— Там в трубе очень воняет псин…
Но я не успел закончить фразу, как на нас с громким лаем вылетело четверо псов. У них был отвратительный вид: шкура с многочисленными проплешинами и язвами, кривые, но мощные лапы и уродливая морда, на которой вместо глаз были какие-то мерзкие коричневые наросты. Размером собаки были с немецкую овчарку. Изумившись собственной реакции, я успел дважды всадить в них заряд картечи. Одновременно дал очередь «вепр» Перепела. Одна собака, визжа и скуля, кубарем покатилась нам под ноги, и я добил её в упор, другую силой выстрелов отшвырнуло прямо в «трансформатор», который взорвался целым кустом ярких разрядов, оплетших моментально обуглившийся труп собаки. Однако самая здоровая увернулась от выстрелов и, сбив с ног Макса, уже тянулась к его горлу разинутой пастью. Макс кое-как пытался её оттолкнуть, но собака явно была сильнее. Я был ближе, чем Перепел, но, если б я выстрелил из своего дробовика, картечью задело бы и Макса. Я на мгновение растерялся, не зная, что делать: сейчас эта уродливая тварь перегрызет горло моему товарищу!
Перепел успел. Он выстрелил одиночным точно в морду «бобику», и псина, взвыв, соскочила с Макса и, обиженно скуля, скрылась в глубине трубы. Я пальнул ей вслед, но, вероятно, не попал.
— А ты молодец, Серый, нормально стреляешь, — одобрительно сказал Перепел. По-моему, он впервые назвал меня по имени. Я ничего не ответил, потому что зажимал нос от нестерпимого сочетания запахов паленой шерсти и горелого мяса: труп в беснующемся «трансформаторе» превратился в кучу углей.
— Неправильно ты выбрал, ботаник. Не пойдём через трубу, — сказал Перепел, помогая Максу подняться на ноги. — Неизвестно, сколько их там ещё может быть. И хорошо, что «бобики» без «барбоса», а то он может их так сорганизовать, что и вдесятером не отбиться. «Барбосы» они умнющие и злые ужасно. Верхом пойдём.
Мы стали взбираться на насыпь, прислушиваясь к счетчикам Гейгера. С каждым шагом производимый ими звук, похожий на звук рвущейся тряпки, усиливался.
— Нет, здесь нельзя, — сказал Перепел. — Идем левее.
Мы пошли по склону, пытаясь нащупать место, не так сильно заражённое радиацией. Только метрах в четырехстах нашелся чистый «коридор», по которому мы поднялись гуськом: впереди одышливо пыхтящий Перепел, за ним поминутно оскальзывающийся Макс и я замыкающий. На вершине насыпи нас ждали ржавые рельсы, шпалы, рассыпающиеся в труху, если на них наступить, и истлевший остов какой-то твари.
— «Бяшку» кто-то пристрелил, — прокомментировал Перепел, пошевелив носком сапога желтый череп с аккуратным круглым отверстием между глазниц. — Странно, что собаки не растащили кости, видно не учуяли.
Макс ойкнул. Он наступил на какой-то круглый предмет, издавший под ногой странный всхлип. Это было что-то вроде глянцево-чёрного камушка, прятавшегося в уголке между рельсом и шпалой.
— Ишь ты! «Рачий глаз» нашел, желторотик. Редкая штука, тыщ пять стоит. С первым сламом тебя! — обрадовался Перепел. Он достал из внутреннего карман штормовки бинокль чуть покрупнее театрального и стал осматривать простиравшуюся внизу за насыпью долину. Перепел был похож на полководца, высматривающего подходящее для генерального сражения поле. Неопределенно хмыкнув, он спрятал бинокль и дал команду спускаться. Макс, вероятно, воодушевленный находкой, побежал, набирая скорость, вниз по склону, перепеловское «Куда, дурак?» уже не могло его остановить, и, не добежав до конца совсем чуть-чуть, Макс вдруг оторвался от земли и, взмыв, пролетел метров двадцать по широкой параболе, грохнулся в траву, словно мешок с костями.
— … твою дивизию в… через колено! — разразился Перепел. — В «батут» вляпался, ботаник!
Мы быстро, но осторожно спустились, огибая ловушку. Макс лежал неподвижно. Когда мы подошли к нему, он вдруг приподнялся и сказал:
— Почему люди не летают, как птицы?
Эта фраза нас подкосила, я забыл, когда в последний раз так неистово хохотал, Перепел размазывал кулаком слезы по физиономии, а у Макса на лице лишь блуждала улыбка, слабое отражение нашего нервного веселья.
Зато всю оставшуюся дорогу до Мусорки мы были серьезны и сосредоточены, чуть ли не на каждом шагу тщательно обдумывая, куда поставить ногу. Тем более, что, когда мы добрались до Мусорки, ловушки стали попадаться гораздо чаще. В этом районе Зоны огромными холмами лежал строительный мусор, свезённый сюда словно из города, разрушенного землетрясением или бомбардировками, причём, судя по радиоактивному фону этого хлама, бомбардировки были ядерными. Между холмами сбивалась в стаи и ржавела та техника, на которой этот мусор свозили. По совету Перепела мы надели респираторы, чтобы не вдохнуть «горячую частицу». По длинной дуге мы обошли и холмы, кладбища грузовиков с автобусами и пошли вдоль канавы, на дне которой лежали навсегда оставшиеся несоединёнными канализационные трубы. По пути через Мусорку нам пару раз попались «лешачьи пальцы», штука недорогая, зато полезная, и ещё Перепел нашел какую-то хрень, похожую на слипшиеся в комок голубые спагетти, которую наш ведущий назвал «бабушкиным клубком». Возле чахлой осины, задумавшейся на самом краю канавы, засыхать до конца или нет, Перепел остановился.
— Вот там, на переходе к Сельхозмашу, — махнул он рукой вправо, — я эти «арбузы» и нашёл в распадке между холмами. А тут, как раз около деревца этого, под трубой заховал.
И он спрыгнул в канаву. Через секунду раздался такой заковыристый мат, что я сперва подумал, что Перепел попал в ловушку, и только спустя пару минут понял, что его заначку кто-то разграбил. «Ну что же, не повезло», — подумал я, совершенно не расстроившись, и спустился в канаву. Под трубой пустой темной пастью зияла довольно большая яма, вокруг которой и топтался Перепел, причитая: «Восемнадцать „арбузов“! Пятьдесят четыре тыщи!» Мне бросилось в глаза, что грунт, вынутый из ямы, сырой. От дождя? Я ковырнул его носком сапога, раз, другой. В глубине, куда дождевая вода не могла бы проникнуть, он тоже был сырой.
— Перепел, хватит ныть! Лучше посмотри сюда: земля сырая, значит, выкопали это все не так давно, буквально несколько часов назад. «Арбузы» тяжелые, значит, далеко с ними они уйти не могли. Подумай, куда они могли с добычей двинуть?
Надо отдать должное, Перепел моментально уловил мысль, хотя поначалу казался мне недалёким алкашом. Но в Зоне такие, видимо, не выживают.
— Дело говоришь, Серый! Недавно стырили и уйти далеко не могли, гады! Значит, либо перепрятали, либо потащили на продажу. Удобней всего уходить было бы по Трассе, но там на КПП заваруха какая-то, Жук говорил, могут быть проблемы. Если б уходили в обход, западнее, мы бы их встретили. В обход на восток, через Чернодол — далеко и слишком рисково. А стало быть, скорее всего, они «арбузы» не потащат за периметр, а сдадут их прямо здесь, в Зоне, в Шинке. Значит, в Шинок нам надо, на перехват! А ну за мной!
И мы устремились. Ни за что бы не подумал, что можно ходить по Зоне с такой скоростью, почти бегом. Но Перепел шёл очень уверенно, все опасности вовремя улавливал тренированным чутьём, одна-две шайбы — и граница ловушки найдена, и нам с Максом оставалось лишь стараться не отставать и идти за Перепелом точно след в след. Обойдя стороной какое-то индустриальное сооружение за высоким кирпичным забором («Ангар», — буркнул устремлённый к цели Перепел), мы вышли к Трассе и наткнулись на десяток людей в военных костюмах спецзащиты. Они были очень хорошо вооружены, в основном, «Абаканами», у одного из-за спины торчала снайперская СВДК, другой держал в руках пулемет «Печенег». Во главе колонны шёл здоровенный мужик метра под два ростом, один глаз у него был перевязан чёрной лентой. Они первыми заметили нас, вышедших из густого ольшанника, и синхронно направили стволы в нашу сторону.
— Всем стоять, руки за голову! — прозвучал громогласный приказ.
Я поначалу серьёзно испугался, представив, что от нас останется через пять секунд, если они дружно откроют огонь. Кто это может быть? Военные патрулируют Зону? Почему так далеко забрались? Что они с нами сделают: разоружат, скрутят, вытащат за периметр и на цугундер или прямо здесь шлёпнут?
Однако Перепел был спокоен. Он стянул с лица респиратор и сказал:
— Привет, Фара! Свои, не стреляй.
— Здорово, Перепел, старый пьяница! Ещё не гикнулся, Зона тебя побери? — ответил одноглазый и добавил, обращаясь к своим бойцам, — Отставить! Свои.
— Патрулируете, что ли, товарищ капитан? — поинтересовался Перепел, пожимая руку знакомому.
— Никак нет. Боевая операция.
— С кем воюете?
— Да, старатели на КПП блокировали группу «шакалов». Обложили с обеих сторон, но штурмовать сами не решаются, позвали нас на подмогу. Так что извини, поболтал бы, да некогда, спешим мы.
Перепел схватил за рукав разворачивавшегося Фару:
— Погоди, один вопросик всего! — и стал что-то шептать ему на ухо.
— Не, не видал. Нет, только двое заходили, Крокодил с Гориллой, нас на помощь кликнули. Все, прости, брат, спешим мы, — Фара одним движением могучего плеча стряхнул насевшего Перепела и зашагал вперёд по Трассе, за ним потянулись остальные бойцы.
— А можно мы с вами пойдём? — крикнул вслед Перепел.
— Идите, если хотите.
Мы зашагали вслед за отрядом.
— Это что за боевики? — поинтересовался я у Перепела.
— Это «броненосцы». Ну, есть такая артель старательская, «Броня». Вот они из неё.
— А Фара этот кто у них?
— Капитан, командир взвода. У них всё, как в армии: присяга, устав, звания. А с Фарой мы давно дружим. Я ему жизнь спас однажды, прямо из лап «вурдалака» вытащил на Сортировочной, — сказал Перепел и, понизив голос, добавил, — Я у него поинтересовался, не приносил ли кто в Шинок большой слам, «чугунные арбузы». Он говорит, что не приносили. Так что, возможно, эти гады там сейчас сидят.
III
По Трассе мы быстро дошли до того самого КПП: стандартная бетонная коробка, автомобильные ворота и высокий забор в обе стороны, по верху — спираль Бруно. Перед воротами ржавели БРДМ и грузовик ЗИЛ, за которыми укрылись семеро сталкеров, блокирующие мародеров со стороны Мусорки.
— Здорово, доблестные «броненосцы»! Остановим расползающуюся заразу Зоны! Встанем нерушимым щитом! — приветствовали они прибывшую подмогу. Чувствовалось, что к членам «Брони» и их военным замашкам старатели относятся иронически. Однако Фара игнорировал эту иронию, был по-военному краток и деловит:
— Сколько их там? Чем вооружены? Какова диспозиция?
Ему ответил старатель почти такой же по габаритам:
— Здравствуй, Фара. Шакалов там человек пятнадцать, вооружены «гоблинами», «пятисотками», «фортиками». Один сидит на вышке, думаю, у него «калаш» с оптикой: слишком хорошо шмаляет. Кузнечика нашего зацепил, когда он высунулся.
По масляному басу, которому позавидовал бы любой поп, я узнал сталкера: это был Битюг, приказавший выкинуть из бара того придурка с «вертячкой», уважаемый «ястреб».
Фара в ответ лишь кивнул, отошёл к стоявшим в сторонке бойцам и стал давать им какие-то распоряжения, и хотя он стоял от меня всего в нескольких метрах и говорил совсем не шёпотом, я не мог разобрать ни одного слова. Учат их этому, что ли? «Броненосцы», получив инструкции, стали действовать чётко и слаженно, как футбольная команда Германии на чемпионате мира. Каждый занял место максимально близкое к воротам и замер в готовности броситься к ним в любой момент. Фара демонстративно вышел из-за прикрывавшего его БРДМа, дал неприцельную очередь в сторону вышки, торчавшей над КПП, и моментально нырнул обратно. С вышки раздалось ответное тарахтенье «калаша», которое вдруг было моментально оборвано гулким выстрелом СВДК. Тут же за забор полетело несколько гранат, и как только они грохнули, двое кинулись откатывать ворота («шакалы» даже не догадались их заклинить), а раскрывающийся проход стал поливать шквальным огнем «Печенег». Лишь только пулемет замолчал, в ворота кинулись один за другим остальные «броненосцы», действуя быстро и точно, не мешая друг другу. Из-за забора стали раздаваться короткие злые очереди «Абаканов», и лишь несколько раз попытались огрызнуться сухим треском пистолеты-пулеметы «Гоблин-3» или смачным бабаханьем дробовики «Форт-500 М», такие же, как у меня. Через пять минут звуки боя стихли.
Не участвовавшие в штурме старатели вылезли из-за укрытий и направились к КПП, за ними пошли и мы трое. Во внутреннем дворике контрольно-пропускного пункта шибали в нос запахи порохового дыма, горячего железа, крови, свежеразделанного мяса. А чем ближе я подходил к зданию, тем сильнее становился сладковатый душок трупов, уже тронутых разложением. Под ногами валялись гильзы, там и сям в разных позах застыли тела «шакалов», их легко было отличить от сталкеров по одежде: они в Зоне носили то же самое, что и за периметром — короткие куртки, спортивные штаны, кроссовки, никакой специальной экипировки на них не было.
— Ну как вы, Фара? — спросил Битюг, заходя в здание. За его широким плечом я увидел, что «броненосцы» деловито раскладывают на полу оружие «шакалов», а на обшарпанном письменном столе аккуратно сложен различный слам: в пёстром разнообразии всевозможных диковин я узнал только «лешачьи пальцы» да пару «бабушкиных клубков», из остального лишь некоторые я видел на фотографиях в книжке, например, «гремучие салфетки», которые, кажется, используются в медицине и косметологии, и «катушки», на основе которых делают какие-то хитрые электродвигатели. От слама шёл тот самый запах
— Убитых — ноль, тяжелораненых — ноль, легкораненых — два. Учитесь, дилетанты! — громогласно ответил Фара. И чуть понизив голос, добавил. — Гляньте, что там творится, в соседней комнате.
Сталкеры, столпившиеся за Битюгом, двинулись в соседнюю комнату, но на пороге остановились. Я тоже заглянул и тут же зажал нос. На грязном бетонном полу ровной шеренгой лежали восемь трупов сталкеров. Народ зашумел, зароптал, и сразу всё объяснил: «шакалы» устроили засаду на блок-посту, подстерегали идущих с Мусорки старателей, убивали и грабили. Вот откуда столько слама.
Послышались звуки рвотных спазмов. Я обернулся и увидел, что это Макс не выдержал такого количества мертвечины. Вдруг меня потянул за рукав Перепел, отвёл в сторону, и его жаркий шёпот защекотал мне в ухо:
— Они здесь, наши «арбузы». Там на столе три штуки лежат. Кто-то из этих, из убитых, их спёр. Но тут только три, значит, остальное они перепрятали где-то. Узнать бы только где.
Сталкеры, с которыми мы вошли, и ещё человек десять, подошедшие с другой стороны КПП, говорили вполголоса, что нужно похоронить погибших товарищей, что «шакалов» нужно бросить так, нехай их «бобики» жрут, и кто-то осторожно поинтересовался насчёт слама: как, мол, делить будем?
— Никакого дележа! — громогласно заявил Фара. — Все трофеи — слам, оружие, информация — являются собственностью «Брони», поскольку именно силами «Брони» проведена боевая операция по ликвидации «шакалов».
— Погоди, Фара! — спокойно возразил ему Битюг. — Ты не прав. Пускай, вы сделали основную часть дела, но мы тоже участвовали: зажали их и удерживали здесь мы, наводку вам дали мы. Мы тоже пролили кровь: у нас один раненый с этой стороны и двое с той. Так что, по справедливости, нам тоже полагается доля.
— За что вам доля? За то, что вы за нашими спинами прятались? Чужими руками хотите жар загребать? Только и думаете, как бы карман набить!
— А вы тут в Зоне ради чего? Мир спасаете? Ну так и спасайте дальше, а слам отдайте старателям!
— Трофеи являются собственностью «Брони»! Они нам нужны для закупок оружия, боеприпасов и амуниции, а не для личного обогащения.
— Да знаем мы, откуда у вас оружие и боеприпасы! Не рассказывай нам сказок! И учти, Фара, нас тут больше, — зловеще нахмурился Битюг. Но Фару, стоявшего и говорившего, словно ожившая бронзовая статуя, это не напугало.
— Хотите с нами повоевать? Попробуйте. «Шакалов» тоже было больше.
Битюг посмотрел исподлобья на Фару, за спиной которого выстроились бойцы, и сказал:
— Вот за это вас, «броненосцев», и не любят, — развернулся и отошёл к угрюмо молчавшим старателям. — Ладно, братки, пусть эти стервятники подавятся! Пойдёмте могилки копать.
Старатели потянулись к выходу.
— Фара, можно тебя на пару слов? — заискивающим тоном спросил Перепел.
Они отошли в угол и заговорили, но слышно было только ответы командира «броненосцев»: «Нет, это все наши трофеи…Ну да, должен, но из трофеев — не имею права… Ну, не знаю… Ладно, но только с одного… Думай». Перепел подошёл ко мне, и одновременно вернулся бледный Макс, ходивший на улицу подышать свежим воздухом.
— Расклад такой, — зашептал нам Перепел, — «арбузы» наши он не отдаёт, но разрешил скачать инфу с комута убитого, может, там записано, где остальные спрятаны. Но только с одного! А как нам вычислить, с кого качать?
Я задумался: действительно, как вычислить нужный нам комут, если неизвестно, у кого именно «шакалы» отобрали эти «арбузы»? Быстрее всех сообразил Макс:
— Они же радиоактивные! Надо с дозиметром пройтись над каждым, и выбрать самый высокий уровень.
— Точно! — встрепенулся Перепел. — Пойдём, замеряем.
— Только я не… — замотал головой Макс.
— Ладно, без тебя справимся.
И мы пошли в «мертвецкую», хотя я тоже не горел желанием возиться с трупами. Зажав нос, я водил потрескивающим счётчиком над телами: белобрысый голубоглазый, пулевое отверстие точно между светлых бровей, видно, расстреляли безоружного; абсолютно лысый плотный дядька в прорезиненном комбинезоне цвета хаки, грудь прошита очередью; кто-то в камуфляжных штанах и в штормовке, вместо лица мешанина из костей и мяса, результат выстрела картечью в упор, лучше не присматриваться… Рядом бубнил Перепел: «Так, это у нас кто? Это Гундосый. Всё, брат, отпрыгался. Так, фончик в пределах нормы. Следующий. Это кто? Кто-то из молодых, не знаю такого… О! Три пера! Эх, Три пера, не попьём мы с тобой больше водочки… Пудель… Ого! Пудель, ты чего это так фонишь? Уж не ты ли мои „арбузы“ попёр?» Не выдержав, я опрометью кинулся отсюда. Скорей, скорей на воздух! Выскочив наружу, я максимально глубоко вдохнул-выдохнул несколько раз, борясь с тошнотой. Удержался, не «показал закусь».
Подошёл Перепел.
— Кажись, нашёл. Похоже, Пудель, «арбузы» попятил, царство ему небесное, засранцу…
— Идёмте скорее отсюда, — сказал бледный Макс.
И мы двинулись было в сторону Мусорки, как вдруг за спиной послышался приторный голосок.
— Эй, Перепел! Далеко ли собрался, дружок?
Я обернулся и увидел мужичка, вся внешность которого — острый носик, бегающие глазёнки и не сходящая с лица улыбочка — описывается одним единственным словом — «хитрован».
— А тебе-то что, Чашечка? — насупился Перепел.
— Да так… Мне показалось, что ты с трупами там ковырялся, искал что-то. Странное дело: нас всех «броненосцы» послали подальше, а тебе разрешили по карманам у убитых шарить. Вот наши удивятся! Особенно Битюг.
— Слышь, ты! Лучше не лезь в чужие дела!
— А чужие ли они? Старатели, я полагаю, разберутся, — сказал мужичок со странной кличкой «Чашечка» и сделал вид, что собирается пойти к остальным старателям.
— Постой! Что тебе надо?
— Мне просто хочется узнать, что ты там искал?
Перепел помялся минуту, но в конце концов выложил Чашечке всю историю с «чугунными арбузами».
— Так, значит, с вами «броненосцы» поделились, а нам хрен на блюде! — возмутился Чашечка. — При том, что мы тут кровь проливали! Ну уж нет, я такое от братвы скрывать не стану!
Однако он оставался стоять там, где стоял, а не побежал нас закладывать.
— Сколько ты хочешь? — спросил Перепел.
— По справедливости — четверть, — осклабился Чашечка.
— А харя не треснет? Може, пяти процентов хватит?
— Не треснет и не хватит. За пять процентов я дальше Предбанника не полезу. Лучше пойду со старателями покалякаю.
— Десять.
— Четверть.
— Хрен с тобой, пятнадцать!
— Двадцать пять.
Перепел, аж кипевший от негодования, вдруг на минуту замолк, внимательно посмотрел Чашечке в глаза и сказал спокойным голосом:
— Хорошо, двадцать пять.