Волны на стене. Часть вторая. Тринадцатилетние

И вдруг подул ветер. Сначала еле заметно. А когда толпа из узкого проулка будто изрыгнулась на набережную, то сильный порыв свежего ветра растрепал Полине волосы. Над широкой рябой Сеной простирался высокий ясный небосклон. Нотр-Дам врезался в него зубчатым остриём, доставая до солнца. Волны качали остров Сите, привязанный к берегам мостами.

Огромный, светлый, стихийный Париж захватил Полину и заставил затаить дыхание от восторга. И, лишь на мгновение замерев на месте, Полина упустила из виду розовую куртку Анн-Мари и руку Поля в заднем кармане ее джинс.

И вдруг зазевавшуюся Полину чуть не сбили с ног: Кира пролетел мимо нее, толкаясь и сталкиваясь с прохожими. Шапки с бубенцами, как и носка на лице, уже не было. За ним, распихивая людей во все стороны, гнались жандармы. Толпа на набережной гудела от возмущения. У Полины перед глазами происходящее смешивалось в мелькающую пестроту.

Крики и возгласы в толпе вдруг резко усилились. Люди показывали руками на мост.

Полина еле-еле протиснулась к самому парапету: Глаша стояла на перилах моста. Она отмахивалась топором от прохожих, пытающихся её оттуда снять.

– Hey! Attrapez-moi! /Эй! Поймайте меня!/ – кричала она жандармам. Те услышали ее крик и немедленно свернули на мост, оставив Киру. Тот, бежавший из последних сил, шмыгнул в проулок и был таков.

Отпихивая от себя спасающих ее людей, Глаша не удержала равновесие и под громогласный возглас толпы полетела вниз.

Девочка сгруппировалась в воздухе и нырнула с головой в темные воды Сены. Люди в отчаянии орали, свистели, визжали.

Даже Полина ужаснулась ее поступку. Хотя знала, сколько раз Глаша прыгала из Летающей квартиры в океан ради забавы.

Идущий мимо прогулочный катер остановился рядом с девочкой. Человек на катере кинул Глаше спасательный круг и протянул руку, чтобы помочь ей влезть. Глаша ловка вскарабкалась на борт. Вода текла с нее ручьями.

Жандармы с берега указывали шкиперу причаливать к ближайшему гаванцу, который находился за мостом. Катер послушно взял курс на гаванец, несмотря на все попытки Глаши помешать ему. Да

– Ты погляди, какие во Франции сумасшедшие подростки! – воскликнула стоящая рядом с Полиной туристка из России.

– Паркур называется, – пояснил ей муж.

Разглядеть, что происходило дальше, Полине не удалось.

Глава 6. Гостиница на обочине

Последняя ночь в Париже.

На другой день – отъезд в Нанси на неделю.

«Если Глашу поймают. Если Глаша утонула… Что с Кирой? Как вернуть Лисофанже?» – в голове Полины роились вопросы без ответов. Она все еще была потрясена случившимся. И не одна она.

На улице перед входом в гостиницу толпились ребята и оживленно наперебой разговаривали.

– Палача до сих пор не нашли, как он спрыгнул с катера под мостом.

– Ищут водолазы, – зачитывал новости Михеев. – А вот разместили фотографии с камер наблюдений. Похоже шутом действительно был Кира.

– Кира неблагополучный, – распалялся Чугунов. – Он вор. Они с плачем обворовывали туристов. Как он в Париже очутился? У него мать вообще от передозировки наркотиков умерла.

– А я слышала, что она уже пару месяцев дома не появлялась, что она проститутка. Домой мужиков водила, поэтому Кира на чердаках ночевал или у соседки, – рассказывала Ксюша.

– Он в коммуналке или в подвале жил, и его соседка из жалости объедками подкармливала.

– Да-да! А соседка в дом престарелых сбежала и комнату государству сдала. Одинокая была и боялась, что ее топором зарубят, – поддакивала Ксюша.

– Он точно сопьется или наркоманом станет, потому что гены. Мне мама говорила. Если его в детдом заберут, то оттуда сразу в тюрьму. Потому что они в детском доме поголовно пьют и воруют.

– Заткнулся, винегретик! – не выдержал Михеев, и Чугунов моментально смолк. Полина благодарно посмотрела на Михеева. – Кира нормальный парень. Просто ему не повезло.

– Да-да! – поддакнула Ксюша. – Кира очень хороший. Он никогда не унывал!

Полина пошла прочь по липовой аллее в сторону большого супермаркета. Когда она проходила мимо густого кустарника, то услышала, как ее окликнули. Девочка нерешительно остановилась и прислушалась.

– Полина… – услышала она вновь. Голос доносился из зарослей:

– Это я – Кира…

– Кира? Кира, это ты?

– Да, это я… – простонал из кустов Кира. Полина отодвинула колючие ветви и с трудом пробралась внутрь. Кира, скрючившись, валялся на сырой земле посреди объедков. Когда Полина вступила в скользкую жижу своими сапожками, то догадалась, что Киру рвало. Рядом валялась пустая бутылка из китайского ресторанчика.

– Как ты здесь оказался? Где Глаша? – недоумевала Полина.

– Откуда я знаю? Как с моста сиганула… Я сам драпал… Хорошо, я адрес твоей гостиницы наизусть помнил. Мы договорились: встречаемся здесь. Девушка лысая меня довезла. Довезла, даже денег брать не стала… Черт, сколько времени я здесь? Я спрятался. Сама понимаешь, если меня поймают. Ждал, когда ваш автобус приедет. Ну, или Глаша. А у меня лимонад в рюкзаке… Я пить хотел, ужас. А он горький – пойло китайское. Я отравился! Вообще встать не могу… ноги не слушаются… Меня вывернуло всего…

Полина присела на корточки и внимательно посмотрела на бутылку.

– Кира, это не лимонад, – сообщила Полина, – это персиковое вино.

Кира только застонал в ответ.

– Хорошие новости в том, – продолжала взволнованная Полина и затараторила, – что тебе повезло с сочетанием ферментов, ответственных за переработку алкоголя. Проще говоря, этиловый спирт в твоем организме мгновенно перерабатывается в уксусный альдегид. Это сильный яд, вызывающий неприятные ощущения, которые ты сейчас переживаешь. Здоровый человек всегда будет блевать. И прямо сейчас у тебя идет процесс переработки уксусного альдегида в уксусную кислоту. Когда этот процесс завершится, тебе станет легче.

– Ты говоришь, как Варя. Я ничего не понял. В чем хорошая новость? – еле выговорил Кира, утыкаясь лбом в прохладную землю.

– Хорошая новость в том, что в твоем случае вероятность смерти от алкоголизма стремится к нулю! – радостно пояснила Полина. – Когда мы с Варей ставили на себе похожий эксперимент, мы так и не смогли дойти до стадии токсического отравления, поэтому не получили достоверных данных…

Кира с трудом поднял голову и уставился на Полину:

– Что вы с Варей?!

– Ставили эксперимент. Мы хотели задокументировать максимально-возможную дозировку алкоголя для себя, чтобы в будущем не пропустить тот момент, когда, возможно, будет нарастать толерантность к этиловому спирту, – оправдалась Полина. – Мы пили наливку бабушки Вари мерными стаканчиками. Записывали свои ощущения в полевой дневник. И пересчитали…

– Полина, не хочу знать подробности, – взмолился Кира. – Принеси воды! Воды…

– Кира, я проведу тебя в свой номер. Анн-Мари ночует у Поля. Только как провести тебя незаметно?

Полина помогла Кире подняться на ноги. Его шатало. Они чуть не завалились обратно на землю, но ухватились за колючие кусты.

– Тише, – зашептала Полина, удерживая изо всех сил Киру. Мимо по дорожке проходили их одноклассники в супермаркет.

– Когда Иномарка заснет, начнется отвальная перед отъездом в Нанси, – говорила кому-то Ксюша. – Старшеклассники с французами собираются в номере у Михеева. А нас не зовут. Нам по тринадцать, а не по три! Да, они всего на три года старше!

Дождавшись, когда голоса стихнут, Полина выглянула из кустов. Входы в номера были расположены на открытых террасах, куда вели лестницы прямо с улицы. Нужно было уличить момент, когда у входа никого не окажется. Пока Полина отслеживала момент, Кира норовил завалиться обратно на землю. Но Полина поднимала его и просила быть наготове.

Из гостиницы постоянно кто-то выходил и шел в супермаркет за сухим пайком в дорогу до Нанси. Когда Полине стало казаться, что придется сидеть в кустах до ночи, наступил долгожданный момент затишья. Полина поволокла Киру к номеру. И в этот момент ее начал разбирать смех. От смеха она еле удерживалась на ногах, и становилось еще смешнее. На последних шагах к номеру уже не Полина, а Кира волочил за собой трясущуюся от смеха девчонку.

Закрыв за собой дверь, Полина продолжала трястись от смеха. Кира немедленно пошел в ванну и долго не мог напиться из-под крана. Затем порылся в чемодане Полины, раздобыл одежду и ушел в душ.

Когда он вернулся в розовой футболке с единорогом и обтягивающих сиреневых лосинах, Полина лежала на кровати и рыдала в покрывало.

Кира присел рядом, вытянув ноги в лосинах, как танцор балета.

– А если …А если… – всхлипывала Полина. – А если Глаша утонула…

– Глаши не тонут, – уверенно сказал Кира. – Глаши всегда выныривают. Лучше помоги тому, кому можешь помочь.

– Кому? – удивленно спросила Полина, поднимая голову и видя перед собой единорога. Она присела на кровать, чтобы лучше разглядеть Киру, и ее стал разбирать смех сквозь слезы.

Глава 7. Глаша признается в любви

Супермаркет находился через дорогу. Полина торопилась, набивая корзинку продуктами и одеждой для Киры. У касс вертелся Чугунов с приятелями.

– Ничего себе ты запаслась! – засмеялся Чугунов, вогнав Полину в краску. – Ну ты и обжора!

Ребята засмеялись и с любопытством наблюдали, как кассир пробивает большую ветку бананов, мандарины, три багета, несколько видов сыра, три бутылки молока, йогурты, несколько упаковок печенья и три плитки шоколада. А когда дело дошло до мальчиковой футболки, куртки и спортивных штанов, Чугунов разразился хохотом:

– Это запасная одежда на случай, если тебя разнесет в автобусе от переедания?

Раскрасневшаяся Полина пулей выскочила из супермаркета и с огромным пакетом в руках направилась к гостинице.

На обочине Полина заметила Инну Марковну и учителя французов. Они кого-то отчитывали.

– И куда ты ездила среди ночи в чужой стране? Вот от кого, а от тебя я такого не ожидала! – донесся до Полины высокий певучий голос.

– Ну, а если бы с тобой что-нибудь случилось? Что бы я сказала твоим родителям? Полина, ты понимаешь, что так делать нельзя? Посмотри, в каком неопрятном ты виде! Чем от тебя пахнет?

Полина спряталась за пакетом и незаметно продвигалась за спинами учителей в сторону гостиницы. Она подавала Глаше знаки следовать за ней.

– Иди немедленно в номер. Я прослежу, чтобы ты из него до утра не выходила! – голосила учительница.

Полина вбежала на второй этаж, и Глаша проследовала следом. Как только они оказались в номере, Полина бросила пакет и кинулась к Глаше в объятья:

– Глаша, как я рада!

Но от Глаши доносился до того умопомрачительный запах канализации, что Полина не выдержала и разжала объятья.

И тут раздался стук в дверь.

– Иномарка! – перепугалась Полина. Глаша немедленно схватила пакет с продуктами, сунула его обратно Полине и, отпихнув девочку к стене, распахнула дверь.

Но за дверью стояла вовсе не Инна Марковна. Это был Михеев. Полина оказалась зажата между дверью и стеной. Через щель ей был хорошо виден его нос. Девочка замерла, стараясь не зашелестеть пакетом.

– Э-э-э, – замялся Михеев при виде Глаши, – извини, я думал здесь Анн-Мари. Если встретишь ее, передай, что встречаемся у меня после двенадцати.

Глаша стояла, подбоченясь. Ее футболка приобрела зеленовато-серые оттенки Сены. У размокших кроссовок отслоились подошвы. Волосы слипшимися паклями свисали до плеч. Но затмевал всё смердящий запах. Полина едва дышала от страха и то чувствовала ароматы гнили.

– Постой! – властно сказала Глаша.

И Михеев нехотя остановился,поморщив длинный нос.

Полина отчаянно распахнула глаза, догадавшись, что задумала Глаша.

– Михеев, неужели ты ничего не замечаешь?

– Я замечаю, что от тебя разит как от помойки. Где ты перепачкалась?

– Это детали, – пренебрежительно бросила Глаша, – а главного ты не замечаешь?

– Чего? – не понял Михеев.

– Того, – ответила Глаша и запнулась, потеряв мысль. Приключение в Сене ее порядком подкосило: она едва держалась на ногах от усталости. Но вопреки торможению мыслительных процессов, Глаша продолжила:

– Того, что я сильно стараюсь. Из кожи вон лезу, чтобы ты заметил.

– Я тебя не понимаю, – Михеев торопился и хотел поскорее отделаться от разговора. – Ближе к сути.

– Да, ты совсем, дурак, Михеев, – вздохнула Глаша. – Влюбилась в тебя по уши. Не замечаешь?

Михеев поморщился еще сильнее то ли от запаха, то ли от признания.

– Полина, я замечаю, – наконец, ответил он, и у Полины сжалось сердце. – Но не могу ответить взаимностью.

И сердце Полины разлетелось на мелкие осколки. Ноги стали ватными, будто мир под Полиной рушился. И как сквозь туман откуда-то издалека она слышала возмущенный голос Глаши.

– Это еще почему?

Михеев развел руками, подбирая слова. Напор девочки ввел его в замешательство.

– Хочешь сказать, что я тебе не нравлюсь? – Глаша распалялась, как печка, в которую закинули излишек дров. – Я замечательная, сообразительная, немного заторможенная, знаю стихи, леплю из пластилина, пишу статьи в газету, у меня понятный почерк и серые глаза, я люблю ириски и безе, и даже кабачки, и даже вареный лук, и манную кашу. Я смотрю авторское кино и мультики и причесываю волосы каждое утро, а еще у меня родинка под лопаткой, электрическая зубная щетка и коллекция насекомых в шкафу, которая воняет. А еще я знаю, что значит слово про-кра-сти-на-ция. Я много читаю. Как я могу не нравиться?

Глаша перешла на громогласный рык и стала наступать, так что Михеев попятился:

– Я не отрицаю твоих заслуг, – отступал Михеев, – но пойми, наконец, я не испытываю к тебе ….

– Что ты сказал? А ну повтори?

– Ты мне не нравишься, Полина! – заорал Михеев, не сдержавшись.

Схватился за голову и немедленно пошел прочь быстрыми большими шагами. Глаша со всего размаху захлопнула дверь.

И наступила оглушительная тишина.