Сталин и Дальний Восток

Японская ассоциация мусульман у квартала Йойоги, Томигая № 1416. Мусса Бей Джарулла должен явиться в эту ассоциацию. Ввиду этого считаю целесообразным связаться с этой организацией. Ему нужно будет при въезде в Японию получить соответствующее разрешение японского правительства, т. к. у него на руках имеется только т. н. нансеновский паспорт. По этому поводу секретарь японской дипл. миссии в Финляндии Ичикава уже послал ходатайство в Министерство индел. Если военное руководство имеет в виду использовать Мусса Бей Джарулла, то следовало бы принять меры через МИД.

Мусса Бей намерен обратиться за японской визой примерно в апреле, явившись лично в нашу дипломатическую миссию в Тегеране.

Мусса Бей поддерживает систематические связи со следующими своими друзьями в Синьцзяне:

1) Абдурахим Ахун Бей, Кашгар.

2) Джамулла Зарифкари, Кашгар.

3) Домулла Мохаммед Сабит, Кашгар.

4) Ибрахим Ахун Бей, Кашгар.

5) Захир Аллахмар, Голджа.

6) Имам Кашпул Исрар, Голджа.

По словам Мусса Бея, мусульманские организации во всем мире поддерживают тесную связь между собой, прилагая все усилия к тому, чтобы освободиться из-под ига европейцев и американцев. Мусульмане, находящиеся на территории Советского Союза, также стремятся к освобождению.

Данные о Мусса Бей Джарулле:

Родился в 1876 г., по происхождению тюрк. Жил все время в России. В 1930 г. из Туркестана через Кашгар, Афганистан и Бомбей бежал в Финляндию. В дальнейшем он намерен обосноваться в Кашгаре»163.

«Токио. Генеральный Штаб Японии

Подполковнику Хата

От подполковника Оучи Рига.

Прошу передать письмо Мусса Бей Джаруллы в адрес Японской мусульманской ассоциации.

Написал в городе Ревеле.

Многоуважаемый Рашид Хазрят Ибрагим!

Шлю Вам свой искренний привет. Пишу это письмо, очень спеша, желая воспользоваться удобным моментом. Случайно встретился на одном собрании с майором Акио Дои и решил воспользоваться этим. Наверно, Вам хорошо известен вопрос о визе. Я был бы очень рад, если бы Вы ходатайствовали перед министерством внудел Японии о выдаче мне визы и этим открыли мне доступ в Японию. Я прошу Вас позаботиться об этом. Господин майор на дороге мне говорил несколько обнадеживающих слов. Японский посол в Гельсингфорсе также мне советовал обратиться к Вам.

Я жил в Финляндии около 6–7 м-цев и выехал оттуда с целью посещения Ирака и Персии. Меня приглашают в Кашгар. Я намерен через Японию поехать в Китай, прежде чем окончательно устроиться в Кашгаре. Я тоже хочу побывать во всех странах. Я намерен остановиться в Кашгаре после этого большого путешествия и преподавать богословие и литературу в течение 4–5 лет.

Буду очень тронут, если Вы будете ходатайствовать визу для меня. Если можно, постарайтесь и о результате можете сообщить мне через Хакима-Муллу в Финляндии. Сообщат мне также, если напишете в иракские газеты. Будет еще лучше, если о выдаче визы меня известят через японское посольство в Персии.

28-го января 1934 года»164.

«В Токио во 2-й Отдел Генерального Штаба

подполковнику Хата /н/примечан. начальнику советского сектора.

От военного атташе при японской миссии в Варшаве – майора [Г.] Янагида165

Председатель местной мусульманской ассоциации Исхаки-бей, о котором я Вам уже сообщал и который известен Вам, выезжает в конце июля из Варшавы в Японию. Цели его поездки в Японию заключаются в следующем:

1. налаживание работы с татарами,

2. установление связи с мусульманами в Маньчжоу-Го,

3. установление связи с китайским Туркестаном,

4. политический контакт с Японией по поводу указанных вопросов.

Для меня неясно, насколько для нас выгоден, принимая во внимание нынешнюю ситуацию, приезд Исхаки в Японию. Но с другой стороны, никаких оснований возражать против поездки – нет. Мы ему выдали визу и оказали ряд других услуг. Кроме этого, учитывая дальнейшие перспективы, мы оказали ему кое-какую материальную поддержку. Считаю необходимым уведомить Вас об этом. Как только окончательно определится дата отъезда, я сообщу Вам дополнительно. По прибытии его в Японию прошу взять его под соответствующее руководство. Сегодня я послал свои соображения по вопросу о внесении корректив в наш воинский устав. Резиновую именную печатку от Фужзицука получил. Куклы для капитана Симануки еще не получены.

18 июля 1933 г. Янагида»166.

В начале 1941 г. татарское население в г. Хайларе приняло решение о переходе в гражданство Турции. Спецслужбы Японии среагировали достаточно быстро, такой раскол им был не нужен. 21 февраля 1941 г. начальник хайларского жандармского отряда сообщил вышестоящему руководству о проведенной реорганизации тюрко-татарской общины в связи с решением вопроса о переходе татарского населения в гражданство Турции.

19 февраля хайларская ЯВМ открыла заседание пленума тюрко-татарской общины, принудив действующих членов президиума общины выйти в отставку, якобы по собственному желанию, и назначила новый состав президиума общины из числа прояпонски настроенных татар, составляющих «группу меньшинства» для того, чтобы этим оказать давление на лиц, желающих перейти в гражданство Турции. Сообщалось, что в результате происков просоветски настроенных составляющих «группу большинства» татар, желавших перейти в турецкое гражданство, их количество достигло 80 % татарского населения, которое присоединилось к этой группе.

Воспользовавшись этим случаем, хайларская ЯВМ решила отстранить от должности неблагонадежных руководителей татарской общины. Занимавшим руководящие должности председателю Агееву и другим было предложено выйти в отставку по собственному желанию под предлогом болезни, старости и другим причинам. Они приняли это предложение.

Начальник ЯВМ утвердил увольнение этих руководителей и назначил новый состав из числа составляющих «группу меньшинства» прояпонски настроенных лиц.

В назначенное время секретарь татарской общины Кутнаев объявил заседание открытым, а затем начальник ЯВМ полковник Р. Сакураи сделал разъяснение о нынешней ситуации и предупредил, что он считает массовый переход татарского населения в Маньчжурии в гражданство Турции явной диверсией, направленной третьим государством против Маньчжоу-Ди-Го, и поэтому кто согласится на это и переменит подданство, тому не миновать в будущем репрессии со стороны японо-маньчжурских властей.

После этого выступил Гимранов, из группы меньшинства.

Далее полковник Сакураи объявил, что нынешние председатель и заместитель председателя, хотя и не присутствуют на заседании пленума, но подали заявление об увольнении по старости и по болезни. Их желание удовлетворено, президиум общины временно распускается, а до выбора нового состава президиума, который намечается произвести в будущем году, от имени начальника ЯВМ назначается временный состав президиума.

В дальнейшем японцы рассчитывали на нормальное развитие тюрко-татарской общины, тем не менее наблюдение за откликами по поводу реорганизации, а также за подпольной подрывной деятельностью просоветски настроенных элементов продолжалось167.

Взаимодействие разведок Японии и Германии.

22 мая 1934 г. Ягода сообщил Сталину, что в расшифрованных телеграммах японского военного атташе в Москве на имя помощника начальника японского Генштаба (за № 55, 56, 57 и 58 от 12-го мая) говорилось о том, что германским военным атташе в Москве полковником Гартманом были переданы японцам подробные разведывательные данные, касающиеся ряда конструкций самолетов, а также секретные сведения о некоторых авиационных заводах (заводы № 81, 22, Пермский, Воронежский и др.).

Обращало на себя внимание, что некоторые из переданных германским военным атташе разведывательных данных в отношении авиации СССР и авиапромышленности относились, несомненно, к последнему времени. Заслуживало внимания также и то, что, помимо сведений о военных самолетах, германский военный атташе располагал данными, касающимися гражданского авиастроения, в частности по заводу № 81.

В целях вскрытия источников, которыми пользовался германский военный атташе, и, исходя из того, что германские подданные с работы в авиапромышленности повсеместно были удалены, органами ОГПУ был подвергнут анализу ряд агентурных разработок обрусевших немцев, имеющих отношение к авиапромышленности и подозрительных по шпионажу в пользу Германии.

Из числа таких лиц особое внимание вызывал старший консультант Главного управления Гражданского воздушного флота С. Ф. Лукенберг (по национальности полушвед, полунемец, гр-н СССР, беспартийный, бывший сотрудник концессии «Юнкерс», бывший начальник планового отдела Авиаспецтреста). Лукенберг в период службы в концессии «Юнкерс» был осведомителем Особого отдела ОГПУ, но существенных сведений не сообщал и в 1932 г. связь с ним была прекращена.

В начале 1932 г. он по своей инициативе и без всяких рекомендаций поступил на службу в Авиаспецтрест, воспользовавшись происходившей тогда мобилизацией в авиапромышленность всех бывших работников авиации. Последующим наблюдением за ним было установлено, что он имел тесные связи с рядом работников Главного управления авиационной промышленности (ГУАП) через свою жену С. А. Ланскую – работника отдела снабжения ГУАП. Он располагал по своему служебному положению обширными данными о ГУГВФ и, в частности, о заводе № 81 (находился в непосредственном обслуживании Лукенберга как консультанта ГУГВФ). Лукенберг с 1927 г. был знаком с установленным германским разведчиком, представителем ряда германских фирм в Москве, германским подданным Г. Вальтером, поддерживавшим в свою очередь связь с сотрудниками германского посольства в Москве.

30 мая 1934 г. Лукенберг был арестован. В ходе допроса он сообщил, что в 1924 г. якобы был завербован для разведывательной работы в пользу Германии агентом разведывательного отдела штаба Рейхсвера, бывшим директором воздушных линий фирмы «Юнкерс» в Москве А. Н. Воскресенским (русский, эмигрант, германский подданный, в 1926 г. выехал из пределов СССР). Далее он показал, что в 1927 г. с ним связался по разведывательной линии Вальтер, под руководством которого он и выполнял функции резидента в ГУАП и ГУГВФ.

Подробное перечисление Лукенбергом сведений, переданных им через Вальтера для германской военной разведки и, в частности, по заводам № 81, 22, Пермскому и Воронежскому, показало, что они в основном и содержали в себе те разведывательные данные, которые впоследствии были переданы германским военным атташе полковником Гартманом японцам168.

Японская разведка в период, предшествовавший Великой Отечественной войне, и в ходе нее активно сотрудничала со спецслужбами фашистской Германии. Их совместная разведывательная деятельность против СССР была налажена в 1936 г., когда между Германией и Японией был заключен т. н. антикоминтерновский пакт. В это время в японских разведывательных органах были созданы специальные подразделения, которые поддерживали связь с немецко-фашистскими спецслужбами. Но наиболее тесное сотрудничество в плане обмена разведывательной информацией о Советском Союзе началось с осени 1940 г., с момента заключения тройственного военно-экономического союза между Германией, Италией и Японией.

Как показал арестованный органами госбезопасности в 1945 г. бывший начальник 2-го отдела КГВ полковник С. Асада, сотрудничество между разведывательными службами Германии и Японии в период войны осуществлялось на основании распоряжения начальника Генерального штаба японской армии маршала Х. Сугиямы.

В Токио разведывательный контакт поддерживался через начальника 2-го управления Генштаба, который непосредственно передавал и получал информацию о Советском Союзе через германского военного атташе генерал-майора А. Кречмера. Последний, кроме того, был тесно связан с начальником 16-го отдела 2-го управления Генштаба и Императорской верховной ставки полковником М. Амано.

В Маньчжурии сотрудничество было налажено через 2-й отдел штаба КГВ и аппарат военного атташе германского посольства в Маньчжоу-Ди-Го. Вместе с тем необходимую информацию германский военный атташе получал и от начальника ИРУ КГВ. За хорошо поставленную работу по обмену информацией разведывательного характера в 1940–1943 гг. начальник ИРУ генерал Г. Янагида в 1943 г. даже был награжден А. Гитлером фашистским орденом «Германского орла со звездой» 2-й степени.

Сотрудничество между специальными службами Германии и Японии продолжалось вплоть до окончания Второй мировой войны. Это подтвердил в своих показаниях С. Асада, который, вступая в должность начальника 2-го отдела штаба КГВ в апреле 1945 г., получил указание от начальника штаба группировки Х. Хаты о необходимости поддержания связи по разведывательной линии с германским военным атташе в Маньчжоу-Ди-Го.

Контакт между японской и немецко-фашистской разведками в период германо-советской войны был налажен не только на уровне руководящих инстанций. В процессе анализа архивных документов установлено, что по согласованию вышестоящих органов спецслужб этих стран такое сотрудничество в подрывной работе против СССР имело место и между отдельными разведчиками, а при необходимости и на агентурном уровне.

Так, арестованный в 1945 г. резидент японской разведки Б. Е. Суражкевич169 сообщил в своих показаниях, что он, как полуофициальный сотрудник мукденской ЯВМ, по разрешению руководства последней совместно с агентом ЯВМ белогвардейским атаманом Г. М. Семеновым поддерживал разведывательный контакт с сотрудниками гестапо Гертнером и Фуксом, находящимися в Маньчжурии как представители деловых кругов Германии. По словам Суражкевича, Гертнер и Семенов обменивались информацией о положении во Внутренней Монголии. Сами же Суражкевич и Гертнер информировали друг друга о политическом положении немецкой и русской колоний в Маньчжурии.

25 октября 1945 г. Суражкевич на допросе показал, что был свидетелем одной встречи Семенова с немцем, доктором Гертнером (офицер, сотрудник гестапо). Она состоялась летом 1935 г. в гостинице «Ориенталь» в г. Мукдене. Семенов вызвал Суражкевича по телефону. Когда он явился туда, его предупредили, что он будет участвовать в переговорах, как переводчик английского языка при встрече с немцем Гертнером. Это свидание было чрезвычайно секретным.

Переговоры проходили в присутствии доктора Фукса (немца, высокопоставленного и влиятельнейшего лица фашистского режима в Германии), который проводил политику немцев в жизнь на Дальнем Востоке. Фукс рассказал, что на днях вернулся из Монголии, где имел встречу с главой Внутренней Монголии князем Д. Де Ваном. Его поездка была связана с тщательным обследованием экономических ресурсов Внутренней Монголии. Фуксом была продемонстрирована на экране киносъемка отдельных эпизодов из промышленной и скотоводческой деятельности Монголии.

Доктор Гертнер вел разговор о делах, связанных с Внутренней Монголией. Семенов при этом рекомендовал использовать Суражкевича в качестве переводчика и попросил Гертнера с его помощью написать на русском языке обсуждаемые вопросы, связанные с Монголией. Через две недели Гертнер пригласил Суражкевича на свою квартиру. Туда он приходил еще 4–5 раз, где перепечатывал диктуемые ему на английском языке письма на имя Семенова на русский язык, часть работы брал на дом. Из содержания писем было ясно, что между Гертнером и Семеновым велись переговоры об осуществлении ряда мероприятий, связанных со снабжением Де Вана оружием и боеприпасами с обменом их на кожу и др.

Японцы в рассматриваемый период передавали немцам самые разнообразные сведения разведывательного характера: о численности и дислокации советских войск на Дальнем Востоке, о военных и экономических возможностях Советского Союза, об эффективности бомбежек немецко-фашистской авиацией Москвы, о метеоусловиях в районе столицы, о характере грузов, поступающих в СССР через дальневосточные порты из США. Немцам сообщались и такие важные для них сведения, как переброска частей Красной армии с Дальнего Востока на советско-германский фронт, планы переброски и многие другие разведывательные данные.

С. Асада в своих показаниях о целях сотрудничества немецко-фашистской и японской разведок откровенно заявил: «Передача разведданных о СССР Германии в тот период производилась на том основании, что у Японии и Германии была единственная цель – добиться поражения СССР и при этом немцы хотели захватить Украину, Белоруссию и Прибалтику, а японцы Приморье и Забайкалье». Данное заявление может вызвать возражения по поводу захватнических устремлений Германии и Японии, т. к. их планы в этом отношении были гораздо обширнее, однако цель сотрудничества спецслужб Японии и Германии указана точно – добиться поражения СССР170.

Необходимо отметить, что германская дипломатическая миссия в г. Чанчуне, имевшая консульства в г. Дайрене и Мукдене все время функционировала. Только после занятия частями Красной армии этих городов были задержаны все руководящие сотрудники миссии и консульств, в т. ч.:

Германский посланник при правительстве Маньчжоу-Ди-Го Вагнер Вильгельм, 1884 г. р., немец, член национал-социалистической партии.

Германский консул в Дайрене Бишев Эрнст, немец, член национал-социалистической партии171.

Германский консул в Мукдене Рамм Эрнст Карлович172, 1898 г. р., немец, член национал-социалистической партии.

Советник миссии в Чанчуне Кюльнборн Георг, 1888 г. р., немец.

Секретарь германского консульства в Мукдене Шрайдер Фриц, 1904 г. р., член национал-социалистической партии с 1933 г.

Секретарь германского консульства в Дайрене Шуман173.

Наряду с этим в г. Мукден и Дайрен были задержаны руководители местных фашистских организаций:

Киршбаун Ганс, 1897 г. р., немец, член национал-социалистической партии с 1934 г. С 1936 г. являлся руководителем всех фашистских групп в Маньчжурии и фашистской организации в Дайрене.

Кюнцель Вилли, 1901 г. р., немец, руководитель национал-социалистической организации в Мукдене.

Свобода Гюйдо Эдуардович, 1907 г. р., немец, член национал-социалистической партии с 1937 г., с 1943 г. являлся заместителем руководителя мукденской фашистской организации174.

Интересно то, что ЯВМ в это время взяла на особый учет всех немцев-нацистов, проживавших в Маньчжоу-Ди-Го. Естественно, все это делалось с перспективой налаживания отношений с СССР.

Взаимодействие разведок Японии и Польши.

19 марта 1932 г. ИНО ОГПУ сообщило Сталину сведения, полученные от источника во французском Генштабе. Советский агент, находясь в Варшаве, беседовал с начальником штаба польской армии генералом Гонсяровским, который сообщил ему, что осенью 1931 г. Варшаву посетила группа высокопоставленных японских офицеров. В ходе этого визита между генштабами двух стран было заключено письменное соглашение. «Гонсяровский отметил, что согласно этому соглашению Польша обязана быть готовой оттянуть на себя силы большевиков, когда японцы начнут продвигаться по территории СССР»175.

Будучи осведомленными о стратегических установках японского Генерального штаба на развязывание войны против Советского Союза, разведывательный аппарат 2-го управления Генштаба и 2-й отдел штаба КГВ осуществляли направление своих сотрудников в сопредельные с Советским Союзом капиталистические государства для сбора с их территорий разведывательных сведений об СССР. Находясь в таких странах, как Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, граничащих с Советским Союзом, японские разведчики контактировали в подрывной работе со специальными службами этих государств, получая интересующую их информацию о вооруженных силах и экономике СССР.

Особенно тесный контакт японские разведчики поддерживали с представителями 2-го (разведывательного) отдела польского Генерального штаба. Назначая в 1933 г. военным атташе в Польшу подполковника Г. Янагиду, разведывательное управление Генштаба Японии поставило перед ним задачу: используя общую границу Польши и СССР, проводить военную, экономическую и политическую разведку против нашей страны. При этом японские спецслужбы учитывали антисоветскую направленность польской политики, т. к., по заявлению Янагиды, «у Польши и Японии Советский Союз являлся общим врагом»176.

25 августа 1933 г. секретарю ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановичу зам. председателя ОГПУ Г. Г. Ягода и начальник Экономического управления ОГПУ Л. Г. Миронов писали, что в результате углубленной агентурной работы по вскрытию контрреволюционной вредительской и шпионской организации в военной промышленности – Орудийно-арсенальное объединение и его заводы – установлено, что на территории Союза действует разветвленная шпионская сеть, созданная разведывательными органами Польши, которая вела крупную шпионскую и диверсионную работу на заводах военной промышленности. К моменту ликвидации этой шпионской сети агентурой НКВД было установлено, что во главе ее в качестве организатора и руководителя стоял специально переброшенный на территорию СССР крупный резидент польской разведки, прибывший в СССР под видом политэмигранта Минин Михаил Робертович.

Одновременно с операцией, проведенной в военной промышленности, ОГПУ, ПП ОГПУ МО и ГПУ УССР была ликвидирована и указанная выше польская резидентура. При этом были установлены конспиративные явки польской разведки в Москве (квартира гр-на Клячко Льва Аркадьевича на Троицкой улице в д. № 1/4, кв. 2) и в Киеве (кв. гр-ки Арабок Марии Пахомовны – Люси, ул. Короленко, д. № 71, на 1-м этаже). Кроме того, был арестован в числе других резидент польской разведки Минин Михаил Робертович, настоящая фамилия которого – Бриль Виктор Иосифович.

В этих материалах отражалось взаимодействие японской и польской разведок. Так, в связи с заданиями агента польской разведки Совы о получении сведений по оборонным работам на границах был завербован для шпионской работы по Дальнему Востоку инженер Рыбальченко, работавший участковым прорабом на строительстве по укреплению маньчжуро-китайской границы. «Через Рыбальченко были получены и переданы польской разведке секретные документы об укреплениях на ДВ с указанием конструкций укреплений и их качества, дислокация и планы построенных на ДВ в 1932 г. воинских казарм.

При аресте участника к.– р. организации Улановского, непосредственно вербовавшего Рыбальченко, на квартире изъяты полученные от последнего для передачи полякам материалы с подробным описанием обороноспособности Дальнего Востока.

При передаче Мининым-Брилем сведений по Дальнему Востоку агенту польской разведки Сове последним были даны указания по дальнейшему собиранию сведений по оборонным мероприятиям по Д. В. и, в частности, было сказано, что по договоренности Польши и Румынии с Японией первый удар должен быть произведен на Д. Востоке. Проводившаяся шпионская и диверсионная работа широко финансировалась разведорганами Польши».

На 23 августа по делу контрреволюционной организации в военной промышленности было арестовано 70 человек177.

17 мая 1934 г. зампред ОГПУ Ягода проинформировал Сталина, что японский посол в Москве Т. Ота телеграфно известил японского посла в Синьцзяне о вылете из Москвы в Биробиджан корреспондента польской газеты «Наш Пшеглонд» (орган еврейской буржуазии сионистского направления, симпатизирующий Пилсудскому) – Бернарда Зингера.

В телеграмме Ота указал, что Зингер едет с целью ознакомления с советским Дальним Востоком и, в частности, с Биробиджаном. После чего он планирует выехать с этой же целью в Маньчжоу-Го. Согласно этому сообщению, Зингер был связан с японским корреспондентом в Москве газеты «Осака Асахи», в силу чего Ота указывал на возможность получения от Зингера информации о военном положении Дальнего Востока и просил оказать ему полное содействие, связав его конфиденциально с представителем Маньчжоу-Го в Харбине.

Зингер был известен органам ОГПУ как лицо, связанное с 2-м отделом польского главного штаба (персонально с шефом контрразведки полковником С. Мейером – руководителем работы по борьбе с компартией Польши). Внешне Зингер выдавал себя за симпатизирующего коммунизму, имел связи среди легальных коммунистов – еврейских литераторов. Наряду с этим было известно, что Зингер изредка давал ТАСС информацию о сеймовой работе.

В СССР Зингер приезжал в 1927, 1930 и 1933 гг. В третий раз въехал по местной визе полпредства СССР в Варшаве без согласования с центром.

19 мая ОГПУ было дано телеграфное указание ПП ОГПУ ДВК о тщательном наблюдении за Зингером, с целью выявления его связей и одновременно перед НКИД был поставлен вопрос о запрещении Зингеру в будущем въезда в СССР178.

Особый отдел ОГПУ информировал ПП ОГПУ в Хабаровске о том, что вылетевший 17 мая из Москвы в Хабаровск в целях ознакомления с Биробиджаном польский корреспондент Бернард Зингер получил от японской разведки в Москве ряд серьезных поручений. В Хабаровске Зингер должен был встретиться с представителями консульств Японии и Маньчжоу-Го, после чего выехать в Харбин. Предлагалось принять меры тщательного наблюдения за ним как на территории СССР, так и за рубежом179.

Из перехваченной телеграммы японского посла в Москве японскому послу в Синьцзяне следовало, что они ждали от Зингера определенной разведывательной информации. Посол писал: «Есть надежда на получение от него благодаря этой поездке информации в отношении военного положения советской стороны». Просил оказать Зингеру необходимое содействие180.

8 июля 1934 г. в Польшу с трехдневным визитом прибыл брат японского императора принц Ф. Коноэ, который привез Й. Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала С. Араки, который активно выступал в 1932 г. за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить до марта-апреля 1935 г. Тем не менее, несмотря на эти причины, он заявил: «Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации»181.

В сентябре 1934 г. Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы в Аконо генералом Харута. К осени 1934 г. польско-японское военно-техническое сотрудничество шло полным ходом.

11 ноября 1934 г. советник полпредства в Варшаве Б. Г. Подольский сообщил зам. наркома Б. С. Стомонякову о том, что японский Генштаб осуществляет наблюдение за СССР из прибалтийских стран и из Польши, а «польская военная и металлургическая промышленность получила от Японии заказы. Она разместила в Польше двухгодичный заказ на изготовление 100 тыс. винтовочных стволов, а также приобрела у нее лицензию на истребитель П-7. Польские предприятия выполняли также японские заказы на стальной прокат, бронеплиты, трубы и турбины»182.

В августе 1938 г. была установлена прямая тайная связь между Варшавой и Токио. Японцы в это время получили от польской разведки через японского военного атташе в Варшаве ключ для расшифровки советских военных радиопередач.

Сразу после войны органами НКГБ СССР в г. Бухаресте был задержан и в марте 1945 г. доставлен в Москву Ортвин-Ельяшевич Бронислав Станиславович, 1897 г. р., уроженец г. Варшавы, из дворян, по национальности поляк, подданный Польши, беспартийный, кадровый офицер польской армии, в момент задержания без определенных занятий.

На следствии он показал, что ранее проживал в России, окончил Киевский кадетский корпус и в конце 1918 г. выехал в Польшу. С 1920 г. служил кадровым офицером польской армии в должности командира артиллерийской батареи, а с 1936 г. в качестве шифровальщика польских разведывательных органов в пограничных войсках. В 1939 г. Ортвин-Ельяшевич был отозван в распоряжение 2-го отдела польского Генерального штаба и назначен начальником разведывательной школы в Варшаве по подготовке агентуры для заброски в Советский Союз.

Из его показаний следовало, что 2-й отдел польского Генштаба свою работу против Советского Союза координировал с японской разведкой через японского военного атташе в Варшаве полковника М. Уэда. Польская разведка совместно с японцами занималась вербовкой агентуры из числа участников Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП), субсидировав названную организацию, которая, в свою очередь, поставляла агентуру.

Существовавшая в Варшаве школа разведчиков была укомплектована из членов НТСНП, прибывших из Югославии и Франции. Срок обучения был рассчитан на 2 мес. по следующей программе: политическая и экономическая география СССР; история ВКП(б); устройство советского и партийного аппарата; экономическое положение СССР; структура и организация Красной армии; общественные организации; быт в СССР; советская терминология; состояние охраны границ СССР; фотодело; изготовление поддельных печатей; тайнопись и шифры. Кроме того, большое внимание уделялось вопросам физической подготовки, стрельбе из револьвера и метанию гранат. Основными преподавателями школы являлись Н. Воронец, капитан артиллерии в отставке, и Перич Георгий Сергеевич, он же Муха Станислав, он же Г. С. Околович, белоэмигрант, один из руководящих участников НТСНП183.