Помоги проекту - поделись книгой:
Ну и наконец, очень важно поддерживать диалог между сообществом журналистов и филологов. Необходимы совместные конференции и семинары, посвященные проблемам нормирования языка, необходимо достичь консенсуса для официального утверждения кодифицирующих источников, а также важно широкое информационное освещение выхода новых словарей и справочников, формирующих актуальную литературную норму.
Гиляревский Р. С., Старостин Б. А. Иностранные имена и названия в русском тексте. — М., 1985.
Граудина Л. К., Ицкович В. А., Катлинская Л. П. Грамматическая правильность русской речи. Стилистический словарь вариантов. — М., 2004.
Ефремова Т. Ф. Современный толковый словарь русского языка: в 3 т. — Т. 2. — М., 2005.
Правила русской орфографии и пунктуации (1956). URL: http://new. gramota.ru/spravka/rules
Правила русской орфографии и пунктуации. Полный академический справочник / под ред. В. В. Лопатина. — М., 2011.
Розенталь Д. Э., Джанджакова Е. В., Кабанова Н. П. Справочник по правописанию, произношению, литературному редактированию. — М., 1998.
Русский орфографический словарь / ред. Иванова О. Е., Лопатин В. В. — М., 2013.
Речь журналистов электронных СМИ
Позволю себе предварительное замечание по поводу того, что там, где в российском научном поле используется понятие электронных СМИ, в англоязычном варианте/источниках — просто MEDIA. Это значит, что за рубежом нет иного доступа к информации, кроме высокотехнологичного и электронного, цифрового.
Теперь все электронное, даже книги. Проведены серьезные социологические исследования, которые выявили, что более 50 % телезрителей, людей, привязанных к телевидению, к телесериалам, телепередачам и проч., смотрят телевидение не по телевизору. Они его смотрят в гаджетах. Поэтому вполне допускаю и даже разделяю упреки по поводу названия: если речь идет о средстве массовой информации, то сегодня оно только электронное. А если не электронные, то это не СМИ.
Одна из тем предложенной дискуссии — тема культуры речи телевизионных журналистов.
Эта проблема затрагивает ряд вопросов, начиная с личности самого журналиста, его эрудиции, культуры, профессиональной подготовки и т. д., заканчивая жанром телепрограммы, поскольку здесь, как в стилистической теории Ломоносова, выбор языковых средств определяется жанром, т. е. речевое поведение журналиста определяется жанром телепередачи, ее тематикой, проблематикой, задачами, участниками и, что существенно, аудиторией, зрителями.
Очень важны три составляющие языкового употребления, которыми и определяется выбор языковых средств и их организация в тексте: кто говорит, о чем говорит, кому говорит.
В целом нужно признать, что культура речи в своем хрестоматийно-идеальном понимании/варианте (как учебная дисциплина, представленная в учебниках и справочниках, и даже как один из параметров общей культуры поведения человека) далека от современной языковой ситуации в обществе и от речи в СМИ. Само название — культура речи — звучит традиционно и фундаментально. А современные медиа — абсолютно инновационны. Они решают много проблем, среди которых и вечная (если угодно, метафизическая) проблема человека и времени. Только благодаря новым СМИ мы получаем гарантированно быстрый, даже сверхбыстрый доступ к информации.
Причем в эпоху (как угодно) «конца истории» (Фукуяма) или «информационного общества» (Тоффлер) ситуация с ускорением будет усугубляться. (Даже только руководствуясь экономической целесообразностью, во-первых, нужно все время обновлять гаджеты, улучшая их, во-вторых, нужно как можно эффективнее и продуктивнее поддерживать контакт рекламодателя с аудиторией.)
А культура речи подразумевает не только обширные знания и привитые навыки, это еще и внимательная работа с текстом, в идеале — искусство, т. е. в условиях ускорения передачи информации она является тормозом. Ради быстроты нужно чем-то жертвовать.
Мы же пожертвовали живостью и меткостью русской речи, ее живописностью ради официально-делового стиля. Ведь это основной стиль литературного языка, а дело дошло до такой степени стандарта и клишированности, что мы сейчас бланки заполняем, т. е. вообще текста не создаем; в официально-деловом стиле позволено даже нарушать русскую грамматику (например, для точности не склоняют имена собственные).
Так вот за скорость получения информации можно простить плохую подготовку текста. (Вообще это очень большой вопрос о серьезных негативных последствиях в целом бесконечно позитивного научно-технического прогресса; об этих отрицательных сторонах/последствиях предупреждали самые выдающиеся ученые, Нобелевские лауреаты.)
Представляется, что культуру речи нужно оставить как академическую дисциплину, ее не следует переделывать, менять, обновлять. Но для той области знания, которая под этим же углом зрения будет рассматривать современное состояние русской речи, в том числе и главным образом в СМИ, нужно создать новую научную область с новым наименованием, новыми подходами, своей терминологией.
Придумал же Анатолий Прокопьевич Чудинов политическую лингвистику! Ведь мы полвека преподавали стилистику и указывали, что лучше было бы назвать публицистический стиль политическим.
Многие крупные лингвисты предлагают в связи с новой языковой реальностью, с русской речевой действительностью пересмотреть норму литературного употребления. А мы как будто себя обманываем:
Нужно признать, что ситуация с общим разговорным языком сложная, он давно за пределами литературной нормы. Разговорной речи присущи неправильности в употреблении слов, в грамматике, неподготовленная речь характеризуется неполнотой, неполнооформленностью, в ней регулярны ошибки. Сегодня наблюдается еще экспрессивная грубость и бесконечные иноязычные заимствования
Важно, что медиа предоставляют возможность найти и исправить ошибку on-line, они живые.
Уже 15 лет назад крупнейший отечественный лингвист Владимир Григорьевич Гак, когда мы с ним обсуждали вопросы русского литературного языка, в шутку сказал мне: «Сколько можно носиться с литературным языком? Литературный язык — это жаргон интеллигенции». И в такой ситуации у журналиста даже нет выхода, потому что в целом медиакоммуникацию нужно подчинить пушкинскому принципу: нужно на все смотреть глазами своего народа и рассказывать об этом языком, доступным и понятным народу.
Даже церковь уступила. Сегодня отмечается, мягко говоря, полилингвизм современного богослужебного слова. У церкви задача — спасти души христианские (православие — это религия не прогресса, это религия спасения). И ради этого священники проповедуют на языке, приближенном к простой речи мирян (как они, миряне, между собой разговаривают).
Мне представляется, что нужно учесть два существенных момента. Во-первых, нецелесообразно учить будущих журналистов речевому этикету, прививать риторический идеал, потому что невозможно в медиа избежать скандала, невозможно запретить речевую агрессию в СМИ. Во-вторых, обязательно надо научить наших журналистов побеждать в информационной войне.
Одной из сторон речевого поведения современных журналистов является их профессиональное общение. Кто-нибудь слышал, как говорят телевизионщики между собой? Мало того, что они
(Напомню в скобках, что основными жанрами современного искусства являются
Вообще заимствование — источник обогащения языка; заимствования закономерны: новая вещь появляется со своим новым наименованием. Меняется жизнь, меняется язык. Но здесь странная ситуация. Неужели мы так отстали, что наш язык нам об этом сигналит. Или англо-американская языковая экспансия, мода на иностранное слово заставляет нас так думать, убеждает нас в техническом и научном отставании?
Особого лингвистического внимания заслуживает иновещание и подготовка журналистов для иновещания в условиях кибервойны и гибридной войны.
Здесь и проблемы лингвистики (что считать диалектом, как преподавать диалекты, полудиалекты, варианты национального языка), социолингвистики, межкультурной коммуникации, ономастики, политической лингвистики, лингвогеографии (в целом это значительно шире и сложнее, чем страноведение). Например, проблема двойных номинаций: в русском «государство Израиль» — в отдельных языках государств Ближнего Востока «сионистское образование»; у нас «Исламское
Сегодня нельзя говорить о языке СМИ без политики. И нужно развивать и расширять учебные курсы/дисциплины, изучающие стратегию и тактику (или методы и методику) информационных войн.
Может быть два подхода к новым медиа. Первый — эволюционный; электронные СМИ — необходимый атрибут времени, эпохи глобализации; индивидуализация информационных потребностей личности, т. е. когда человек сам решает, что ему прочесть, какую новость (достаточно заголовка в соцсети), на какую кликнуть; размывание границ информационного пространства, которое огромно, не ограничено бумажным листом.
Второй подход — системный; новые/электронные СМИ являются новой сущностью, это не перенос бумажной версии в технически новый вид. Это другие СМИ со своими специфическими функциями и задачами. И именно в этом случае наиболее остро встает вопрос о языковом медиапространстве (естественно, электронном).
Как я уже отметила, для того, чтобы добиться экономии времени, приходится чем-то жертвовать. Фактами, цифрами, достоверностью — проблематично. А вот редакторской обработанностью текста можно. Поэтому:
• краткость заголовков;
• огромное количество заимствований;
• возможность непосредственного подключения к комментированию событий, статей; получение дополнительной информации через эти комментарии (а она не подлежит проверке);
• частые ошибки (орфографические, пунктуационные, грамматические), минимальная корректорская правка. Но! Нашел ошибку — выдели, отошли, исправь;
• минимальные образовательные функции при огромных образовательных возможностях.
Очень важно, что можно быстро внести изменения, исправления; фактически живой текст, когда слово становится «воробьем, которого можно поймать» и заменить.
Если исходить из системного подхода, то понятие культуры речи к СМИ не применимо вовсе. Необходимо вводить новую терминологию, например теория электронного информирования, или цифровое общение.
Медиа, как любая сфера человеческой деятельности, нуждаются в регулировании, причем по двум главным направлениям:
• культурно-личностному (влияние на речь, выработка обновленных норм);
• политико-правовому (дискуссии о блогерах, Модельный закон Межпарламентской ассамблеи СНГ, закрытие возможности комментирования в связи с разжиганием межэтнических конфликтов и т. д.).
Интересно, что в отношении СМИ оба эти направления регулирования очень тесно связаны между собой.
Так, в англоязычных исследованиях принято изучать влияние медиа на политику, политическую систему, экономику, науку и т. д. Поэтому, если с помощью СМИ происходит трансформация/изменение мировоззрения человека, то второй ступенью становятся изменения общества, а затем и государства. Это вполне отвечает общенаучной парадигме «человек — общество — государство». Напомню, что Аристотель еще до н. э. писал, что «человек — существо политическое», а в начале XX века Гарольд Ласки утверждал концепцию «личностного суверенитета».
В современной социологии, психологии и медицине существует понятие компьютерного рабства — зависимости, прежде всего психологической, от электронных/цифровых приборов.
Медиа становятся мощнейшим средством влияния на человеческий разум не только благодаря фактам, доводам и другому контенту. Но благодаря изменению формы мышления. Современные СМИ — ярчайший механизм «мягкой силы», т. е. стратегии, в рамках которой желаемые результаты и цели, преимущественно внешнеполитические, достигаются на основе добровольного согласия контрагента. СМИ становятся проводником электронного колониализма.
Как человек, работающий на факультете телевидения, особо подчеркну, что «электронный колониализм» впервые в начале 80-х годов был употреблен по отношению к телевидению, телерадиовещанию (Т. МакФэйл).
Но в геополитической ситуации XXI века этот термин как нельзя лучше характеризует один из вызовов российской национальной безопасности. И нужно учить наших журналистов так, чтобы они стали высококвалифицированными специалистами с актуальными знаниями, чтобы они могли успешно противостоять вызовам в информационной среде.
Иванова М. В. Масскульт и СМИ не убивают, а ограничивают литературную норму // Русский мир. — 2011. — № 2. — С. 18–21.
Иванова М. В. Межтекстовые связи в современном отечественном политическом дискурсе // Научные и учебные тетради Высшей школы телевидения МГУ имени М. В. Ломоносова». Т.1. — М., 2010. — С. 41–48.
Тоффлер Э. Война и антивойна. — М., 2005.
Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: АСТ: Ермак, 2005.
Thomas L. Friedman. The Lexus and the Olive Tree: understanding Globalization. — NY, 1999.
Tomas L. McPhail. Electronic Colonialism: The Future of International Broadcasting and Communication. — Beverly Hills, 1981.
Русский язык в СМИ как объект правового и деонтологического регулирования
Повышение качества русского языка в российских СМИ — главная цель его исследователей и преподавателей. Но это нельзя сделать иначе как через воспитание высокой профессиональной речевой культуры медиаработников. Культура речи — понятие аксиологическое и телеологическое: в него заложен искомый результат — высокий уровень владения русской речью для решения любых задач профессионального и повседневного общения. Для его достижения обновляется концепция вузовского преподавания русского языка, создаются практикоориентированные методики с творческими заданиями. Конкретизируются критерии оценки творческой продукции, в основе которых лежит система культурноречевых норм: нормы языковые, коммуникативные и этические (Ширяев 1998: 16). На наш взгляд, данная система нуждается в конкретизации. И в рамках проекта «Учимся говорить по-русски. Проблемы современного языка в электронных СМИ» предложим свой вариант, надеясь на отклик преподавательского сообщества и медиадеятелей. Примеры будем черпать преимущественно из федеральных теленовостей и сетевой коммерческой рекламы весны 2016 г.
Во-первых, нормы языковые можно рассматривать как подсистему, регулирующую выбор уровневых средств для оформления фраз и текстов. В нее входят нормы универсальные (т. наз. литературные) и нормы стилистические (Стилистический энциклопедический словарь 2003: 433–437). Последние формируются в разных сферах коммуникации, обусловлены их специфическими информационными и воздействующими задачами и нередко строятся на нарушении норм литературных, например словообразовательных:
Стилистическая норма в СМИ формулируется как «экспрессия — стандарт» (Костомаров 1971). Слабое владение стилистическими нормами проявляется в журналистике или рекламе, например, как затертая (штампы) или как избыточная выразительность (гиперхарактерная ошибка) либо как неоправданное использование средств официально-делового стиля (канцелярит):
Коммуникативные нормы мы понимаем как подсистему норм, в которой различаются нормы жанрово-риторические, согласно которым на интенциональной основе аргументируются мнения и оформляются жанрово определенные высказывания/тексты, а также дискурсивные, согласно которым функционируют дискурсы как речевые макрообщности. Дискурсивные нормы — это макрозакономерности создания эффективных произведений, результаты которых соответствуют интересам и целям коммуникаторов, а также (но не всегда) интересам и потребностям аудиторий. Здесь определенным универсализмом характеризуются, на наш взгляд, жанровые модели, модифицируемые в зависимости от дискурса: ср. разницу между статьей научной, журналистской и рекламной. Здесь тоже возможны игровые отклонения от норм (использование жанра поздравительной открытки в имиджевой рекламе), а также ошибки (публикация типичной рекламной заметки в типичной «рамочке», но с указанием «Пресс-релиз»). В этом аспекте возможны масштабные манипуляции и подмены: пропагандистский или пиар-дискурс там, где, согласно ожиданиям аудитории и профессиональным стандартам, должна работать журналистика. К сожалению, уже в мировом масштабе преобладание корпоративных интересов над общественными привело к доминированию в массмедиа пиарналистики (воспользуемся удачным термином проф. А. П. Короченского). А в отечественных СМИ проявляется негативная тенденция подмены новостей пропагандой, особенно в международной тематике:
Коммуникативный аспект системы норм является очень важным, так как отображает содержательные характеристики текстов, создающие в массовом сознании медиакартину мира. И он гораздо важнее, на наш взгляд, чем языковая нормативность, которая традиционно вызывает в общественных и политических кругах наибольшую озабоченность. Ведь вред, которые наносят языковые ошибки, по большом счету нестрашен: это локальное недопонимание, нейтрализуемое контекстом:
Они тоже представляют собой подсистему, дифференцируясь на «наивно-этические», деонтологические и законодательные. Первым критерием оперируют люди — среднестатистические представители аудитории СМИ, когда критикуют журналистов за продажность, рекламодателей — за корыстолюбие и обман потребителей, рекламистов — за провокационную рекламу и пр.
В апреле 2016 года при подключении к Wi-Fi-сети московского метро распространялась реклама ресторана фаст-фуд Burger King; сначала это было продвижение нового продукта:
Те же самые конфликтогенные тексты можно подвергнуть критике за несоблюдение этических норм уже изнутри рекламной индустрии. Специалисты осознают конфликт между требованием эффективности (дискурсивной нормой) и требованием приличности, благопристойности (нормой деонтологической). Игорь Сайфуллин из бюро «Рабочее название»: «Я думаю, что, как ни странно, для целевой аудитории BK это рядовая кампания, и никакой провокацией она не стала. Дурацкие каламбуры вообще постоянный приём брендов этого уровня. Поток подобной рекламы, пошловатой, на грани, с не самым удачным копирайтом, к сожалению, классика, особенно для среднего бизнеса, который не контролируется кучей больших офисов. Как будто бы на массовую, не очень платёжную аудиторию обязательно нужно вылить такой ад (18.05.16 http://www.the-village.ru/village/ weekend/industry/235655-ad).
Общеизвестна точка зрения на нарушение лингвистических норм как на языковую игру, на проявление человеческой креативности. Противоречия между нормами: стилистической и литературной, стилистической и правовой — можно рассматривать как разновидность языковых антиномий по М. В. Панову. Противоречия в русском формообразовании, в правописании характеризуются как «конфликт между системой и нормой, конфликт между нормой и узусом» (Крысин 2005). А в текстах медиаконфликт реализуется как конфликт между нормой литературной и стилистической либо между нормой правовой и стилистической. На поверхности его возникновение зачастую обусловлено синонимическим выбором — конкуренцией нормативного и ненормативного/ окказионального варианта
Речевая деятельность, наряду с другими формами активности, подвергается юридическому регулированию — начиная с конституционного уровня (запрет цензуры, защита прав человека на свободу слова, мысли, собраний и др.) и продолжая законодательством гражданским (запрет диффамации: оскорбления, распространения порочащих сведений), уголовным (запрет клеветы, словесных форм экстремизма), а также профильными законами (ФЗ «О СМИ», «О рекламе», избирательным законодательством и нек. др.). Российские электоральные кампании всегда сопровождаются исками политических конкурентов друг против друга и судебными делами. Так, нынешнюю агитацию по выборам в Государственную Думу в Москве руководитель «Яблока» Сергей Митрохин оценивает как незаконную:
Весенняя кампания рекламы Burger King привлекла внимание правоприменителей — Федеральной антимонопольной службы. 12 апреля 2016 года было проведено открытое заседание Экспертного совета по рекламе, куда входят представители этого бизнеса, рекламодатели, медиаисследователи и лингвисты. Однако большинством голосов оба слогана были признаны соответствующими законодательству. Доводы были приведены лингвистические, точнее — лингвосемиотические: «Реклама Burger King, с точки зрения экспертов, не нарушает закон о рекламе, потому что игра слов в ней поддерживается изображением блюд сети. «Инкриминировать в данном случае что бы то ни было нельзя. Формально сказать, что что-то нарушено, нельзя, рекламодатель всегда может возразить, что у глаголов есть прямое значение. Законодатель не включил эти слова в соответствующий список», — отметила в ходе заседания представитель экспертного совета, передает агентство “Москва”» (http://www.sostav.ru/publication/eksperty-fas-21827.html).
Каждый речевой деликт имеет признаки, более или менее подробно описанные в соответствующих статьях. Сложность их выявления в конкретных текстах, сложность интерпретации креатива побуждает правоприменителей или представителей конфликтующих сторон обращаться за доказательствами к лингвистам-экспертам (Спорные тексты СМИ 2005). Лингвистическая экспертиза является одним из динамично развивающихся прикладных направлений мировой, и в том числе российской, лингвистики (Кара-Мурза 2013, 2014).
Какими же предстают изученные нами журналистские материалы федеральных телевизионных каналов весны 2016 года, если оценить их по предлагаемой обновленной системе критериев? Сразу признаюсь, поскольку я не занимаюсь проблемами звучащей речи, постольку по орфоэпии с ее разновидностями (звукопроизношением, акцентологией, интонологией и др.) у меня данных нет. Однако позволю себе сделать общее замечание: в телеречи явно превышен уровень эмоциональности, выражаемой в стилистических вариантах интонации, темпе, тембре голоса; а значит, понижен уровень такого комплексного параметра хорошей речи, как экологичность (Шаховский, Солодовникова 2012). Весьма показательна востребованность разных спецкурсов по звучащей речи, которые активно предлагаются в настоящее время нашей кафедрой. По стенограммам телеэфиров невозможно отследить и владение правописательными нормами; по этой же причине у нас отсутствуют данные по склоняемости числительных. Но с точки зрения соблюдения таких языковых норм книжно-письменной речи, как лексические, словообразовательные, морфологические, синтаксические, теленовости смотрятся весьма оптимистично. Количество ошибок против литературных и стилистических норм невелико. По нашим подсчетам, 7 на 3550 слов (расшифровка вечерних новостей Первого канала и России-1 от 3 мая) или 8 на 4768 слов (аналогичная расшифровка от 2 мая). Это хороший признак — он говорит, что мнение о плохом русском языке в федеральном телеэфире или о безграмотных тележурналистах несправедливо.
Проблему я вижу в другом — в манипулировании дискурсивными нормами, а следовательно, в пренебрежении журналистской и рекламной деонтологией. Здесь простая статистика не работает — скорее, может быть применен контент-анализ. К тому же в этой области лингвист не может обойтись без помощи коммуникативиста.
Что же касается соблюдения в федеральном телеэфире юридических норм, то ситуация далеко не однозначна. Относительно нарушений рекламного законодательства можно с высокой степенью уверенности предположить, что они здесь редки: применяется превентивная экспертиза. Но эта гипотеза нуждается в обосновании, в частности, наличие в федеральном телеэфире «джинсЫ» — рекламы, маскирующейся под журналистику или (реже) под другие дискурсы. Относительно же количества нарушений избирательного законодательства в текущей электоральной кампании в СМИ, т. е. интерференции журналистики и агитации, сказать затруднительно: агитационный период еще длится. Заметно «на глазок», но тоже нуждается в проверке, меньшее, по сравнению с кампанией 2013 г. по выборам в мэры Москвы, количество материалов СМИ о взаимных претензиях кандидатов-конкурентов. Не благотворное ли это влияние Эллы Панфиловой как нового председателя ЦИК?
Подведем итоги. Оценивая уровень профессиональной культуры речи на русском языке в российском телеэфире, надо применять разветвленную систему критериев/ норм. Эту схему надо читать снизу вверх.
Этические (наивные, деонтологические, юридические)
Коммуникативные (дискурсивные и жанровые нормы)
Логические нормы
Языковые нормы (литературные и стилистические)
Система норм устроена иерархически: в каждом из трех блоков нижележащие нормы «слабее» вышележащих. Действие литературной нормы может отменяться в пользу стилистической нормы, а действие нормы жанровой — в пользу дискурсивной. Но все они должны подчиняться требованиям правовым.
Кара-Мурза Е. С. Электоральная коммуникация и электоральный дискурс (на материале московской кампании по выборам мэра) // Человек в информационном пространстве/ Сборник научных трудов. — Ярославль, 2013. — С. 138–147.
Кара-Мурза Е. С. Изучение правовой регуляции креатива в вузовском курсе лингвосемиотики рекламы // Активные процессы в социальной и массовой коммуникации. — Ярославль, 2014. — С. 328–341.
Костомаров В. Г. Русский язык на газетной полосе. — М., 1971.
Крысин Л. П. Языковая норма и речевая практика// Отечественные записки. — 2005. — № 2 (23). URL: http://philology.ru/ linguistics2/krysin-05. htm
Стилистический энциклопедический словарь современного русского языка / под ред. М. Н. Кожиной. — М., 2003.
Спорные тексты СМИ и судебные иски. Публикации. Документы. Экспертизы. Комментарии лингвистов / под ред. проф. М. В. Горбаневского. — М., 2005.
Шаховский В. И., Солодовникова Н. Г. Экологичность стилистики публичного общения политиков // Медиаскоп. — 2012. — № 2.
Ширяев Е. Н. Современная теоретическая концепция культуры речи // Культура русской речи и эффективность общения. — М., 1998. — С. 15–25.
Журналист как лингвокультурный типаж: оценочные характеристики
Цель данной работы состоит в выделении и описании различных оценочных характеристик типизируемой личности журналиста в современном русском языковом сознании. Описание языковой личности журналиста было предметом научного изучения в лингвистике (Беспамятнова 1994; Одарюк 2003). Мы предлагаем рассматривать типизируемую личность как лингвокультурный типаж, т. е. как узнаваемого представителя определенной группы людей, поведение которого соответствует стереотипным представлениям о таких людях (Карасик, Дмитриева 1995). В лингвистической литературе описаны различные типажи — английский чудак (Ярмахова 2005), американский киноактер (Селиверстова 2007), британский колониальный служащий (Деревянская 2008), английский сноб (Коровина 2008), американский адвокат (Гуляева 2009), британская королева (Мурзинова 2009), английский пират (Асадуллаева 2011), школьная учительница (Попова 2012), китайский врачеватель (Рощина 2012), американский первопроходец (Валяйбоб 2013), английский викарий (Бровикова 2013), фольклорная царевна (Пименова 2013), охарактеризованы лингво-культурные типажи России и Франции XIX века = гусар, казак, декабрист, светский москвич, светский парижанин, буржуа, гризетка, французский модник (Дмитриева 2007). Лингвокультурный типаж представляет собой квант переживаемого знания о тех или иных людях, т. е. в лингвокультурном плане является концептом, в составе которого можно выделить понятийные, образные и оценочные характеристики. Первые устанавливаются на основе анализа словарных определений, вторые выявляются путем изучения представлений о них в текстах литературы и с помощью анкетирования информантов, третьи определяются в ходе изучения оценочных высказываний о соответствующем концепте. Такие оценочные высказывания могут совпадать и различаться.
Заслуживают внимания расхождения в оценках по отношению к той или иной типизируемой личности применительно к своему и чужому типажу, с одной стороны, и с позиций разных групп общества, с другой стороны. Типажи чужой культуры обычно характеризуются меньшим числом отличительных признаков, чем типизируемые личности своей культуры, и в этом плане приближаются к имиджам. Так, носители русской культуры весьма стереотипно представляют себе американского ковбоя, британского пирата или китайского врачевателя, в ряде случаев приписывая им те признаки, которые в реакциях информантов — носителей соответствующей культуры — вообще не выделяются. Что же касается оценочных характеристик типажа в сознании представителей разных групп социума, то такие групповые оценочные признаки обычно сводятся к трем векторам: та или иная обобщенная личность по-разному оценивается с позиций власти, с позиций сторонних наблюдателей и с позиций тех, кто входит в состав таких типажей. Например, оценка интеллигента как типажа русской лингвокультуры существенно различается, когда такую оценку выносит представитель власти, либо человек, который себя интеллигентом не считает, либо кто-либо из интеллигентов. Аналогичным образом различаются оценочные векторы при характеристике школьной учительницы (с позиций учеников, или общества в целом, или педагогического коллектива). Типизируемые личности могут быть реальными и фикциональными (в русской культуре, например, четко выделяется типаж «тургеневская девушка»), историческими и локальными, профессиональными и какими-либо иными. Важно отметить, что есть определенные границы выделения типажа: вряд ли может быть типажом человек как таковой (если речь не идет о сказке или другом фикциональном тексте) и сомнительна типажность на основе широкого разброса характеристик (мы представляем себе, как ведет себя учительница начальных классов, но трудно выделить типаж учительницы биологии). Изучение типажей представляет интерес для выявления оценочных приоритетов общества на том или ином этапе его развития.
Понятийные признаки, определяющие содержание рассматриваемого типажа, таковы: журналист — это специалист, профессионально осуществляющий сбор и обработку информации для дальнейшей ее подачи публике через средства массмедиа (газеты, журналы, радио, телевидение, интернет). Эти признаки уточняются в списке должностей журналистов и видов их деятельности — репортёр, обозреватель, корреспондент, редактор, телеведущий и др.
Образные признаки любого типажа сводятся к описанию типичной внешности такого человека, его образования, основных характеристик его деятельности, его речи, а также его образа жизни. Обратимся к данным Национального корпуса русского языка (ruscorpora.ru). В этом корпусе представлено более 22 тысяч предложений, из которых значительно меньшая часть может рассматриваться в качестве диагностического контекста, в котором вербально выражены системообразующие признаки данного типажа.
Функциональные характеристики журналиста состоят в описании того, чем занимается этот типаж. Конкретизируются обстоятельства сбора информации:
Поделиться книгой: