Йода: Свидание с тьмой

Его взгляд по очереди остановился на каждом из джедаев, и каждый отвел глаза.

— Наш величайший ученик! — Уши Йоды встопорщились и снова поникли. — Наша величайшая неудача.

Древний мастер проковылял к подносу и налил себе стакан воды.

— Довольно об этом. Историю свою доскажи нам, мастер Марук.

— Вентресс нашла меня, — сказал Джей. — Мы сражались. Я проиграл.

Его обожженная рука опять начала дрожать.

— Она отобрала у меня меч. Я приготовился к смертельному удару, но она взяла меня в плен. Завязала мне глаза и запихнула в спидер. Путешествие было коротким, не дольше часа. В конце его нас ждал граф Дуку.

— А! — Мейс Винду подался вперед. — Так значит, Дуку на Вжуне!

— И ты ушел живым от Дуку и Вентресс! — сказала Айлина.

Обожженные губы Марука раздвинула безрадостная усмешка.

— Пусть это не вводит вас в заблуждение. Я здесь только потому, что так пожелал Дуку. Вентресс убила бы меня, если бы могла, она это очень ясно дала понять, но Дуку был нужен посланец. Такой, которому он мог бы доверять. — Голос джедая был исполнен иронии. — Который первым делом пришел бы сюда, а не в Сенат. Он особенно подчеркнул, что я должен передать послание лично мастеру Йоде и только в Храме, вдали от посторонних глаз.

— И что же гласит это срочное послание? — спросил Мейс Винду.

— Он сказал, что хочет мира.

Джей Марук обвел взглядом недоверчивые лица джедаев и пожал плечами.

— Мира! — злобно бросила мастер Чен. — Биооружие уничтожает миллионы невинных на Хоногре, [3] а он хочет мира! Республика разваливается, словно горелые бревна в костре, а он хочет мира! Могу себе представить, что за мир он имеет в виду.

— Дуку предполагал, что мы будем… э-э… осторожны.

Джей Марук просунул руку в карман под плащом.

— Он сказал, что отсылает меня обратно с подарком и вопросом для мастера Йоды. Подарком была моя жизнь. Но вопрос — вот он…

Он вынул руку из кармана и раскрыл ее. На дрожащей ладони лежала раковина — самая обыкновенная раковина, какую ребенок может отыскать на океанском берегу любого из тысячи миров. Джедаи непонимающе уставились на нее, но Йода неожиданно потерял хладнокровие. Он резко втянул в себя воздух и нахмурился.

— Учитель? — Джей Марук оторвался от созерцания раковины. — Я вез эту штуку через пол-галактики. Но что она означает?

* * *

Шестьдесят три стандартных года назад…

Вечер. Темно-синее небо над обширной территорией Храма джедаев. В храмовых садах, обнесенных стенами, вечернее небо отражается в искусственном пруду, украшенном орнаментом. На камне у пруда сидит самый способный из учеников Йоды и смотрит в воду. В руке он держит раковину, пальцы пробегают по ее гладким обводам. Перед ним на поверхности воды танцуют легконогие водомерки.

Подобно им, внимание ученика танцует на поверхности тишины, скользя над бездонными глубинами Силы. Он всегда был легконогим; Сила идет рябью под его концентрацией, но без труда держит его на плаву. Однако сегодня, по некоторой причине, он печален и чувствует себя каким-то странно тяжелым. Как будто он впервые осознал, как легко было бы позволить ноге провалиться глубоко в эту энергию — погрузиться в темные глубины и утонуть.

Топ, топ, стук. Топ, топ, стук. Приближаются шаги — раз, два, затем звук удара посоха по усыпанной белой галькой дорожке. Появляется слабый свет, он исходит со стороны помещения учителей — огонек, движущийся сквозь путаницу листьев и лоз. Присутствие знакомо ученику, он чувствует Йоду, чей древний разум сияет так же ярко, как его фонарь, задолго до того, как силуэт старика покажется из-за угла и великий мастер Ордена джедаев медленно вскарабкается наверх, чтобы сесть рядом.

Ученик улыбается и склоняет голову. Сколько раз Йода говорил ему в бесконечные часы медитаций и тренировок: не нужно демонстрировать внешнюю форму позы или атаки, нужно каждой клеткой тела чувствовать ее смысл. Поэтому маленький наклон головы, внешне такой небрежный, выражает бесконечную благодарность и уважение. И еще страх. И вину.

Великий мастер ордена джедаев ставит фонарь на землю и начинает неуклюже взбираться на камень, помогая себе руками. Он карабкается к своему ученику, кряхтя, словно несчастный садовый гном. Улыбка ученика становится шире, но он даже не пытается предложить помощь.

Поворчав и поерзав, Йода устраивается на камне, расправляет складки ветхого одеяния и свешивает ноги к самой воде. Водомерки мельтешат под его древними зелеными пальцами, не замечая маленького волосатого величия над собой.

— Приуныл ты, Дуку?

Ученик не пытается отрицать.

— Предстоящей поездки не боишься ты, конечно?

— Нет, учитель. — Ученик тут же поправляет себя. — Во всяком случае, не самой поездки.

— Уверен в себе должен ты быть. Готов ты.

— Я знаю.

Йоде вдруг становится нужен фонарь, который он оставил внизу. Он опускает посох и пытается подцепить ручку лампы. Кривясь, он пробует раз, другой, но ручка все время выскальзывает. Йода разочарованно ворчит.

Легчайшим усилием мысли ученик подхватывает светильник Силой и посылает его по воздуху к своему учителю.

— Почему не сделать это легким способом? — спрашивает он и знает ответ еще до того, как произносит эти слова.

— Потому что он легкий, — ворчит Йода.

Юноша знает, что ученики слышат от Йоды множество таких ответов. «Тем не менее он не отослал фонарь обратно», думает Дуку.

Сейчас в саду только они двое. Где-то далеко выскакивает из воды рыба и плюхается обратно.

Йода дружески тыкает ученика концом посоха:

— Уехать еще вчера готов был ты!

— И в прошлом месяце, и в прошлом году, и в позапрошлом. — Печальная улыбка озаряет лицо Дуку и медленно увядает. — Но сейчас, когда это действительно должно случиться… — Он оглядывается. — Не могу припомнить ни дня, когда мне не хотелось бы уехать отсюда — улететь на корабле, путешествовать среди звезд, повидать мир. И в то же время мне здесь нравилось. Это место стало моим домом. Вы стали моим домом.

— И всегда будем им. — Йода одобрительно вглядывается в насыщенную ароматами темень сада. — Всегда здесь буду я. Дом, да… говорят на Алдераане: «там твой дом, где, увидев тебя на пороге, пустят внутрь»! — Он втягивает в себя вечерний воздух и издает легкий смешок. — Хм. Всегда место для тебя будет здесь.

— Наверное. Я надеюсь. — Ученик смотрит на раковину, которую держит в руке. — Я нашел ее на берегу, покинутую пресноводным крабом-отшельником. Вы знаете, у них не бывает постоянных домов. Они постоянно вырастают из своих домов. Я думал о том, как джедаи нашли меня на Серенно. Должно быть, я жил с отцом и матерью, я их сейчас уже не помню. Можно ли не думать о том, как это странно? Каждый джедай — это ребенок родителей, которые решили, что могут обойтись без него.

Йода напрягается, но ничего не говорит.

— Мне иногда кажется, что именно это и движет нами. Тот первый отказ. Нам нужно многое доказать себе и другим.

Из переплетения лиан, как искра из костра, вылетает огнемуха и начинает носиться над поверхностью пруда. Ученик следит за ее неуловимым танцем над гладью воды.

У Йоды есть один вопрос, который он любит задавать: «Кто мы, Дуку, считаешь ты?» Каждый раз ученик пробует новый ответ: «Мы — узел, завязанный в Силе», или: «Мы — посланники Судьбы», или: «Каждый из нас — клетка в теле Истории»… но сейчас, когда он глядит на вспыхивающее в ночи насекомое, ему на ум приходи более правдивый ответ. «В конечном итоге, мы такие же, как она: одинокие».

Раздается слабый всплеск, как будто лопается пузырь, и из темной глубины выскакивает рыба с разинутой пастью. Огонек гаснет и исчезает без следа, остаются только круги на поверхности воды.

— Мне кажется, что даже тогда я жил, словно краб-отшельник, — продолжает ученик. — Я был слишком большим, чтобы дом моих родителей мог вместить меня. Вы привезли меня сюда, но уже много лет даже Храм кажется мне тесным. Я думаю… — Юноша останавливается и поворачивается к учителю. Падающий сбоку свет бросает тень на его лицо в капюшоне. — Я боюсь, что, побывав в большом мире, я уже не смогу снова здесь поместиться.

Йода кивает, обращаясь словно к самому себе:

— Гордишься собой ты. Небезосновательно гордишься.

— Я знаю.

— Но и не без риска, однако.

— И это я тоже знаю.

Ученик проводит пальцами по пустой раковине и бросает ее в пруд. Перепуганные водомерки разбегаются в разные стороны, пытаясь при этом не провалиться.

— Большим, чем джедай, большим, чем Сила, быть не сможешь ты, — говорит Йода.

— Но Сила — это нечто большее, чем джедаи, учитель. Сила — не просто эти стены и учение. Она течет во всех живых существах, высших и низших, больших и маленьких, светлых…

Ученик сконфуженно замолкает.

— …и темных, — заканчивает за него Йода. — О да, юный. Думаешь ты, я никогда не испытывал прикосновения тьмы? Знаешь, что может совершить дух столь великий, как Йода, за восемьсот лет?

— Учитель?

— Множество ошибок! — Сипло смеясь, старый учитель протягивает посох и награждает ученика тычком между ребер. — Спать отправляйся, глубокомысленный философ!

Тык, тык.

— Твой учитель, Тейм Церулиан, говорит: самый одаренный ты из падаванов, которых учил он. Верить в себя не нужно тебе. Я, Йода, великий и могучий мастер, буду верить за тебя! Достаточно этого?

Ученику хочется рассмеяться, но не может.

— Это слишком много, учитель. Я боюсь…

— Хорошо! — Йода фыркает. — Бояться темной стороны ты должен. В сильных она сильнее всего. Но Тейму не ровня ты пока; не рыцарь ты пока; не член Совета. Много раковин ждет тебя еще, Дуку — до тех пор, пока ты умещаешься вот в эту, — говорит он, водя посохом по коже ученика. — Завтра отправиться во тьму ты должен, что разделяет звезды. Но домом твоим всегда это место будет. Если собьешься ты с пути, оглянись на этот сад.

Йода поднимает свою лампу, и тени разбегаются, словно водомерки.

— Свечу зажгу я, чтобы нашел ты дорогу домой.

* * *

Шестьдесят три года спустя Джея Марука отправили в лазарет, а Айлина Чен вернулась в свою комнату готовиться к Турниру учеников. С Йодой остался только Мейс Винду.

— Дуку хочет вернуться домой, — сказал Йода. — Ловушкой это может быть.

— Вероятно, — согласился Мейс.

Йода вздохнул и посмотрел на раковину.

— «Вопросом» назвал он это. Да, вопрос, еще какой! Но проигнорировать его должны мы, согласен ты?

К его удивлению, Мейс покачал головой.

— Дуку должен был умереть. Я должен был убить его на Геонозисе. Сделав это, я предотвратил бы войну. Но и сейчас он остается ключом ко всему. Что, если он действительно хочет переговоров? Маленький шанс существует. Может ли он после всего захотеть вернуться к нам? Конечно, шанс ничтожно мал. Но если положить на одну чашу весов этот шанс, а на другую — миллионы жизней, то ясно, что мы должны воспользоваться шансом. Так мне кажется, учитель.

Йода хмыкнул.

— Тяжело это — еще раз решиться поверить в этого потерянного ученика!

— Трудно, — согласился Мейс. — Никто не говорит, что быть учителем легко — даже для вас.

Йода фыркнул, обводя взглядом Храм.

— Пфе. Слишком мудрым ты стал. Лучше было раньше, когда только Йода был мудрым!

Он посмотрел на Мейса и хихикнул. Мейс тоже рассмеялся бы, если бы не потерял свою веселость где-то на арене Геонозиса.

* * *

На другой стороне галактики самый одаренный ученик Ордена протянул ногу и носком сапога потрогал рукоять светового меча. Граф Дуку скривился. Меч был все еще зажат в руке. Рука почернела от копоти и покрылась изморозью; оторванная чуть выше запястья, она заканчивалась слоем вытекшей и замерзшей крови. Дуку находился в своем кабинете — месте для размышлений — и зрелище отсеченной кисти сильно потревожило его созерцательный настрой. Кроме того, хотя рука и замерзла в космическом вакууме до абсолютного нуля, она оттает за считанные минуты. Если не принять меры, она оставит пятно на изразцовом полу. А это уже нехорошо, хотя вряд ли кто-то заметит еще одно пятно на полу в замке Малро.

По другую сторону стола Дуку Асажж Вентресс взвесила в руке мешок из изоляционной ткани.

— От корабля почти ничего не осталось, господин. Сила была со мной, и я с первого же выстрела попала в камеру реактора. Мне понадобилось несколько часов, чтобы найти вот это, — она показала на замороженную кисть. — Пришло в голову, что магнитное сканирование поможет обнаружить световой меч. Забавно, он как раз тянулся за оружием, когда его корабль взорвался. Инстинкт, я полагаю.

— «Он»?

— Он, она. — Асажж Вентресс пожала плечами. — Оно.

Когда погиб ее первый учитель, Асажж Вентресс — бич джедаев и самая грозная союзница графа Дуку — покрыла свою безволосую голову татуировками и распрощалась со своей беззаботной девичьей жизнью. Ее череп украшали двенадцать полосок, обозначавших двенадцать военных диктаторов, которых она поклялась убить и убила. Это была женщина-кинжал, стройная и смертоносная. Даже в галактике, переполненной ненавистью, такое сочетание быстроты и ярости появляется лишь раз в поколение; Дуку понял это в тот момент, когда они впервые встретились. Она была одновременно розой и шипом; звуком длинного ножа, вонзаемого в тело; вкусом крови на губах.

Асажж повела плечами.

— Голову я так и не нашла, зато собрала кое-какие останки, на случай, если вы захотите взглянуть, — сказала она, демонстрируя свой мешок.

Дуку посмотрел на нее.

— Надо же, какой ты стала кровожадной.

Она ответила:

— Я становлюсь тем, кем вы меня делаете.

Ну что на это ответить?

Искусным рывком Силы Дуку поднял кисть, по-прежнему сжимавшую оружие, и подвесил в воздухе перед своими глазами — так же легко, как десятки лет назад он подал Йоде его лампу. Перед тем, как взрыв истребителя столь неэстетично отделил руку от тела, она, по-видимому, имела оливковый оттенок. Теперь она была настолько обожжена, что было трудно вообще опознать в ней человеческую руку. Мертвая плоть, лишенная связи с сознанием, ныне представляла собой косную материю, не более интересную, чем ножка стола или восковая свеча, и не несла отпечатка души и индивидуальности своего хозяина. Дуку всегда изумляло то, насколько преходяща связь между телом и духом. Дух — это кукловод, заставляющий конечности тела двигаться; но стоит перерезать нити, и не останется ничего, кроме мяса и краски, одежды и костей.

А вот световой меч джедая — нечто совершенно иное. Каждое оружие — уникальная вещь, которую ее владелец сам создает и усовершенствует. Меч выражает сущность своего хозяина в чистом виде. Дуку провел пальцем по рукояти оружия погибшего джедая. Сила взрыва оторвала половину корпуса и так расплавила внутреннюю начинку, что оружию уже не суждено было снова вспыхнуть, но самое главное еще можно было различить.