы – отступать отсюда не имеете права ни на один шаг!

…Оценивая итоги атаки на Тулу 29 октября, гитлеровский генерал Гудериан признал свое первое поражение: «Попытка захватить город с ходу натолкнулась на сильную противотанковую и противовоздушную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе». Нелегким был успех батальона майора Потетюрина. Из строя выбыло несколько офицеров и сержантов, десятки воинов оказались ранеными.

В течение ночи командир батальона по указанию командования полка перевел личный состав на вторую линию обороны.

– Утром фашисты на вас навалятся и авиацией, и артиллерией и, конечно, танками. Считают позиции разведанными. Так пусть бьют по пустым окопам, – разъяснил командир полка Потетюрину суть перехода на запасные позиции. – А вторую линию подготовьте к самой жесткой обороне. Бой будет не сегодняшнему чета.

В помощь Потетюрину прислал роту капитан бугаев. Он наказал подчиненным:

– Через позиции второго батальона к нам путь. Работать, как на себя! Василий Васильевич отнесся к помощи, как к должному:

– Дела хватит, работайте!

Дела действительно хватило всем.

Для пулеметов возводили новые дзоты, на блиндажи настилали дополни- тельный накатник, укладывали поверх него камни. Новые окопы – надежные и удобные для стрельбы – требовалось оборудовать для противотанковых ружей. Майор Потетюрин, политрук Желтяков, все другие командиры и политработники руководили фортификационными работами подразделений, сами трудились вместе с бойцами и сержантами.

Своим чередом продолжалась в подразделениях политическая работа. Многие воины писали заявления о вступлении в партию и комсомол. Написав, сразу же отдавали их парторгам, комсоргам и политрукам.

Присев на обрубок бревна, писал что-то и боец Иван Андросов. Изредка встряхивая авторучку, выводил на небольших листочках слово за словом.

– Ты что, Ваня, не второй ли раз в партию вступать собираешься? – спросил сержант Николай Дрозд.

– Я себя без второго раза в партии прочно чувствую! – ответил Андросов.

– Знаю, знаю! – засмеялся сержант. – А что пишешь?

– Ладно, не мешай, – попросил Андросов и отвернулся.

– А-а, понимаю, весточку любимой!

Сержант скрылся за поворотом траншеи. Иван закончил писать, встряхнул авторучку, аккуратно уложил ее в футлярчик, засунул в карман. А письмо поло- жил к самому сердцу, туда, где хранился партийный билет.

Из блиндажей слышались негромкие голоса: там рассматривали заявления о приеме в партию и комсомол.

«Накануне новой схватки с подлым врагом – германским фашизмом – хочу стать коммунистом. Не пожалею ни сил, ни крови, ни самой жизни для нашей победы!» – слышались продиктованные сердцем слова одного из солдат. «Завтра пойду в бой коммунистом. Если погибну – прошу считать в рядах партии», – вторило заявление другого.

На командный пункт полка прибыл начальник южного боевого участка обороны Тулы майор И. Я. Кравченко. Направляя майора в 156-й полк, заместитель командующего 50-й армией генерал-майор В. С. Попов попросил передать воинам благодарность.

– Первую задачу полк выполнил! – одобрил генерал. – О последующих позаботьтесь вместе с Зубковым, – сказал он майору Кравченко.

В распоряжении начальника южного боевого участка, кроме 156-го полка, находился Тульский рабочий полк, который еще продолжал формироваться. Только что включили в его состав отошедший с Косой Горы истребительный батальон металлургов. Еще не решен был вопрос, на какой участок поставить рабочий полк. Если в течение ночи в Тулу прибудет 154-я стрелковая дивизия, она займет позиции левее 156-го полка. Если же дивизия опоздает, то на этот участок нужно будет выдвинуть рабочий полк. Лихвинское шоссе пока прикрывал батальон милиции. Тоже не войсковая единица, – оценил это подразделение майор Кравченко.

Вместе с Зубковым Кравченко прикидывал возможные варианты утренних атак противника. Решали, какими силами их отразить, как действовать.

– Обороняться и контратаковать, выбивать карты из рук Гудериана, – вслух размышлял Кравченко о тактике предстоящих боев. – Только так мы сможем выстоять. Только так.

Степан Федорович был старше майора Кравченко, но слушал его с исключительным вниманием. Почувствовал, что разговаривает с ним хорошо подготовленный в военном деле командир и вдобавок имеющий немалый боевой опыт. Несколько позже узнал Зубков, что Иван Яковлевич в войну с белофиннами командовал на Карельском перешейке стрелковым батальоном. Его подразделение штурмовало на линии Маннергейма одну из самых прочных крепостей, подступы к которой были прикрыты многослойным огнем так, что на каждый квадратный метр падало пять пуль в минуту. Но всего тридцать минут потребовалось батальону, чтобы овладеть ключевым узлом линии Маннергейма. А готовил подчиненных Кравченко к этой операции около месяца. Победа увенчала его Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Иван Яковлевич знал цену боевого успеха. Покидая командный пункт Зубкова, он сказал:

– Помните, майор, за тридцатое октября с нас спросит вся Россия. Даю в ваше распоряжение батарею старшего лейтенанта Фриденберга. Свяжитесь с ним. Другой помощи до вечера не просите.

Он умолчал, что в гарнизоне есть еще 58-й запасной полк, несколько батальонов отошедшей из-под Щекина 290-й стрелковой дивизии, полки 31-й кавалерийской дивизии, 1005-й стрелковый полк… Как они будут использованы 30 октября, решится в ходе боя, когда прояснятся замысел и тактика противника.

В ночь на 30 октября состоялось первое в боевых условиях заседание бригадной партийной комиссии.

Она заслушала доклад майора Потетюрина об итогах вчерашнего боя, рас- смотрела дела о приеме в партию наиболее отличившихся воинов. Принятым сразу выписали документы – кому кандидатские карточки, кому – членские билеты.

Под утро начальник политотдела бригады М. Е. Свиридов зашел в блиндаж майора Зубкова.

– Перекусить у тебя не найдется чего-нибудь? – спросил командира полка.

– Перекусить? – вопросительно глянул на гостя Зубков. – А у меня что- то аппетит пропал. Со вчерашнего утра не ел, и не хочется.

Свиридов добродушно улыбнулся:

– Так можно и о питании подчиненных забыть.

– О них-то я помню. Дважды интенданту напоминал, чтобы горячую пищу в окопы доставил, – ответил майор. – А что, где-нибудь бойцы не получили пищу?

Свиридов успокоил командира:

– Вроде сигналов не было.

На столе появились хлеб и консервы.

– Прошу, чем богаты, – пригласил Зубков Свиридова. – Горячего-то товарищ Фунтиков на КП не доставил.

– Ничего, обойдемся, – ответил Свиридов.

Михаил Евдокимович снял каску и шапку, обнажив большой лысый череп, обильно покрытый потом. После заседания партийной комиссии он прошел по окопам двух батальонов. Изрядно устал. В последние годы усталость одолевала его быстро. Гражданская война, бои с белофиннами, нелегкая служба в мирное время, которой отдано почти двадцать лет, – все вместе пошатнуло здоровье Свиридова. Но активность его не снизилась. Часто начальника политотдела можно было встретить среди солдат и сержантов, беседующего по душам.

– В политотдел сегодня, пожалуй, не пойду, – объявил Свиридов Зубкову. – Все равно утром здесь надо быть. С часок у вас отдохну.

– В соседнем доме есть общежитие, – сообщил Зубков.

– Даже общежитие?

– А как же? Мы здесь прочно обосновались, – сказал майор. – До поры, пока врага от Тулы не отбросим, – добавил он.

…В 6 часов 30 октября командование 50-й армии подписало боевой приказ № 5. Его четырнадцать пунктов гласили:

«1. Противник прорвал боевые порядки нашей пехоты в районе Ясная По- ляна, захватил танками Косая Гора.

2. Войскам 50-й армии удерживать подступы к Туле с юга, юго-запада и юго-востока, одновременно прикрыть с запада и востока.

3. Для непосредственного руководства войсками на подступах к Туле с юга создать Тульский боевой участок. Командующим ТБУ назначаю моего замести- теля генерал-майора Попова. Штаб ТБУ – здание обкома.