ЭДУАРД ПОЛЯНСКИЙ
УХО НА ФОТОГРАФИИ
Рисунки Г. ОГОРОДНИКОВА
© Издательство «Правда»,
Библиотека Крокодила. 1979 г.
Свои биографические данные автор уже обнародовал в предыдущих книжках, вышедших в «Библиотеке Крокодила». В первой книжке «Хочу все знать» (1870 г.) он вспомнил, что родился в дождливый день. Во второй — «Экзотическая корова» (1973 г.) он изложил свой трудовой путь. В третьей — «Традиционный кулак» (1976 г.) автор сообщил о рождении дочери Анны.
Заглянув в конец этой книжки, читатель узнает, что вышеназванная дочь автора уже заметно подросла и даже занимается стенной росписью.
КОГДА ОТЦВЕТАЮТ РОЗЫ
Преподаватель-совместитель с почасовой оплатой Юрий Андреевич К. набрасывал на листочке бумаги некоторые моменты будущей лекции для учащихся техникума. «Основные направления технического прогресса в сельской стройиндустрии это; софа-кровать — 180 руб., стулья (2 штуки) — 24 руб. 20 коп., табуретки (2 штуки) — 7 руб.», — начертал он. Пробежав глазами начертанное, Юрий Андреевич лишний раз убедился, что технический прогресс из его сознания вытеснен житейскими проблемами. И пока в голове у него эти проблемы, сельская стройиндустрия не сможет захватить его полностью.
Юрий Андреевич перевернул листок и решительно озаглавил его: «ИСКОВОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ. ПРОШУ УВАЖАЕМЫЙ СУД ВЕРНУТЬ МНЕ ВЕЩИ, КОТОРЫЕ ВОРОВСКИ ВЫВЕЗЛА МОЯ БЫВШАЯ ЖЕНА, ОСТАВИВ ВЗАМЕН ПИСЬМО ХУЛИГАНСКОГО СОДЕРЖАНИЯ». Далее следовала опись вещей из 13 пунктов. Итого, подвел черту Юрий Андреевич, на 1548 руб. 20 коп.
На судебном заседании, куда вызвали его бывшую жену и свидетелей, Юрий Андреевич выказал преподавательскую жилку.
«Основное направление прогресса общества — это рост благосостояния населения, — теоретизировал он. — В свете этого прошу удовлетворить мой иск по следующим позициям, перечисленным в описи: позиция № 3 — телевизор, позиция № 4 — софа-кровать, позиция № 5 — шкаф полированный, позиция № 7 — велосипед. По остальным позициям взыскать с ответчицы половину стоимости вещей. С нее же взыскать стоимость судебной госпошлины за раздел имущества».
Суд не позволил Юрию Андреевичу превратить свое выступление в лекцию и вовремя посадил его на место. Тем более что нелишним было послушать свидетелей. Свидетели же показали, что все имущество, «воровски вывезенное» ответчицей Александрой Сергеевной М., принадлежало ей еще до бракосочетания. Соединив свою судьбу с Юрием Андреевичем, она перебазировалась на его жилплощадь со своей мебелью.
Было это год назад. Он тогда называл ее Санек и по воскресеньям катал на багажнике позиции № 7. А вечером они сидели перед голубым огоньком позиции № 3, пили чай, дружно хрустя карамелью «Клубника со сливками», и Александра Сергеевна спрашивала у Юрия Андреевича: «А не достать ли с антресолей варенье из райских яблочек?» На что Юрий Андреевич отвечал: «А почему бы и не достать?»
Они распечатывали банку, удаляли слой плесени, и Юрий Андреевич тонко замечал: «А ведь ценная, может быть, Санек, плесень. Лечебная, не исключено. Жалко выбрасывать».
Откуда было знать Александре Сергеевне, что это не мимолетное замечание, а целое мировоззрение? Пройдет время, Юрий Андреевич доест райские яблочки и в предчувствии семейного кораблекрушения тайно от жены снесет пустые банки на приемный пункт. А потом развернет нешуточную борьбу за весь домашний скарб вплоть до поломанных табуреток.
А теперь перейдем к другой паре, которая до размежевания записывала свое милое воркование на магнитофонную ленту.
«Казик, достань из холодильника парные котлеты и молоко, — щелкнув кнопкой магнитофона, слышал Казик заботливый голос. — Молоко пей маленькими глотками, береги гланды. Крепко целую. Вечно твоя Фло».
Казик оставлял не менее трогательную запись:
«Фло, дорогая! Сегодня тридцать седомой день со дня нашего бракосочетания. В честь этого знаменательного события дарю тебе розы. Они в маленькой комнате на трюмо. Обнимаю. Вечно твой Казик».
И вот бывшие супруги, еще недавно ворковавшие, как голубки, довольно синхронно раскрывают в суде свое малосимпатичное нутро. Хотя каждому из них кажется, что он чем-то выгодно отличается от своей уже не дражайшей половины.
«Мы разные люди, с разными взглядами на семью, на жизнь», — утверждает в исковом заявлении переводчица с французского Флора Петровна Р. Тем самым она хочет подчеркнуть, что инженер-конструктор Казимир Львович Щ., с которым она около года состояла в законном Зраке, чужд ей духовно и взирает на жизнь со своей собственной колокольни.
Ну что же, поймаем взгляды Флоры Петровны и Казимира Львовича, куда они направлены и что излучают.
Направлены они на:
1. Рюмки хрустальные, ладьи, вазу.
2. Магнитофон.
3. Трюмо старинное в резной раме.
4. Утюг, мясорубку.
5. Пуфик.
6. БСЭ.
Излучают их взгляды любовь, страсть, томление. Любовь к рюмкам, страсть к трюмо в резной раме, томление от пугающей неизвестности, кому достанется пуфик.
И взгляды одни и поведение, как увидим ниже, вполне идентичное.
Флора подала исковое заявление, и Казик не отстал, подал встречный иск. Фло относительно имущества высказалась: «Мое!» — и Казик не растерялся, употребил аналогичное слово.
Фло: «Все приобретено на деньги, которые я получила, выйдя из ЖСК».
Казик: «Приобретено на мои кровные, полученные за рацпредложения».
Фло: «Он упер мою шубу!»
Казик: «Она уперла мою ондатровую шапку и отрез на костюм».
«Настаиваю на выделении мне энциклопедии и хрустальной вазы для цветов, а жене — утюга», — обратился к судье Казик. Фло на утюге не настаивала, но без БСЭ она не мыслила дальнейшего существования.
Как видим, жизненное кредо у данной пары одной закваски. Хотя, по мнению автора, Казик все же более настойчив. Казик добивается переоценки пуфика, стоимость которого занижена на 4 рубля. Он подает кассационную жалобу в горсуд, требуя включить в список вещей, подлежащих разделу, еще один предмет — чемодан, который районные судьи, проявив равнодушие к судьбе человека, безответственно исключили из списка.
Да, отцвели розы, иные картинки быта отражают трюмо в резной раме, иной текст хранит магнитофон. Казик включает запись во время судебного разбирательства, звучат истошные вопли, секретарь от неожиданности роняет ручку, народный заседатель инстинктивно загораживается рукой на случай кастрюлеметания.
— Все слышали? — торжествует Казик. — Она признала, что пуфик куплен на мою прогрессивку.
Если от любви до ненависти один шаг, то от любви до крохоборства, увы. расстояние еще меньше.
УТИНАЯ НОЖКА
И ХРУСТАЛЬНЫЙ БОКАЛ
Некоторые граждане (в основном пьющие) говорят, что спиртные напитки в малых дозах только полезны. Они поднимают настроение, придают уверенность в себе. Возможно, это и так, да только не все пьющие умеют вовремя остановиться.
Вот, скажем, машинист котельной Виктор Пяткин и водитель автопогрузчика Юрий Загибайло приняли малую дозу портвейна. Тихо, культурно, без нежелательных эксцессов. Причем в общежитии, где они занимали комнату на двоих, не мозоля глаза общественности.
Выпили, значит, и сидят друг перед другом. Не знают, много это или мало — по полтора литра на брата. Один думает, что много, а другой, что не очень. А уже двадцать два часа на-тикало.
К счастью, у ближайшего продмага, куда раздумья и привели друзей, разгружали машину. Один из грузчиков спускал лотки с утками в открытый люк подвала, другой принимал их внизу.
Грузчики — это, что ни говори, а зацепка.
— Только крякв мороженых привезли? — заглянул в кузов Пяткин. — А чего-нибудь для души не найдется?
— Для души с одиннадцати до семи, — отрезал грузчик. — Завтра и приходите.
— А ну брось этих водоплавающих! — набычился Пяткин и попытался вырвать из рук несговорчивого грузчика лоток с утками.
Вырвать не удалось: грузчик защищал государственное имущество в лице уток, — и это придавало ему силы. В конце концов утки, смерзшиеся в один кусок, упали на асфальт. А вместо уток по наклонному желобу в подвал скатились Пяткин и грузчик. Второй грузчик, стоявший внизу, поджидал мороженых уток малой упитанности по рубль тридцать за килограмм, а вместо них к его ногам упал вполне упитанный Пяткин. Хоть и пьяный, но все же не до такой степени, чтобы его можно было принять за мороженую утку.
Если Пяткин в тот момент и напоминал утку, так живую. Потому что, увидев, что силы неравны, он буквально выпорхнул из подвала.
А выпорхнув, он подобрал уточный монолит (около двадцати штук) и при содействии Загибайло благополучно доставил его
Часть уток они раздали соседям. Те по простоте душевней не догадались, что утки краденые. Они подумали, что Пяткин и Загибайло вернулись с охоты. Остальных уток друзья съели сами.
Все-таки портвейн коварен, ибо оказывает побочное действие. Во-первых, теряешь над собой контроль. Во-вторых, память отшибает. В-третьих, тобой начинает интересоваться милиция. Которая, кстати, как вы догадываетесь, вскоре и доставила похитителей уток в отделение. Вместе с вещественным доказательством — недоеденной утиной ножкой.
Может быть, безопаснее сорокаградусная?
Обратимся к жизненному опыту граждан Ануфрия Поварского и Эрнеста Холодуева. В тот весенний день на них напала меланхолия, и они распили бутылочку около морга.
Следующее распитие — в такси, около кафе «Анютины глазки». Стол сервировал повар — приятель Ануфрия Поварского. Вместе с водкой он вынес и закуску, которая несколько смазала картину. Теперь мы не можем с уверенностью сказать, что именно под воздействием водки Ануфрий и Эрнест оказались в чужой квартире. Причем без приглашения и в отсутствие хозяев. А вдруг они вышибли дверь чужой квартиры под впечатлением съеденных котлет по-полтавски? В столовых тоже, знаете ли, бывают блюда, отведав которые хочется совершать неправомерные действия.
И вот неожиданный поворот: граждане, о которых час назад мы могли сказать почти романтически — любители Бахуса, ограбили квартиру. С тремя коврами в руках и с чемоданом, в котором мелодично позвякивал хрусталь, они вышли из подъезда.
— Теща подарила, — объяснил Ануфрий водителю такси, зафрахтованного еще с утра. — У нее хобби такое — делать подарки. Рули на вокзал.
Они подъехали к железнодорожным путям. Дожидаясь своего часа, там стояли пустые поезда. Проводники минут за пятнадцать расхватали почти все ворованные вещи. По простоте душевной они не сообразили, что покупают краденое. Они приняли Ануфрия и Эрнеста за продавцов ГУМа.
Для дальнейших употреблений наши герои оставили себе хрустальный бокал. И за каких-нибудь пять часов опустошили 4 (четыре) бутылки. И все на природе, у плакучих ив и хладнокровных сосен.
Природа и хрусталь настроили грабителей на лирический лад. Заехали за девушкой Катей и за девушкой Любой. Купили ящик вина (для девушек), 6 (шесть) бутылок водки и уже через полчаса откупоривали их на даче, принадлежащей родителям Холодуева.
Милиция быстро напала на их след. И читатель уже может подсчитывать: итого — по шесть бутылок на брата! Вино не в счет: с ним девушки Катя и Люба управились самостоятельно.
Вывод: конечно, грушевый напиток или, скажем, нарзан, безопаснее. Да разве выпьешь его столько, сколько водки или вина? Пусть даже из хрустального бокала.
И подумать-то противно!
УХО НА ФОТОГРАФИИ
Альберт К. не знал, откуда берутся дети. Годок ему минул уже двадцать пятый, а никто не удосужился просветить его на этот счет — ни папа, ни мама, ни школа, ни тем более технический вуз. А надо сказать, что Альберт уже встречался с одной юной особой и даже кое-какое время вел с ней общее хозяйство. Ведение общего хозяйства означало следующее: совместное приготовление фарша для котлет, питание за одним столом, общие холодильник, телевизор, утюг и другие электробытовые приборы.
И вдруг его подруга приносят ему младенца. Узнав, что дитя приобретено не через торговую сеть и к тому же появилось на свет не без его участия, Альберт страшно изумился:
— Как? Разве их не в «Тысяче мелочей» покупают?
Так совершенно неожиданно для себя Альберт К. стал папашей. Но вместо того, чтобы бежать за цветами, он начал ругать свою подругу — зачем, дескать, она его не проинформировала, что дети заводятся в результате совместного ведения хозяйства. Это же смехотворное оправдание он изложил в стенах суда, где слушалось дело об установлении отцовства.
— Но ребенок-то появился, — сказал судья. — И он не виноват, что его папаша такой неграмотный. Объективно вы отец и по закону обязаны платить алименты на содержание сына.
В тонкостях гражданского права Альберт К. действительно не разбирался. Иначе придумал бы что-нибудь посерьезнее. И не признавал бы себя отцом. Как делают это другие.
Василий З., например, представил суду документ с места работы, заверенный по всей форме. В нем говорилось, что наладчик станков Василий З. с первого июля по второе августа был командирован в город Славинск, где и находился в означенный период времени безвыездно. А согласно медицинским расчетам именно в середине июля Василий З. должен был присутствовать в Москве, чтобы впоследствии стать отцом младенца.
Вот это деловой разговор! Судья вынуждена прервать заседание до уточнения некоторых деталей. Но прежде чем сделать это, она задает Василию З. вопрос:
— В какой гостинице города Славинска вы останавливались, в каком номере и на каком этаже?
— Гостиница называется не то «Северная», не то «Южная», — отвечает Василий З. — Номер двадцатый, этаж третий.
В город Славинск уходит запрос. Славинск откликается: «Для сведения сообщаем, что гостиница в городе еще не построена. Имеется Дом колхозника (номеров пятнадцать, этажей один). В текущем году Василий З. здесь не проживал».
Судья звонит инспектору отдела кадров, подпись которой значится на справке, представленной суду Василием 3.
И в ответ на свои закономерные вопросы слышит всхлипывания. Инспектор признается, что справка ложная, а выдала она ее Василию З. по его просьбе и просит не судить ее строго, так как она ждет от Василия З. ребенка. И хотя Василий в последнее время избегает встреч с нею, она не собирается, как некоторые, подавать на алименты.
— Ваша взяла, мой ребенок, — делает признание Василий З. на заключительном заседании суда. — И у кадровички будет мой. Я, между прочим, нормальный мужчина
Любовь — дело тонкое. У каждого складываются свои взаимоотношения — у кого более счастливые, у кого менее. Но уж если в результате ваших усиленных поисков появляется на свет ребенок, а вы при этом делаете удивленные глаза, то, извините за малоэстетическое сравнение, налицо ваше сходство с ветреным котом. Ему чужды угрызения совести, он лишен отцовского любопытства и, главное, чувства ответственности за судьбу своих отпрысков.
Евгений М., скажем, отрицал не только свое отцовство, но и факт знакомства с матерью младенца.
Истица представила суду письмо, в котором Евгений М. признавался ей в любви, открытку из пошивочного ателье и любительскую фотографию. Но письмо было напечатано на машинке и его стихотворный текст скорее принадлежал Александру П., нежели Евгению М.: «Ужель та самая Татьяна (имя истицы. — Э. П.), которой он наедине…» И так далее — смотри Александра Пушкина.
В открытке, присланной по адресу истицы, содержалось приглашение Евгения М. на примерку пиджака. Но его фамилия бы ла искажена.
Фотография запечатлела истицу и слева от нее ухо неизвест ного происхождения. Истица уверяла, что ухо принадлежит Евгению М., но суд мог принять во внимание только все лицо.
И вот, когда разбирательство зашло в тупик, в зал заседаний внесли младенца. Он как две капли был похож на Евгения М.
Для отца это была первая встреча с сыном. Увидев в нем свое повторение, Евгений разволновался.
— Санька! — сказал он дрогнувшим голосом.
— К сожалению, внешнее сходство еще не доказательство, — сказала судья, и в глазах ее забегали хитрые огоньки.
Тут Евгения М. прорвало.
— Мое ухо на фотографии! — закричал он. — И письмо мое, а не Пушкина. И открытка адресована мне.