Помоги проекту - поделись книгой:
Многим женщинам сложно принять тот факт, что их возбуждает сексуальное подчинение. Но эротизм как раз и позволяет нам выйти за рамки, принятые в других сферах жизни. В эротических отношениях мы переступаем через культурные ограничения; нам нравится нарушать под покровом ночи запреты, которые так важны при свете дня. Эротическое воображение достаточно сильно, чтобы преодолеть разум, условности и социальные барьеры.
Чем больше я говорю об этих противоречиях и о том, что доставляет нам удовольствие, тем легче Элизабет продолжать беседу. Я поясняю: «Разумеется, нет ничего страшнее, чем реальная потеря контроля. Но фантазия для того и нужна, чтобы позволить нам преодолеть моральные и психологические барьеры, актуальные в повседневной жизни». Все более свободно выражая сексуальность, мы уступаем своим непокорным импульсам и тем ярким сторонам собственной личности, от которых в других обстоятельствах открещиваемся. Писатель и бывший раввин Мордехай Гафни, изучавший еврейский мистицизм, объясняет, что фантазии подобны зеркалу. Мы держим их перед собой, чтобы увидеть, что там, за ними. Мы видим такие образы самих себя, какие иначе и не заметить. Верность требует отказа от свободы ради безопасности, а эротизм является обратным путем к свободе. Отпуская на волю воображение, мы обретаем свободу, позволяющую нам принять ограничения повседневной жизни.
Взаимосвязь влияния, силы и контроля, доставляющие немало сложностей в эмоциональных отношениях, могут при переносе в область сексуального оказаться совершенно необходимыми. В огонь эротических фантазий мы привносим самые сложные компоненты любви: зависимость, подчинение, ревность, агрессию, даже насилие — и преобразуем их в мощный источник возбуждения. Мой пациент Оскар ненавидит, когда его склонная командовать жена говорит ему, что делать и чего не делать. Но он обожает, когда она ведет себя подобным образом в их сексуальных играх. Когда она командует, что пора вымыть посуду, он в мыслях тут же переносится в кухню своей мамы. Но когда свет погашен, Оскар не чувствует никакой угрозы. То, что он просто ненавидит в повседневности, становится необходимым в сфере эротического. Максвелл, с большим подозрением относившийся к многочисленным поклонникам своей красавицы-подруги, то и дело вспоминает о них, когда пара занимается любовью. То, что в обычной жизни воспринимается им как угроза, на территории спальни получает магическое звучание: Максвелл превращает дневные страхи в инструмент ночного соблазнения. Элизабет, властная женщина, с удовольствием отказывается быть ведущей, когда в сексуальных отношениях Вито берет на себя эту роль. И ей совершенно не кажется, что он ее подавляет. Как раз напротив, она чувствует заботу, и ее уважение по отношению к Вито только крепнет, когда «хотя бы тут он знает, что делает». Он берет все в свои руки, и Элизабет чувствует себя в безопасном пространстве, где можно дать волю своему вожделению. Такой дисбаланс сил не воспринимается как угроза, он одновременно и защищает, и освобождает, и стимулирует сексуальное желание.
Низлагая силу
Некоторым может показаться, что желание Элизабет подчиниться — это просто возрождение традиции мужского доминирования. Сторонники данной точки зрения думают, что сексуальные отношения, где один из партнеров доминирует и контролирует, а другой пассивен и слаб, — это проявление традиционной иерархии и подавления, то есть просто сексистское проявление традиционной патриархии. Но когда человек порабощен или ущемлен в правах в масштабах всей жизни, вряд ли он предпочтет именно эту роль в отношениях. Только свободные люди могут выбирать, во что играть и кем притворяться. На мой взгляд, если человек способен исполнять разные роли, это означает, что они больше не имеют над ним власти. Игра становится способом разрушения границ между партнерами. Для Элизабет возможность играть подчиненную роль в сексуальных отношениях является освобождающей, будучи способом разрушения стереотипа. Это же справедливо и в отношении Маркуса, руководителя подразделения по исследованиям и развитию одной крупной международной компании, занимающейся разработкой программного обеспечения. Маркус — классический альфа-самец: любит соперничать, амбициозен, больше времени проводит в перелетах, чем в офисе. У него практический и несколько агрессивный тип мышления, благодаря чему он и стал лидером в своей крайне конкурентной среде. Понятия «энергия» и «власть» — часть его повседневной деятельности; он постоянно использует эти слова в своей речи. Маркус энергично двигается, пьет энергетические напитки, позволяет себе десятиминутный сон в течение дня для восстановления энергии и обедает с энергичными людьми, наделенными властью.
И вот после целого дня в роли босса Маркус возвращается домой к своей подруге. Она любит доминировать в сексуальной сфере, что позволяет Маркусу отдохнуть от роли вечно контролирующего все вокруг руководителя. Когда его подруга исполняет роль доминатрикс[19], Маркус может уступить ей, так как знает, что она справится с силой его желания. Он отдает роль ведущего, и это не только доставляет ему эротическое удовольствие, но и обеспечивает эмоциональный комфорт. Как и Элизабет, Маркусу приятно увидеть другую сторону своей личности в зеркале эротических отношений. В нашей культуре пассивность часто воспринимается как женская черта и признак слабости. Мужчинам сложно проявлять пассивность (да и многим женщинам тоже). Но от этого потребность некоторых из нас время от времени играть пассивную роль не исчезает. Маркус в равной степени и боится, и жаждет сдаться на милость своей партнерши. Его фантазии допускают некоторую степень пассивности, что ощущается им как замаскированное безопасное возвращение в объятия матери. Маркусу вовсе не интересны психологические объяснения природы его тяги, но эти эротические склонности требуют изменения традиционного баланса сил, предполагающего, что место мужчины непременно сверху.
Нет любви без ненависти
Защитники современного понимания близости, а также консультанты по вопросам брака и авторы книг по психологии в стиле «помоги себе сам» то и дело пытаются снять острый вопрос о распределении сил в рамках долгосрочных отношений. Они считают, что идеальное партнерство требует абсолютного равенства во всех аспектах, как будто можно точно измерить распределение сил и власти. Многие из нас, проникнувшись насквозь этой идеологией справедливости и взаимности, не хотят уступать ни на шаг.
Но на деле именно такие переговоры и игры вокруг распределения влияния и силы и есть основа любых человеческих отношений. Легче всего это увидеть, когда переговоры превращаются в борьбу и проявляются через агрессию, принуждение, давление, жесткую критику. Те, в чьих руках оказываются влияние и сила, определяют и наказание, и поощрение в соответствии со своими собственными желаниями. Но ведь и у слабости имеется сила. Пассивность, почтительность, сдержанность, лесть и похвалы в надежде заслужить доверие, наконец, моральное превосходство жертвы — так проявляется сила слабости. И дисбаланс власти и сил неизбежен.
Этель Спектор Персон в книге Feeling Strong («Чувствовать себя сильным») пишет, что мы впервые узнаем о неравенстве, наблюдая распределение власти в собственной семье: «Все отношения, построенные на власти и силе, стремлении доминировать или подчиняться, имеют психологические корни в том, что когда-то мы были маленькими детьми, а рядом находились большие и сильные родители. А экзистенциальные корни подобных стремлений связаны с нашими мыслями, что лучше не чувствовать себя маленьким человеком в огромном мире». В детстве каждый из нас осваивает разнообразные тактики борьбы за влияние и власть. У нас есть собственная воля и желания — у родителей тоже имеются и желания, и сила воли. Мы требуем — они возражают. Мы начинаем торговаться; они говорят нам, чт
Половая принадлежность партнеров и присутствие эмоциональной близости воздействуют на все эти трансформации баланса влияния и силы. Девочек и мальчиков учат обращаться с властью, силой и влиянием совершенно по-разному. Мужчины привыкают открыто проявлять силу, женщины чаще прибегают к непрямым средствам ее выражения. Данные различия проявляются и в сексуальном поведении каждого из нас.
Став взрослыми, мы стремимся управлять происходящим и используем контроль как инструмент защиты против уязвимости, присущей любовным отношениям. Делая ставку на одного-единственного человека, мы попадаем от него в зависимость. Появляются и расцветают страхи и разочарования. Чем выше степень нашей беспомощности, тем больше мы боимся унижения. Чем больше мы нуждаемся в чем-то, тем больше злимся, не получая желаемого. Это прекрасно известно детям; знают об этом и любовники. Никто не может довести нас так быстро, как партнер (вероятно, на такое способны еще и родители, от которых мы зависели в детстве). Любовь всегда идет рядом с ненавистью.
Растущая зависимость от другого человека страшит нас, но многие гораздо больше пугаются собственного гнева и ярости. Мы изощряемся, создавая и развивая хитросплетения отношений, чтобы держать все взрывоопасное под контролем. Однако те пары, которым удается добиться идеального порядка и спокойствия, редко демонстрируют страстность в любовных отношениях. Путая решительность с агрессией, нейтрализуя все уникальное и избавляясь от самобытности, приспосабливая свои стремления и желания к правилам, уговаривая себя не проявлять враждебности, мы формируем пространство спокойствия и стабильности, комфортное, но не слишком воодушевляющее. Стивен Митчелл подчеркивает, что способность испытывать агрессию — необходимое условие для возможности любить. Мы должны включать агрессию в систему отношений и чувств, а не искоренять ее. Митчелл объясняет: «Деградация романтического и ослабление желания происходят не из-за того, что любовь подавляется агрессией, а в силу неспособности поддерживать необходимую степень напряжения между тем и другим».
Джед и Корал
Джед непритязателен. Он гладко выбрит, у него приятные манеры, блестящий ум, грамотная речь; он архитектор. Он добр, никогда никому не выскажет ничего неприятного в лицо. Но в сексуальной сфере это совершенно иной человек. Еще подростком Джед узнал, что такое садомазохизм, и на долгие годы эротические отношения стали для него способом выпустить агрессию. Он любит кожу, жесткие поверхности, цепи и наручники.
— Я был застенчивым, с трудом отстаивал свои права. И одновременно я злился и не знал, что с этой злостью делать. Я очень боялся кого-то ранить, поэтому держал все в себе, — рассказал Джед.
— Я понимаю, почему садомазохистские отношения вас так привлекали, — ответила я. — Вы могли требовать, не боясь никого обидеть. В таких отношениях предполагается четкий кодекс поведения, с которым каждый из партнеров соглашается до начала любых действий, благодаря чему каждый чувствует себя в полной безопасности. Сексуальное доминирование — способ преодолеть превосходство других. Это неглупая альтернатива более типичному для вас поведению эмоционального подчинения.
— Именно так, — ответил Джед. — Но знаете, тут все дело в желаниях и потребностях. Самое важное — доставить им удовольствие. Они должны по-настоящему этого хотеть, иначе мне не интересно.
Долгие годы Джед избегал серьезных отношений с женщинами. Ему казалось, что эмоциональная близость раздавит его. Его преследовал образ застенчивого маленького мальчика, кем он когда-то был, и он боялся беспомощности и зависимости от других.
— Корал была первой женщиной, которую я полюбил. С ней я не чувствовал себя должником. Мне не нужно было постоянно быть настороже, чтобы не впутаться в слишком серьезные отношения.
В детстве Джед был одинок, почти не имел друзей, б
Через одиннадцать лет после окончания школы Джед и Корал встретились на чьей-то свадьбе. Джед уже научился прятать застенчивость за насмешливостью, и Корал привлекли его чуткость и необычное чувство юмора. Важно отметить, что к этому времени Джед стал очень привлекательным молодым человеком. Корал не упустила момента и попросила у него номер телефона, так как понимала, что первый шаг ей придется сделать самой. Они начали встречаться, и вот уже шесть лет вместе.
Джед и Корал почти во всем отлично подходят друг другу, но в области секса у них очень разные предпочтения. «Я просто не понимаю, откуда это все у него, — говорит Корал. — Я никогда с таким раньше не сталкивалась, а мужчин у меня было немало, и иногда меня возбуждают довольно своеобразные вещи. Но я не понимаю Джеда: может, потому что я выросла в очень феминизированном мире, где важны политкорректность и уважение к женщине? И поэтому здесь я вижу некоторое неуважение? Все это как-то дешево и безвкусно, и я себя чувствую как…»
— Как шлюха? — спрашиваю я.
— Да нет, я не вижу ничего страшного в том, чтобы поиграть в шлюху. Я была шлюхой довольно долго. Я начинаю казаться себе не такой желанной. Я думаю, что происходящее не имеет ко мне никакого отношения, и неважно, я тут или кто-то другой. Я не чувствую никакой связи с тем, что происходит, оно не трогает меня и не особо интересует. Понимаете?
— Да, я понимаю, — отвечает Джед. — Но я лично не вижу, чтобы я забывал тебя в такие моменты. Мне как раз кажется, что я призна
Чтобы двигаться дальше, Джеду и Корал необходимо лучше понять точку зрения партнера. Мы делаем упражнение: каждый из них проводит посередине листа бумаги вертикальную линию и на левой стороне записывает, не раздумывая, самые первые ассоциации со словом «любовь». Я задаю наводящие вопросы: «Когда я думаю о любви, я думаю о…», «Когда я влюблена, я чувствую…», «Когда меня любят, я чувствую…», «В любви я ищу…» Закончив, мы тут же переходим к новому набору вопросов: «Когда я думаю о сексе, я думаю о…», «Когда я чувствую желание, я чувствую…», «Когда я чувствую, что желанна, я чувствую…», «В сексе я ищу…»
Такое простое упражнение раскрывает глаза на многие важные вещи. Во-первых, мы видим, каково отношение каждого из партнеров к любви и сексу: насколько эти две вещи разделены и насколько взаимосвязаны. Во-вторых, я получаю возможность посмотреть на то, как отношение одного из партнеров согласуется с точкой зрения другого. Как я и подозревала, Джед и Корал воспринимают секс по-разному и ищут в нем разного. Корал хочет таким образом достичь эмоциональной близости; ее желание питается любовью. Она ассоциирует любовь с теплотой и надежностью и чувствует себя в безопасности, когда любима. Когда она чувствует себя желанной, она тоже ощущает спокойствие и безопасность. Секс для нее — нечто жизнеутверждающее, благотворное, роскошь: «С каждым моим сексуальным партнером у меня была эмоциональная связь. Даже после одной-единственной ночи я уходила с улыбкой, уверенная, что влюблена. Мне пришлось понять, что секс и любовь — не всегда одно и то же, и мне не обязательно любить каждого мужчину, с кем я сплю».
Для Джеда эмоциональная близость с партнером возможна, но любовь и секс не всегда так легко сочетаются, как у Корал. Любовь у Джеда ассоциируется с безопасностью, но и с ограничениями. Любви присущ конфликт: «Мне кажется, что я должен себя сдерживать, чтобы не сделать и не сказать чего-то, что может ее обидеть. Я чувствую себя уязвимым, мне не за что спрятаться, я не понимаю, кто я и где. Это болезненно. И я начинаю думать, что не заслужил такого, что не ст
— То есть, когда эмоциональная связь оказывается слишком яркой, она затмевает секс, потому что вы начинаете себя ограничивать? И это те же ограничения, которые вы перечислили в колонке определений к слову «любовь»? — предположила я.
— Если девушка мне по-настоящему дорога, я не могу позволить себе слишком откровенно проявлять агрессию. Понимаете, мне же важно, что она обо мне думает. Нельзя, чтобы кто-то подходил ко мне слишком близко — мне это кажется угрозой. Мне нужна некоторая дистанция, чтобы возбудиться, — объясняет Джед.
Он пытается описать структуру своей сексуальности и объяснить ее Корал. Первоначальная мотивация связана с агрессией, но главный стимул сексуальности — независимость, которую дает агрессия: «Манеры больше не важны. Что думают другие, тоже не имеет значения. Есть только животное желание. И это свобода, за которую я бьюсь всю жизнь».
Надо признать: Джед и Корал не идеально подходят друг другу с точки зрения секса. И есть вероятность, что сексуальная сторона их жизни никогда не станет похожа на историю из фильма «Девять с половиной недель»[20]. Но всякий раз, обсуждая возможность расставания, они понимают, что, вероятно, найдут более подходящих любовников, но вряд ли найдут более удачных партнеров для жизни.
Тогда я решила попробовать следующее. Раз Джед способен чувствовать себя сильным, доминируя в сексе, то нужно помочь Корал добиться выполнения одного из ее требований: пусть Джед проявит хотя бы часть своей ассертивности[21] за пределами спальни. «Одна из причин, по которой мне так странно все происходящее, заключается в том, что я вижу Джеда невероятно пассивным почти во всех аспектах совместной жизни. И контраст получается просто головокружительный. Пусть уж он будет решительнее во всем». Я предложила Джеду играть главную роль и вне сексуальной сферы отношений. Для него это в новинку: ему сложно выбрать ресторан или фильм, а уж решить, хочет ли он остаться на День благодарения в Нью-Йорке (и не встречаться с многочисленными родными Корал, как это происходит каждый год), и вообще невозможно. Я не советовала Джеду изменить сексуальное поведение. Но я призывала его научиться применять и демонстрировать власть и в других областях жизни. Джед должен знать, что его желания будут учтены и удовлетворены и без садомазохистских ритуалов.
Сам Джед не возражал бы, если бы Корал тоже перенесла часть своей прямолинейности из ее режиссерского кабинета в их спальню. Джед считает, что и Корал способна привнести некоторую долю ассертивности в их сексуальную жизнь. «Заканчивая чистить зубы и надевая пижаму, ты спрашиваешь меня, будет ли у нас сегодня секс, причем делаешь это таким занудным голосом. Хорошо бы побольше решимости. Скажи мне, что хочешь меня, расстегни мне брюки, войди в комнату голой. Да что угодно, но не просто “сексом займемся?”. Я зажигаю свечи, я создаю тебе настроение, начинаю медленно, как ты любишь. Я стараюсь, а ты нет».
Возможно, Корал никогда по-настоящему не полюбит вкусы Джеда, но я советую ей достаточно открыться, чтобы попытаться их хотя бы понять. А если Корал будет все время только осуждать, оценивать, не принимать штучки Джеда в стиле района красных фонарей, то она обречена чувствовать себя униженной. К сожалению, Корал не видит, что Джед идет на серьезный риск, предоставляя ей доступ к тайнам своих эротических фантазий.
Новый баланс в культуре доминантов
Большинство фанатов изощренного секса, с которыми я сталкивалась, привлекает эротическая энергия, а не насилие или боль, как это может показаться со стороны. Вообще, когда правила взаимоотношений детально согласованы, когда все знают, что можно и чего нельзя делать, кому, с кем и как долго, то участникам гарантировано удовольствие и безопасность. Вы подчиняетесь лишь настолько, насколько готовы; вы доминируете, но только пока вам это позволяют.
В параллельной вселенной секса сила и энергия становятся частью эксперимента или игры, способом на время примерить на себя недопустимые в обычной жизни отношения. Если мы при свете дня не приемлем зависимости от других, в эротической сфере мы можем желать именно этого. Если агрессия доставляет нам дискомфорт, в сексуальных играх реально узнать, что такое энергия и сила, причем в безопасной среде. Какой бы стиль поведения ни казался нам неприятным: подчинение, как в случае Элизабет, или независимость, как у Джеда, — сексуальная драма способна стать для нас катарсисом.
Многие годы садомазохизм, доминирование и подчинение считались поведением на грани нормального. Как замечает социолог Энтони Гидденс, все это практиковали преимущественно геи, умеющие лучше, чем гетеросексуалы, изолировать свою сексуальную агрессию с целью получения удовольствия. В последние годы такие маргинальные практики становятся частью традиционных отношений. В начале XXI века все больше взрослых людей: однополых и традиционных пар, мужчин и женщин, правых и левых, горожан и жителей пригородов — возбуждаются и получают удовольствие от разнообразных игр, в которых отдают и получают приказы. Их так много, что уже сложно считать их меньшинством.
Исследователь современного социума Камилла Палья рассматривает рост популярности игр в доминирование и подчинение как коллективную фантазию, помогающую компенсировать жесткость нашей эгалитарной культуры. Мне же кажется, что ритуалы доминирования и подчинения являются провокационным способом поставить себя над обществом, воспевающим контроль, высмеивающим зависимость и при этом требующим равенства. В культурах, где эти ценности являются ключевыми — в Америке, к примеру — мы видим все больше людей, стремящихся отказаться от любого контроля, наслаждаться зависимостью и замечать все то неравноправие, о котором другие даже не хотят говорить. В данном контексте секс-клубы выглядят просто оазисами, где приемлемо все то, что отвергает традиционное общество. Постоянное изменение баланса силы и влияния, которые передаются от одного партнера другому, не идет ни в какое сравнение с жестким ранжированием силы, принятым в нашем обществе. В реальной жизни договориться о распределении сил крайне сложно, а уж получить власть или отказаться от влияния почти невозможно. Никто не отдаст свою часть пирога.
Я прекрасно осведомлена обо всех дисбалансах распределения силы, присущих нашему обществу. Не проходит и дня, чтобы я не сталкивалась с серьезными негативными последствиями нарушения условий эмоциональной близости. Но я также знаю, что агрессию, как и любые другие наши эмоции, нельзя исключить из человеческого взаимодействия, особенно когда речь идет о любящих друг друга людях. Агрессия — теневая сторона любви и неотъемлемая часть сексуальности. Без нее невозможны никакие сексуальные отношения.
Работая с парами, я стремлюсь выявить динамику распределения сил в отношениях. Я стараюсь увидеть проявление силы, исследовать напряжение между полюсами, скорректировать несправедливость. Я наблюдаю и вполне гармоничные дисбалансы сил, уникальные для каждой пары. При этом не все проявления несправедливости являются источником проблем. Иногда именно они — основа гармоничных отношений пары. Я не стремлюсь просто нейтрализовать силу; я хочу ее обуздать. Сообща мы ищем способы выразить силу в сексуальных отношениях, сохраняя безопасность, креативность и смелость.
Глава 5. Будет сделано!
Энергия и настойчивость меняют мир.
* * *
В вопросах любви, как и во многих других, американское общество ориентировано на результат. Мы предпочитаем точные смыслы, прямоту, понятную речь, а не всякие эфемерности и недомолвки. Мы привыкли опираться на надежную конкретику слов, чтобы передавать чувства и желания, и не рассчитываем на коварные и туманные каналы вроде эмоциональной близости: «Давай-ка к делу», «Ну, выкладывай», «Не ходи вокруг да около». Именно в Америке появились тренинги по ассертивности. И многие психотерапевты проповедуют пристрастие к четкости и ничем не приукрашенную прямолинейность: «Если вы хотите заняться с вашим партнером любовью, почему бы просто не сообщить об этом? Просто скажите ему или ей, чего именно вы желаете».
Мы верим, что если правильно сформулировать цель, наметить план, применить организаторские навыки и как следует поработать, то можно добиться чего угодно. Именно данное убеждение и есть основа американского оптимизма. Если вы прикладываете достаточно усилий и не сворачиваете с пути, непреодолимых препятствий не существует. Успех — награда за упорный труд. И наоборот: если вы терпите неудачу, вы наверняка лентяй, плохо мотивированы, слишком потакаете своим желаниям и не стараетесь по-настоящему. Вам просто не хватает запала, и виноваты в этом только вы. Разумеется, такой подход к жизни, насквозь предпринимательский, применяют и к более деликатным областям вроде романтических отношений и экзистенциальных вопросов. Результатом использования этой модели в любовной сфере являются книги вроде Find a Husband After 35 («Найти мужа после тридцати пяти»), 5 Minutes to Orgasm («Пять минут до оргазма»), Seven Weeks to Better Sex («Улучшить секс за семь недель»). Американцы очень ценят данную способность: вначале понять, чего они желают, и потом добиться этого. Если вы знаете, чего хотите от отношений, просто добейтесь этого. А если удается рассчитать количество шагов на пути к цели, лучше бы не больше десяти, то будьте уверены: вы попадете в сад земных наслаждений кратчайшим путем.
Как женщина из Европы, я всегда восхищаюсь оптимизмом американцев. Он является полной противоположностью фатализма и пассивности, укоренившихся в других, более традиционных культурах. Американский оптимизм излучает здоровую уверенность человека в собственном праве на счастье. В отличие от других культур, в Соединенных Штатах не говорят: «Так уж это устроено, просто смирись».
Однако подобная решительность приводит нас к мысли о том, что угасающее желание — просто еще одна текущая проблема и ее можно и нужно решить. И журнальные статьи, и книги в стиле «помоги себе сам» учат нас смотреть на недостаток секса в отношениях как на вопрос, который легко снять, научившись лучше управлять временем и расставлять приоритеты. В самом крайнем случае причина проблемы кроется в недостатке коммуникации. Если в организме не хватает тестостерона, надо принять пилюлю — вот и решение. Если лекарства не помогают, есть много других способов: книги, видео и всякие интимные игрушки помогут навести порядок в сексуальной сфере и достичь невообразимых высот экстаза. В книге Against Love («Против любви») Лора Кипнис пишет:
Появились новые отрасли экономики и рыночные ниши; в передовые технологии вкладываются серьезные инвестиции. Возникают разные чудеса вроде «Виагры» или порно для семейного просмотра: на закате капитализма мы создали свой Лурд[22] для умирающих браков. Врачи теперь умеют поддерживать жизнь в умирающем теле с помощью разных блестящих устройств, заменяющих сердце, легкие и другие органы, — а пары, вооружившись новыми технологиями, одерживают победы в борьбе с умирающей страстью.
Такой прагматический подход типичен для великой страны, где главным предназначением каждого считается решение любых проблем. Разбиваете проблему на компоненты, анализируете каждый из них, формулируете пошаговый план — вот прекрасное решение, обещающее отличные и, главное, измеримые результаты. Но если применить такой подход к проблемам в сексуальной сфере, то мы получаем модель поведения с акцентом скорее на сексуальных дисфункциях, чем на чувствах и эмоциях. Психотерапевт Леонор Тифер, занимающаяся проблемами секса, предостерегает: в этой парадигме тело представляется конструктором из отдельных элементов, и удовлетворение воспринимается как следствие слаженной работы всего конструктора.
Акцент делается на физических результатах, а не на желании и удовольствии, что означает повышенное внимание к гениталиям, а значит, имеет ярко выраженную ориентацию на мужчин. Мало того, теперь пациентом является пенис, а не его хозяин; способность достичь уверенной эрекции и сохранять ее считается более важной, чем любые другие аспекты сексуальных отношений. С появлением «Виагры» секс легко свести к количеству и качеству эрекций. (Сейчас ведутся работы по созданию «Виагры» для женщин: вот радость-то для всех любящих мужей, которым сейчас приходится выторговывать секс за помощь по дому. Для жен, связывающих отсутствие у себя желания скорее с романтической стороной отношений, чем просто с тумесценцией[23], это не такая уж хорошая новость.) Субъективный опыт, связанный с сексуальным удовольствием, заменяется объективным перечнем легко контролируемых критериев, выглядящим, однако, чересчур упрощенно: эрекция, половой акт, оргазм.
Сексуальность блокируется и убивается попытками все измерить и проанализировать и тем более сравнить собственные отношения с какими-то статистическими показателями. Журнал Newsweek пишет, что, если партнеры занимаются сексом не более десяти раз в год, принято считать, что в браке секса нет. Если партнерам удается заняться сексом хотя бы одиннадцать раз в течение двенадцати месяцев, они могут быть спокойны. Остальные, видимо, попадают в число 15–20 % пар, у которых сексуальная жизнь в порядке. В последнее время мы слишком много беспокоимся о количестве половых актов и оргазмов. Как часто мы занимаемся сексом? Насколько интенсивно? Хорошо ли у нас все получается? О более расплывчатых и не поддающихся подсчету аспектах сексуальной жизни: любви, близости, влиянии и подчинении, чувственности, возбуждении — редко пишут на первых полосах газет и упоминают на обложках журналов. Эротизм как неизмеримый показатель присутствия в отношениях жизни и воображения сводится к тому, что французский автор Жан-Клод Гийбо называет une arithmetique physiologique — арифметикой физиологии.
Мы превращаем секс в физиологическую функцию; параллельно возникает и связанная с ней концепция дисфункции. Мы не говорим больше об искусстве секса; разговоры касаются исключительно механической стороны дела. Авторитет перешел от религии к науке, а ведь наука — гораздо более непререкаемый арбитр. Медицине теперь известно, как напугать даже тех, кто ни в грош не ставит религию. В конце концов, что такое грех по сравнению с диагнозом? Раньше человек сверял свое поведение с требованиями морали, а сейчас следит за тем, нормально ли функционируют его органы, и страх возможной неудачи можно считать мирской версией прежней боязни греха.
По моему опыту, лечение, делающее слишком большую ставку на результативность и надежность, нередко только усугубляет проблему. «Отрасль повышения качества секса» формирует страхи и запреты. Слишком часто вся прелесть и живость сексуального контакта переносится в стерильное, неконкурентоспособное и не ориентированное на результат пространство. Чувственность просто не живет там, где постоянно ведут счет победам.
Однако я вовсе не утверждаю, что практические советы и рекомендации экспертов совсем не важны и не нужны. Если у вас есть проблемы с коммуникацией, разумеется, вам нужно над ними поработать; если вы вечно заняты и вам не хватает времени на секс, то проблема ясна. Если у вас мало знаний — займитесь самообразованием. Если на ситуацию влияют какие-то особенности вашего состояния: возраст, гормональные изменения, диабет, рак простаты, гистерэктомия[24], — найдите хорошего врача. Существует немало книг, в которых реально прочитать ответы на вопросы, связанные со здоровьем. В целом структурированный подход к решению проблем вполне годится для работы с некоторыми существенными аспектами нашей сексуальной жизни, но он не помогает справиться с экзистенциальными и более эфемерными вопросами, связанными с эротическим началом в человеке. Простыми средствами тут не обойтись.
Работа и труд не все перетрут
Конечно, мы все склонны гордиться своей эффективностью. Но в этом-то и ловушка: эротизм не рационален. Он требует мотовского растрачивания времени и ресурсов. Как справедливо иронизирует психоаналитик Адам Филлипс, «в области эротического просто добросовестных усилий недостаточно… пытаться слишком упорно почти всегда вредно. Эротизм связан с воображением, а его ничем не измерить. Мы воспеваем эффективность, но забываем, что область эротического — это сияющая интерлюдия, где мы роскошествуем и где нам не до продуктивности; тут у нас единственная цель — удовольствие». Октавио Пас писал: «Момент слияния — это провал во времени, это бальзам на раны, полученные нами в течение долгих часов и дней. Это момент сколь божественный, столь и недолговечный». Вот он, прыжок в новый мир, предполагающий отказ от контроля, хотя нас с самого детства учат все контролировать. Наше воспитание призвано подавлять в нас все первобытное: непокорные импульсы, сексуальные позывы, ненасытность. На основе данных ограничений формируется социальный порядок, а их отсутствие порождает хаос. Так как утрата контроля почти всегда воспринимается как негативное событие, мы даже и не думаем о том, что, отдавшись на волю чувств, ощутим эмоциональное и духовное просветление. А ведь отвлечение на время от собственного «я» может иметь освобождающий и развивающий эффект. Я не единожды видела, как люди теряются, когда понимают, что не способны взять и решить проблему из области эротического, и они озадачены и напуганы таким поворотом событий. Я помогаю им понять, что можно осознанно ослабить контроль, и рассказываю, как это лучше сделать, чтобы создать условия для личностного роста и новых открытий.
Райан и Кристин ходят к психотерапевту уже много лет. Я встречалась с каждым из них лично и приглашала их на совместную консультацию, пытаясь помочь им перейти из статуса сексуально активной пары в статус родителей троих детей. После рождения дочерей-двойняшек эротическое вдохновение партнеров стало затухать. Некоторые пары принимают такой спад активности как должное и привыкают к новой форме отношений, основанной на сочетании искренней привязанности и партнерских отношений. Но Райан и Кристин не хотят сдаваться. Они хорошо помнят, какими были, и эти воспоминания им дороги. Они смотрели вместе видео, принимали ванну, строго соблюдали режим еженедельных свиданий. Они перепробовали много способов, некоторые из них давали неплохой результат, а другие оказывались просто потерей времени. Проблема заключалась даже не в том, чтобы просто заняться сексом. Конечно, они хотели бы делать это чаще, но их больше волновала интенсивность. Их не устраивало не то, что секса стало меньше, а то, что сексуальные отношения потеряли остроту. Они настроены решить проблему и ищут новые способы.
Я могла бы предложить этой паре некоторое количество потенциально рабочих методов, но я сильно сомневаюсь в разумности использования рационального подхода там, где речь идет о сердечных делах. Я считаю, что сохранение эротического в долгосрочных отношениях — проблема другого порядка. Мы не всегда хорошо понимаем собственные стремления. Наши желания бывают противоречивыми, а страсти конфликтуют друг с другом. И даже сильные воля и разум не помогут спасти любовь. В романтических и эротических отношениях не всегда удается действовать в соответствии с логикой прибыли и убытков. Тут сложно применить трудовую этику, и даже самый логический подход не может компенсировать двойственности любовных отношений.
Я сказала Райану и Кристин: «Я вряд ли предложу что-то новое в качестве ответа на вопрос “как”. Вы ходите на свидания, зажигаете ароматические палочки, используете специальные лубриканты. И в результате у вас есть стабильный секс, что неплохо, но совершенно вас не удовлетворяет. Так?»
— Да, все так. Но что именно вы предлагаете? — спросила Кристин.
— Тут логика не работает. Страсть ведь вещь непредсказуемая и редко соответствует цепочке причинно-следственных связей. В понедельник все получается, а в четверг вообще не работает. И решение всегда оказывается неожиданным, а вовсе не результатом тех действий, что вы уже предпринимаете. Поэтому давайте лучше поговорим о свободе. Ваш выход.
— А?
— Поговорите со мной. Возможно, вам это покажется отклонением от традиционных подходов, но вы ведь все равно зашли в тупик, поэтому не повредит попробовать что-то новое. Желание убивают регулярность и рутина. И я хочу, чтобы вы порассуждали о противоположном — о свободе. В самом широком смысле. Когда вы чувствуете максимальную степень свободы в отношениях? Как брак делает вас более свободными, а в чем ограничивает? Какую степень свободы вы готовы позволить друг другу? А самим себе? — такую беседу я начала на приеме, надеясь, что пара продолжит разговор уже без меня.
Мне нравится предлагать людям то, что слегка выбьет их из привычной колеи или хотя бы заставит по-новому взглянуть на ситуацию. Я люблю создавать некоторый дискомфорт и нарушать устоявшийся порядок. Райан и Кристин сейчас не особо счастливы, но я не уверена, что они достаточно несчастны, чтобы решиться на что-то новое. В ходе сеанса я подаю немало идей, но никогда не знаю, что из этого получится. Мне хотелось узнать, к чему приведут размышления партнеров о свободе.
Через несколько месяцев в начале очередной сессии Райан сказал: «Ладно, хотите настоящую историю о кризисе среднего возраста? Сейчас вы ее услышите. К нам недавно приезжала погостить подруга жены по колледжу. Как вы знаете, я работаю дома, поэтому мы несколько раз обедали все вместе, с няней и детьми. Точно не лучшие условия для начала флирта». Барбаре, подруге Кристин, слегка за сорок, она занимается антикризисными программами в разных странах мира. Она независима, увлечена работой, не имеет детей, но не раз состояла в серьезных отношениях; нынешний стиль жизни начинает ей надоедать. Райан продолжает: «Она еще и красавица! Барбара живет необычной жизнью, у меня никогда такой не было. Рядом с ней я чувствую себя стареющим буржуа. Тут нет ничего страшного, скажете вы, но ее адреналин заразителен. Она действительно меня зацепила, она меня возбуждает. Я ей по-настоящему увлекся. Помните, я считал, что наши с Кристин отношения затухают, моя энергия на нуле, я чувствую себя тяжелым, старым? Вроде бы я сдался и успокоился. И вот энергия Барбары меня разбудила. Я хочу ее поцеловать. Мне и страшно это сделать, и страшно не сделать. Чувствую себя кругом виноватым идиотом, но я не могу перестать думать о ней. Знаете, когда я женился, я совершенно искренне клялся в верности. Я люблю свою жену, и все это никак не связано с ней. Тут дело в том, что я что-то потерял и очень боюсь, что теперь уже не найду».
Когда Райан познакомился с Кристин, он тут же резко изменил свою жизнь: перестал делать вид, что собирается стать актером, бросил временную подработку в роли помощника адвоката, поступил на юридический и нашел постоянную работу юристом. Сейчас он юридический консультант в организации, занимающейся охраной окружающей среды. Я слушаю его рассказ, вижу, как он потрясен своей внезапной влюбленностью, и наблюдаю пробуждение его чувств и эмоций. Я не отговариваю Райана от его «незрелых» желаний и не читаю ему нотаций. И уж точно не пытаюсь воззвать к его рассудку или разобраться в том, как развивается его «подростковое» увлечение. Я считаю этот опыт очень ценным: перед Райаном вдруг возникло нечто прекрасное. Мечты о Барбаре — способ прожить ту жизнь, которую он некогда не выбрал. Вместе с ним я удивляюсь неожиданной влюбленности и называю вещи своими словами: это просто фантазия. Мой главный вопрос Райану: как ему получать удовольствие от данного опыта и не рисковать браком?
«Как прекрасно и как жалко, — говорю я. — Прекрасно, что вы все еще способны на такие реакции. И вы ни за что не станете сравнивать нынешнее увлечение с браком: вы же понимаете, что семейная жизнь — это нечто иное. Дома безопасно. А здесь вы дрожите, и все очень ненадежно. Вам нравится, но вы боитесь, что можете зайти слишком далеко. Я думаю, что вы не позволяете своей жене вызывать у вас подобные яркие чувства. Есть такая Хелен Фишер[25], занимающаяся эволюционной антропологией, и она объясняет, что вожделение очень энергозатратно. Его сложно сохранить после того, как вы, так сказать, отдали долг эволюции и завели детей. Вы теперь настолько сфокусированы на решении ежедневных насущных проблем, что не допускаете между собой и женой никакого электричества».
На следующую сессию Райан пришел, точно зная, с чего хочет начать разговор. В начале недели Кристин и Барбара запланировали ужин. Кристин обычно чувствует себя виноватой, когда ходит куда-то без Райана, поэтому она предложила ему присоединиться. Но весь вечер она почти не обращала на Райана внимания. А он и не возражал, так как получил возможность понаблюдать за подругами. После колледжа обе провели год в Того, работая на Корпус мира[26]. Кристин потом приехала обратно домой, а Барбара, в общем-то, до сих пор так и не вернулась. Как это часто с ними бывало, обе наперебой восхищались историями друг друга.
«Мы допили бутылку отличного австралийского вина, — рассказывает Райан. — Чувствовали себя слегка навеселе, и тут Кристин меня просто ошарашила, обратившись к Барбаре: “Знаешь, я вот на тебя смотрю и не знаю даже, стоило ли это все усилий. Я, честно говоря, не уверена, что создана для детей, дома и стандартной работы. Иногда мне кажется, что я сделала все это, просто чтобы доказать, что способна на такое”. А потом она говорит: “Все это так меня угнетает”. Представляете, она думает, а стоило ли это все затевать. Ее это угнетает! Я был потрясен». Райан повторял слова Кристин таким тоном, как будто все еще не верил, что вообще слышал их. Я начала задавать вопросы, и Райан продолжил цитировать Кристин: оказывается, она всегда делала только то, чего от нее ждали, поскольку так было проще, чем самой разбираться и делать выбор. Судя по голосу, Райан передразнивал Кристин, но и восхищался ею: «“Я понимаю, грех жаловаться, когда все хорошо. Надо же быть благодарной, да? У меня прекрасные дети, у меня есть Райан, кое-какое подобие карьеры, хорошие друзья. Пока у тебя все это отсутствует: семья, брак, — ты романтизируешь их. По крайней мере, я так делала. А когда наконец обзаводишься этим, то чувствуешь себя в ловушке. Бывают, конечно, приятные моменты, но, честно говоря, я погрязла в этой каторжной работе”».
Райан был потрясен: «Откуда же я мог знать, что она так это чувствует? Она всегда выглядела довольно счастливой. Я думал, у нее есть все, чего она хочет. Я считал, это я все никак не успокоюсь». Теперь Райан пребывал в недоумении. Он злился на то, что Кристин не соответствовала его ожиданиям. И его задели ее слова о нем:
— В моем понимании это она у нас как скала, а я слабак. Я изо всех сил старался быть таким, каким она хотела меня видеть, — как я это сам понимал, конечно. Я расстроен. Если уж Кристин чувствует себя в ловушке, то что же должен чувствовать я?
— Вы хотите, чтобы она признала, что вы много работаете? — спросила я.
— Думаю, да. Получается, что ее сомнения уменьшают ценность моих усилий. Но потом случилось нечто странное, — он помолчал. — Мне вдруг все это понравилось.
— Поясните.
— Как будто я прошел профессиональную личностную оценку. Я ее не перебивал, хотя, может, и перебил бы, если бы не было Барбары. Но мне бы Кристин такого и не сказала. И потом, я был заинтригован. Она чувствовала себя так же, как и я; она говорила точно то же самое, что я думал, но не решался произнести. Она хотела большего. Ей тоже нужно было что-то еще. Ей не хватало свободы. Она становилась все интереснее для меня, почти незнакомой. Вино развязало ей язык.
— А какими еще мыслями поделилась Кристин? — теперь уже мне было по-настоящему интересно. Все же Райан в душе актер, так что он не смог отказать себе в удовольствии сыграть роль жены.
— «Мне кажется, мы обречены быть вместе, — продолжил он, вновь подражая ее голосу: — Иногда я фантазирую об иной жизни, о других мужчинах. Не о ком-то конкретном, я просто представляю, как начала бы все с чистого листа, без долгов прошлого, без истории, без проблем. Ведь с кем-то другим я сама могла бы стать другой. Мне бывает так горько от того, что я оказалась в этом доме, в этой семье, в этом теле. Хочется просто послать всех подальше».
Райан рассказал и о неожиданном окончании вечера:
— Все началось с настоящего потрясения, потом я стал защищаться, потом разозлился. Но вот что странно: чем больше она говорила, тем больше я ее хотел. Вначале я подумал: вот черт, да прекрати ты эту речь. Но она меня увлекала, я думал то же, что и она. Как ни странно, я чувствовал себя ближе к ней, меня к ней потянуло. Все увлечение Барбарой кончилось. Я теперь знал, что если бы был женат сейчас на Барбаре, то меня тянуло бы к Кристин.
— И ведь вам даже не пришлось ничего делать, — сказала я. — Я бы и не смогла придумать вам задание, которое дало бы подобный результат.
Я объяснила Райану, что желание вернулось благодаря тому, что он осознал, что Кристин — другой человек, и он узнал о ее мечтах. Когда Кристин рассказала, чего хочет, она как бы позволила и Райану поделиться его мечтами.
Подобный подход не всегда дает результаты. Кто-то другой запаниковал бы, испугался возможного разрыва или вконец рассорился с партнером. Спланировать такое заранее и реализовать в намеченный срок нельзя, вот в чем дело. Желание — всегда загадка, его нереально подчинить, оно улетучивается, когда мы пытаемся повлиять на него. В тот вечер Райан оказался способным услышать Кристин. Благодаря ее честности он смог вновь увидеть Кристин как в первый раз. Более того, он снова был готов выбрать именно ее, и этот осознанный повторный и — главное — свободный выбор помогает паре сохранять отношения.
События того вечера не имели никакого отношения к рациональному или эффективному. Кристин изменила статус-кво, что встряхнуло Райана. Она заявила о своей индивидуальности, и в результате партнеры вдруг стали ближе друг к другу. Из парадокса возникло желание: партнеры одновременно осознали, какие ограничения накладывает на них жизнь в браке, и это укрепило эмоциональную связь между ними. Увидев отличия, они обрели близость.
Вряд ли можно создать для данной пары свод правил, гарантирующий, что они сохранят такие ощущения или хотя бы испытают подобный опыт еще раз. Как психотерапевт я признаю, что не могу предложить Кристин и Райану никакого рационального способа сохранить их новые чувства. Но тем не менее все произошедшее позволяет им по-новому пересмотреть реальность. И я надеюсь, что их восприятие и друг друга, и самих себя в итоге изменится.
Разобраться с парадоксом
Сохранить желание на долгое время сложно потому, что для этого требуется увязать два противоречащих явления: свободу и привязанность. Здесь решается вопрос не психологического или практического характера, а системного. Поэтому ответ и оказывается таким сложным: ситуация относится к категории неизбежных экзистенциальных дилемм. К сожалению, даже в бизнес-среде, где царит прагматизм и стремление к эффективности, наступает осознание того, что некоторые проблемы не имеют простого решения.
Подобные противоположности можно обнаружить в любой системе, вот лишь несколько примеров: стабильность и изменения, страсть и разум, личные интересы и коллективное благополучие, действие и рефлексия. Эти дихотомии существуют и в человеке, и в паре, и в больших группах людей. Двойственность — основа для выражения динамических процессов, составляющих саму суть реальности. Барри Джонсон, эксперт в области лидерства и автор книги Polarity Management («Управление полярностью»), описывает противоположности как набор взаимозависимых явлений, ставших неотъемлемой частью единого целого: нельзя выбрать одно из двух, для выживания системе нужны оба полюса.
Бен, к примеру, заводит новую подружку каждые полгода, и он всегда уверен, что нашел ту самую, единственную. Но как только эротическое притяжение слабеет, он паникует и сдается: «Теперь все будет только хуже. Похоже, это не любовь». Бен много рассуждает о том, что хотел бы иметь стабильные отношения, но он совершенно нетерпим к спаду сексуального влечения. В понимании Бена верность и возбуждение — взаимоисключающие понятия.
Бен верит, что где-то обязательно есть такая всемогущая женщина, которая сможет обеспечить ему все сразу. Она так очаровательна, что секс, конечно же, всегда будет нескучным — вот он, признак вечной любви. Женщина окажется такой необыкновенной, удивительной и совершенной, что Бен обязательно захочет остаться с ней навсегда (как будто от него самого для этого ничего и не требуется). И, конечно же, именно недоступность — ее самая привлекательная черта. Бен многие годы повторяет одно и то же: «Я просто не встретил еще своего человека. Я знаю много женщин. Но той самой, с которой я смогу остаться навсегда, пока не нашел. Я даже друзей прошу познакомить меня с кем-нибудь, но у них никого не осталось на примете. А у тебя?» Бен уже давно находится в постоянном поиске идеальной женщины. Но даже самый удивительный человек в итоге оказывается всего лишь человеком с теми или иными недостатками.
В начале каждого знакомства Бен искренне увлекается и забывает на время о своих внутренних переживаниях. И неизбежно, когда первое очарование проходит, исчезает и «идеальная женщина», ведь и прекрасная принцесса не освободит Бена от него самого или от тех сложностей, с которыми неизбежно сталкиваются любовники. Какой бы невероятной ни оказалась женщина, она не оградит его от надвигающейся скуки и разочарования. После очередной неудачной попытки построить отношения Бен впадает в настроение, которое Октавио Пас называет трясиной сладострастия, другой распространенный термин — сексуальный запой. Каждый вечер новое увлечение, божественные ощущения ночью и скучные разговоры наутро. Быстро наступает ощущение пустоты, и Бен снова грезит о стабильных отношениях. Через несколько месяцев секса со случайными подругами он в панике бросается на поиски. Влюбляясь, Бен не может остановиться и насытиться. Он полностью поглощает свою новую любовь, и не только в смысле секса. Маятник начинает двигаться в другую сторону, причем с той же интенсивностью.
К людям вроде Бена легко относиться пренебрежительно, ведь они вечно бросаются из одной крайности в другую. Но и обсудить их всегда интересно. Бен — один из тех, о ком говорят и с сожалением (в основном женщины), и с завистью (преимущественно мужчины). Он олицетворяет конфликт, который тихо переживают многие из нас.
Зная романтическую натуру Бена, я не решаюсь давать ему рекомендаций, способных привести к перезарядке его либидо. Бен и не любит советов: прагматические решения для него не работают, так как его проблема требует в гораздо большей степени осознания, чем собственно решения. Поэтому я предлагаю одно из упражнений из коллекции Барри Джонсона. Я говорю Бену: «Вдохни и задержи дыхание как можно дольше». Кислород быстро начинает превращаться в отравляющий углекислый газ, и Бен вынужден выдохнуть. Выдохнув, он чувствует себя намного легче, но через мгновение ему снова нужен кислород. Я объясняю: «Нельзя выбрать только вдох или только выдох, нам необходимо и то, и другое. Точно такая же логика управляет страстью и эмоциональной близостью». Я рассказываю Бену, что противоречие между надежностью и авантюризмом — парадокс, требующий управления, но не проблема, нуждающаяся в решении. Это головоломка. «Тебе важно не забывать ни об одной из двух противоположностей: для каждой придет свое время. Ты способен это принять? Тебя не просят выбирать, необходимо научиться использовать и понимать ограничения и того, и другого. Понимаешь, это как прилив и отлив». Любовь и желание — две разнонаправленные силы, постоянно пульсирующие, конфликтующие и стремящиеся к балансу.
Вот уже восемь месяцев Бен встречается с Адаир — рекорд для него. И вот происходит нечто новое.
— По-моему, я влюблен в эту женщину, — говорит Бен. — Да, я про каждую женщину так думаю, но в этот раз все по-другому. Она не дает мне оторваться от реальности. Я могу внезапно психануть — ты знаешь, как это случается со мной, — а она не реагирует. И не потому, что ей наплевать или она просто не замечает: она не впадает в панику, как я. В ней есть какое-то спокойствие, а ты ведь знаешь, я-то сам спокойным быть не умею. В общем, мне кажется, у нас все может получиться. Мне с ней нравится. И секс все еще вполне хорош…
— Я все жду какого-то «но», — отвечаю я.
— Но я чувствую, как что-то уже меняется. Я начинаю нервничать, мне как-то не по себе. Я очень, очень боюсь все испортить. Мне сорок три, в конце концов. Я хочу ребенка, но мне страшно, что я не способен на постоянство.
Поделиться книгой: