...так же и турецку, И персицку, и какой хвалится Индия, И в арабской что земле мудра поэзия. Тредиаковский называет в своей «Эпистоле» Гомера, Вергилия, Горация, Ювенала и многих других римских поэтов, Корнеля, Расина, Буало, Мольера, Вольтера и ряд других французских авторов, вплоть до «девицы Скудери» и «горько плачущей стихом нежной де ла Сюзы» (что свидетельствует о знании Тредиаковским и второстепенных представителей французской лирики). Далее он упоминает о Тассо, Мильтоне, о Лопе де Вега, Опице и других поэтах.
Такова была та литературная перспектива, которую открывал перед своими современниками Тредиаковский еще в 1735 году и которую он неустанно расширял в течение всей своей жизни.
При всей противоречивости, при всей сословной ограниченности, которую навязывала Тредиаковскому дворянская придворная культура, деятельность его отвечала основным интересам развития передовой русской национальной культуры XVIII века. Один из «богатырей новой России» (по меткому выражению С. Соловьева[1]), помогавших ей определить свои связи с мировой культурой, найти свое подлинное национальное, самобытное содержание и отвечающую ему художественную форму, Тредиаковский входит в историю русской поэзии, русской науки, русской общественной мысли.
Досужных дней труды, или трудов излишки, О! малые мои две собранные книжки, Вы знаете, что вам у многих быть в руках, Пространных росских царств и в дальних городах; И знаете, что дух порочить ново дело Не может вас минуть, к вам не коснувшись смело. Однако, преходя из рук вы в руки так, Не бодрствуйте, в таком разгнать собою мрак, Кто смыслен находить не пользу, но погрешность, Не ставя за порок свою суда поспешность. Оставьте, я прошу, в покое всех таких: Любление к себе вы найдете в других, Которы нравом пчел цветов не презирают, Со всякого листка свой нектар собирают. [2] Так, более чем двести лет назад, закончил Тредиаковский свое собрание сочинений 1752 года. Ему самому не удалось ни опровергнуть «суда поспешность» своих современников, ни «разгнать мрак», созданный вокруг его любимых творений.
Собирать его нектар приходится отдаленным потомкам «трудолюбного» филолога, самоотверженно, прилежно и терпеливо служившего своей младой и новой Российской музе.
Л. Тимофеев
СТИХОТВОРЕНИЯ
СТИХИ НА РАЗНЫЕ СЛУЧАИ
ПЕСНЬ {*}
СОЧИНЕНА В ГАМБУРГЕ К ТОРЖЕСТВЕННОМУ ПРАЗДНОВАНИЮ КОРОНАЦИИ ЕВ ВЕЛИЧЕСТВА ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ АННЫ ИОАННОВНЫ, САМОДЕРЖИЦЫ ВСЕРОССИЙСКИЯ, БЫВШЕМУ ТАМО АВГУСТА 10-го (ПО НОВОМУ СТИЛЮ) 1730 Да здравствует днесь императрикс Анна На престол седша увенчанна, Краснейше солнца и звезд сияюща ныне! Да здравствует на многа лета, Порфирою златой одета, В императорском чине. Се благодать всем от небес лиется: Что днесь венцем Анна вязется. Бегут к нам из всей мочи сатурновы веки! Мир, обилие, счастье полно Всегда будет у нас довольно; Радуйтесь, человеки. Небо все ныне весело играет, Солнце на нем лучше катает, Земля при Анне везде плодовита будет! Воздух всегда в России здравы, Переменятся злые нравы, И всяк нужду избудет. Речные в брегах станут своих токи, Выбегут все мерзки пороки. Правда, Благочестие Анну окружают. Любовь к подданным, Суд и Милость Из всех сердец гонят унылость; Тем Анну прославляют. Прочь все отсюду враждебные ссоры: Анна краснейша Ауроры Всех в любовь себе сердца преклонила вечну! Всё почитает до́лжно Анну, Самодержицу богом данну, Верность имать сердечну. Торжествуйте вси российсти народы: У нас идут златые годы. Восприимем с радости полные стаканы, Восплещем громко и руками, Заскачем весело ногами Мы, верные гражданы. Имеем мы днесь радость учреждену, Повсюду славно разнесенну: Анна над Россиею воцарилась всею! То-то есть прямая царица! То-то бодра императрица! Признают все душею. Да здравствует нам императрикс Анна На престол седша, увенчанна, Краснейше солнца и звезд сияюща ныне! Да здравствует на многа лета, Порфирою златой одета, В императорском чине. Лето 1730 ЭЛЕГИЯ О СМЕРТИ ПЕТРА ВЕЛИКОГО{*}
Что за печаль повсюду слышится ужасно? Ах! знать Россия плачет в многолюдстве гласно! Где ж повседневных торжеств, радостей громады? Слышь, не токмо едина; плачут уж и чады! Се она то мещется, потом недвижима, Вопиет, слезит, стенет, в печали всем зрима, «Что то за причина?» (лишь рекла то Вселенна) Летит, ах горесть! Слава весьма огорченна, Вопиет тако всюду, но вопиет право, Ах! позабыла ль она сказывать не здраво? О когда хоть бы и в сем была та неверна! Но вопиет, вопиет в печали безмерна: «Петр, ах! Алексиевич, вящий человека, Петр, глаголю, российский отбыл с сего века». Не внушила Вселенна сие необычно, Ибо вещала Слава уж сипко, не зычно. Паки Слава: «Российский император славный, Всяку граду в мудрости и в храбрости явный. Того правда, тою милость тако украси́ла, Что всю тебя Вселенну весьма удивила. Кто когда во искусстве? кто лучший в науке? Любовь ко отечеству дала ль место скуке? Что же бодрость? что промысл? православна вера? Ах! не имам горести ныне я примера!» Паче грома и молни се Мир устрашило, И почитай вне себя той весь преложило. Но по удивлении в незапной причине, Со стенанием в слезах Вселенная ныне: «Увы, мой Петре! Петре верх царския славы! Увы, предрагоценный! о судеб державы! Увы, вселенныя ты едина добро́та! Увы, моя надежда! тяжка мне сухота! Увы, цвете и свете! увы, мой единый! Почто весьма сиру мя оставил, любимый? Кто мя Вселенну тако иный царь прославит? Кто толики походы во весь свет уставит? Всюду тебе не могла сама надивиться. Но уже Петр во мне днесь, Петр живый, не зрится! Ах, увяде! ах, уже и сей помрачися! Праведно Россия днесь тако огорчися». Се бегут: Паллада, Марс, Нептун, Полити́ка, Убоявшеся громка Вселенныя крика. «Что тако (глаголют), мати, ты затела?» Но Паллада прежде всех тут оцепенела, Уразумевши, яко Петра уж не стало; Петра, но российска: «Ах! — рече, — все пропало». Падает, обмирает, власы себе ко́мит, Всё на себе терзает, руки себе ломит, Зияет, воздыхает, мутится очи́ма, Бездыханна, как мертва не слышит ушима, Всех чувств лишенна, мало зде в себя приходит, Тихо, непостоянно, так гласом заводит: «Мое солнце и слава! моя ты Паллада! Куды ныне убегала? до коего града? Я прочих мудрости всех мною наставляла; А тебя я сама в той слышати желала. О премудрый Петре! ты ль не живеши ныне? Кая без тебя мудрость уставится в чине? Плачь, винословна, плачи, плачь, философия, Плачьте со мною ныне, науки драгие. Стени, механика, вся математи́ка, Возопии прежалостно и ты, Полити́ка. Но тебе плакать будет в своем свое время, Оставь мя ныне мое оплакать зол бремя. Плачь со мною, искусство, но плачи чрезмерно: Оставил нас Петр, что я узнала ей верно. Ах! покинул всех нас Петр, мудростей хранитель, Своего государства новый сотворитель». Марс: «Не о российском ли, мати, Петре слово, Нарицаемом Марсе во всем свете ново, Ему же в храбрости я не могу сравниться, Разве только сень его могу похвалиться?» Сказала Вселенна. Марс завопил жестоко; Пал было, но встал зараз; на небо взвел око: «О небесни! небесни! и вы зависть взяли, Что толика прехрабра у земных отняли? Большу же мне нанесли ныне вы обиду. Попротивился бы вам без почтенна виду. Но отдайте мне Петра, Петра в мощных славна, В храбрости, в бодрости, и в поле исправна». В большу пришед Марс ярость, кинув шлем и саблю; «Дела, — рече, — храбра я один не исправлю. О Петре! Петре! Петре! воине сильный! При градех, и во градех, и в поле весь дивный. Возвратись моя радость, Марсова защита: Марс, не Марс без тебя есмь, ах! но волокита. Увы, мой Петре! како возмогу стерпети Тебе не сущу, в слезах чтобы не кипети? Вем, что не должно храбру; но быти не можно, Егда вем, яко уснул ныне ты не ложно. Уснул сном, но по веках возбнуться имущим. Уснул сном, но нам многи печали несущим. Впрочем пойду скитаться, лишившись клеврета. Оплачу Петра, всегда землею одета». Починает по том здесь Политика стужна Рыдати не инако как жена безмужна: «Дайте, — глаголет, — плачу мому место, други: Не могу бо забыти Петра мне услуги. Кто ин тако первее скрасил Полити́ку! Кто меня в конец достигл толь весьма велику? Рассмотри́л, ввел, пременил, укрепил он нравы, Много о том глаголют изданные правы. Но о и его правивш, боже ты державный! Почто мне Петра отнял? тем подал плач главный. Я толи́ку на него надежду имела, Чтоб воистину в первом месте уж сидела Предо всеми; но твоя то божия сила: Хотя сия причина весьма мне не мила». Се под Нептуном моря страшно закипели, Се купно с ветры волны громко заревели! Стонет Океан, что уж другого не стало Любителя. Балтийско — что близко то стало Несчастье при берегах. Каспийско же ныне Больше всех — что однажды плавал по нем сильне. Всюду плач, всюду туга презельна бывает. Но у бога велика радость процветает: Яко Петр пребывает весел ныне в небе, Ибо по заслугам там ему быти требе. 1725 СТИХИ ПОХВАЛЬНЫЕ РОССИИ{*}
Начну на флейте стихи печальны, Зря на Россию чрез страны дальны: Ибо все днесь мне ее доброты Мыслить умам есть много охоты. Россия мати! свет мой безмерный! Позволь то, чадо прошу твой верный, Ах, как сидишь ты на троне красно! Небо российску ты солнце ясно! Красят иных всех златые скиптры, И драгоценна порфира, митры; Ты собой скипетр твой украси́ла, И лицем светлым венец почтила. О благородстве твоем высоком Кто бы не ведал в свете широком? Прямое сама вся благородство: Божие ты, ей! светло изводство. В тебе вся вера благочестивым, К тебе примесу нет нечестивым; В тебе не будет веры двойныя, К тебе не смеют приступить злые. Твои все люди суть православны И храбростию повсюду славны; Чада достойны таковой мати, Везде готовы за тебя стати. Чем ты, Россия, не изобильна? Где ты, Россия, не была сильна? Сокровище всех добр ты едина, Всегда богата, славе причина. Коль в тебе звезды все здравьем блещут! И россияне коль громко плещут: Виват Россия! виват драгая! Виват надежда! виват благая. Скончу на флейте стихи печальны, Зря на Россию чрез страны дальны: Сто мне язы́ков надобно б было Прославить всё то, что в тебе мило! 1728 СТИХИ ЭПИТАЛАМИЧЕСКИЕ {*}
НА БРАК ЕГО СИЯТЕЛЬСТВА КНЯЗЯ АЛЕКСАНДРА БОРИСОВИЧА КУРАКИНА И КНЯГИНИ АЛЕКСАНДРЫ ИВАНОВНЫ Во един день прошлого в город Гамбург лета При самом ясном небе от солнечна света Влетел вестник Меркурий; но весь запыхался, Так что, смотря на него, и я испужался, Мысля, что б за причина его чрезвычайна Учинила уставша? Беда ль неначайна Над кем стряслася, что ли? Вижу, что непросто: Ибо таков он не был, говорят, лет со сто. Стал я, нетерпеливный, Меркура улещать, То гладким, то сердитым его словом прельщать: «Что, сударь, тебе сталось, министр перва бога! Или тебе некошна вся была дорога! Пожалуйста, скажи мне, благодарен буду, И как Аполлона, так тебя не забуду». Дышит Меркурий, а я: «Эх, сударь, уж скучишь! Что хорошею? Почто долго меня мучишь? Ведь я равно и тебе, как и Аполлону, Служу, не больше чести имам твоей ону. Так-то, право, служи вам, а вы не глядите, Несмотря на верность, в смех всё становите. Ну, сударь, ведь таки мне сказать случай надо, И недаром ты прибыл до сего днесь града?» Молчит Меркурий; только кажет мне рукою На одного мальчика прекрасна собою, Которой недалеко весел стоял тамо, Маленькой сайдак его украшал всё рамо, Колчан ему каленых висел стрел за плечьми, Быстрехонек казался, как бы река течьми. Узнал я зараз, что то Купидон воришка: Ибо у меня таки столько есть умишка. Тогда хоть еще сердце мое трепетало, Но, видев Купидона, легче ему стало; Уже я стал ожидать всё благополучно, И молчание о́но не так было скучно Меркуриево; к тому ж, что я строй великой Издали увидел со сладкой музы́кой, На которой дивяся не мог насмотреться, Так хорошему нельзя в Пруссии иметься Гимен на торжественной ехал колеснице, Купидушки ту везли, прочие шли сице: Любовь, держа два сердца, пламенем горящи, Цепочкой золотою связаны блещащи, Шла за Гименом; близко потом Верность мила, С ней Постоянство, Радость всё в ладоши била. Корнукопиа везде по дороге цве́ты Бросала, которыми, богато одеты, Подбирая, меж собой деточки играли, А все-таки за строем оным те бежали. Мужеска все казались пола княжичами, А женска прекрасными виделись княжнами. По обеим сторонам много Купидонов, Где воздух разбегался от их крыльных звонов, Всех прохлаждая, из них держал в руке всякой Факел с огнем яра воску, неинакой. Все восклицали вкупе согласно устами: «Брякнули княжескими на любовь руками! Брякнули, гей!» Но больше еще я дивился, Как там Аполлон с скрипкой появился, Весь статнее Гинниона, также и Батиста,[1] И всяк бы его назвал тогда божка иста, Которой смычком весьма так начал красно, Так же приговаривать и язы́ком ясно (Когда он пел и играл, музы́ка молчала, Но только в удивлени се своем внимала): «Брякнули княжескими на любовь руками, Юже, чтоб никакой день расторгл! Ни косами Смерть сурова! Брякнули, гей! в княжеском чине: Счастливо век вам златой встает в благостыне! О вас новобрачный! О с надеждой многи Потомки! О и чада! О брачни чертоги! Зрите все люди ныне на отроковицы Посягающей лице, чистой голубицы: Палладийской вся ее красота есть равна, Власами ни Венера толь чисто приправна, Таковыми Юнона очесы блистает, Или Диана, когда колчаны скидает, Из лесов на небо та прибыти хотяща, Красится, но сия в сей красоте есть вяща. Такая то у нас есть княгиня! Днесь тыя Божески дары, князю, зри вся, а благия Свет души видя в оной, смертну тую быти Не речеши, и счастьем богам ся сравнити Не устыдишься. Она поступь твою равно, И златом блещущую одежду всю славно, И светлые пламенем наичистым оки Зрети любит, тя любя, а мысльми глубоки В себе изображает: как то с ней любо Поступишь! и как то ей вместе быть не грубо! И как то славна всюду узрится с тобою! И еще боится, что мысль та не ветр ли с тщетою? Но не бойся, не бойся, о красна княгиня! Тебя любит Юпитер, Юнона богиня: Не бо во сне зрится ти такова днесь радость. Истинна то самая, истинна то сладость. Любовь князя вся к тебе будет благородна, Со мною всем богам ты о совсем угодна! Ныне воскликните вси согласно устами: Брякнули княжескими на любовь руками! Брякнули, гей! руками, княгиня прекрасна С князем таким, какова зарница есть ясна, Что в небе равных своих весь свет погашает, А сама едина там паче всех блистает». Тут замолчал Аполлон. Но купиды сами: «Брякнули княжескими на любовь руками!» Как всё в удивление сие мя привело! Как велико веселье всё мне сердце развело! Тотчас я узнал, что строй весь тот шел от брака Князя, но Александра: ибо то мне всяка В оном строю особа известно казала, Что свадьба Александры так быть надлежала! Увидев тогда Меркур, что то я догадался, Стал уж мне то ж подтверждать; но я рассмеялся: «Молчи, Меркурий, пожалуйста молчи, Сказывать то другим лети, иль поскачи». Выговорив, не мог я с радости усидеть, Чтоб следующу песню весело не запеть. Апрель 1730 ПЕСНЯ НА ОНЫЙ БЛАГОПОЛУЧНЫЙ БРАК{*}
Flambeau des cieux! Redoubles ta clarte brillante: l’Hymen regne enfin dans ces lieux. Tout nous enchante dans ce sejour: le Dieu des coeurs y tient sa cour. Heureux Amans! soyez toujours tendres et constans; vivez unis cent et cent ans. Votre sort coule doucement sans vous causer aucun tourment! Tout le monde vous seconde! tout vous cherit tendrement. Апрель 1730 ПЕРЕВОД: ПЕСНЯ НА ОНЫЙ БЛАГОПОЛУЧНЫЙ БРАК О, свет небес! Удвой блестящее сиянье: Для этих мест Гимен воскрес. Очарованье Пленяет здесь. И бог сердец — владыка днесь. Любви чета! Будь верностью всегда свята. Живи согласно лет до ста. Пусть жизнь твоя течет проста, Мучения и зла пуста, Все на свете Вам в привете, Нежно преданы уста. (М. Кузмин) БАЛАД О ТОМ, ЧТО ЛЮБОВЬ БЕЗ ЗАПЛАТЫ НЕ БЫВАЕТ ОТ ЖЕНСКА ПОЛА{*}
Tout le beau sexe (et c’est partout constant) paye les feux des coeurs de cent manieres. Une coquette, apres tout, rend a l’instant amant l’heureux par la faveur derniere. Douce faveur, quand elle est la premiere! L’autre a la fin tient quelque doux discours au coeur soumis, qui lui fait bien sa cour. Cela n’est rien; mais c’est la recompense: Jamais sans prix on ne reste en amour. Il est enfin l’ultieme complaisance. Cupidon va quelque fois a pas lent, lors qu’il rencontre une Prude a cythere. Et si jamais il ne cede en aimant, il est bien vrai, qu’il ne reste en arriere. Bien qu’elle lui fasse par tout la guerre, qu’il ne craint point tout ce bruit du Tambour, s’il ne parvient jusqu’a quelque fauxbourg, il en aura du moins une assurance: toujours les soins sont payes de retour. Il est enfin l’ultieme complaisance. L’on croit en vain, que c’est perdre son temps, que d’en vouloir a la beaute trop fiere; quand elle voit que son fidel galant par chaque endroit tache de lui plaire, bien qu’elle ait sa vertu trop severe. Je gagerai ma tete, qu’a son tour, apres plusieurs fins et ruses detours, elle en aura quelque reconnoissance: l’on n’est jamais pour rien en son debours. Il est enfin l’ultieme complaisance. ENVOY Toy, Belle Iris, que le ciel fit au tour! Quand tu changeas de ton avis un jour pour satisfaire a ma tres humble instance, plus que content dans ce monde je cours: ce fut enfin l’ultieme complaisance. <1730> ПЕРЕВОД: БАЛАД О ТОМ, ЧТО ЛЮБОВЬ БЕЗ ЗАПЛАТЫ НЕ БЫВАЕТ ОТ ЖЕНСКА ПОЛА Везде ведется так, что женский пол По-разному огонь любви венчает. Кокетка, та, лишь кто к ней подошел, Счастливцу тотчас же и отвечает, — Блаженный дар, коль он впервой бывает. Другая шлет привет, хоть он и мал, Тому, кто счастья от нее искал, — Ничтожное, но всё ж вознагражденье. Никто в любви без платы не бывал — Последнее найдется снисхожденье. Порой Купидо на подъем тяжел, Коль недотрогу по пути встречает, Хоть никогда в любви он вспять не шел, Но шаг, случается, и замедляет. Хоть та войну ему и объявляет, Ведь барабан его не запугал, Хотя предместий только достигал, По крайности имеет уверенье, — Труд втуне никогда не пропадал, — Последнее найдется снисхожденье. Считается: бесцельно жизнь провел, Коль кто красу жестоку обвиняет, Коль верность в друге взгляд ее нашел, И что всеместно нравиться желает, Пусть строгой добродетелью страдает, Я б голову на отсеченье дал, Что тот, кто столько сил сюда влагал, Заслужит некое благодаренье. Труд ни один напрасно не пропал, — Последнее найдется снисхожденье. ПОСЫЛ Какою рок тебя, Ирис, создал! Твой нрав решенье каждый день менял Смиренное пожаловать моленье И в свет счастливей всех меня послал, — Последнее нашлося снисхожденье. (М. Кузмин) БАСЕНКА О НЕПОСТОЯНСТВЕ ДЕВУШЕК{*}
Un jour Damon le plus tendre berger revint chez lui tout joyeux d’un verger, ou sa Daphne lui fut tres favorable. Croyant ce sort etre a jamais durable le lendemain il y hata ses pas. Qu’y fit Daphne fiere de ses appas? Elle l’evite, et prend une autre route. Damon la suit n’etant de rien en doute. Il la salue en termes fort polis, dont il faisoit ses complimens jolis; il s’informoit, comment elle se porte, pour lui prouver son zele de la sorte. Puis franchement il commence a causer avant de lui donner aucun baiser, en lui faisant la suivante demande: est ce pour moy, que vous quitez la bande? Vous etes seule! Est ce de votre ardeur pour m’assurer, dont je fais mon bonheur? Sera ce donc pour m’exposer vos charmes, afin de jouir des plaisirs sans allarmes? Alors enfin il se mit en devoir de l’embrasser, et de la faire asseoir. Tout doucement, lui dit elle, en colere, de tous vos soins vraiment je n’ai que faire. Comment Daphne? lui repliqua Damon, que voulez vous? est ce enfin tout de bon? puis-je du moins scavoir quel est mon crime? offense-t-on par un exces d’estime? Eh! laissez moi, repond elle, en repos. Et tout d’abord elle tourna le dos. Damon surpris d’une action si dure crut que ce fut une illusion pure. Mais c’est en vain qu’il vouloit la toucher! Lors tout en pleurs il ne put s’empecher de s’ecrier avec raison, ce semble: un jour suit l’autre, et point ne lui ressemble, <1730> ПЕРЕВОД: БАСЕНКА О НЕПОСТОЯНСТВЕ ДЕВУШЕК Нежнейший пастушок один Дамон Приходит раз из сада восхищен, — Там счастлив был с Дафнэ, своей желанной. Считая милость эту постоянной, Спешит туда назавтра со всех ног, Но он Дафнэ признать насилу мог: Его бежит, идет другой дорогой. Дамон за ней и, незнаком с тревогой, В словах учтивых нежный шлет привет, Что прежде находил у ней ответ. Он спрашивать ее, как поживает, И тем свое усердье выражает. Затем пустился запросто болтать Пред тем, как поцелуй у ней сорвать. И спрашивает у нее вначале: «Компанью бросили не для меня ли? Вот вы одна. Не ваш ли нежный жар Сулит мне уверенья верный дар? Вы мне покажете свои красоты, Чтоб счастие вкусить нам без заботы?» Затем он счел, что надо приступить, Поцеловать, на травку усадить. «Оставьте, — вдруг красотка протестует, — Меня ваш пламень не интересует». — «Дафнэ, в чем дело? — возразил Дамон.— Притворно держите подобный тон, Узнать позвольте хоть, в чем преступленье, Иль оскорбил избыток уваженья?» — «Меня оставьте. Дайте мне покой» — И повернулася к нему спиной. Дамон никак не ожидал удара И думает, что это — злая чара. Но тщетно думал он ее склонить, И лишь в слезах пришлося повторить Присловие, что оказалось гоже: «Как день со днем бывают непохожи». (М. Кузмин) ПЕСЕНКА К КРАСНОЙ ДЕВУШКЕ, КОТОРАЯ СТЫДИТСЯ И БУДТО НЕ ВЕРИТ, КОГДА ЕЙ ГОВОРЯТ, ЧТО ОНА ХОРОША
Vous etes belle, il faut dire vraiment; je le dis donc, mais avec tout le monde. J’ajoute a part, qu’il n’est point de seconde. En doutez vous? pour le coup, franchement, c’est etre bien rebelle; vous etes pourtant belle. Consultez bien votre cheri miroir; il vous fait voir dans la sincere glace, qu’on vous prendroit aisement pour la Grace. Mirez vous y du matin jusqu’au soir, de plus, a la chandelle, vous etes toujours belle. Balancez vous encor? voici mon coeur, dont, je suis sur, qu’il n’a fiate personne, qui tout entier a vos charmes se donne. Mais vous direz, que c’est un grand flateur; non, non, c’est avec zele: vous etes, dit il, belle. <1730> ПЕРЕВОД: ПЕСЕНКА К КРАСНОЙ ДЕВУШКЕ, КОТОРАЯ СТЫДИТСЯ И БУДТО НЕ ВЕРИТ, КОГДА ЕЙ ГОВОРЯТ, ЧТО ОНА ХОРОША «Прекрасны вы, признаться надлежит», — Я это повторю хоть с целым светом. «Вам равных нет», — прибавлю я при этом. Не верите? Все ясно говорит, — Упрямой быть напрасно, — Вы все-таки прекрасны. Взгляните в зеркало (любовь, воззри!), Оно в стекле являет вам не ложно, Что вас за Грацию принять возможно. В него с зари любуйтесь до зари. При свечке видно ясно, Что вы всегда прекрасны. Еще колеблетесь? но сердце — вот. Оно, ручаюсь, никогда не льстило, Пред вашей прелестью себя склонило. Оно, вы скажете, быть может, лжет... Нет, вторят ежечасно, Что вы всегда прекрасны. (М. Кузмин) ОБЪЯВЛЕНИЕ ЛЮБВИ ФРАНЦУЗСКОЙ РАБОТЫ{*}
Il est un berger sincere Delicat, constant, discret, Qui vous adore en secret, Et qui mourroit pour vous plaire. Je n’en dirai pas le Nom: Je crains toujours votre colere Je n’en dirai pas le nom: Mais ecoutez ma chanson. Si tot qu’il vous voit paroitre, La joie eclate en ses yeux. Tout lui paroit ennuyeux, Ou vous ne pouvez pas etre. Je n’en dirai pas le Nom: Vous m’exileriez peut etre. Je n’en dirai pas le nom. Mais ecoutez ma chanson. Quand de la faveur supreme Vous auriez paye ses feux, A son air respectueux Vous en douteriez vous meme. Je n’en dirai pas le Nom. Peu d’amans feroient de meme. Je n’en dirai pas le nom. Mais ecoutez ma chanson. Si sensible au caractere De l’auteur de ces couplets, Vous voulez savoir qui c’est; Je peux seul vous satisfaire. Je n’en dirai pas le Nom. Sachez moi gre du mystere. Je n’en dirai pas le nom. Mais retenez ma chanson. ПЕРЕВОД: ОБЪЯВЛЕНИЕ ЛЮБВИ ФРАНЦУЗСКОЙ РАБОТЫ Пастушок найдется скромный, — Нежен, прост, вернее нет, К вам любви — но то секрет — Он питает пламень томный; Я его не назову — Не повлечь бы гнев огромный. Я его не назову, — Песню слушайте мою. Стоит вам лишь показаться, Свет горит в его глазах, И скучает в тех местах, Где не можно вам являться. Я его не назову, Ссылке чтоб не подвергаться. Я его не назову, — Песню слушайте мою. Если высшая услада Жар смиренный наградит, Никогда не выдаст вид, Сколько сердце счастью радо... Я его не назову, — Поискать подобных надо. Я его не назову, — Песню слушайте мою. Кто же тот поэт укромный, Сочинивший сей куплет? Я бы мог вам дать ответ Очень не головоломный. Я его не назову, Оставляя тайне темной. Я его не назову — Дам лишь песенку мою. (М. Кузмин) ОТВЕТ НА ОНОЕ МОЕГО ТРУДА{*}
Qu’il soit un berger sincere, Delicat, constant, discret, Je vous dirai sans secret, Qu’il ne sauroit point me plaire. Ne m’en dites pas le Nom: Craignez toujours ma colere. Ne m’en dites pas le nom. Peste soit de sa chanson! Sitot qu’il me voit paroitre, Qu’il se derobe a mes yeux: Tout me paroitra joyeux, Ou lui ne pourra pas etre. Ne m’en dites pas le Nom: Je m’en moquerai peut etre. Ne m’en dites pas le nom. Peste soit de sa chanson! Treve de faveur supreme Je donne au Diable ses feux: Il est fort audacieux, Je crois qu’il le voit lui meme. Ne m’en dites pas le Nom. Un sot amant fait de meme. Ne m’en dites pas le nom. Peste soit de sa chanson! Quelque soit le caractere De l’auteur de vos couplets; Mais si je savois qui c’est, Je lui dirois de se taire. Ne m’en dites pas le Nom. Gardez en bien le mystere. Ne m’en dites pas le nom. Peste soit de sa chanson! <1730> ПЕРЕВОД: ОТВЕТ НА ОНОЕ МОЕГО ТРУДА Пусть пастух найдется скромный, Нежен, прост, вернее нет, Я открою свой секрет: Мне не люб сей пламень томный. Говоришь: «не назову», — Бойся злобы преогромной. Говоришь: «не назову», — К черту песенку твою. Стоит мне лишь показаться, — Пусть не будет на глазах. Всё приятно в тех местах, Где не может он являться. Говоришь: «не назову», — К черту песенку твою. Чувства высшая услада Дьявола пусть наградит. У него предерзкий вид, — Я сама тому не рада. Говоришь: «не назову», — Мне такого и не надо. Говоришь: «не назову», — К черту песенку твою. Кто б ни был поэт укромный, Сочинивший сей куплет, Я б дала ему ответ Очень не головоломный. Говоришь: «не назову», — Всё потонет в ночи темной. Говоришь: «не назову», — К черту песенку твою. (М. Кузмин) ПРОШЕНИЕ ЛЮБВЕ{*}
Покинь, Купи́до, стрелы: Уже мы все не целы, Но сладко уязвлены Любовною стрелою Твоею золотою; Все любви покорены. К чему нас ранить больше? Себя лишь мучишь дольше. Кто любовью не дышит? Любовь всем нам не скучит, Хоть нас тая и мучит. Ах сей огнь сладко пышет! Соизволь опочинуть И сайдак свой покинуть: Мы любви сами ищем. Ту ища, не устали, А сласть ее познали, Вскачь и пеши к той рыщем. За любовь (не будь дивно) Не емлем, что противно Ей над всеми царице: Та везде светло блещет, Так что всяк громко плещет, Видеть рад любовь сице. Стрел к любви уж не надо: Воля всех любить рада. Ах, любовь дорогая! Любовь язвит едину, Другой ранен чрез ину. Буди ненависть злая! <1730> ПЕСЕНКА ЛЮБОВНА{*}
Красот умильна! Паче всех сильна! Уже склонивши, Уж победивши, Изволь сотворить Милость, мя любить: Люблю, драгая, Тя, сам весь тая. Ну ж умилися, Сердцем склонися; Не будь жестока Мне паче рока: Сличью обидно То твому стыдно. Люблю, драгая, Тя, сам весь тая. Так в очах ясных! Так в словах красных! В устах саха́рных, Так в краснозарных! Милости нету, Ниже привету? Люблю, драгая, Тя, сам весь тая. Ах! я не знаю, Так умираю, Что за причина Тебе едина Любовь уносит? А сердце просит: Люби, драгая, Мя поминая. <1730> СТИХИ ПОХВАЛЬНЫЕ ПАРИЖУ{*}
Красное место! Драгой берег Сенски! Тебя не лучше поля Элисейски: Всех радостей дом и сла́дка покоя, Где ни зимня нет, ни летнего зноя. Над тобой солнце по небу катает Смеясь, а лучше нигде не блистает. Зефир приятный одевает цве́ты Красны и во́нны чрез многие леты. Чрез тебя лимфы текут все прохладны, Нимфы гуляя поют песни складны. Любо играет и Аполлон с музы В лиры и в гусли, также и в флейдузы. Красное место! Драгой берег Сенски! Где быть не смеет манер деревенски: Ибо всё держишь в себе благородно, Богам, богиням ты место природно. Лавр напояют твои сладко воды! В тебе желают всегда быть все роды: Точишь млеко, мед и веселье мило, Какого нигде истинно не было. Красное место! Драгой берег Сенски! Кто тя не любит? разве был дух зверски! А я не могу никогда забыти, Пока имею здесь на земли быти. <1728> СТИХИ СЕНЕКОВЫ О СМИРЕНИИ {*}
Переведены с латинских Стой кто хочет на скользкой придворной дороге, Будь сильным и любимым при царском чертоге; Старайся иной всяко о высокой чести, Ищи другой, чтоб выше всех при царе сести; Пускай сей любит славу и убор богатый, Палаты высоки, двор полем необъятый, Слуг стадо, села, замки, суды позлащенны, Одежду дорогую, власы намащенны, Той — богатство, веселье, также поступь смелу; Заживай приятелей сильных на жизнь целу. Но мне в убогой жизни люб есть покой сладки, Дом простой, и чин низкой, к тому ж убор гладки; А компания с музы веселит мя смала, Покорность уж святою казаться мне стала. Тако, когда мои дни пробегут без шума (Приятна во дни, в ночи, сия мне есть дума!), Простачком и старичком весел приду к гробу, Оставивши на свете всю светскую злобу. Тот, кто очень всем знатен в сей жизни бывает, Часто не знатен себе горько умирает. <1730> ОДА О НЕПОСТОЯНСТВЕ МИРА{*}
Где бодрость! где надея! Откуду дики мысли? Что случилось всех злея? Мир сей из сердца вышли, Все зло отстанет. Так малая премена, В сердце взявши начало, В теле всем размножена, Хоть мучит и немало, Будь терпеливый. Что в мире постоянно? Сие всем очень знатно. Смотри на всё созданно, Не всё ли есть превратно? Кой цвет не вянет? Весну сжигает лето, Осень то пременяет; Плодом древо одето Зима нам отнимает, А ветр гневливый Уносит у нас тихость, Боится свет ненастья, . . . . . . . . . . В счастьи много несчастья, Скорый припадок! Бой у черного с белым, У сухого есть с влажным. Младое? потом спелым, Бывает ле́гко важным, Низким — высо́ко. Не больше есть дня ночи, Ни ночи есть дня больше; Сила? ан и нет мочи. Жизнь? но не ста лет дольше. В чести упадок! То стоит, то восходит, Сие тут пребывает; Глядишь, другое сходит, Иное пропадает В ничто глубоко! Словом, нет и не будет Ничего, кроме бога (Который не избудет, Ни милость его многа), Что б было вечно. Сей единый, сей вечный, Сей сильный, сей правдивый, Благий и бесконечный, Всеведущ прозорливый, Вся управляет. Сего должно едина Повиноваться воли: Первая [он] причина, Дарующая доли. Примем сердечно Что б от него ни было; Которой не даст злаго. О великая сило! В тебе мне есть всё благо, Сердце вещает. <1730> ТА Ж САМАЯ ОДА ПО-ФРАНЦУЗСКИ{*}
Point de courage! Point d’espoir! mille objets obsedent mon ame! Mais, d’ou me vient ce penser noir? Ah! l’amour du monde m’enflamme depuis le matin jusqu’au soir! Quoique ce petit changement n’ayant que dans mon coeur sa source abat le corps cruellement et me fasse etre sans resource, que je le souffre constament! Que voit on au monde, apres tout? Qui soit dans la meme constance? Tout fuit, tout fuit, rien n’est debout, tout y vacille, tout balance, tout est sujet aux mortels coups. Le printemps se cache a l’ete, l’ete se derobe a l’automne; mais d’abord l’hyver entete avec les rudes froids se donne, et tout raisin est arrete. Les vents, quand ils sont en fureur, otent l’agreable bonace; la noir malice avec ardeur poursuit la bonte, la menace, apres l’heur on a le malheur. Le noir dispute aves le blanc, le sec de meme avec l’humide, le leger cede au lourd son rang, le beau jeune au vieux incipide; en vaste mer change un etang. L’effroyable nuit a son tour nous prive tous de la lumiere. Je suis? et je perds tot le jour. Je puis? d’abord etant par terre personne ne me fait sa cour. L’un s’arrete, et l’autre descend, un autre tombe, un autre monte; l’autre recoit tous les encens; l’un s’abaisse, l’autre surmonte, un autre perit sans accents. En un mot, au monde il n’est rien de stable, que l’etre supreme, qui fut toujours riche en tout bien, il est le premier, et l’extreme, a lui la constance convient. Il est seul, il est eternel, il est tout puissant, il est juste, il voit tout, entend notre appel, il sait tout, il est tout auguste, il est eternellement tel. On doit obeir a lui seuname = "note" car il est la premiere cause, il fait la joie, il fait le deuil, et comme il lui plait il dispose, ainsi recevons sans orgueil. Tout ce qu’il nous voudroit donner, il n’est jamais que favorable. O dieu! veuille donc m’ordonner, ce qu’il te convient, adorable! mon coeur autrement faconner. <1730> ЭПИГРАMMA ГОСПОДИНУ К.{*}
Accidit id linguis Tibi (Homero ex urbibus olim Quas septem numerant) has numerare licet. Itala vult sermone suo fieri Italum amoenum; Et Germanica vox te facit esse suum; Illustris Gallum ore, sono quoque Gallia adoptat. Quae spectanda Polo Bella novi generis! Sed cessare licet nunc hic de lite perenni: Nomine nam ROSSY Tu mihi Rossus eris. <1730> ПЕРЕВОД: ЭПИГРАММА ГОСПОДИНУ К. Меж языков о тебе (как некогда о Гомере Спорили семь городов) — спор привелось завести. Речь итальянская сладкого видит в тебе итальянца, Но и германский глагол тоже считает своим. Галлия усыновила тебя за галлские звуки, Только на Польшу взгляни — новые распри растут! Но позволено нам прекратить давнишние споры: Раз ты по имени Росс, значит, ты — Росс для меня. (М. Кузмин) СТИХИ О СИЛЕ ЛЮБВИ{*}
Можно сказать всякому смело, Что любовь есть велико дело: Быть над всеми и везде сильну, А казаться всегда умильну — Кому бы случилось? В любви совершилось. Кто б смел встать на Иовиша славна? Любовь его, княгиня главна, Принудила взять виды разны Птичьи, скотски, красны, злобразны; Иовиш не гордился, Охотно склонился. Трудно Марса победить было; У всех сердце с страха застыло Перед ним. Любовь только едина Победивши (смешна причина) Его оковала, Плененным звать стала. Что больше? та царит царями, Старых чинит та ж молодцами, Любовь правит всеми гражда́ны, Ту чтят везде и поселяны, Та всчинает брани, Налагает дани. Не без любви мир, договоры; А прекращал кто б иной ссоры? Словом, чинит по своей воле Что захочет где се ли то ли; И девиц склоняет, А нас запаляет. Не убежишь той в монастырях, Любовь во всех председит пирах. Для любви все танцевать любят, И музыку, чтоб играть, нудят. Все ей угождают, Все любви желают. <1730> ОБЪЯВЛЕНИЕ ЛЮБВИ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ, КОТОРАЯ ВСЕГДА ЛЮБИЛА ЧЕРНЕНЬКУЮ СОБАЧКУ НА РУКАХ ДЕРЖАТЬ{*}
Vous avez un petit Cerbere des plus mal nes, des mieux appris A garder, charmante bergere, chez vous les jardins de Cypris. L’exemple de fidelite peut bien se trouver dans tout autre; mais celui de sa cruaute, certe, il n’en est point que la votre. Or comment vous faire l’eloge de ce noir petit loup garou? qui pres de votre coeur ne loge que pour y servir de verrou. S’il a de la fidelite, la mienne est encore toute autre; mais pour applaudir la fierte, il n’a qu’une voix, c’est la votre. <1730> ПЕРЕВОД: ОБЪЯВЛЕНИЕ ЛЮБВИ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ, КОТОРАЯ ВСЕГДА ЛЮБИЛА ЧЕРНЕНЬКУЮ СОБАЧКУ НА РУКАХ ДЕРЖАТЬ При вас всечасно — цербер-душка, Что приучен и очень рад У вас, прелестная пастушка, Хранить Кипридин вертоград. Конечно, верности пример И у других бы мог открыться, Но злоба, злоба свыше мер, Лишь с вашей жесткостью сравнится. Такого буку между псами Как добрым словом помянуть, Коль для того лишь вечно с вами, Чтоб преграждать любови путь? Конечно, верности пример Во мне б такой же мог открыться, Но в похвале превыше мер, Конечно, с вами не сравниться. (М. Кузмин) ЖЕЛАНИЕ, УЧИНЕННОЕ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ{*}
Que le ciel vous donne un amant Toujours tendre, fidel, constant; Et que dans cent ans d’ici, Vous puissiez dire cecy: J’ignore le soucy! <1730> ПЕРЕВОД: ЖЕЛАНИЕ, УЧИНЕННОЕ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ Пусть любовника рок пошлет, В ком верность и нежность живет, Чтобы лет чрез сто опять Вы легко могли сказать: Забот мне не видать. (М. Кузмин) ПЕСНЯ К ЛЮБОВНИКУ И ЛЮБОВНИЦЕ ОБРУЧИВШИМСЯ{*}
Accourrez plaisirs, calmez les soupirs d’un couple si tendre! hatez le rendre heureux, sans desirs: ils n’ont qu’une ame, et leur pure flamme ressemble aux Zephirs. Chantons leur bonheur devant tout le monde. Leur sort le seconde! Eux deux n’ont qu’un coeur. Celebrons tous ce lien si doux: elle est sans pareille! il est la merveille! tous deux charment nous. Douce union! puisse etre eternelle; mais, c’est tout de bon. <1730> ПЕРЕВОД: ПЕСНЯ К ЛЮБОВНИКУИ ЛЮБОВНИЦЕ ОБРУЧИВШИМСЯ Мчись, веселый рой, В смену скуке злой, К паре столько нежной! Пусть безмятежной К ним сойдет покой. Славьтесь целым миром, Сходные с Зефиром Слитною душой. Счастье воспоем Перед всей вселенной! Как слились вдвоем Вы душой влюбленной, Ах, будем петь Столь сладку сеть, Что вам так известна. — Как она чудесна, Коль ее иметь. Счастья дитя, Славьтесь повсеместно... Это не шутя. (М. Кузмин) ПЕСНЯ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ, ВЫШЕДШЕЙ ЗАМУЖ
Quel hymen! quel fidel amour! En si bel age Susanne s’engage. Quel hymen! quel fidel amour! Tous les plaisirs ici font leur sejour. Jeunes coeurs! Vos tendres ardeurs Vous promettent mille douceurs: Le ciel vous fit en tout pour ses faveurs. Tout seconde ces deux amans, Tout conspire, Tout vous desire Un siecle entier de doux ravissemens. <1730> ПЕРЕВОД: ПЕСНЯ ОДНОЙ ДЕВИЦЕ, ВЫШЕДШЕЙ ЗАМУЖ О, любовь! о, счастливый брак! В прекрасны лета Обресть все это. О, любовь! о, счастливый брак! Все радости сошлись здесь как никак. Души вряд Коль огнем горят, Вам сотни радостей сулят. Пускай небесные дары стократ Здесь на любовников сойдут. Всё вещает И обещает Вам сотню лет иметь любви приют. (М. Кузмин) ПОХВАЛА ВСЯКОЙ МИЛОЙ
Rien ne peut sur moi l’absence meme de cent milles jours: j’aime constament Constance, je l’adorerai toujours. Par un destin necessaire, Elle seule aura mon coeur: Elle seule m’a scu plaire, Elle seule est mon vainqueur. Qu’elle est en tout sans pareille! Il n’est point de si doux traits; son esprit est la merveille, tout adore ses attraits. Par un destin necessaire, Elle seule aura mon coeur: Elle seule m’a scu plaire; Elle seule est mon vainqueur. Bel objet de ma tendresse! approuves donc mes beaux feux: a toi mon ardeur sans cesse aspire par mille voeux. Par un destin necessaire, Tu dois seule avoir mon coeur: Car tu seule m’a scu plaire, Et tu seule es mon vainqueur. Si par quelque circonstance Tu t’engages promptement Helas! ma chere Constance Tu me perdra surement. Par un destin necessaire, Tu dois seule avoir mon coeur: Car tu seule m’a scu plaire, Et tu seule es mon vainqueur. <1730> ПЕРЕВОД: ПОХВАЛА ВСЯКОЙ МИЛОЙ Пусть разлука в высшей мере Нам грозит на много дней, Верен я любимой Вере И пребуду верен ей. По судьбе неотразимой, Лишь она владеет мной, Ей лишь быть моей любимой, Лишь она — владыка мой. Ах, во всем ты — вне сравненья, Черт подобных больше нет. И умна на удивленье, И прельщаешь целый свет. По судьбе неотразимой, Лишь она владеет мной, Ей лишь быть моей любимой, Лишь она — владыка мой. Ах, предмет моих желаний, К жару сердца низойди, Лишь к тебе моих страданий Стон несется из груди. По судьбе неотразимой Только ты владеешь мной. Быть тебе моей любимой, Только ты — владыка мой. Но когда союз поспешный Заключит она, тогда Я для Веры, безутешный, Уж потерян навсегда. По судьбе неотразимой Лишь она владеет мной, Ей лишь быть моей любимой, Лишь она — владыка мой. (М. Кузмин) ПРОЩАНИЕ ПРИ РАЗЛУЧЕНИИ СО ВСЯКОЙ МИЛОЙ
Divin objet d’un feu pur et celeste, a qui mon coeur adressoit tous ses voeux, ce jour funeste, mais precieux, ou je te fais mes eternels adieux est le seul prix, le seul bien qui m’en reste. A ses rigueurs, helas! livre sans crime, Amour, j’etois encore trop heureux, et dans l’abyme de mille feux, me faire en vain soupirer sous ses yeux, c’etoit de fleurs couroner sa victime. Quoi que a mes yeux, la Parque qui m’entraine, ait deja mis un funebre bandeau; chere inhumaine! c’est ton flambeau qui me conduit au dela du tombeau; j’y vais porter ton adorable chaine. Trop cher objet, a qui me sacrifie l’affreux instant d’un depart si cruel, adieu! j’essuye le coup mortel. Mais, pourquoi donc frappe sur ton autel en d’autre lieux t’aller rendre ma vie? <1730> ПЕРЕВОД: ПРОЩАНИЕ ПРИ РАЗЛУЧЕНИИ СО ВСЯКОЙ МИЛОЙ Предмет любви моей первоначальной, К кому стремлюсь восторженной душой, Сей день печальный, Но дорогой, Когда навек я расстаюсь с тобой, Пребудет ввек отрадою прощальной Твою жестокость зря всё бесполезней, Любовь, я знал еще блаженство дней В глубокой бездне Твоих огней, Но вздох извлечь напрасно перед ней, То делать жертву от гирлянд любезней. Хоть на глаза, меня увлечь готова, Смертельный парка бросила покров, Тобою снова, Как страстный лов, Ведусь я за предел последних снов, Твои неся пленительны оковы. Тебя за божество лишь почитая, Я жертвую в жестокой сей поре Прощай, стеная, Жду горе Зачем, быв поражен при алтаре, Вдруг жизнь кончать пойду? (М. Кузмин) ТОСКА ЛЮБОВНИЦЫНА В РАЗЛУЧЕНИИ С ЛЮБОВНИКОМ
Eh! destin cruel, arraches donc mon ame: je ne vois plus, ah! mon amant fidel. Rien n’eteindra ma flamme! Mais, toi sort, jusqu’au Port et sur le bord ne lui fais aucun tort. <1730> ПЕРЕВОД: ТОСКА ЛЮБОВНИЦЫНА В РАЗЛУЧЕНИИ С ЛЮБОВНИКОМ О, жестокий рок, Пусть душу вырывает.— Из глаз сокрылся верный мой дружок, Огонь не утихает... Но судьба Пусть, любя, И в гавани да бережет тебя. (М. Кузмин) ТОСКА ЛЮБОВНИКОВА В РАЗЛУЧЕНИИ С ЛЮБОВНИЦЕЮ
Eh! cruel destin arraches donc mon ame: En vain tu veux renverser mon dessein. Rien n’eteindra ma flamme! En tous lieux les beaux yeux de ma Philis font allumer ses feux. <1730> ПЕРЕВОД: ТОСКА ЛЮБОВНИКОВА В РАЗЛУЧЕНИИ С ЛЮБОВНИЦЕЮ Рок ко мне жесток. Пусть душу вырывает, Но мысль мою разрушить он не мог. Огонь не утихает. Что за спор! Пусть твой взор Везде, Филлида, жжет любви костер. (М. Кузмин) ПЛАЧ ОДНОГО ЛЮБОВНИКА, РАЗЛУЧИВШЕГОСЯ С СВОЕЙ МИЛОЙ, КОТОРУЮ ОН ВИДЕЛ ВО СНЕ{*}
Ах! невозможно сердцу пробыть без печали, Хоть уж и глаза мои плакать перестали: Ибо сердечна друга не могу забыта, Без которого всегда принужден я быти. Но, принужден судьбою или непременной, И от всея вечности тако положенной, Или насильно волей во всем нерассудной, И в порыве склониться на иное трудной. Ну! что ж мне ныне делать? коли так уж стало? Расстался я с сердечным другом не на мало. Увы! с ним разделили страны мя далеки, Моря, лесы дремучи, горы, быстры реки. Ах, всякая вещь из глаз мне его уносит, И кажется, что всяка за него поносит Меня, сим разлученьем страшно обвиняя, И надежду, чтоб видеть, сладку отнимая. Однак вижу, что с ними один сон глубоки Не согласился; мнить ли, что то ему роки Представлять мила друга велели пред очи, И то в темноту саму половины ночи! Свет любимое лице! чья и стень приятна! И речь хотя мнимая в самом сне есть внятна! Уже поне мне чаще по ночам кажися, И к спящему без чувства ходить не стыдися. <1730> ПРАВИЛА, КАК ЗНАТЬ НАДЛЕЖИТ, ГДЕ СТАВИТЬ ЗАПЯТУЮ, ТОЧКУ С ЗАПЯТОЮ, ДВОЕТОЧИЕ, ТОЧКУ, ВОПРОСИТЕЛЬНУЮ И УДИВИТЕЛЬНУЮ
, Il faut un repos court ou la virgule arrete. ; Mais la virgule et point brouille certe la tete. Coupez, sans balancer, la moitie de tout sens Par la virgule et point; la grammaire y consent. : On veut rendre raison dans chaque periode En y mettant deux point; en prose ou bien en ode. L'on scait qu'il est aise a la fin du discour . De poser un grand point; c'est sans faire l'amour: Car l'on dit qu'il est bien expert en toutes choses, Qu'il se mele de tout, jusqu'a plaider les causes. ! Par un longue et ronde il faut marquer du coeur Toutes les passions; le ton aussi moqueur, ? Ronde et courbe se met apres chaque demande, Soit qu'elle soit petite, ou bien qu'elle soit grande. <1730> ПЕРЕВОД: ПРАВИЛА, КАК ЗНАТЬ НАДЛЕЖИТ ГДЕ СТАВИТЬ ЗАПЯТУЮ, ТОЧКУ С ЗАПЯТОЮ, ДВОЕТОЧИЕ, ТОЧКУ, ВОПРОСИТЕЛЬНУЮ И УДИВИТЕЛЬНУЮ , Где краткий отдых дать, то запятая знает, ; Но точка с запятой уж мысли затемняет. Какой бы ни был смысл, но резать пополам Вам точкой с запятой я разрешенье дам. : Приблизить можно все к рассудочной породе, Две точки поместив, как в прозе, так и в оде. Известно, что когда кончаем нашу речь, . То точка ставится. Любви не уберечь... Она, как говорят, на всяки вещи ловка, Есть даже у нее судейская сноровка. ! Знак восклицательный указывает страсть, А также если кто в насмешку хочет впасть. ? Знак вопросительный ставь после вопрошенья, Какого б ни было размера иль значенья. (М. Кузмин) ПЕСЕНКА, КОТОРУЮ Я СОЧИНИЛ, ЕЩЕ БУДУЧИ В МОСКОВСКИХ ШКОЛАХ, НА МОЙ ВЫЕЗД В ЧУЖИЕ КРАИ{*}
Весна катит, Зиму валит, И уж листик с древом шумит. Поют птички Со синички, Хвостом машут и лисички. Взрыты брозды, Цветут грозды, Кличет щеглик, свищут дрозды, Льются воды, И погоды; Да ведь знатны нам походы. Канат рвется, Якорь бьется, Знать, кораблик понесется. Ну ж плынь спешно, Не помешно, Плыви смело, то успешно. Ах! широки И глубоки Воды морски, разбьют боки. Вось заставят, Не оставят Добры ветры и приставят. Плюнь на суку Морску скуку, Держись черней, а знай штуку: Стать отишно И не пышно; Так не будет волн и слышно. Весна 1726 ОПИСАНИЕ ГРОЗЫ, БЫВШИЯ В ГАГЕ{*}
С одной страны гром, С другой страны гром, Смутно в возду́хе! Ужасно в ухе! Набегли тучи Воду несучи, Небо закрыли, В страх помутили! Молнии сверкают, Страхом поражают, Треск в лесу с перуна, И темнеет лу́на, Вихри бегут с прахом, Полоса рвет махом, Страшно ревут воды От той непогоды. Ночь наступила, День изменила, Сердце упало: Всё зло настало! Пролил дождь в крышки, Трясутся вышки, Сыплются грады, Бьют вертограды. Все животны рыщут, Покоя не сыщут, Биют себя в груди Виноваты люди, Бояся напасти И чтоб не пропасти, Руки воздевают, На небо глашают: «О солнце красно! Стань опять ясно, Разжени тучи, Слезы горючи, Столкай премену Отсель за Вену. Дхнуть бы зефиром С тишайшим миром! А вы, аквилоны, Будьте как и оны; Лютость отложите, Только прохладите. Побеги вся злоба До вечного гроба: Дни нам надо красны, Приятны и ясны». 1726 или 1727 СОН, УЧИНЕН ПЕСНИЮ НАПОДОБИЕ ОДНОЙ ПЕСНИ ФРАНЦУЗСКОЙ «LA REINE SI BELLE», И С ЕЕ ЖЕ РЕФРЕНОМ
