Помоги проекту - поделись книгой:
– Не то! Не так! – при этом корчит уморительные рожи, презрительно выпячивает губы, морщит лоб, даже её нос становится длинным и унылым. Унылый нос! Нет, надо же так написать!
Ну что ж, попробую исправить. Пусть будет небольшой такой, нет, скорее, уж умеренных размеров нос, пусть даже с маленькой горбинкой – это подойдёт? Молчит, не возражает. И то ладно! Однако смотрит настороженно, словно бы ожидая, а что ещё я сделаю «не так».
Я чувствую, что чем дальше, тем всё заметнее становится некая скованность в моих руках. Как бы не испортить! Когда всё сразу удачно получается, требуются осторожность и терпение.
– И долго это будет продолжаться? Не надоело тебе издеваться надо мной? Вот это грязное, неумытое, покрытое пятнами лицо – где ещё ты такое видел?
О, Господи! Ну как ей угодить? Сколько ещё это может продолжаться? Словно бы сварливая, вечно чем-то недовольная жена – ей только бы повод найти, чтобы к чему-нибудь придраться. В который раз пытаюсь втолковать, что пишу её такой, какой я её вижу. Я один и никто другой! И мне безразлично, какой её могут представлять себе другие. И уж точно на её собственное мнение мне начхать!
Старый я уже, чтобы следовать чьим-то прихотям. Иногда просто терпение теряю, готов всё бросить. Да, я готов уйти! А ты сиди вот здесь и жди, когда ко мне вернётся вдохновение. Или, если сможешь, сама возьми кисть в руки и пиши, может, кто-то и похвалит твою мазню. А меня уволь! И тогда прости, дорогая, и прощай. Поищи себе другого – отзывчивого и угодливого, готового потакать и ублажать.
Иногда мне кажется, что на мои старания, на поиски образа, на выбор позы, наиболее точно выражающей характер – на всё на это ей просто наплевать. Что ей только и нужно, чтобы лелеяли, чтобы ухаживали, как за чайной розой где-нибудь в дендрарии. И что вся её жизнь – это ожидание поливки. Только это и больше ничего! Ни интересных мыслей, ни добрых чувств. И минимум желаний. Впрочем, что касается желаний, тут я, наверное, неправ. Если начнёшь перечислять их, придётся слушать до самого утра. Нет уж, давай обойдёмся без претензий.
– И долго ещё ждать? Я даже у парикмахера никогда столько не сидела.
Ну, уж это вовсе чёрт-те что, то есть за пределами разумного! Для неё, что я, что цирюльник – всё едино! Нет, больше не могу. Всё! Ухожу! Где это видано, чтобы художника так унижали?
И вот теперь ты с удивлением глядишь по сторонам – куда же он ушёл? Да как так можно? Если уж начал, надо довести дело до конца. Совести у него нет – это про меня. А про кого ж ещё? Эх, дура я, дура! В кои-то веки заарканила на вид приличного мужика, так и тот оказался рохлей – сбежал при первом случае. Знаю я таких! Вот и этот – вроде бы с три короба вначале обещал, ну а дальше… Нет, надо что-то делать!
Кстати, очень интересно, что же такое она сможет предпринять. Было бы любопытно посмотреть, не правда ли? Ну а я? Что в состоянии предложить ей я? Да с какой стати она вообще ко мне пристала?! Будто нет других занятий. Стоило лишь кисти в руки взять, так теперь от меня уж точно не отвяжется. Я ведь вроде бы не просил ни о чём таком. А вот ей, я вижу, очень хочется…
Опять она смотрит на меня. Снова эта её странная, загадочная улыбка. Эй, милая! Ну зачем так смотришь на меня? Что хочешь мне сказать вот этим взглядом? И зачем только я с тобой связался? Будто делать больше нечего…
И вот я решаю высказать ей всё, что думаю. Самое время, иначе будет поздно…
– Я хочу, чтобы ты изобразил меня такой, какой представляю я сама себя.
Ведь слова не даёт сказать, опять она со своим дурацким мнением.
– Ну что ты говоришь? Почему я должен делать так, как нравится тебе? В конце концов, кто из нас художник?
– Ты.
– Надо же! Хоть в этом ты со мной согласна.
– Это не значит, что я готова принять всё, что приходит тебе в голову.
– Я пишу тебя и только тебя. Пишу так, как я тебя вижу.
– Видела бы мама, что ты со мною сделал.
Ну вот! Неужели из-за одного неудачного движенья кистью нужно каждый раз устраивать истерику?
– Сейчас поправлю, – взяв в руки кисть, я наношу на холст несколько мазков. – А по-моему совсем неплохо получилось. Ну что? Ты теперь довольна?
– Нет!
– Что опять не так?! – я мысленно хватаюсь за голову.
– Моя рука.
– Которая?
– Та, что держит сигарету.
– Что ещё случилось с рукой?
– Мне так неудобно.
Ну вот! Ей, видите ли, неудобно. А каково мне всё это выслушивать? Нет, не могу поверить. Просто дикость! Неужели ей приятнее держать сигарету не в руке? Да, да! Вот так, сдвинув в угол рта и зажав губами.
Если б знать наверняка, что тебе нужен всего-навсего партнёр, я бы не возражал. Тогда, милая, можно обойтись без сигареты. Посажу рядом с тобой этакого бородатого мужичка. Он обнимет тебя, ты положишь голову ему на грудь. Нет, ну почему я буду против?
А потому, что твой характер, каким я его представляю, он как кусок горного хрусталя – разбить его несложно, но потом уже не склеить воедино. Так что, извини, на сей раз придётся обойтись без мужика. А там, Бог даст, что-нибудь ещё придумаем.
– Нет, сигарета во рту мне тоже не подходит. Как же я буду говорить? И вообще, это было бы вульгарно. За кого ты меня принимаешь? Ты бы ещё в виде портовой девки меня изобразил!
Кто о чём, а эта – либо про мужиков, либо про девок! Кстати, на этот раз она, кажется, права. С этой рукой я и впрямь что-то напортачил.
И всё же, зачем она мне это говорит? Может быть, нарочно провоцирует? Ну уж нет, на меня подобные методы не действуют.
Интересно, что все её претензии начинаются обычно с мелочей. Скажет, ты не так сидишь, не так кисть держишь. И вообще – как это можно, четыре кисти растопыренными пальцами одной руки держать, ну а ещё одну кисть ухватить другой рукой и при этом что-то мазать? Где уж ей понять!
– А это… плоское. Эй, зачем? Что ты собираешься с ним делать?
– Милая, это мастихин. Иногда он лучше всякой кисти.
– Вот ещё! Ты бы ещё совковую лопату в руки взял. Самое подходящее для тебя орудие, – говорит она, а в глазах читается откровенная насмешка.
Нет, я так просто не могу! Всё вдохновение, весь настрой насмарку.
Надо же понимать, что я не агрегат какой-нибудь, не автомат для выпекания пирожков и даже не компьютер. Это его можно запрограммировать так, чтобы портреты рисовал. Заложил ему в нутро пачку фотографий – на, анализируй! Характерную позу выбирай, вычисляй типичный для неё угол наклона головы с точностью до градуса, и чтобы цвет лица не только соответствовал заданному освещению, но непременно гармонировал с тем, во что одета. Да, да, конечно, не забыть бы про её наряд. Что там сейчас в моде – Шанель или Версаче? Но откуда же мне знать?
Тут она мне говорит:
– Посмотри, что ты на меня надел! Это салоп какой-то, а не платье. Больше похоже на больничный халат.
– Если тебе не нравится, можешь его снять.
– Ой! Я так и поняла! Ты только этого и добивался. Сначала разденешь меня догола, а потом выставишь на вернисаже. Тебе лишь бы денег побольше получить за свою мазню.
Это уже слишком! Я бросил кисти и налил себе рюмку коньяка. Вот так всегда! Стоит только явиться вдохновению, так непременно что-нибудь произойдёт. То ли раздастся телефонный звонок, то ли в желудке заурчит, поскольку время подошло к обеду. А то вот некая нахальная мамзель начнёт выдумывать про меня отвратительные небылицы. Нет, надо с этим поскорее кончать, так дальше продолжаться не может. И я беру в руки мастихин, с каким-то ожесточением даже смешиваю краски и, тщательно примерившись, наношу на холст один за другим мазки.
– Нет, правда, с тобой что-то всё-таки не так.
Ну вот опять!
– Что ты имеешь в виду?
– Вместо того, чтобы пойти и закадрить девчонку, с утра до ночи картины малюешь. Тоже мне, занятие.
– Ты ничего не понимаешь.
– Если бы хоть продавал.
– Опять ты всё пытаешься свести к деньгам.
– А почему бы нет? Ты посмотри, как интересно живут люди. А ты со своими кистями да холстами возишься.
На этот раз я решил не возражать. Да что взять с неразумной? Если разубедить не в силах, так зачем корячиться?
– Ладно, ладно. Потерпи. Вот скоро закончу, уж тогда…
Пожалуй, тут я немного светлого переложил. Должна быть тень, иначе просто неестественно всё смотрится.
– И что тогда?
– Тогда поговорим.
– А что тебе мешает говорить сейчас? Ты языком, что ли, или всё-таки руками пишешь?
Вот это интересный вариант! Пожалуй, языком ещё никто не пробовал.
– Ты не ответил.
– Не мешай!
– Какой же ты невежливый! Налицо явные пробелы в воспитании.
– Ты-то наверняка заканчивала лицей для благородных девиц где-нибудь в Англии или в Швейцарии.
– Не дерзи! Я с рождения такая, от природы.
– Бедные родители!
– А вот за это можно схлопотать!
Ну-ну, я погляжу. Пусть только попробует.
И снова:
– Я не хочу вот так!
– Потерпи.
– Тогда возьми вон ту, самую тоненькую из твоих кистей. Хочу, чтобы ты писал меня только ею!
– Какое тебе дело, чем я пишу? Хоть пальцем, хоть ногтем, хоть гвоздём. Я знаю, что, чем, как и когда… Это только я один знаю!
– У тебя мания величия. На самом деле, ты понятия не имеешь, как надо писать.
– Ну, знаешь ли! Тогда бери кисти и пиши сама.
– Как это? Я не могу. Ты же понимаешь, что это невозможно.
– А мне какое дело? – я бросил кисти, мастихин и…
Ну вот! Ещё чуть-чуть и она расплачется. Надо бы её как-то успокоить.
– Вечно ты лезешь не в свои дела.
– Да, я такая!
Судя по всему, уже очухалась.
– Так чем же ты на этот раз недовольна? Что не так?
– Причёска. Где ты такого парикмахера откопал? Всё, что умеет, это стричь наголо.
– Ну, не знаю. По-моему, чёлка получилась очень симпатичная.
– Тебе бы полагалось знать, что такие чёлочки уже не в моде.
– А что тогда?
– Придумай что-нибудь. Ты ведь у нас мастер!
Пытается иронизировать. И снова тяжкий вздох:
– Неужели я обречена?
– Опять не так…
– Мне надоело курить одну и ту же сигарету.
– Так брось!
– Я не могу!
Ну вот зачем опять с таким укором ты смотришь на меня? В чём я теперь-то перед тобою провинился? Чем заслужил такой суровый, даже чуть ли не презрительный взгляд? Не в том ли дело, что вся эта затея тебе совершенно ни к чему? Что тебе с этого портрета? Получится удачно – будут хвалить меня. А напишу нечто невразумительное – опять же мне достанется. В любом случае, славы это тебе нисколько не добавит. Скажут, ещё один мазила написал портрет.
И вообще, что-то ты себе слишком много позволяешь. Можно подумать, что ты здесь главная, я не я. Вот захочу, и тебя совсем не станет. Спрячу краски, вымою кисти, холст поставлю лицом к стене. И всё!
А иногда в голову закрадывается мысль, будто всё совсем не так, будто никакой я не художник. И на самом деле водит кистью по холсту неведомая мне рука. Будто она только и решает – где, что, зачем и как. Не было бы этого невидимого призрака, называемого вдохновением, ничего не смог бы написать. Только лишённая смысла, бесформенная мазня – ничего другого я изобразить не в силах.
Вот потому и прислушиваюсь, и жду, когда же это опять произойдёт. Когда унесёт меня в даль, наполненную яркими образами, странными силуэтами и прежде неизвестными мне, изумительными сочетаниями теней и красок.
И тут я понимаю – всё! Если ещё раз прикоснусь к холсту, непременно всё испорчу. Портрет наконец-то завершён. И получилось нечто! Я смотрю на неё. Я любуюсь ею! А она молчит, только с чуть насмешливой, загадочной улыбкой смотрит на меня. Видимо, на сей раз она довольна».
Поделиться книгой: