На чистом белоснежном поле, состоящем из древесных волокон, они оставляли свои чернильные отпечатки. Отпечатки, которые, отделившись от родителей, сначала вели себя по-скромному. Но буква за буквой они создавали слова, а затем и предложения. Достигнув размера абзацев, из, казалось бы, разрозненной кашицы текста начали выскакивать давно забытые домом эмоции. Стукаясь о грязный пол, они подпрыгивали, словно мячики для пинг-понга, ударяясь друг о друга, закатываясь в тёмные углы. Разрывая десятилетнюю паутину на чердаке, эмоции начали мерцать изнутри, наполняя светом весь дом. Привидение, до этого обладающее аморфной сущностью, поплотнело и материализовалось. Звенящая Тишина постепенно переставала быть единственной хозяйкой в заброшенном жилище. Послышались закатистый детский смех, весёлый лай собаки, голоса взрослых и бренчание гитары.
– Найда, Найда! Перестань лаять на Маиса, – строго произнесла женщина, нёсшая с огорода большое ведёрко со свежесобранной клубникой. Сочные мясистые ягоды насыщенного розового цвета так и просились в рот. Это и произошло. Хозяйка, перед тем как раздать лакомство домочадцам, пересыпала его в тарелки, припорошила сладкими кристалликами белоснежного сахара и обильно залила ароматной сметаной.
Только что забежавший с улицы сиамский кот Маис, с торчащим в небо хвостиком в виде знака Зорро, тоже не был обделён на этом празднике натурального кишкоблудия. Его лоснящаяся гладкая шёрстка оттенка небесно-голубого бриллианта начала от удовольствия игриво переливаться в лучах покровского солнца, заглянувшего на кухню дома.
На деревенской скамейке возле открытого настежь окна расположилось Привидение, очень похожее на хозяина дома. Оно преобразилось в молодого парня, который, прижав к груди гитару, взялся за подбор несложных аккордов к недавно написанной песне. Песне, поднимающейся вверх на чердак дома по железной лестнице, ступенька за ступенькой. Там, найдя старую печатную машинку и потеснив немного буквы и слова, Песня улеглась спать на чистый лист бумаги, зажатый в барабане.
Привидение вздрогнуло, поняв, что оно излишне задержалось в материальном мире, и быстро растворилось, исчезнув в капельках предрассветной росы. С его уходом исчезли и жильцы дома, и многочисленные домашние питомцы, и лучики света, спрятавшиеся за хмурыми облаками.
В скором времени старый дом был разрушен, и на его месте построили большой современный коттедж. И только изредка новым хозяевам слышались по ночам странные звуки, напоминающие щёлканье клавиш печатной машинки. Видимо, она, даже находясь за гранью сущего, ни за что не хотела отпускать время своей молодости и всё печатала и печатала этот рассказ…
Сны
Сегодня сны, словно морские волны, накатывали на моё ничем не прикрытое сознание. Они пенились, поднимая со дна детские страхи, обрывки воспоминаний и затонувшие глубоко внутренние чувства. Смешивая их в адский коктейль, грёзы выстраивались в кинематографический ряд, прокручивая плёнку на уже не новом кинопроекторе, с некоторыми сломанными деталями.
Почему-то, просыпаясь через каждые два часа и не давая безвозвратно уплыть подробностям сна, я восстанавливал в памяти кадры недавно увиденного кино, удивляясь темам ночных погружений, выбранным Морфеем. Лица персонажей, участвующих в съёмках, были определены на кастинге, видимо, таким образом, чтобы деликатно встряхнуть весь спектр моих нервных окончаний. Мне виделся и генсек Советского Союза Леонид Ильич Брежнев, которого я спасал от погони, и кавказцы, наезжающие на меня из-за торговой площади. В общем, сегодня мне были предложены из меню сновидений только самые изысканные блюда, дабы потешить вкусовые рецепторы на полную катушку.
Единственный вопрос, возникающий после очередного пробуждения, – зачем, с какой целью меня и вместе со мной миллиарды людей добрый Бог ввергает каждый день в сон? В это фантастическое царство теней и образов, которые человек почти всегда забывает после возращения в реальный мир. Может, чтобы заполнить пустоты времени, пока тело отдыхает? А возможно, Господь истошно кричит прямо перед моим лицом, желая предупредить о надвигающейся опасности или поскорее обрадовать вестью о скором радостном событии. Однако люди, в большинстве своём далёкие от мистического, просто не понимают его языка. Или он так готовит нас к той жизни за гранью, в которую мы стройными рядами по расписанию свыше скоро уйдём, оставив материальное будущим поколениям? Отправимся в мир иной нагишом, как и пришли, взяв с собой только обрывки воспоминаний и приобретённую щепоточку эмоций…
Вопросы, вопросы… Они лишь щекочут внутренности логики, не давая ей расслабиться и наконец сплести свои колечки в золотую однозначную цепь. За один конец которой буду крепко держаться я, а другой зацеплю за хитроумную корягу на морском дне. И, понимая, что эта связь уже навечно, я наберу побольше воздуха и нырну в синеватые неспокойные воды океана. На глубине, погружаясь, как заправский ныряльщик, и опускаясь все глубже и глубже, я буду перебирать руками натянутую цепочку и в конце, на дне, достигну цели своей любознательности.
На той коряге кем-то гвоздём будет нацарапан ответ на мой вопрос. Я прочту его и со спокойным сердцем провалюсь в ещё более глубокий сон. И ничто меня больше не потревожит – ни лай собаки, ни первые петухи, ни даже солнечные лучи, проникающие через задвинутые на окнах шторы. Морфей тем временем, как всегда, скомкает снежок из непонятных картинок и запустит его в распластанное на кровати тело…
Бац! И вдруг красочный снаряд, предназначенный исключительно для меня, пролетит мимо. Такие казусы иногда случаются с божеством, отвечающим за сон. Снежок просвистит выше и вонзится прямо в центр Ловца снов, который висит на стене. Чёрный метровый круг, обтянутый бархатистым материалом, конечно, больше напоминает искусное панно, чем оберег, защищающий от злых духов и притягивающий приятные сновидения.
Но тренды современности и модернизма нисколько не повлияли на его функциональность. Ловец снов по-прежнему, как в далёкие времена у индейцев, строго фильтрует картинки, пытающиеся проникнуть в голову спящего. Свисающие на тонких тесёмочках перья, – то ли утиные, то ли страусиные, медленно колышутся от дуновения ветерка, проникающего в открытую форточку.
«Разгоняй, разгоняй плохое», – думает моя душа, временно отлученная от тела на период сна. «Приманивай, приманивай хорошее», – продолжает она гипнотизировать индейский оберег. Но запущенный Морфеем снежок всё же разбудил голубоглазую волчицу, нарисованную в самом центре ловца снов. Хищница грозно окинула взглядом окружающую её обстановку, одним только своим видом распугав не только ночные кошмары, но и добрые сновидения.
Очередь из ночных грёз, до этого спокойно ожидавшая своего часа, чтобы проникнуть в меня, разбежалась. Они побросали куда попало красивые плакаты, таблички с крылатыми фразами, цветные фотографии, оставив весь этот уже никому не нужный наглядный материал лежать на площади возле входа в спящий мозг. Лишь только моё Сознание осталось стоять одно-одинёшенько в самом центре открытого пространства. Оно ни на секунду не испугалось грозного взгляда волчицы. Улыбнувшись ей, Сознание сразу дало понять клыкастому зверю, кто в доме хозяин.
Взяв душу за руку, оно вошло в меня, чтобы уже осознанно продолжить путешествие в царство Морфея. Теперь именно моё Сознание стало главным режиссёром, и там, во сне, на правах начальника оно выбросило в корзину все остальные сценарии. Усевшись на складной стул с соответствующей надписью, Сознание дало отмашку своим ассистентам.
Стукнула кинохлопушка… Поехали! Сцена первая, дубль первый…