Герои умирают

— Будем надеяться, оно вам не понадобится, — обрываю его я, так как на еще одно долгое объяснение может не хватить времени — А теперь я попрошу вас снять сетки. Ненадолго, — торопливо добавляю я, заметив, что Коннос задохнулся от возмущения — Иногда Королевские Глаза подсылают к нам шпионов.

— Я не шпион! Разве шпион взял бы с собой на задание жену и дочерей?

— Нет-нет, вы не поняли. Я прекрасно знаю, что вы хороший, честный человек, — вдохновенно лгу я. — Дело не в этом. Однако на человека можно наложить заклятия, которые подтолкнут его к предательству помимо его воли, или связаться с ищущими его и рассекретить свое укрытие. Я должна осмотреть вас, чтобы проверить, не наложены ли на вас, разумеется, без вашего ведома, подобные заклятия. Все остальные, за кем идет охота, уже ждут там, куда я отвезу вас; это место защищено от любых видов поисковой магии. Проверяя вас, я лишь стараюсь защитить их и себя.

Коннос озирается на свою жену, та отвечает ему испуганным взглядом. Прежде чем они успевают сказать хоть слово, стоящий у окна Ламорак произносит:

— Опасность.

Я моментально оказываюсь рядом с ним. За спиной слышен шорох — Таланн и близнецы встают с пола и готовятся к схватке.

Залитые солнцем улицы выглядят совершенно обыденно — обветшалые дома на закраинах и липкая грязь, оставленная дождями, в центре. Немногочисленные горожане идут пешком. Люди, ищущие работу, направляются по дощатым тротуарам в сторону Рабочего парка, пересекая улицу Мошенников.

Я хмурюсь, не понимая, что в этой картине настораживает. Я уже хочу спросить Ламорака, что он такого увидел, как вдруг осознаю, что его взволновало то, чего он не увидел: нигде нет наших помощников.

В начале переулка, где частенько находят укрытие объятые сном пьяницы, пустота; на уклоне, у которого обычно сидит оборванный прокаженный, виднеется кровавое пятно.

Мое сердце сбивается с ритма. Дело плохо.

— Как? — медленно вопрошаю я. — Как такое могло случиться? Как они сумели подобраться столь близко?

Нет нужды объяснять, кого я имею в виду; мы оба знаем, что это — Серые Коты.

Ламорак мотает головой и тихо отвечает:

— Не знаю, наверное, заклинание какое-нибудь. Я вообще ничего не видел.

— Но я должна была почувствовать изменения в Силе…

— Мы знали, что когда-нибудь это случится, — говорит Ламорак. Он берет меня за плечи и поворачивает к себе лицом. Он смотрит в мои глаза, криво усмехаясь. — Берясь за это дело, мы знали, что не сможем всегда быть в выигрыше. Может быть, я смогу отвлечь их, чтобы вы успели вывести Конноса с семьей.

— Ламорак…

— Не пререкайся! — говорит он, закрывая мой рот своими губами.

Хэри показалось, будто его ударили ножом, и не потому, что Пэллес позволила целовать себя, не потому даже, что ей это нравилось. Она совсем не была удивлена, она привыкла к этому, нынешний поцелуй был далеко не первым.

С какой-то спокойной опустошенностью Хэри подумал: «Ламорак спит с моей женой».

Об этом узнают все поклонники Шенны — все, кто будет переживать Приключение в ее теле, все, кто будет просто смотреть запись, — все они смогут пережить то же самое.

Хэри почувствовал невыносимое жжение в груди.

Я легонько отстраняю его. Его безрассудный героизм трогает меня, несмотря на то что это несерьезно, — я не стану жертвовать Ламораком без надобности. Оставим героизм на крайний случай. Я поворачиваюсь к остальным.

— Это Коты, — коротко бросаю я. Коннос с женой хватаются друг за друга, а одна из девочек начинает плакать. Она видит, как испуганы родители, и этого ей вполне достаточно. — Они схватили наших помощников. Это значит, что мы уже окружены и нас собираются убить. У кого-нибудь есть рациональные идеи?

Близнецы обмениваются одинаково угрюмыми взглядами. Потом пожимают плечами, и один, кажется, Дак — обычно за обоих говорит он, — отвечает:

— Мы можем удерживать комнату и драться до тех пор, пока на помощь не придут кантийцы. Я качаю головой.

— Кантийцы еще не готовы выступить в открытую. К тому же без наших помощников они не смогут даже найти нас. Таланн?

Она по-кошачьи потягивается и хрустит пальцами обеих рук. Ее глаза горят странно знакомым огнем.

— Что сделал бы Кейн? Я вздрагиваю.

— Не стал бы задавать глупых вопросов!

Таланн настоящая фанатка. Ее привязанность ко мне в значительной степени объясняется ее надеждой встретить Кейна. Его тень все еще омрачает мою жизнь. Теперь я понимаю, откуда мне знаком этот ее прищур, — точно так же Кейн глядел вокруг, когда его загоняли в угол, когда наши жизни висели на волоске. В такие моменты он бывал почти счастлив.

С другой стороны, я знаю, что сделал бы Кейн: он пошел бы в атаку. Пробил их оцепление в каком-нибудь тесном уголке, где они не смогли бы использовать арбалеты, прорвался и убежал. Но для этого пришлось бы бросить на произвол судьбы Конноса с семьей — в противном случае их зашита будет мешать нам защитить самих себя. Я оглядываюсь на Ламорака, вижу его решительное лицо. Он ждет моего ответа. Я на все сто уверена, что Кейн не стал бы жертвовать собой, как предложил Ламорак, но Кейн не стал бы дожидаться моего разрешения действовать.

Все смотрят на меня. На какую-то долю секунды я замираю в неуверенности; мне хочется, чтобы решение принял кто-то другой.

— Ладно, — мрачно произношу я. — Близнецы вместе со мной смогут удержать эту комнату. Ламорак, отправляйся на восток!

— По крышам? Я качаю головой.

— Из дома в дом. Косалл вполне может пробить стену. Таланн, иди на юг, к реке. Если выберетесь, отправляйтесь на Медный Стадион и скажите…

— Черт! — выдыхает Ламорак, глядя в окно. — Это же Берн!

— Граф Берн? — переспрашивает Таланн с горящими глазами. — Сам граф?

Я прижимаюсь к Ламораку и смотрю так же, как и он, на человека, который стоит в надменной позе, опираясь на стену и раскуривая самокрутку.

Хэри передалась дрожь, пробежавшая по спине Пэллес, но она тотчас исчезла в нахлынувшей на него ярости. «Берн! — Хэри инстинктивно сжал кулаки и больно ударился кистью об один из манипуляторов. — Берн, ублюдок недоделанный, будь я там… Боги, боги, почему я не там?»

Да, это Берн, я сразу же узнаю его. Он одет не по-графски, не в роскошной бархатной куртке и гетрах, которые сам же и ввел в моду. Вместо этого на нем потрепанный и выцветший саржевый костюм, который когда-то был алым, а теперь усеян бледными пятнами плохо отстиранной крови, С кожаного пояса шириной в руку свисают ножны небольшого, слегка изогнутого меча. Черты его лица так остры, что, кажется, должны блестеть на солнце, но сейчас они смягчены белозубой улыбкой.

Мое сердце падает: я знаю Берна, и — что еще хуже — он знает меня.

Это неправильно, я не должна поддаваться подобным чувствам… но сейчас мне очень хочется, чтобы Кейн был рядом.

— Меняем план, — быстро говорю я, поворачиваясь к друзьям, к людям, за чьи жизни я отвечаю. — Ламорак, вы с Таланн возьмете семью Конноса. — Я показываю на южную стену комнатки. — Идите туда и вниз. Избегайте лестниц и коридоров. Мы с близнецами прикроем отступление.

Ламорак застывает на месте. — Пэллес…

— Исполняйте!

Какое-то мгновение он все же колеблется, а его глаза ведут безмолвный диалог с моими.

Потом он вытягивает Косалл из ножен, держа меч за поперечину, перехватывает его за рукоять — и магия меча оживает. От тонкого, высокого звука у меня начинает ломить зубы. Острие дрожит, как воздух над разогретой солнцем дорогой, и я чувствую, как меч собирает в себя Силу.

Ламорак становится у южной стены и направляет на нее Косалл, держа его на уровне своей головы. Потом налегает на рукоять, и Косалл легко проходит сквозь дерево; при этом издаваемый им звук становится глуше. Ламорак ведет клинком по стене, очерчивая им арку; он не пытается пилить дерево, он просто режет его, как мягкий сыр. Этим мечом он может при необходимости резать стены домов на всем пути к реке. Да что там дерево! Дай Косаллу время, и он прорежет даже камень или сталь.

А время должна дать им я.

Внизу, на улице, Берн делает какой-то жест. Люди в серых кожаных куртках Котов выходят из переулков и бегут к нашему дому.

Я глубоко вдыхаю, выдыхаю, снова вдыхаю. Мои руки непроизвольно скользят по одежде, от кармана к мешочку на поясе, от ножен меча к ножнам кинжала, проверяют, на месте ли резные камни и причудливые слитки драгоценных металлов, жезлы и проволочки, кусочки стекла, пакетики с порошками. В это время дыхательные упражнения включают мое мысленное зрение.

Благодаря ему я вижу, что Оболочка Берна — мерцающая аура жизненной силы — такая же большая и яркая, как Оболочка любого архимага. Я успеваю подавить панику, пока она не лишила меня мысленного зрения.

Это просто невозможно: Берн воин, а не адепт, воинскому делу его учили монахи — нет у него магии и никогда не было! Но теперь…

Теперь, через переплетенные разноцветные нити — так выглядит в мысленном зрении Сила — я вижу еще одну нить, сгусток Силы толщиной больше двух моих кулаков. Она не извивается и не скручивается, как остальные. Она ярко-алого цвета — такой бывает, если раскалить в горне сталь. Она обтекает Оболочку Берна и словно копье летит на юго-восток. Она исчезает в одном из домов, но дерево и кирпич не могут противостоять Силе, и я понимаю, что находится в том направлении. Сгусток Силы устремлен на Старый Город, на остров Великого Шамбайгена — сердце Анханы.

Эта Сила идет из дворца Колхари.

Этот сукин сын получает Силу. Это невозможно, но факт — он получает ее от проклятого Ма'элКота! Вот почему он воспользовался магическим покровом, чтобы незаметно убрать наших помощников, а я ничего и не почувствовала. Его Сила исходит из места, расположенного за милю отсюда, и не влияет на здешний поток Силы.

Поглощенная этими размышлениями, я до последней минуты не замечаю, что Берн протягивает руку к моему окну.

Я отшатываюсь от окна. Взрыв и ревущее пламя. Я падаю на пол и закрываю глаза одной рукой, другой нащупываю миниатюрный щит из отшлифованного кварца, хранящийся в моем нагрудном кармане. Ощутив его заряд, моя рука начинает дрожать; мысленным зрением я вижу переплетение светящихся линий на поверхности щита. Я заставляю этот образ войти в мое сознание и вижу, как линии заполняют зияющее отверстие в стене.

В него струится солнечный свет; рваные края лижет пламя; лишенный опоры потолок начинает прогибаться. На крыше напротив нашего дома десяток Котов становятся на край, поднимают арбалеты и стреляют в меня.

Стрелы со свистом летят через улицу и застывают там, где раньше была стена, подрагивая так, словно они застряли в дереве, На самом деле их удерживает только что созданный моим воображением щит. Четверо Котов соскальзывают с крыши на веревках — маневр проделан великолепно и, несомненно, позволил бы им проникнуть в отверстие, но они ударяются о мой щит и отлетают. Однако отдача столь чувствительна, что я издаю стон, — такое ощущение, будто меня ударили в живот.

В мысленном зрении щит выглядит как кусок золотистой Силы толщиной сантиметров десять, но для остальных это нечто вроде стеклянной стены, на ощупь напоминающей вулканизированную резину. Из кусочка кварца струится Сила с огромным запасом устойчивости, так что я могу удерживать щит до тех пор, пока меня не покинет мысленное зрение. Висящие на веревках Коты ударяют в щит, пытаясь пробить его. Мне больно.

Что ж, зато теперь Берн не сможет использовать огненные шары без риска поджарить своих людей. Пользуясь передышкой, я встаю на ноги, продолжая концентрироваться на образе щита.

За моей спиной видна прорезанная Ламораком арка. Находящаяся в ней Таланн опускает в такое же отверстие в полу младшую дочь Конноса. Потом Таланн поднимает кулак, сигнализируя, что все в порядке, зовет нас за собой и легко прыгает в отверстие.

Близнецы использовали вырезанные Ламораком из стены доски, чтобы крепче запереть дверь в коридор. Снизу самодельные запоры удерживает воткнутый в пол кинжал, а их верхушки упираются в дверную ручку. Это задержит Котов, однако всего на несколько секунд.

— Быстрее, ставьте, ставьте же! — кричу я.

Я хочу поскорее покинуть комнату, сигануть в отверстие и переместить щит таким образом, чтобы он протянулся от поверженной стены до прорезанной Ламораком арки. Одновременно удерживать два щита мне не под силу.

Едва близнецы успевают вбить последнюю доску, как дверь и стена взрываются, разбрасывая щепки, и отшвыривают братьев. Комната наполняется удушающим серным дымом, а в отверстие прыгают собравшиеся в коридоре Коты.

Они сразу же вступают в бой. На их куртки прикреплены полоски металла, однако это их единственная защита, если не считать акробатической ловкости и невероятной стремительности движений. Лучше всего они умеют сражаться маленькими группками в открытом поле; именно поэтому для схватки я выбрала самую тесную комнату. Однако этого недостаточно.

Из наружного коридора слышится хорошо поставленный голос Берна:

— Схватите мага! Он нужен мне живым!

Оба близнеца силятся подняться, истекая кровью. Первый из Котов наклоняется к ним и мгновенно расплачивается за это — Жак успевает достать палаш и ткнуть противника в горло. Под тяжестью Кота Жак снова падает, и вставший на одно колено Дак прикрывает его. Больше я не смотрю на них — у меня возникают собственные проблемы,

Ко мне бросается пара Котов. Я перестаю возиться со щитом — четырьмя Котами больше или меньше, какая разница? — и достаю из ножен на левом запястье громовой жезл. Коты уже совсем рядом, и я едва успеваю активировать жезл прикосновением собственной Оболочки. Наконец из него вырывается луч света и ударяет прыгнувшего Кота в колено. Тот падает на пол, но его сообщник с разгона ударяет меня и швыряет к стене.

Плоской стороной клинка Кот выбивает из моей руки металлический жезл и бьет меня рукоятью по голове. Я уворачиваюсь, череп остается цел, но из глаз сыплются искры. Кот плечом прижимает меня к стене, приставляет клинок к моему горлу и шипит:

— Ну, предательница паршивая, что теперь будешь делать?

Его самоуверенность вполне оправданна: большинство магов беспомощны в близкой схватке, а ожидать физического сопротивления от такой маленькой хрупкой женщины, как я, по меньшей мере глупо. С другой стороны, несколько лет замужества за человеком, известным как мастер ближнего боя, даром не проходят.

Я кусаю язык, и рот наполняется слюной. Я делаю глубокий вдох и плюю в глаза Коту.

Он моргает, но этого вполне достаточно. За то мгновение, что глаза остаются закрытыми, я наношу ему жестокий удар ботинком по коленной чашечке. Она резко смещается, и связки рвутся, причиняя Коту ужасную боль. Пока он решает, что предпочтительнее — закричать или ударить меня, я выворачиваюсь из-под его плеча и бросаюсь прочь. Ему меня не догнать.

Близнецы уже на ногах и сражаются спина к спине; они тяжело дышат, их раны кровоточат, но вокруг валяются пять истекающих кровью Котов. Дак и Жак выросли в школе гладиаторов, с шести лет сражались рука об руку, в ближнем бою они практически непобедимы.

Но сейчас Коты стараются отойти подальше от дыры в стене, подставив братьев под огонь арбалетчиков на другой стороне улицы, и только тут замечают, что я свободна.

Я мигом возвращаюсь в состояние мысленного зрения; Оболочки Котов начинают мерцать, и комнату заполняет Сила. Мои пальцы нащупывают в сумке вертушку размером не больше медяка, но покрытую платиной и золотом. Наложенные мною знаки светятся яркой зеленью. Этот образ заполняет мое сознание, я подношу вертушку к губам и дую.

Образ вертушки, появившийся перед моим внутренним взором, ложится на Оболочку, потом достигает разбитых осколков досок, проникает в них и заставляет их Оболочки отразить некогда протекавшую в них жизнь. Мне хватает секунды, чтобы связать образ вертушки с ослабевшими Оболочками досок и установить симпатическое единство между ними и крыльями вертушки. Доски поднимаются в воздух и, когда я вновь дую на вертушку, начинают вращаться.

Они вращаются подобно пропеллерам или циркулярным пилам. Я машу вертушкой, заставляя ее вращаться все быстрее и быстрее, и вместе с ней вращаются доски. Созданная мною связь с вертушкой обеспечит их непрерывное движение. Теперь я могу использовать собственную Оболочку, чтобы контролировать их полет.

Я посылаю вращающиеся доски в Котов. Рев вертящихся кусков дерева смешивается с криками боли и страха; самые большие куски бьют врагов с неистовой силой, и даже самые маленькие кусочки дерева ранят до крови.

— Отступайте, идиоты! Назад! — отрывисто кричит укрывшийся в коридоре Берн.

Коты бросаются к тому месту, где прежде была дверь, и я посылаю на них половину досок. Вторая половина по моему приказу начинает вращаться перед близнецами, прикрывая их, отход из-под огня арбалетчиков. На мгновение меня переполняет дикая, непреодолимая вера в нашу удачу; мы выберемся.

За ревом дерева удары арбалетных стрел почти не слышны. Всего две стрелы пролетают между вращающимися досками, но одна попадает Даку в голень. Наконечник стрелы — это около двухсот пятидесяти граммов кованой стали, и бьет он с силой кузнечного молота. У Дака подламываются ноги, и он с криком начинает падать, цепляясь за плечи брата. Жак поворачивается, чтобы взять брата на руки и понести его, но в этот миг в комнату молнией влетает Берн.

Прыгнув, он ловко катится по полу, а затем вскакивает на ноги уже с мечом в руках. Я лихорадочно меняю направление полета вертящегося дерева, но поздно… Берн поворачивается, на месте, и его меч перебивает Даку шею еще прежде, чем раненый успевает понять, что в комнате появился новый нападающий. Голова Дака падает вперед, заливая кровью лицо брата; Жак, глухо вскрикнув, пытается освободиться от тела брата и достать меч. Однако Берн ухитряется перевернуть меч и провести удар через локоть. Острие вонзается в открытый рот Дака и выходит из затылка.

За какую-то секунду Берн убивает двух лучших бойцов Империи и произносит:

— Щит. Мне.

Когда мои вертящиеся доски наконец приближаются к нему, его уже укрывает шар полуреального стекла. Дерево бессильно ударяется о него,

— Тебе придется потрудиться, — говорит Берн. Оставаясь внутри шара, он взмахивает мечом, разбрызгивающим кровь, и ухмыляется.

Вместо ответа я посылаю вращающиеся доски в коридор, к Котам, а потом разбиваю вертушку о стену. Надеюсь, после этого доски превратятся в мелкие обломки и окутают Котов облаком пыли. Те отзываются на взрыв нестройным хором вопящих голосов.

Берн смотрит на меня нахмурясь, но внезапно его лицо светлеет.

— Пэллес! — изрекает он с печальной улыбкой: узнал. — Это ты! Пэллес Рил, черт меня подери! Значит, Кейн тоже с тобой? А, да что я спрашиваю! Будь он здесь, он сидел бы у твоих ног подобно щенку.

Я пячусь через пролом в соседнюю комнату, а Берн наступает на меня.

— То есть ты одна? Это… это ты? Ты — Саймон Клоунс? Загадочный Саймон Клоунс, неуловимый шип в лапе Льва Анханы — это ты, черт тебя побери, Пэллес Рил!

Он облизывает губы.

— Я мечтал, — произносит он густым задумчивым голосом, — мечтал встретить тебя снова. У меня были планы насчет тебя, Пэллес. Кто знает, может, тебе даже понравится. Если же тебе понравится, ты, пожалуй, переживешь их.

Я молчу и медленно отступаю — чем дольше Берн будет рассусоливать, тем дальше уйдут Ламорак, Таланн и семья Конноса.