Помоги проекту - поделись книгой:
Уровень доверия всем этим сведениям можно понять из цитаты: «
Подытожим факты — только факты! Никанор Кузнецов беседует с тремя носителями трех разных диалектов, а по сути — трех довольно отличающихся друг от друга языков. Чтобы хоть как-то выйти из лингвистического тупика, биографами придумывается ловкий ход: будущая легенда разведки объявляется знатоком то ли пяти, то ли шести диалектов, в том числе, и берлинского, спасибо дяде Вилли.
При этом Никанор не с утра до ночи изучает любимый «немецкий», но посвящает много времени чтению, драмкружку, учится играть на балалайке и гармони. Ну и так, по мелочи:
«Любил петь. У него оказался хороший слух, сильный, приятный голос… Танцевал с девушками вальс, польку, кадриль. Умел плясать русскую и лихо отбивал чечетку.
…Любил играть в шахматы и нередко обыгрывал кого-нибудь из нас. Он самостоятельно решал шахматные задачи, хорошо играл и в шашки.
Ника любил купаться и с наступлением теплых дней постоянно ходил со школьными дружками на Пышму. Плавал он хорошо и Пышму (около двухсот метров в ширину) переплывал туда и обратно без передышки. Хорошо нырял, для чего выбирал крутые берега. Увлекался рыбалкой. По утрам до школы всегда „крутился“ на турнике, который сам и сделал».
Все составляющие мифа налицо: герой обязан быть талантлив абсолютно во всем, петь, плясать, танцевать, быть физически развит — плавание, гимнастика, у него должны быть как интеллектуальные — шахматы — так и простые человеческие — рыбалка — увлечения. Есть какая-то сфера деятельности, в которой Кузнецов не проявил бы себя в свои 14 лет?
Естественно, герой должен прекрасно плавать, да вот незадача: ширина Пышмы в районе Талицы, в среднем течении реки, около 50 м. Может, Гладков хотел сказать, что Никеша плавал туда и обратно, да еще без передышки, по несколько раз? Или мы опять имеем дело с мифом о былинном богатыре? Посмотрите внимательно на Пышму у Талицы.
Видите «крутые берега» широкой полноводной реки, с которых будущая легенда разведки так любил нырять? Мифотворчество все же иногда должно хоть как-то совпадать с реальностью, правда же?
И не удержусь, приведу такой пассаж из книги брата и сестры «легендарного разведчика»:
У детворы он был признанным предводителем. С ним было интересно. Выдумщик и фантазер, Ника лучше других умел рыбачить на речушке, что протекает рядом с деревней. Лучший биток для игры в бабки был у него. Ника отлично ездил верхом. И когда ребята ранним утром в летнюю пору возвращались домой из ночного, часто устраивал скачки, соревнуясь в лихости и смелости, показывая выносливость любимых коней. А сколько он знал удивительных историй! Недаром и взрослые любили поговорить с мальчиком.
Это родные пишут! И предводитель признанный, и бабки-то у него лучшие, и наездник лихой, и историй знает уйму (откуда? Из книжек прочитанных?). Ничего не напоминает? Ну, конечно же! Это типичное Житие, типичный рассказ о том, как с раннего детства ореол святости витал над головой праведника. Помните, как Иисус проповедовал в синагоге и все дивились его мудрости? Вот и с Никой Кузнецовым «взрослые любили поговорить». Видимо, тоже дивились мудрости 11-12-летнего мальчика.
Но пойдем дальше вслед за уникальным Житием нашего героя. Гладков:
В седьмом классе у Ники неожиданно появилось еще одно увлечение. От кого-то из знакомых ребят он услышал, что есть такой человек в городе Суэтин Сергей Александрович, который для школьников-семиклассников и студентов ТЛТ организует кружок. Совершенно необычный. В нем будут изучать международный язык! На нем можно разговаривать с людьми любой национальности — и все тебя поймут.
Авторы упорно подчеркивают уникальный талант юного лингвиста! Теперь еще и эсперанто! Погодите, он еще овладеет рядом языков: коми, польский, украинский, это не считая диалектов немецкого. Вопрос: когда? Когда очень молодой человек успел все это выучить? В промежутках между купанием и игрой на балалайке? Или у него и вправду были уникальные способности полиглота? Возможно все, конечно… Но не будем забегать вперед.
В 1927 году 16-летний Кузнецов поступает в Талицкий лесотехнический техникум, куда перевелся из Тюменского сельхозтехникума после смерти отца. Но любовь к языкам у подростка продолжается, немецкий так и тянет к себе будущего разведчика-нелегала, так и манит.
«Кузнецов выкраивает время, чтобы регулярно часок-другой поболтать с объездчиком с Качкарихинского кордона Эдуардом Фердинандовичем Гунальдом. Сожалеет лишь, что в Талице невозможно добывать книги на немецком языке, те немногие и случайные, что имелись, он давно прочитал. И не только прочитал: так, разысканную в библиотеке ТЛТ „Энциклопедию лесной науки“ Гундесгагена он даже принялся переводить на русский».
Хм, оказывается в Талице, где он так увлекся немецким языком, не было немецких книг? Только немногие и случайные? Получается, язык Ники Кузнецова был в основном разговорным? Как же он тогда книги-то переводил? Жаль, что Т. Гладков не сообщает нам, откуда родом был объездчик Гунальд, зато об этом сообщает нам однофамилец будущего разведчика С. Кузнецов: Эдуард Гунальд (у него Гональд) был пленным немцем родом из Ганновера. Остался после лагеря в России, женился на русской женщине. Так что был наш объездчик (у С. Кузнецова — лесник) саксонцем. Вот каким еще диалектом в совершенстве овладел 16-летний студент лесного техникума!
Особенностью нижнесаксонского диалекта является смесь из языков — английского, немецкого и французского. Носители картавят, меняют звонкие согласные на глухие, тянут гласные. Поэтому часто говорят, что это сумасшедшая смесь.
Что-то как-то очень много диалектов и все разные, не находите? Но ведь гений же! Да еще «непревзойденный»!
И тут — первый удар, первый неприятный поворот в биографии:
«В декабре 1929 года Ника Кузнецов, как выходец из семьи антисоветского „чуждого нам элемента, от которого мы очищаем комсомол“, был исключен из ВЛКСМ. Более того, по настоянию бюро ячейки его поспешно отчислили и из техникума — всего за полгода до окончания. На руки вместо диплома дали филькину грамоту — справку о прослушанных предметах и производственной практике… Ника Кузнецов отправился в столицу Коми-Пермяцкого национального округа город Кудымкар[6], где 20 апреля 1930 года был зачислен на скромную должность помощника таксатора в местном земельном управлении».
Таксация — это оценка земель и лесов по стоимости деревьев, вычисление убыли и прибыли леса, определение объема срубленных и растущих деревьев, запаса насаждений и прироста древесины, а таксатор — оценщик, преимущественно леса, по стоимости деревьев. Помощником такого таксатора и стал Никанор Кузнецов.
Раз уж он оказался в Коми-Пермяцком национальном округе, то было понятно, что через короткое время наш герой должен овладеть в совершенстве и языком коми. Что, естественно, и произошло: Кузнецов подружился с преподавателем педагогического техникума Николаем Михайловичем Вилесовым, который — а как иначе?! — знал восемь языков. Не два, не три — восемь. И именно Вилесов учил Николая говорить на коми-пермяцком, и помогал совершенствоваться в немецком (какая неожиданная удача!). Он же давал Николаю книги из своей домашней библиотеки — так биограф элегантно разрешает проблему письменного немецкого. А свердловский журналист Григорий Каёта в книге «Специальный агент», изданной в Свердловске в 2000 году — в новое время, можно сказать, но написанной в старом стиле — сообщает, что Вилесов с Кузнецовым, даже играя в шахматы, изъяснялись на немецком.
Интересно было в конце 20-х в Кудымкаре — сплошные немцы и полиглоты! А ведь на то время Кудымкар был только селом, лишь в 1931 году он получил статус поселка городского типа, а городом стал и вовсе в 1938 году. Да и сегодня в нем проживает немного народу — 34 тысячи человек. А в конце двадцатых тут, оказывается, роились и немцы, и полиглоты, и все это на лесосеке. Впрочем, все возможно, история знает и не такие случайности и совпадения. Правда, в этой конкретной истории количество случайностей и совпадений уже переходит все мыслимые границы, но давайте пока что будем во все это верить. А что нам еще остается?
Вот во что нас заставляют верить, например, в книге Каеты:
Работа в лесу была не для слабаков — расчистка просек, завалов на них требовала больших физических усилий. К вечеру некоторых ребят не держали ноги. Садилось солнце, вспыхивал костер, все усаживались вблизи и при свете огня читали вслух фадеевский «Разгром», горьковскую «Мать», фурмановского «Чапаева». Иногда Кузнецов доставал из мешка немецкие книжки и на чужом языке читал Гете, Гейне, Шиллера. Его не понимали, но слушали.
Так и видишь эту благостную картину: сначала обычные работяги упахиваются на лесосеке — работа тяжелая, изматывающая. Тут и правда к вечеру ноги не держат. Недаром в сталинских лагерях такая работа считалась одной из самых тяжелых. И тут лесорубы садятся в кружок у костра, и юный помощник таксатора читает им книжки, да еще на немецком! Это ж сколько книг он таскал в мешке-то? На лесосеку? И эти, у которых ноги не держат, глаза слипаются и руки дрожат, слушали все эти истории. Ну чисто Иисус, проповедующий апостолам!
Облик скромного таксатора (вскоре переведен из помощников) все больше и больше приобретает былинные черты: он спасает рабочего от медведя, метким выстрелом свалив лесного хозяина; он голыми руками задушит волка — стянет ему шею ремнем; повторит, правда с меньшим успехом, «подвиг» Вильгельма Телля:
Однажды летом 1931 года ребята на досуге затеяли соревнование на меткость. В березовый листок, наколотый на циркуль, попал один Николай. Уязвленный этим Борис предложил ему стрельнуть в кокарду на фуражке. Компании идея понравилась, однако все от нее отказались, когда Николаев уточнил, что фуражка будет надета на чью-то голову. Обозвав всех трусами, Борис прицепился к Кузнецову и своим приставанием довел его:
— Надевай на себя фуражку. Буду стрелять.
Как только хлестнул выстрел мелкокалиберки, Борис рухнул. Николай метнулся к нему. Из головы товарища текла кровь, пуля помяла кокарду и прошила фуражку.
Потом в больнице выяснилось, что пуля вошла под кожу головы несчастного спорщика. Вы представляете? Это твой товарищ, с которым ты вместе работаешь, а ты стреляешь ему в голову. И, оказывается, что это свидетельство необыкновенной меткости будущего разведчика-киллера.
Я всегда поражаюсь, как составители мифов не видят противоречий в собственных писаниях. Ведь буквально через несколько страниц Куета приводит слова самого Кузнецова о том, что стреляет «уже сносно». То есть, вовсе не как Вильгельм Телль от лесосеки. А еще дальше сообщается, что он отлично стрелял из винтовки, но из пистолета ему еще надо бы потренироваться. Как-то это не вяжется с теми заданиями, которые будущий Пауль Зиберт получал в отряде Медведева, но об этом речь впереди. Там еще много интересного.
Что любопытно — никакого наказания за это, без преувеличения, покушение на убийство Кузнецов не понес.
Все обошлось благополучно, только Кузнецов долго не мог простить себе собственную глупость — стрелять в человека. …Странным образом несчастный случай остался вне внимания руководства управления, даже тогда, когда Кузнецов в очередной раз стал с ним скандалить.
Какая удивительная слепота и не менее поразительная снисходительность руководства! Один человек всадил пулю в голову другому человеку — и как будто так и надо, детские шалости. При том, что за другие проступки Кузнецов как раз поплатился. Но не за этот. Вновь звучит бетховенская тема: наносится второй удар судьбы, нашего героя ждет арест и суд, 4 июня 1932 года он задержан милицией.
Непосредственный начальник Кузнецова и еще несколько сослуживцев составляли подложные ведомости, присваивали незаработанные деньги и продукты. Николай, заметив неладное, решил объясниться с начальником. Тот на него сначала наорал, потом попытался подкупить.
Возмущенный Кузнецов, поняв, что явно совершается уголовное преступление, обратился в милицию. Местные следственные органы, не сразу разобрав, что к чему, поначалу арестовали всех работников лесоустроительной партии, в том числе и Николая.
Суд состоялся 17 ноября 1932 года. Руководитель лесоустроительной партии был осужден к 8 годам, еще трое подсудимых — к 4 годам лишения свободы. Поскольку с тех пор прошло много десятилетий и эти люди давно умерли, вряд ли уместно сегодня называть их фамилии. Нам важно знать одно: Николай Кузнецов ни к каким хищениям причастен не был. Но все же суд признал его виновным в халатности, за что наказал, но не лишением свободы, а годом исправительных работ по месту службы.[7]
Как тут не вспомнить цитату из «Калины красной»: «Начальство воровало, а он списывал!» Разве мог наш герой допустить халатность, или, страшно сказать, заниматься приписками? Ни в коем случае! Герой мифа смело и бескомпромиссно обличает жуликов, становясь жертвой несправедливого оговора. Только так.
Ну а пока Никанор Кузнецов отрабатывает «незаслуженное наказание», давайте поговорим о любви.
Разберемся, наконец, с Никанором и Николаем. Конечно, бывает, что человеку не нравится его имя, и он его меняет. Но тут уж как-то совсем странно.
И тут же сообщает следующее:
Вскоре по приезде в Кудымкар Кузнецов познакомился с сестрой хирургического отделения окружной больницы Леной Чугаевой. Девушка закончила Пермский медицинский техникум в январе 1930 года и приехала по распределению в Кудымкар на несколько недель раньше Кузнецова.
Лена Чугаева была секретарем комсомольской ячейки больницы и приняла живое участие в хлопотах Ники по восстановлению в ВЛКСМ. Товарищеские отношения сами собой переросли в иные, более близкие. 2 декабря 1930 года в местном загсе был зарегистрирован брак Чугаевой Елены Петровны с Кузнецовым Николаем Ивановичем.
Да-да, не Никанором, а именно Николаем. Эта запись — первое официальное упоминание Кузнецова как Николая. К сожалению, записи о перемене имени в архивах Кудымкарского загса не обнаружено. Не исключено, что таковой никогда и не совершалось. В беспаспортные времена такого рода самодеятельные поправки в документах были делом несложным и достаточно распространенным.
Ну да, захотел — и человек, исключенный из комсомола взял, да и поменял имя, и никто на это внимания не обратил. Просто пожали плечами, да и записали, какая разница — Николай, Никанор? Главное, что женился. То, что при подобной, нигде не зафиксированной смене имени можно было опротестовать и само заключение брака — неужели ни одному делопроизводителю в голову не пришло? А членство в ВЛКСМ? А прочие официальные документы?
Сегодняшнему читателю, который верит печатному слову, легко сообщить, мол, не было тогда паспортов, так что менять имя было достаточно просто. Но ничего подобного: советская власть своих граждан без учета оставить не могла.
Во-первых, у Ники Кузнецова должна была быть трудовая книжка. Именно она была главным документом, удостоверяющим личность. Он был исключен в 1929 из комсомола как сын кулака и белогвардейца Никанор, а восстановлен 19 ноября 1931 года, когда уже работал лесозаготовителем в Коми-Пермяцком округе. В промежутке успел жениться, как Николай, и восстановленный комсомольский билет получил уже, как Николай.
Стоп! Это что же, президиум Уральской областной конфликтной комиссии ВЛКСМ (протокол № 35), проявил близорукость? То есть, из комсомола исключили Никанора, а восстанавливали — Николая? Это как? При советской власти, которая всегда подозревала своих граждан во всех смертных грехах? Когда чиновник, увидев ошибку или просто кляксу на бланке, мог отправить гражданина восвояси? А тут — смена имени! Правда, Гладков специально оговаривает: записи не обнаружено. Не то, чтобы ее не было, просто не обнаружено может, все было официально. Но тоже странно: запись о женитьбе обнаружена, а о смене имени — нет. Удобно. Хотя Каета уверяет, что такой документ о смене имени существует и выдан в 1931 году. Вот иди и думай, кому из них верить. Думаю, никому.
Во-вторых, для городского населения в 1925 году были установлены правила прописки: в течение 48 часов с момента прибытия в тот или иной населенный пункт гражданин обязан был зарегистрироваться в домовой книге и в отделении милиции. В 1927 году было введено удостоверение личности нового образца, где кроме фамилии, имени, отчества, даты и места рождения указывались род занятий, отношение к военной службе и наличие иждивенцев. Практически — тот же паспорт.
Так какой документ предъявлял некто Кузнецов, заключая брак? На имя Николая или на имя Никанора? Или в те беспаспортные времена, какой документ захотел, такой и выправил? Верится слабо, особенно зная порядки советской системы.
Все становится гораздо менее странным, если предположить, что Никанор Кузнецов и Николай Кузнецов — два совершенно разных человека. Два очень распространенных имени при одной самой распространенной фамилии. Тем более, что ни о какой Елене Петровне Чугаевой мы больше никогда и ничего не услышим, как и не было активной комсомолки, пленившей сердце 19-летнего таксатора. Испарилась. Исчезла. И никаких прав на связь с Героем Советского Союза и легендой советской разведки ни она, ни ее родные никогда не предъявляли. Не странно? Тем более, что в Википедии в статье «Николай Кузнецов» написано, что «развод официально так и не был оформлен».
Нет, не странно, если принять версию, что Леночка Чугаева вышла замуж не за «легенду советской разведки», а за совершенно другого человека, которого восстановили в ВЛКСМ как по ошибке изгнанного:
«Исключен Талицким райкомом за сокрытие социального происхождения, как сын кулака, участника белой банды. Кузнецовым Н.И. представлены документы, опровергающие это обвинение… учитывая, что предъявленное Кузнецову Н.И. обвинение не доказано — отец был в Красной Армии, — решение об исключении отменено. В комсомоле Кузнецов Н.И. восстановлен».
Как вы думаете, сколько в 1931 году было Кузнецовых Эн-И, отцы которых были то ли кулаками, то ли середняками и служили то ли у белых, то ли у красных, а то и у тех, и у других? Для создания легенды о «Легенде», учитывая скудость имеющихся сведений, составителям биографии каждое лыко было в строку.
Любопытные сведения приводит все тот же Т. Гладков:
Молодые …прожили вместе всего несколько месяцев. В феврале 1931 года внезапно и необъяснимо для многих знакомых семья распалась, и 4 марта брак был расторгнут. Как водится, точным объяснением случившегося мы не располагаем…Вскоре Лена уехала из Кудымкара…
Кудымкарский краевед Г.К. Конин спустя несколько десятилетий разыскал Е.П. Чугаеву (ныне покойную) и встретился с ней. Выяснилось, что впоследствии она закончила медицинский институт в Перми, долгое время служила военным врачом на Дальнем Востоке. Последние годы жизни провела в Алма-Ате. И никогда никому не рассказывала, что в далекой молодости была женой легендарного разведчика. Заслуживает внимания, что Николай Кузнецов тоже никогда и никому не рассказывал, что был женат.
И далее Гладков проявляет несвойственную биографам (и совершенно ненужную) деликатность, пытаясь понять, в чем дело, или, наоборот, прекрасно зная, в чем дело:
Это обоюдное молчание может означать многое. А может — и не объяснять вовсе ничего. Что скрывается за ним, мы, скорее всего, так никогда и не узнаем. Да и не нужно узнавать. Пусть эта тайна и останется тайной двух уже давно ушедших из жизни людей…
Ну да, зачем объяснять, что может означать такое молчание, если речь идет о легенде разведки, Герое Советского Союза, человеке, которому поставлены памятники и именем которого названы улицы и школы? Про других людей такого уровня мы даже про цвет ботинок знаем — а тут: «да и не нужно узнавать…» Про его блестящее исполнение в «Любови Яровой» мы знаем, то, что он нырял с несуществующих высоких берегов Пышмы — знаем и умиляемся. Про его белую папаху, единственную на весь Кудымкар, узнавать нужно, а про его скоропалительную женитьбу и столь же скоропалительный развод — «не нужно узнавать». А разве не интересно глухое дальнейшее молчание обоих про этот факт биографии? Удивительно, правда? Такая небрежность по отношению к великому герою!
Владимир Гладышев, председатель общества «Пермский краевед» — цитирует разговор с Е.П. Чугаевой в книге «INCOGNITO в Перми», Пермь, 2012:
«Приятно пройтись по тем улицам, где когда-то бродила твоя молодость где звенел голос товарища и друга…», — говорила Елена Петровна, посетив Кудымкар в 1966 году. Она признает, что были общие интересы, это да. «…Николай Кузнецов, — читаем мы, — любил сопровождать меня до Кувы, когда я ездила к родителям, гулять по поселку, слушать рассказы моего отца о том, как строился Кувинский завод, как строгановские крепостные на себе таскали кирпичи для заводских зданий за двадцать верст…»
Вот о чем разговаривает влюбленный юноша, которому и 20-ти нет, с отцом своей возлюбленной! Разве может быть тема интересней, чем таскание крепостными кирпичей?
2 декабря 1930 года брак заключен, а 4 марта 1931 оформлен развод. Три месяца женатой жизни никак не отразились ни на жизни Николая Кузнецова, ни на судьбе Елены Чугаевой. Каждый чих легенды разведки изучен, обговорен, обозначен то ли документально, то ли по «воспоминаниям очевидцев», а его история женитьбы — как-то глухо упоминается, мол, был такой грех, на три месяца сошлись, да и разошлись. И за все эти годы, годы установки памятников, мемориальных досок, гневного осуждения «фальсификаторов истории» и прочая, никто не удосужился разобраться с личной жизнью великого и легендарного? Странно как-то.
Ну и еще хотелось бы отметить, что Кузнецов был восстановлен в комсомоле в ноябре 1931. Каким образом, как пишет Т. Гладков, боролась за это восстановление жена, с которой он был в разводе уже полгода — неясно. Но если представить, что речь идет о разных людях…
Впрочем, я уже значительно забежал вперед. И именно на этой версии я не настаиваю — пока. Она соблазнительно объясняет все недомолвки и недочеты официального мифа, но вполне может быть, что все гораздо проще, что действительно был такой человек, менявший имена, исключенный и принятый вновь в комсомол, самостоятельно и в совершенстве выучивший несколько языков, гениально работавший в тылу врага и узнавший самые скрытые секреты рейха. Ведь в это гораздо проще поверить, это же намного более вероятно, правда?
Подытожив, скажу, что мне видится «совсем простая штука», как пел В. Высоцкий. Жизнь некоего Никанора Ивановича Кузнецова нам мало известна и мало интересна. Что с ним произошло и как он закончил — мы не знаем. Но вот появляется вторая фигура, которая гораздо интереснее скромного таксатора из Коми-Пермяцкого края. На сцену выходит тот, кого мы знаем — или считаем, что знаем — под именем Николая Ивановича Кузнецова.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. АГЕНТ НИКОЛАЙ
Отбыв положенный срок исправительных работ, Николай Иванович Кузнецов — именно так его теперь именуют — прибыл в Свердловск. Почему в Свердловск? Все очень просто: там живет его семья.
Г. Каета (указ. соч. с сохранением орфографии):
В столицу Большого Урала Кузнецовы перебрались вместе с родственниками, узнав о развертывающемся там строительстве завода-гиганта. Жизнь в деревне угнетала бескормицей и беспросветностью, а на стройке как-никак заработок, карточки. Николай их хорошо понимал, хотя он после отъезда в Коми ни разу не заглядывал в Зырянку, зато насмотрелся, как страдали крестьяне-пермяки, а особенно высланные из Белоруссии кулаки и подкулачники. На Уралмаш-строе жилось несколько легче, в чем он убедился, когда приезжал в Свердловск в марте предыдущего года на похороны матери. Правда, к гробу не успел, не сказал последнее «прости», и мама навсегда осталась в его памяти живой, такой, какой он видел ее при расставании.
Честно сказать, меня продолжает удивлять, с одной стороны, слащавость повествования практически всех исследователей жизни Кузнецова, с другой, этого повествования полная нелогичность, которая вызывает диаметрально противоположные ощущения. Ранее тот же автор сообщал нам, что Кузнецов «не успел» на похороны отца в 1927 году, потому что сдавал экзамены в Тюмени, где учился в техникуме. После этого, как утверждается, и перевелся поближе к дому, в Талицкий лесотехникум. Теперь мать, Анна Петровна, скончалась в 1933 году. А сын «к гробу не успел», причем, не успел порядочно: на целых полгода, приехав в Свердловск только в июле 1934 года. А так да, «мама навсегда осталась в памяти живой». Как-то это не сходится все: ведь для выходцев из деревни проводить в последний путь — важный обычай, не принято такое равнодушие, которое проявил Ника, не спеша попрощаться с родными, оставляя их, как утверждают биографы, «в памяти живыми».
Кстати, в отличие от сына Николая, сын Виктор еле-еле, но все же успел застать мать живой:
Виктора в то время в Свердловске тоже не было. Он работал трактористом на лесозаготовках, и если бы случайно не приехал в Свердловск, то тоже не простился бы с матерью. Младший сын застал мать уже при смерти. В бреду она до последней минуты разговаривала с Никой и Витей… Умерла Анна Петровна 55 лет, в марте 1933 года, и семья осиротела.
С датами вообще какая-то странная путаница у всех. Если Куета пишет о том, что Николай приехал в марте 1933 и просто не успел на похороны, то брат Виктор утверждает, что встретились они в Свердловске только в декабре 1933. То есть, через полгода после смерти матери трудности пути не испугали будущего разведчика?
Может, и не стоило бы останавливаться на всех этих нестыковках так долго, но дело в том, что вся Свердловская эпопея Николая Кузнецова запутана донельзя. Миллион источников и все пишут разное. Одни утверждают, что работал статистом в управлении треста «Свердлес», но нет никаких документов, которые это бы подтверждали. Нет доказательств, что он работал сметчиком проектного бюро Верх-Исетского завода. А что есть? Есть документ о принятии Кузнецова Н.И на должность расцеховщика бюро технического контроля конструкторского отдела УЗТМ. Понятно, что тут раздолье для фантазии авторов.
На Уралмаше Кузнецов получил практически неограниченную возможность совершенствоваться в немецком языке. В те годы здесь, как и на других предприятиях, еще работало много иностранных инженеров и мастеров, особенно из Германии, так как своих, отечественных, специалистов у нас не хватало.
…
Инженеры, с которыми он общался, были родом из разных земель Германии, благодаря этому Николай стал теперь практиковаться не в немецком языке «вообще», так называемом «хохдойч», но изучать многие его диалекты и наречия.
Минуточку! Как «хохдойч»? Откуда? От долго прожившей в Швейцарии учительницы? От пленного чеха с австрийским диалектом? От поляка — провизора с берлинским акцентом? От объездчика Гунальда или от полиглота Вилесова? Опять не сходится. Удивительно, что биограф искренне верит в возможность изучения «многих диалектов и наречий» из спорадического общения с иностранными специалистами.
К примеру, все тот же коллега, считавший, что мифы развенчивать не следует, рассказал автору о своей приятельнице из Германии, которая утверждала (и это очень похоже на правду), что она, около 30 лет живущая в языковой среде, до сих пор не понимает «швабов». А между прочим, швабский диалект имеет множество вариантов и почти каждый швабский город имеет своё особое произношение. Каждый город! Это ж как это все выучить-то? Беседуя с иностранными специалистами?
Но это нам с вами странно, а вот биографы Кузнецова твердо верят, что уральский парнишка в совершенстве овладел всеми диалектами, да так, что отличить его от носителя языка было невозможно. Как один все они перекидывают этим мостик к фантастической способности будущего обер-лейтенанта Зиберта переходить с одного диалекта на другой. И что характерно, его знакомцев носителей языка почему-то совершенно не удивляло, что он говорит каждый раз по-другому.
Ну и давайте, чтобы закончить тему диалектов, которых по утверждению биографа, Кузнецов знал то ли пять, то ли шесть, то ли вообще восемь, приведем свидетельство бывшего руководителя контрразведки Леонида Райхмана. При приеме на службу в центральный аппарат НКВД (о чем речь пойдет позже) с Кузнецовым по телефону разговаривал вернувшийся из Германии агент-нелегал и удивлялся: «Говорит, как исконный берлинец». Помните? Вот где пригодились уроки уроженца Польши аптекаря Краузе! Вот почему родившийся в Хелме, учившийся в Ярославле и работавший в Талице дядя Вилли учил маленького Нику невесть откуда взявшемуся у него берлинскому диалекту! Теперь все проясняется.
Итак, наш герой все время совершенствуется, оттачивая свое знание не просто немецкого языка, а вообще всего немецкого языка, что не каждому немцу под силу. Как пишут в ряде исследований, будущую легенду разведки обучала фрейлина императрицы Александры Федоровны Ольга Веселкина, руководитель кафедры иностранных языков Уральского индустриального института (теперь Уральский государственный технический университет-УПИ имени первого президента России Б. Н. Ельцина (УГТУ — УПИ). Да, в это время Ольга Михайловна Веселкина (между прочим, троюродная племянница М.Ю. Лермонтова и троюродная же племянница П.А. Столыпина, сосланная в Свердловск, да там и осевшая), действительно преподавала в тогдашнем индустриальном институте. Мой отец, который учился там с 1937 по 1941 год, прекрасно ее помнил. Проблема только в том, что Николай-то Кузнецов там не учился. И в отличие от распространенного апокрифа, диплома на немецком языке не защищал.
Вот, что пишет об этом биограф Т. Гладков:
В архивах ни одного свердловского вуза нет и малейших следов о пребывании в них студента Н.И. Кузнецова. Да и не могло — по здравому рассуждению — быть. Николай не имел необходимого для поступления в институт свидетельства о наличии законченного среднего образования. Можно только гадать, почему в Кудымкаре, где имелся свой лесотехникум, он не сдал всего-навсего несколько экзаменов, необходимых для получения полноценного диплома.
И про диплом на немецком языке:
…раз не было обучения в институте, очного или заочного, не могло быть и защиты диплома. Тем более — на немецком языке. Если даже допустить, что Кузнецов в ту пору уже настолько хорошо владел немецким, что был способен написать на нем специальную дипломную работу, то нужно было бы еще образовать такую экзаменационную комиссию, которая этот текст хотя бы могла прочитать… Жаль, но это всего лишь красивая сказка…
Обратите внимание на фразу
Иными словами, если бы он и поступил в УПИ, то даже Гладков сомневается, что к 1938 году Кузнецов знал бы немецкий язык в совершенстве. А ведь по легенде всего через 4 года уже никто не мог заподозрить, что немецкий для него не родной.
Однако ряд исследователей упорно продолжает утверждать, что Кузнецов в УПИ все же учился, хотя, как мы знаем, законченного образования у него была одна семилетка, поступить в институт он не мог никак.
Небольшое, но крайне любопытное отступление: в Свердловске Николай Кузнецов проживал по нескольким адресам, в частности, на Уралмаше, на улице Уральских Рабочих, 26. Но самым известным его адресом стала квартира в элитном доме на проспекте Ленина, 52, корпус 1.
Автор этих строк проживал на той же улице — Ленина 81/83 и учился какое-то врем я в школе № 110, расположенной буквально напротив того самого корпуса. Дом крайне любопытный.
Вот, что пишут об этом комплексе зданий в социальной сети ВКонтакте:
Архитекторы-новаторы стремились преодолеть замкнутость традиционной индивидуальной квартиры и противопоставить новый тип жилища, с развитым коммунально-бытовым обслуживанием, общежитию с минимумом бытовых удобств.
Дом должен был стать очагом личной жизни и досуга. Такова была точка зрения многих теоретиков и архитекторов авангарда, которые вели экспериментальную работу по созданию экономичных и общедоступных квартир.
В те годы вообще много экспериментировали, в том числе, и с жильем. Предполагалось, что люди не будут сами готовить, поэтому в в квартирах здания нового типа не были предусмотрены кухни, зато в комплексе строилась столовая, где, по идее, должны были питаться трудящиеся жильцы, освобожденные от домашнего труда. Из этой затеи, как и из многих других, ничего не вышло: люди упорно хотели варить и жарить свою собственную еду, поэтому в квартирах выделялись уголки, перестраивались под кухни, из-за чего первоначальная планировка сильно менялась.
Поэтому мы в детстве обожали бегать и играть в этих зданиях, благо от нашего дома недалеко. Было очень здорово играть в казаки-разбойники: заходил в один дом, поднимался на пятый этаж, по галерее перебегал в другой дом, надо было только знать, где какая галерея находится и куда бежать. Ну, это мы быстро изучили! И дворы были зелеными и красивыми. И традиционно мальчишки разных районов враждовали между собой отчаянно. Мой двор по Ленина 83 с Ленина 52 не враждовал, но оба комплекса враждовали с находящимся напротив зданием Ленина 75 по прозвищу «Подводная лодка» (непонятно почему, кстати).
Получить квартиру в этом комплексе на улице Ленина 52 было очень непросто. А тут какой-то расцеховщик — и на тебе… Должен сказать, что и в 70-е гг. XX века этот дом считался элитным. Хотя уже и не очень соответствовал современным требованиям. А по тем временам — получить квартиру или даже комнату в таком доме было ох как непросто. Получается, непростым человеком был Н.И. Кузнецов.
Так что согласимся с Т. Гладковым:
Поделиться книгой: