Он несколько дней после этого пытался записаться на приём к высоким чиновникам, от которых могло зависеть решение этого вопроса. Потом встречался с ними. Показывал фотографии и документы. Все встречали его с подчёркнутым уважением. Вспоминали, как он играл на виолончели у Берлинской стены. Как сторожил сон солдата, заснувшего при защите Белого дома. Припоминали множество фактов его биографии, которыми, по их мнению, он должен был гордиться. Было отрадно, что они все это знали и помнили. Всё было просто замечательно. Кроме одного. Вопрос открытия музея так и не решался. Возвращаясь с очередного приёма и рассказывая жене о том, как он прошёл, он опасался, что она отчитает его как мальчишку. К его удивлению, она просто улыбнулась и сказала:
– Не ходи больше никуда, Буратино. Пусть это будет наш с тобой личный музей. Рюмку водки и кусочек чёрного хлеба для поклонников Мусоргского мы с тобой всегда найдём.