— Эту книгу писали многие поколения ведьмаков, но первую страницу написали те, кому сила досталась от высших существ, а не по крови, — сказал парень.
— Само собой, мир менялся, — подхватила Лейденшафт. — И потомкам первых ведьмаков пришлось вносить некоторые коррективы.
— Таким образом, набираясь опыта, но следуя первой своей задаче, они создали эту книгу, которую ведьмаки используют как своего рода инструкцию, — заключил Бернард.
Деметрия нахмурилась. Здравый смысл, которым она руководствовалась, отвергал всю эту историю, но также он смущенно молчал, когда она спрашивала его о том, что она видела и о том, что произошло с её родителями. И если сейчас она не могла доверять своему здравому смыслу, то своему отцу она верила, а он думал о возможности дружбы между ней и Мортемом. Поэтому Уайт открыла эту книгу:
Деметрия оторвала взгляд от книги и посмотрела на Мортема.
— Я знаю эту историю. Папа рассказывал мне её.
Тогда у Бернарда остался только один вопрос: как заставить Деми до конца поверить, что это не сказки?
Что ж, оставалось лишь показать.
—
Бернард сжал ладонь в кулак и пламя исчезло.
— Если направить этот огонь, например, в стену, — он демонстративно протянул руку вперед, отчего Деми тут же закрыла голову. — То он будет жечь атакованное место. — Мортем опустил руку и нахмурился.
Уайт с опаской посмотрела сначала на стену, а затем на Бернарда. Ничего не произошло. К её удивлению стена была без изъянов, а молодой человек не загорелся.
— Вы просто психи! — она вскочила на ноги. — Вы хоть немного понимаете, что происходит?
Мортем и Лейденшафт в который раз переглянулись. Женщина пожала плечами, но осталась на месте.
— Мы-то понимаем. А вот ты нет, — заключил Бернард.
Изольда бережно протянула руку девушке. Деми не обратила внимания, но Лейденшафт аккуратно взяла её ладонь в свою руку. Если бы тогда Уайт посмотрела на неё, она бы увидела в глазах малознакомой женщины поддержку, которая ей так необходима.
— С меня хватит вашего вранья, — Уайт выдернула свою ладонь из рук Изы. — Я ухожу. — Деми бросилась вон из кабинета и побежала в комнату, чтобы собрать свои вещи.
Мортем сел за стол, настойчиво избегая глаз Изольды. Но когда она поднесла ему «Книгу Совета», он уже не мог её игнорировать. Бернард вздохнул. И если для других этот вздох значил лишь «Я больше ничего не могу сделать», то Иза знала мотивы своего друга и, как ей казалось, знала средство достижения его целей.
— Её найдут. У неё на спине мишень, — тихо проговорила Лейденшафт, кладя книгу на стол. — Нужно защитить её.
— Нельзя помочь тому, кто не хочет помощи, — отрезал Мортем. И в эту секунду, впервые за долгие годы, Иза увидела боль в глазах своего друга: как будто что-то умерло у него внутри.
Парень решил дождаться свою гостью внизу. Бернард уже час караулил Деми в гостиной, отвлекая себя виски. Но он и подумать не мог, что девушка с одним чемоданом и сумкой может так долго собираться.
Пока он ждал её, он раз за разом возвращался к причине его настойчивости найти Деметрию Уайт. И каждое его воспоминание отзывалось в нём глубокой тоской, после которой он вновь прикладывался к краю стакана. Цинично, но Бернард радовался тому, что смертные — в конце концов, умирают. Он прочел так много книг о любви, но теперь не думал, что кто-нибудь в состоянии описать его чувства спустя столько лет.
Смертным повезло: они могут просто забыть. И они забывают, в силу своей смертности, — они живут дальше, они ищут, стремятся. Они уникальны в своей способности не останавливаться. Бернард думал, что его жизнь остановилась очень давно. Он был просто уверен в этом, пока не встретил эту девчонку, которая умудряется не видеть очевидного и отрицать реальность.
Но тоска, гнетущая его десятилетиями, всё равно никуда не делать с появлением в его жизни Деми. Осуществление плана об избавлении от этой болезненной скорби зависело только от одного человека. Но этот человек не стремился спускаться, и уж тем более облегчить существование Мортема.
Парень поднялся наверх. Деми сидела на кровати и смотрела на раскрытый чемодан. Она посмотрела на вошедшего Бернарда и вздохнула:
— Я вспомнила, что мне некуда идти.
Мортем присел в кресло около стола, закинув ногу на ногу.
— Никто тебе не врет, — проговорил он. — Мы должны многому тебя научить, чтобы ты могла защищать себя и невинных людей. Ты рождена для этого.
Деметрия несколько секунд молчала, не отрывая взгляда от парня. Когда только она поднялась наверх, первое, что она сделала, — ущипнула себя. Но, к великому сожалению, Уайт не проснулась. Вся эта история, то, что она увидела, услышала, прочитала и вспомнила — стало складываться в одну картину. Картину фантастическую, но объяснимую.
Сейчас Мортем, наверное, впервые показался ей настоящим. Без маски безразличия и резкости. В этот момент он, видимо, собрал все свои силы, чтобы подняться к Деми и как можно теплее обозначить свои мотивы по отношению к ней. На границах сознания девушка была ему благодарна за этот поступок.
Она чувствовала себя такой растерянной, что никак не могла собраться с мыслями. У неё было столько вопросов, но все они путались в её голове, поэтому Деми спросила о том, что должно было охватить всё её непонимание:
— Значит, я могу делать всё то, что делала Офелия?
— И даже больше, как мне кажется, — кивнул Мортем.
Глава IX. Новые знакомые
Прошло две недели с тех пор, как Уайт потеряла родителей. Смириться с этим было невозможно, но было возможно сделать что-то, чтобы отвлекаться от этих мыслей. Идеи Мортема мало помогали, зато Иза так изнуряла девушку тренировками по самообороне, что по вечерам Деми засыпала сном младенца, стоило её голове только прикоснуться к горизонтальной поверхности.
Когда Изольда поняла, что Уайт не способна причинить весомого вреда никому — даже демону, — она направила свои занятия в более мирное русло и старалась научить Деми лишь обезвреживать врагов. Они начали с простых приёмов, исключая всевозможные магические аспекты, чтобы девушка быстрее приспособилась к мысли о том, что — так или иначе — ей придется защищать себя.
Бернард же настаивал на том, чтобы Деметрия развивала силу воли, так как, по его словам, это первое, чем должен владеть человек, имеющий доступ к волшебным силам, или к дару — как он это называл.
Его методы были странными. Он заставлял её каждый день в три часа дня и в восемь вечера идти мыть руки.
Это не казалось сложным, когда Мортем только высказал свои условия. Но когда он вошёл в зал, где Изольда стояла над Деми, пока та отжималась от пола, и сказал: «Время мыть руки», девушка была полна негодования. С мыслями о том, как всё это глупо, она всё же отправилась в туалет.
Всё стало ещё хуже, когда Бернард решил, что двухразовое мытьё рук для Уайт уже стало простым и необременительным ритуалом. Поэтому он решил, что она должна мыть руки не только в три и в восемь часов, но ещё и ровно в полночь. И ему было совсем всё равно, что через пару дней после его нововведений в полночь Деми уже спала мёртвым сном. Он разбудил её.
И вот ещё через пару дней, когда девушка под руководством Лейденшафт смогла наконец уложить на лопатки своего тренера при помощи удара по коленной чашечке и ребром ладони по ключицам, было решено, что она готова к мастерству приготовления зелий.
Деми сидела за столом вся сырая и потная, когда перед ней положили толстую книгу под названием «Простые зелья». Комичность ситуации была в том, что Уайт никак не могла сосредоточиться на новом материале, потому что безумно хотела помыться. И вот, казалось бы, счастье — часы пробили три часа дня! Деми сорвалась с места, крикнув от радости, что она теперь сможет принять душ, но её остановил Бернард.
— Не душ, — помотал головой он. — Ты только помоешь руки.
Очевидно, что парень просто хотел досадить Уайт, и она злилась. Очень злилась. То, что Мортем называл воспитанием силы воли, Деми представлялось издевательством и самой настоящей вредностью. Его методы никак нельзя было идентифицировать как заботу о её будущем. Особенно учитывая тот факт, что обычно хоть как-то беседу с ней поддерживала только Иза. Бернард же всегда оставался отстранённым и закрытым.
Тем не менее, скрепя сердце девушка отправилась в ванную и вымыла только руки, ругая про себя Бернарда последними словами. Она поверить не могла, что уже три недели провела в этом комфортабельном, но всё же концлагере. Деметрия не могла и шагу лишнего ступить без тотального контроля. Она ела по расписанию, мыла руки по расписанию, занималась по расписанию. И за всё это время ни разу не вышла на улицу.
Вернувшись в кабинет, где её ждала Изольда, Деми обратила внимание на календарь, который стоял на письменном столе. Приближался День Благодарения.
— В этом доме отмечают дружбу пилигримов и европейцев? — без энтузиазма спросила Уайт, уже заранее предполагая, каким будет ответ.
— Ты что, перестала страдать по родителям и теперь хочешь праздника? — спросила Лейденшафт таким тоном, будто винила девушку в её желании жить нормально.
— Я бы забралась в тёмную комнату и не выходила бы много-много дней, — огрызнулась девушка. — Но вы же мне не позволяете. Даже руки не могу помыть без расписания.
— Потому что лучший способ пережить горе — углубиться в работу, — проговорила Иза, продвигаясь вглубь комнаты от двери в поисках какой-то книги. — А ты явно не стремишься избавиться от боли, которая тебя гнетёт, учитывая, что тебе дали в руки книгу час назад, а ты всё ещё на первой странице, — с укором добавила она.
Деми промолчала и обратилась к чтению. Она просмотрела самые простые ингредиенты для зелий, самые лёгкие соединения. Например, настой из рогатого корня и свежей ромашки помогает успокоить нервы. И девушка хотела спросить, что такое — этот рогатый корень, но задала совсем другой вопрос.
— Твои родители живы?
— Нет, они умерли очень давно, — спокойно отозвалась Изольда, доставая из шкафа небольшую коричневую книгу.
— Мне жаль, — опустив голову, сказала Деметрия.
Лейденшафт молчала с минуту, а потом села на диван и глубоко вздохнула. Она отложила свою находку на журнальный столик перед собой и обратилась к девушке.
— Я не была так близка со своими родителями, как ты была близка со своими, — сказала Иза. — И я понимаю, что тебе хочется поделиться своими переживаниями, но, поверь, я не лучший собеседник по этой теме. Если ты не можешь справиться с этой болью сама, то мне действительно жаль, что я не могу облегчить тебе жизнь. Я бы помогла тебе, если бы знала как.
И вот впервые за три недели Уайт улыбнулась. Искренне. Впервые за это время она почувствовала, что Изольда сочувствует ей, а не просто выполняет какое-то поручение Мортема. И Деми была рада знать, что у этой женщины есть чувства. А ещё ей было приятно понимать, что она ошибалась, думая, что она совсем одна.
— Ну, ты могла бы сварить мне зелье, чтобы успокоить нервы, — сказала девушка, тыча в страницу книги, которая была выдана ей для изучения.
— Разбитое сердце и расшатанные нервы — это не одно и то же, — с еле заметной печалью в голосе отозвалась Иза.
— А есть зелье от разбитого сердца? — удивилась Деми.
— Есть, — кивнула Изольда. — И дойдём мы до него не раньше, чем через год, если учесть, что тебе требуется так много времени, чтобы освоить элементарные вещи, — усмехнулась она.
Говорят, что для формирования привычки требуется повторять одни и те же действия на протяжении двадцати одного дня. Это оказалось правдой. Деметрия уже не нуждалась в напоминании о времени; она сама оставляла свои дела в три часа, в восемь и в полночь, чтобы отлучиться в ванную. Когда Бернард это заметил, он решил, что теперь нужно заставить девушку отучаться от этого ритуала.
За день до Дня Благодарения Мортем учил Деми готовить сонное снадобье, которое позволяет усыпить кого угодно на тридцать с лишним часов. Он предупредил девушку о том, что всегда лучше думать, что зелье получилось недостаточно сильным, чем позволить себе понадеяться на лишнее время.
Деметрия сходила с ума от желания вымыть руки. Она не знала, сколько было на часах, но нутром чувствовала, что пора. Уайт потирала руки, бралась за салфетки. Ей казалось, что на её ладонях бактерии размножаются так быстро, что скоро покроют всё её тело настолько, что на нём и живого места на останется. Она никак не могла сосредоточится, и слова Бернарда об идеальных пропорциях горного ландыша и белладоны не остались в её памяти.
— Бернард! — послышалось из гостиной. Этот голос Деметрии был незнаком. Он принадлежал мужчине, казалось, лет пятидесяти. Это был сильный и достаточно резкий голос. — Мы прилетели тебе на помощь! — снова сказал человек за стенами кабинета. Деми отметила, что он говорит с неизвестным ей акцентом.
Мортем отложил в сторону склянку с экстрактом ландыша. Если секунду назад его лицо выражало заинтересованность в процессе обучения девушки, то сейчас он выглядел озадаченным. Уайт тоже забыла, что ей необходимо в ванную. Она простояла ещё пару секунд одна, когда парень вышел из кабинета, но всё-таки опомнилась и тоже отправилась в гостиную.
Бернарда обнимал мужчина, которому было около шестидесяти на вид, хотя точно определить Деми не могла. У него были яркие зелёные глаза и посеребрённые волосы. Тонкий нос был совершенно прямым с ямочкой на кончике. Он выглядел усталым: под глазами лежали тёмные круги, а веки казались такими тяжёлыми, что мужчина будто каждый раз прилагал усилия, чтобы раскрыть глаза.
За ним стоял парень, или молодой мужчина, примерно одного возраста с Мортемом. У него были светло-русые волосы, те же зелёные глаза, что и у первого, только лицо было намного бледнее, а скулы такими выточенными, что ими, наверное, можно стекло резать. Вид у этого парня был болезненный.
Деми обратила внимание, что он скользнул по ней взглядом, но не остановился, как будто хотел казаться безразличным ко всему и всем. Точно так же он глянул на Бернарда.
— А вот и она, — проговорил старший незнакомец, подойдя к Уайт ближе. Он взял её руку и свои ладони. Руки у него были ужасно сухие и морщинистые. — Меня зовут Генри Мортем, — представился он. — Глубоко сожалею о твоей утрате, Деметрия, — добавил мужчина со всей серьёзностью. Девушка ни разу не усомнилась в его искренности.
Она смотрела в глаза своему новому знакомому, и что-то её очень настораживало. Деми не смогла бы объяснить это чувство, но нутром чувствовала, что этого человека лучше не злить. Сейчас Генри, конечно, был мил с ней, от него не исходило никакой угрозы, но девушка понимала, что таким он бывает не всегда и не со всеми. И где-то глубоко в сердце она сказала спасибо Мортему, что он сейчас рядом. Хотя даже не поняла, за что её внутренний голос его благодарит.
Мужчина легко дотронулся до щеки Уайт:
— И не определишь, на кого из родителей ты похожа больше, — Генри легко улыбнулся. Это фраза показалась Деметрии странной, так как все и всегда говорили, что она копия Майкла.
Старший Мортем рукой подозвал к себе молодого человека. Когда тот подошёл, девушке показалось, что он смотрит на неё оценивающе. Не сказать, что Деми это понравилось.
— Это мой сын, Эгиль, — представил парня Генри. Эгиль не сказал ни слова и не подал руки для приветствия. Уайт была несколько обескуражена, не нашлась, что сказать и бросила взгляд на Бернарда. Тот не заставил себя ждать, немедленно встав плечом к плечу с девушкой.
— Это мой дядя, — сказал он, кивнув в сторону Генри. — Я попросил его помочь нам разобраться в природе твоей неуязвимости.
Деметрия снова захотела вымыть руки. Ей не льстило то, что она стала каким-то необыкновенным открытием для Бернарда. И её уж точно не приводило в восторг то, что тут решили собрать волшебный консилиум, чтобы исследовать её.
— Она такая молчаливая, — заулыбался Генри. — Наверное, они с Эгилем могли бы составить прекрасную пару, — он хохотнул и похлопал сына по плечу. По лицу Эгиля сразу стало понятно, что сама эта мысль ему противна. Уайт же перевела озадаченный взгляд на Берна.
И тут случилось невероятное. Действительно, невероятное. Если бы спустя секунду после этого Деми себя не ущипнула, она бы никогда не поверила, что это было наяву. Потому что за три недели ни разу не было такого, чтобы Бернард приобнял её за плечо и… улыбнулся. Нет, не именно ей, а просто улыбнулся. Глядя скорее на Эгиля, чем на Генри.
Теперь девушка была озадачена ещё больше.
За ужином, который представлял из себя блюда, что были Деми абсолютно не знакомы, Генри и Бернард беседовали о понятии неуязвимости и о том, как каждый из них это представлял. И хотя речь шла непосредственно о Деметрии, её сейчас больше интересовала баранья голова на столе.
Мужчины пили неизвестный прозрачный напиток. Сначала Уайт подумала, что это водка, но она точно знала, что водка пахнет не так. От этого напитка, конечно, разило спиртом, но ещё Деми отчётливо улавливала аромат какой-то травы. Этот запах был ей знаком, но она никак не могла понять, что это.
Подали ягнёнка с варёной картошкой и хлебцы с красной рыбой. Хоть что-то было здесь знакомо… Уайт взяла бутерброд, но вкус был совсем не тот, к которому она привыкла. Эта была полусырая рыба, причём очень солёная. Девушка поморщилась и отложила еду, решив, что её не доготовили. Она хотела предупредить об этом мужчин, но Бернард вскользь взглянул на неё и сказал:
— Немного необычно. Это исландская кухня. Наши гости оттуда.
Исландия? Уайт уже пожалела, что так демонстративно отказалась от этой еды. Она ни в коем случае не хотела никого обидеть.
Девушка поймала на себе взгляд Эгиля. Он как будто смеялся над ней про себя. Изогнув бровь, он жестом подозвал к себе женщину, которая подавала на стол.
— Принесите Деметрии что-нибудь более привычное, — сказал он ей. Женщина кивнула и удалилась. Уайт открыла было рот, чтобы что-то сказать в своё оправдание, но Эгиль её опередил: — Кухня на любителя.
Деми было некомфортно одной за столом в компании троих мужчин. К сожалению, Изольда отсутствовала уже пару дней. Перед отъездом она сказала, что ей нужно уладить какие-то личные дела. Но так как почти месяц она и Мортем занимались только Деметрией, девушка решила, что дела эти никакие не личные.
— То есть, если я сейчас кину в неё нож, он просто остановится на полпути к ней и упадёт? — удивлённо воскликнул Генри, что немедленно вернуло девушку к разговору. Вот уж ещё чего не хватало!..
— Именно, — спокойно отозвался Бернард. — Иза никогда не промахивается. А до Уайт болт и кинжал просто не долетали, будто врезались в какой-то невидимый барьер.
Мысленно вернувшись к этой ситуации, Деми снова потеряла нить разговора, в который раз задаваясь вопросом:
Девушка никогда не бывала в больнице по болезни или из-за какого-нибудь несчастного случая. Мама говорила, что Деми просто счастливица. Но если вспомнить, как много родители от неё скрывали, то хочешь ˗ не хочешь, а мысль сама придёт в голову: они знали причину её «неуязвимости».