Бронзовая Жница

Бронзовая Жница

Пролог

Далеко может улететь путник на спине дракона; но ещё дальше — завоеватель. Потомки легендарной диатрис Ландраго́ры Астрага́л, прозванной Рыжей Моргемо́ной, возродили некогда угасшее искусство драконьего лёта. Будто стая воробьёв, многочисленные принцы и принцессы ринулись расширять границы королевства Рэйки — и создавать новые державы.

Королей, что жили бок о бок с драконами и иногда даже седлали их, называли диатрами. Спустя три поколения после Моргемоны в Рэйке правили всё те же Астрагалы; в соседней Гангрии — Гиадри́нги; а в Маяте — Нуори́нги. Страны разнились в деталях, как дети одной матери. Но в общей сути все они чтили заветы доа, драконьих всадников.

Драконий лёт был сложным и зачастую смертельным искусством, однако статус доа возвышал лорда над собратьями-вассалами, а короля-диатра — над соседями. Невзирая на непредсказуемость огненных хищников, многие желали рискнуть жизнью и заключить лётный брак с драконом.

На то и сетовали лорды, что не принадлежали к династии доа и не смели даже приблизиться к летучим чудовищам. «Лучше бы доа думали чуть меньше о своих лётных супругах — и чуть больше о законах, пошлинах и бунтах на своих землях», — говаривали они.

Рэйка и впрямь переживала не лучшие времена. Но всё же она оставалась древнейшим королевством с очень крепкими дворянскими родами. Она раскинулась далеко за пределы одних лишь мангровых лесов и великой дождевой реки.

Самая северная её провинция именовалась Альта́рой и находилась достаточно высоко в горах, поросших лиственницами и тисами. Перебравшиеся сюда подданные рэйкской короны сильно изменили свои привычки: их женщины стали носить не сари, а закрытые платья, чтобы защититься от холодных ветров; их пастухи переключились с коров на горных коз; и даже язык их изменился, из гиррита превратившись в похожее наречие, гирру.

Сама природа поделила Альтару на тёплую и холодную часть. Тёплая была в предгорьях, а холодная — на плато, которое имело звучное название Долина Смерти. Марпринц Альтар, умирая, распределил меж детьми так: сыну и наследнику Касса́ту достались тёплые предгорья, а дочери Вельве́ле и её мужу — холодное плато.

Так делили в Рэйке всегда. Сыну доставался первый титул и лучшая часть земли; дочери могло не достаться ничего, но Долина Смерти и была этим «ничего». На гирре её называли Бреза, что означало «пустое место».

Для хозяев этого «пустого места» марпринц Кассат учредил особый титул маргот, из-за особенностей произношения нигде в Рэйке не встречавшийся. Этот титул подчёркивал, что речь идёт о его родичах, что находятся в его подданстве. И носителем этого титула стал, следуя традиции, мужчина — муж Вельвелы — Минора́й.

Маргот Минорай Тарцева́ль был гордым владельцем дракона, которого получил как приданое. Дракона звали Скара, или «смерть» со сциита, за его чёрную чешую и поистине непредсказуемый характер. При всей своей отваге Минорай так и не сумел оседлать его и стать доа.

— Но если б Скара хоть когда-нибудь, чёрт возьми, палил своим огнём не моих крестьян, а вражеские крепости, он бы сделал нас правителями Альтары! — уверял Минорай.

Маргаса Вельвела эти разговоры не любила. Старшая дочь Альтара и седовласая внучка Рыжей Моргемоны, она тяготела к жарким солнечным берегам Рэйки. Брезу она считала холодным адом. Хотя сама ввечеру часто сидела на террасе с видом на горные лощины в одной ночной рубашке. На самом деле Бреза ничуть не была морозной; в горах её ни разу не видели снега. Так леди Вельвела просто показывала характер.

Ходили слухи, что она не выносит своего мужа из-за того, что тот укладывает её на родильное ложе с разницей едва ли не в год. Вельвела беременела семнадцать раз. Она родила Минораю шесть сыновей и двух дочерей, плодовитая, подобно самой Моргемоне. Она смиренно исполняла свой материнский долг. Хотя дети были ей утомительны: она куда охотнее разговаривала со своим ручным вороном.

Минорай же со всем рвением старался принести своей малоизвестной фамилии славу. Он выворачивался, как мог, привлекая в Долину Смерти людей, пытаясь вести стройки и наводить в необжитом краю лоск лордской жизни.

Всё было сравнительно благополучно в семье Тарцевалей до одного определённого дня: когда Минорай попытался познакомить старшего сына, Моргала, с драконом. Моргалу было двенадцать лет.

Скара сожрал Моргала и откусил руку Минораю, когда тот пытался помочь сыну. На этом Вельвела, убитая горем, прокричала:

— Раз дракон, которым ты одержим, тебе дороже детей, рожай их себе сам!

Минорай был шокирован не меньше супруги.

«Всякий дракон заключает лётный брак лишь с тем человеком, с которым чем-то близок. Но их логика мало похожа на нашу. Понять, что движет Скарой, мне так и не удалось, хотя я знал его с младых зубов».

Воспоминания о гибели Моргала в длинной чёрной пасти Скары не давали ему спать. Несколько лунаров он промучился, ища возможность сделать смерть сына не напрасной. В конце концов он действительно стал похож на одержимого.

«Драконы не понимают слов людей, но улавливают их смысл», — припомнил Минорай и отправился к Скаре. Лорд был полон горя и гнева.

Скара спал в уютной пещере, обжитой прямо подле Покоя — замка Тарцевалей. Угольно-чёрный дракон размером с покойский двор свернулся калачиком на сухой земле. Косматая грива, как у дикого коня, ниспадала на пол и шуршала от каждого вздоха хищника.

— Эй, Скара! — резко обратился к нему Минорай. Он даже не трудился произносить слова сциита — наречия, что учили все драконьи лорды, чтобы улучшить взаимопонимание с огненными хищниками. — Проснись! Я получил тебя в приданое от самого Альтара вместе с рукой его дочери за верную службу и храбрость, что спасла ему жизнь. Эту пещеру для тебя выбили мои строители. Эти земли для тебя освободила моя власть. Эти люди, которых ты сжигаешь и треплешь прямо посреди улиц нашего города Брезара, стоят мне похоронных пошлин схаалитским жрецам. И ты хочешь сказать, что ты не ценишь нашего союза? Даже после того, как с детства был подле меня, как пел при мне свои первые драконьи песни и произносил своё имя мне одному?

Неизвестно, чего пытался добиться тоскующий отец. Рыжие глаза Скары открылись, и он, подумав мгновение, повернулся к лорду не глазом, а носом. И выдохнул на него огнём.

Минорай скончался спустя несколько дней в своей постели. Его смерть была ужасна и мучительна: весь обожжённый, он корчился и умолял Бога Смерти Схаала явиться за ним поскорее. Но тот словно забыл дорогу в Брезу. И смерть настигла его ни позже, ни раньше — лишь когда он уже сам готов был вспороть себе горло.

Вдова Вельвела горевать не стала. Она вздохнула с облегчением, решив, что теперь её дети будут в безопасности; в своё время она лихорадочно думала, куда пристроить сыновей и дочерей так, чтобы никто не оставался в Покое. Старшую из всех, юную Вальсаю, она уже успела оторвать от сердца и отправила на воспитание к Гиадрингам, правителям Гангрии, где её приняли охотно, зная о крепкой крови матери, и впоследствии она была обручена с принцем-диатрином. Мальчиков же, ежели им было уже по возрасту, она пыталась устроить оруженосцами к рыцарям, что служили в Арракисе, владениях её брата. Лишь бы подальше от Скары.

Юный Морле́й остался наследником Минорая, и Вельвела была решительно настроена на то, чтобы он никогда не полез к Скаре в пасть.

— Из всех драконов, доставшихся от Рыжей Моргемоны моему батюшке Альтару, Скара был худшим, — сказала она марготской гвардии. — Никто не желал седлать его. Мой брат Кассат получил себе мудрых, вдумчивых драконов — Хкаурата для себя и Наали для своего сына. А этого спихнули мне как приданое. Этот бешеный зверь больше никому не должен причинить вреда.

Хитрая женщина проследила, когда дракон уснул, и велела копейщикам Тарцевалей прокрасться в пещеру и убить его, проткнув глаза и тонкую кожу над грудью. Приказ был отдан тем же вечером.

Напряжённая, леди Вельвела наблюдала за отрядом, который вошёл в пещеру Скары, с верхнего этажа донжона. Сперва всё было тихо. А затем она услышала полный боли рык — и ночь озарилась огнём.

Ослеплённый, истекающий чёрной кровью Скара вырвался из пещеры. Солдаты разлетелись в стороны от его когтистых лап и бешено оскаленных зубов. Он был жив; он взмыл в небо и немедля напал на Покой. Слепой дракон бился в каменные стены, лапами рушил башни и непрерывно поливал огнём бойницы и укрепления. Он прекрасно знал, кто отдал этот приказ.

В ту ночь под полыхающими завалами погибли ещё два сына Минорая, Мааль и Морлей. Но леди Вельвела чудом уцелела, выпрыгнув на крышу конюшни из горящей крепости. А Скара, разрушив почти весь замок, со стоном уполз обратно в пещеру — умирать.

Леди Вельвела едва не тронулась умом после случившегося. Но сердобольные дети утешали её. Маленький Вельг, пересидевший драконий налёт в подвале со своим братом Врангом, убедил мать, что она не виновата. А потом из Арракиса прибыла няня со старшим из оставшихся сыном Мора́ем и совсем крошечной дочкой, Мальтарой.

Малышка Мальта́ра очень любила Морая, поэтому она часто напрашивалась в его поездки. А сам Морай очень любил мечи и уличные драки. В Арракисе он уже в семь лет умудрился повздорить с оруженосцем марпринца Кассата и подлым тычком в живот убил его, хотя тот был в возрасте двенадцати лет. Он сделал это, по его словам, чтобы впечатлить дядю и показать ему, что всякий из династии доа, династии Гагнаров, будет по определению более могуч, чем простой человек. После этого Кассат ужаснулся и отослал его обратно в Брезу; и не напрасно. Вельвела сама боялась этого ребёнка.

Когда Морай увидел дымящийся город, руины Покоя и засилье ворон, он задал только один вопрос:

— Я надеюсь, мать получила по заслугам за то, что разгневала Скару?

Бессердечие Морая было известно всем Тарцевалям с самого детства. Он унаследовал удивительные очень светло-рыжие, почти белые волосы отца. Словно густой туман на пожухлых кронах или облако на буром закате. У него было симпатичное лицо и пытливые серые глаза. Они темнели, когда он злился, и светлели, когда улыбался. Он был невероятно хорош собою по моде Рэйки — длинные локоны, чистое лицо, высокий рост и широкие плечи — всё то были кровные признаки настоящей голубой крови. Словно монарх, он никогда не стриг своих развевающихся волос, продолжая династию «длинноволосых диатров», коими называли Астрагалов со времён Моргемоны — и его пушистые пряди, разделённые посередине пробором, красиво ниспадали на плечи и на спину.

Нынешние правители были крайне щепетильны в этом вопросе. Они заставляли стричься всех своих придворных не диатрийской крови; лишь посвящённым рыцарям дозволялось отращивать волосы — и только до плеч, не более. В то время как сами короли своей длинной гривой заявляли о своей принадлежности к династии Гагнаров.

Так неосознанно делал и Морай — этот маленький белокурый ангел с самого детства имел нрав задиристый и протестующий, что постепенно превратился в характер неукротимого злого чёрта.

Он безо всякого повода обижал братьев и сестёр, подсовывал лошадям осиные гнёзда и с любопытством смотрел на кровожадные охоты Скары в черте города. Маргаса Вельвела не знала, что и думать о Морае. С детства она велела няне почаще водить его в триконх, городскую церковь, чтобы он молился всем Троим: Аану, Богу-Человеку; Схаалу, Богу Горя с головой козла; и Разгалу, Богу-Зверю в виде дракона-змея. Но Морай бурчал молитвы с полнейшим презрением и зачастую коверкал имена богов.

Однако теперь ему суждено было носить титул лорда Тарцеваля, маргота Брезы. И он с самых семи лет пользовался этим без зазрения совести. Он велел казнить любых своих обидчиков, выкалывать глаза всяким завистникам и грозил младшим братьям тем, что так будет и с ними. Даже регент, добродушный нобель Куолли, не мог вразумить его — и с каждым годом возражал ему всё тише, чтобы не стать жертвой его самодурства. Может, маргаса Вельвела и смогла бы приструнить маленького мерзавца. Но её моральных сил едва хватало на то, чтобы просто просыпаться по утрам. И к делам своего сына она стала равнодушна.

— Наиграется — и перестанет, — рассеянно говорила она даже собственным детям, когда те жаловались на Морая.

Одно достоинство было у юного лорда: он был весьма смел.

Когда Мораю было десять, он велел вскрыть заваленную пещеру Скары. И самолично отправился туда. Он знал, какая судьба постигла его отца и старшего брата Моргала; но, сжимая кулаки, шёл вперёд.

«Я тебя не боюсь», — думал он. — «Всё равно в этой Брезе тоска смертная, из развлечений — только пьяный шут по пятницам и нытьё маменьки на поминальных субботах».

Он прошёл по хрустящим костям погибших солдат и приблизился к чёрной чешуе почившего дракона. Тронул её рукой.

И обнаружил, что она горячая.

— Эй! — крикнул Морай, обернувшись к выходу из пещеры. — Разве драконы не коченеют, как люди, когда померли?

Эхо повторило и погасило его слова. Он сам запретил рыцарям следовать за ним, а те — нарочно или нечаянно — не услышали его возгласа. Может, они надеялись, что юный лорд Тарцеваль навернётся на камнях и тем закончит своё правление.

Морай пожал плечами и с удовольствием повёл рукой по жёсткой чешуе. Скара был не самым крупным драконом, но у него были сильные лапы, крепкая шкура и густая грива от затылка до кончика хвоста.

«Лохматый — словно создан для земель далеко от солнечных берегов Рэйки».

Каждое касание наполняло его странной любовью.

«Какой ты громадный и чёрный — прямо как моя душа, если верить словам священника».

Он довёл рукой до самых век Скары и обнаружил, что тот был ослеплён не полностью. Один глаз вытек, но второй, весь обложенный корками, остался на месте.

И глаз этот двинулся под ладонью мальчишки.

Морай вздрогнул, но не отпрыгнул. А воскликнул радостно:

— Да он жив!

Дракон проснулся от трёхлетнего сна. Он исхудал, но сумел восстановить нанесённые ему раны. И медленно, треща запекшейся кровью, поднял голову. Рыжий глаз едва-едва мелькнул из-под плёнки. Он ничего толком не видел.

Но, втянув ноздрями воздух, он сразу же понял, что рядом с ним человек. Голодный дракон издал нетерпеливый вздох… и поднялся, не навредив Мораю. Он выскользнул из пещеры и тут же захрустел бронёй ожидавших снаружи рыцарей. Морай успел увидеть лишь его мелькнувший косматый хвост.

— Эй, погоди! — обрадовался молодой лорд и побежал к выходу из пещеры вслед за Скарой. Он хотел вновь коснуться чёрной чешуи, погладить огромную морду, прикоснуться к воплощённому огню. Но Скара отмахнулся от него порванными крылами и залёг у пещеры.

Морай возвратился в Покой без сопровождения и немедля велел забить для Скары коз, кабарг и яков.

— Если мама узнает, что дракон проснулся, она же умрёт от страха, — пролепетала юная Мальтара, смотря в окно. Окна теперь были большие: на месте разрушенного замка, в руинах могучих стен воздвигли сухой, удобный для жизни особняк. Он куда лучше топился камином дождливыми зимами.

— Ну и чёрт с ней, — пожал плечами Морай вновь и тут же велел экономке передать его требование городскому камергеру. А после смотрел, как Скара съедает поднесённые ему туши яков и самих подносителей. Юный лорд нетерпеливо потирал руки и улыбался.

Маргаса Вельвела действительно едва не околела от таких новостей.

— Мы немедленно уезжаем отсюда к моему брату в Арракис! — выкрикнула она.

Морай сверкнул на неё серыми глазами и сказал:

— Мама, я здесь маргот. И я решаю за Тарцевалей. Мы никуда не едем.

Впервые в Вельвеле проснулась былая гордость дочери самого Альтара и внучки Рыжей Моргемоны. Она схватила Морая и как следует отлупила его, заявив, что он не дорос ещё даже до оруженосца, а уже смеет так себя вести. И в тот же день велела собираться, чтобы покинуть проклятое место рядом с логовом Скары.

Но Вельвела и не подозревала, насколько хитёр её сын. Ночью он украл с кухни разделанную тушу кабарги и ею поманил Скару за собой. И привёл его к единственной дороге, что вела из Брезы в Арракис. Усталый дракон разлёгся прямо поперёк колеи.

Отъезд стал невозможен.

Вельвела сперва хваталась за сердце и умоляла чуть ли не прорубить новый тракт через скалы и заросли. Но всякий понимал, что здесь ничем не помочь. Она смирилась и отвергла желание уехать. В конце концов, угроза стала не столь явной: Скара был медлительным, как сонная муха, и больше не реял грозным вороном над Брезой. Он лишь хромал на слабых лапах.

Так Морай, Вранг, Вельг и Мальтара стали расти недружной толпой. Брезар приходил в запустение — никому не хотелось попасться вялому, но всё же прожорливому дракону, которого маргот совсем ни в чём не ограничивал. И Морай, когда ему исполнилось четырнадцать, нашёл выход: он банально запретил переезжать из Брезы в Арракис.

— Но, маргот, законы Альтары не позволяют этого, — дрожа от страха, говорили ему сановники.

Морай молча указывал им глазами на пещеру Скары. Туда отправлялись все, кто смели ему возражать.

Нужные законы сразу возникли. Но Брезе от этого стало только хуже. Торговцы приезжали всё реже, боясь попасть в списки местных жителей и получить запрет на выезд. А в эпидемию брюшного тифа лордство даже не желали посещать врачи, хотя их зазывали, собирая деньги целыми кварталами.

Морая прозвали Мором.

— Проклятый Мор, — шептались горожане и крестьяне. — Загубит всех нас и кости скормит своему поганому Скаре.

В городском магистрате нашлись смелые, кто решили избавиться от малолетнего тирана. Они обманом уговорили младшего из братьев, одиннадцатилетнего Вельга, подсунуть Мораю отравленные яства. Но Морай, занятый чтением Кодекса Доа, к сладостям был равнодушен. Его слишком увлекали запечатлённые на бумаге законы древних Гагнаров о том, как человек может общаться с драконом. Он отмахнулся и сказал:

— Оставь себе свою дрянь.

Вельг недолго думая угостился финиками в шоколаде и околел.

Так Морай понял, что у него есть враги. Он созвал отцовских солдат и среди них выбрал лишь тех, кто нравился ему: жестоких, действующих без промедления и сомнения на любой его приказ. Он велел им надеть чёрные плащи и нарёк их воинами Мора.

— Пусть вас немного, — сказал Морай, — но драконы тоже не живут большими стаями.

И он велел воинам Мора похитить детей и жён сановников. Отсылая тем по пальцу или по уху их домочадцев, он отсчитывал часы, требуя выдать тех, кто начал против него заговор.

Выданные стали кормом для Скары.

После этого Морай нанял себе дегустаторов, телохранителей и соглядатаев. Политические огрехи жестокого юноши сглаживали его верные воины и страх перед Скарой. А его влияние делалось всё сильнее. Нобель Куолли, председатель торговых гильдий города, что ранее наставлял юного маргота, с завидным упорством искал в нём лучшие качества и продолжал поддерживать его, хотя его помощь была всё меньше нужна Мораю.

Момент, когда молодого лорда Тарцеваля ещё можно было прикончить, оказался упущен. Словно злобный Скара в своей пещере, он крепко засел в Покое, и когти его впились в Брезу, как в загнанную добычу.

Теперь уже и сама Вельвела понимала, что вырастила чудовище. Она пришла к Мораю, когда тому было шестнадцать, и сказала ему надломленным голосом:

— Сынок…

— «Маргот», — поправил её Морай, вертя в руках надушенный розовым маслом платок, что ему подсунула в карман одна из куртизанок. В борделе, «Синице», он побывал впервые — но уже успел распробовать вкус порока.

— Сынок, Схаал не примет тебя в своё царство, как принял твоего отца и твоих братьев, — заговорила Вельвела, что стала очень набожной после всего случившегося. — Он отвергнет тебя у самых врат за то, что ты так жесток к людям и к своей семье.

— Разве я жесток? — притворно изумился Морай и поднял свои тёмные брови. — Ведь ты до сих пор жива, хотя покусилась на Скару. И на меня.

Вельвела бледнела, но не отступала:

— Вся Бреза ненавидит тебя, сын мой. Ты не платишь семьям, у которых Скара забрал родича, и науськиваешь его охотиться не на стада, а на горожан и селян. Лишь редкие нобели, что привыкли брать из твоих рук кровавые деньги, остались на плаву в этой топи. Никто не хочет больше жить здесь. Когда-то в долине и в предгорьях обитали тысячи людей; сейчас едва ли наберётся семь сотен. Чего ты добиваешься?

«Действительно», — подумал Морай. — «Чего я добиваюсь?»

Так Морай впервые взялся за ум — в своём роде — и нашёл выход из положения. Он объявил в Брезе амнистию преступникам Альтары. И за считанные месяцы в Брезаре стало очень многолюдно. Беглецы из Арракиса и других провинций всех трёх королевств наводнили долину. Марпринц Кассат Астралинг был возмущён подобным решением своего племянника, но Морай откупился парой-тройкой политических преступников и пообещал принять меры, а сам, как всегда, сделал по-своему.

— Мне всё равно, кто вы такие и сколько крови прольёте на улицах Брезара, — говорил он убийцам, ворам, насильникам и мошенникам. — Главное — не смейте кусать руку, что открыла для вас эту дверь.

Для безмятежной долины настали тёмные дни. Некогда симпатичные домики с побелкой и рыжей черепицей обросли дощатыми общежитиями, притонами и чёрт знает чем. По площадям рассекали подводы контрабандистов, а в переулках и там и тут вороны глодали жертв пьяных драк. В Брезе больше не шили и не пели; теперь это место славилось своими женщинами лёгкого поведения, алкоголем и самыми опасными в Альтаре улицами.

Морай правил в этом хаосе так, словно для этого был и создан. Он потрясающе легко находил язык с любыми мерзавцами — язык угроз и милостей, кнута и пряника. Гвардия Мора значительно выросла, и при дворе появились многочисленные палачи и мастера пыток. Сам Морай избирал то одного, то другого головореза своим наставником в ратном деле. Дошло до того, что все они были столь порочны и столь далеки от каких-либо клятв, что некому было провести акколаду и посвятить Морая в рыцари. Отчего он надел на себя шпоры сам, провозгласив себя «Безакколадным».