Купец из будущего. Ч. 1

* * *

Утром он бессовестно проспал почти до полудня. Загадочная незнакомка решила закрепить достигнутый успех, и ему пришлось пойти на третий круг. Все-таки, в том, чтобы быть молодым, оказалось немало плюсов. Его статус пока был незыблем, а потому он решил побездельничать подольше. В голове роились мысли, которые он копил не одну неделю, но в круговерти событий обдумать их тщательно все никак не получалось.

Вопрос первый, и наиглавнейший! Еда. Это был какой-то лютый мрак. Капуста, морковь, свекла, лук, чеснок, картошка, помидоры, огурцы, петрушка, укроп, яблоки — ничего этого здесь нет и в помине. Картошку и помидоры привезут позже, а вот все остальное в Средиземноморье совершено точно выращивают. Но в эти места вся эта роскошь еще не добралась. Тут знали ячмень, овес, рожь и просо. Выращивали кур, которые были размером с кулак, и уток, что оказались гораздо меньше, чем привык видеть в прошлой жизни Николай Семенович. Свиньи тоже были невеликих размеров, и их пасли, как коров. Тех было мало, удои у них оказались очень скудными, а стоила «корова добрая с целыми рогами» в той же Бургундии аж три солида. Волы тоже были ценностью необыкновенной, а лошадей у рода не было совсем. Теперь о хорошем. Дичи вокруг полно, на пару лет хватит точно. Кабан, косуля, лось, зубр и даже исчезнувшие в наше время туры и тарпаны. Все это великолепие ходило стадами по окрестным лесам почти непуганое. Рыба здесь была такая, какой в прошлой жизни Николаю Семеновичу видеть не приходилось. Сом длиной в метр здесь ловился на тухлятину и особого любопытства не вызывал, как и аналогичного размера осетры, икру которых родовичи не солили. Нечем было до этого дня. Ну, ничего, он это исправит!

Подсечным земледелием славяне занимались не оттого, что были недалекими дикарями, а потому что урожайность на месте сведенного столетнего леса была просто невероятной. До семидесяти зерен урожая на одно посеянное зерно, что для обычной запашки было результатом недостижимым. Гораздо более продвинутое трехполье давало урожаи существенно ниже, но зато было куда менее трудоемким. К нему перешли тогда, когда свободная земля закончилась. Впрочем, Само решил, что с этого места он уходить не станет, а значит, менять подход к производству зерна придется. А что нужно для повышения урожайности? Правильно! Навоз! А где его взять? Коровы и лошади нужны, а их не так много. Что будем делать? Компост будем делать! Благо старый опытный садовод знал толк в утилизации травы и веток на участке. Решено! Начнут закладывать компостные кучи. Пусть преет травка и ветки. Через пару лет отличное удобрение получится. Нужно будет посевной материал в Бургундии заказать. Без лука и чеснока совсем тоска. Уф-ф! Один вопрос вроде обдумал!

Теперь второе. Безопасность. Как только слух о странных словенах, торгующих солью, по окрестным землям пойдет, сразу потянутся любопытные. А потом с визитом нагрянут люди баварского герцога, как это случится и в нашей реальности лет через шестьдесят. Живущих здесь хорутан загнали в Альпы или превратили в монастырских арендаторов. Позже они хорутанами быть перестали, а стали добропорядочными австрийцами. И даже словенский Градец превратился в австрийский Грац. Армия нужна! Пусть небольшая, но крепкая дружина мечей на двести, в хорошем доспехе, со щитами и в шлемах. Лучники нужны, ведь из хорутан стрелки — как из дерьма пуля. Луки слабые, ими только белок бить, да оленя из засады срезнем в бок. Это авары с луком рождаются, а словенский парень дротики учится бросать с раннего детства. У франков и римлян дротик-ангон — тоже главное оружие. Все битвы с него начинаются. Бывало так, что после нескольких залпов от бездоспешного врага половина остается. А при таких потерях любое войско разбежится. Отсюда логично вытекает третий вопрос.

Деньги! Где их взять, чтобы осуществить такое громадье планов? Самослав стал считать. Щит и копье — солид. Шлем — три солида. Кольчуга или чешуйчатый панцирь — семь солидов, меч — семь солидов. Плюс нужен воинский пояс, топор, всякие мелочи для похода — плащ, сума, обувь… Двадцать золотых на человека, как ни крути. Если на всю дружину брать — четыре тысячи! Мама! Тысяча триста пятьдесят коров! Почти тысяча крепких рабов, которых еще продать нужно! Да все огромное и сильное племя саксов королям Меровингам в виде дани пятьсот коров платит, и из-за этой непосильной ноши восстает непрерывно. Невозможно! Только у королей и герцогов есть такие деньжищи. Мозг новоявленного вождя работал на полную мощь. Надо снижать планку. На первом этапе — щит, копье, кожаная куртка, шапка, топор. Можно в три солида на человека уложиться, а эта сумма уже куда более реальной кажется. Хотя… целая корова на одного воина!

А ведь был еще один важный вопрос, который крутится у Самослава в голове, но ускользал от него солнечным зайчиком. Да что же он упускает? Ведь только вчера он почти поймал эту мысль за хвост, да снова упустил. Суета эта вчерашняя. Не деревня, а пчелиный рой. Ну, точно!

Самослав вскочил, словно подброшенный пружиной. Мед! Пчелы! Ведь и его отец когда-то бортничал, нещадно разоряя ульи. Хищнический промысел убивал пчелиную семью, а потому за медом приходилось забираться все дальше и дальше с каждый разом. Он же водил пчел! Он же знает, как это делать. Хотя… А как это делать? Где взять вощину? Не разрушать же ульи, убивая пчелиную семью, как в древности. Таким варварством Само заниматься не хотел. Как подкормить пчелок зимой? Как защитить пасеку от медведей, которых тут немало? Как вывозить ульи к цветущей липе или акации? Как древние египтяне, которые сплавляли свои ульи по Нилу? Пока вопросов было больше, чем ответов. Но надо начать. Опыт, он сын ошибок трудных. Пробовать нужно.

И он вышел из своего дома, ловя удивленные взгляды односельчан. Ведь солнышко давно миновало полдень. Негоже бездельничать, когда добрые люди уже трудятся вовсю. Владыка ты там или не владыка!

Глава 9

— Подходи, честной народ, налетай! — невысокий и щуплый Збых оказался прирожденным зазывалой, и в каждой деревушке, прижавшейся к речным берегам, устраивал небольшое представление перед местной публикой. — Кто соль покупает, тот сытый бывает! Жизнь без соли — пуще неволи! Торопись, не ленись! Соль не баба, ждать не будет!

Неизбалованные селяне, к которым приплыл караван на трех лодках-однодеревках, валили валом, чтобы послушать немудреные шутки (тут других не знали), свежие сплетни (годичной давности), да и чтобы просто поглазеть на пришлых людей. Два десятка родовичей шли по правым притокам великой реки, берега которых были густо покрыты небольшими словенскими селищами и хуторами. Вначале сильный отряд, который высаживался на берег, вызывал легкую панику, но вскоре выяснялось, что это свои, хорутане, и начинался торг. Необычный караван привез соль, много соли, и цена за нее была вполне божеская, чуть не в половину меньше, чем годом ранее брали. А потому на торг тащили мех, мед и зерно. Вскоре от зерна пришлось отказаться, слишком малы оказались лодки. Брали его больше для того, чтобы есть в дороге. А вот мех и мед много места не занимали, а были в тех местах главной валютой. Да и в местах более цивилизованных — тоже. Сокровищницы королей не только золото и серебро содержали, но и меха с тканями. Та же Брунгильда покойная свою личную казну на пятидесяти телегах перевозила. Надо понимать, что там золота дай бог один сундук был, а остальное — посуда, ковры, одежда, и даже мебель.

— Это шкурка летняя, в полцены возьму! — слышалось Самославу, который смешался с толпой, и больше изучал людей, с которыми его свела судьба, чем торговал. Тем более, что у него в коллективе был торговец с явно выраженным талантом.

— Эта куница вытертая совсем, другую неси! — бойко спорил парень с бородатым мужичком, который неохотно вытащил из сумы другую шкурку. Поменять явно завалящую рухлядь не удалось, и клиент остался недоволен. Впрочем, клиентоориентированность еще не достигла современных высот, а потому на это всем было наплевать. Самослав, сам того не зная, совершил революцию в местной торговле, и ее последствия еще предстояло просчитать. Он попросил вырезать деревянные формы со сложным рисунком, куда заливал густой соляной раствор, в котором был ровно один римский фунт соли. Гирьки и весы он привез с собой из Баварии. Он когда-то читал, что и римским легионерам, и допетровским стрельцам выдавали жалованье солью. А китайцы и вовсе делали из нее монеты и использовали как деньги. В словенских лесах золото было без надобности, зато соль нужна всегда. И он давал два фунта соли за одну хорошую шкурку выдры, белки или куницы. Соболь шел втрое дороже. В этих местах он еще водился, но хищный промысел заставлял уходить зверька все дальше на восток. Новые деньги пошли на ура. Еще бы! Золото нужно к германцам тащить, чтобы купить на него что-нибудь нужное. А солью можно с соседом расплатиться, или самому употребить. Разве римский солид можно съесть? Нельзя! А вот новые деньги очень даже можно.

Так они объехали десяток хорутанских селений, и, расторговавшись, повернули лодки назад. Соваться к дулебам они не рисковали, как не рисковали плыть ниже по реке, где можно было нарваться на аварский разъезд, и тогда пиши пропало. Им нужно было идти в Ратисбону, чтобы мех поменять на оружие и инструменты. По расчетам Само наценка должна была составить примерно двести процентов. И это без учета того, что соль им досталась совершенно бесплатно. Купцы, которые скупали мех для продажи в Бургундии, делали еще процентов четыреста, и это заставило Самослава сильно задуматься.

— Крем Марго кушать будем, батистовые портянки носить, — пробормотал владыка неведомую никому, кроме него, молитву.

Горан в это время должен был с тремя парнями рубить соль в пещере и на плотах доставить в поселок. Тридцать корзин — на три-четыре дня работы. Итого весь путь — месяц. В поселке соль должны были переработать в слитки, а на промысел немедленно уходила следующая партия добытчиков. Остальные мужики спешно ставили частокол, ловили рыбу, которая шла в засолку и корчевали пни на будущих полях. Молодой владыка и тут удивил их, велев сеять в конце лета, чтобы рожь успела до холодов взойти. Хоть и чудно это было, да никто прекословить не стал. Просто приняли свою новую судьбу, что повернулась лицом к их роду.

Назад шли на веслах, и Лют, что сидел на скамье рядом, спросил негромко:

— Скажи мне, Самослав, а почему мы сразу в Ратисбону соль не повезли? Так же проще намного.

— А много ты словен знаешь, кто солью торгует? — спокойно ответил ему Само. — Мех и мед никому не интересны, мы же в лесу живем. А вот соль сразу подозрение вызовет. Выследят нас, а потом сильный отряд пришлют, который разорит все. А на земли наши баварский герцог своего графа пришлет. А за графом епископ подтянется, и придется нам уходить, если захотим и дальше вольными людьми быть. А если решим на своей земле остаться, то податями так обложат, что не вздохнешь.

— Дело говоришь, — сказал, подумав, Лют. Он был довольно медлителен, но неглуп и осторожен, в отличие от побратима Горана, которого хлебом не корми, дай подраться. На этом вопросы закончились, и лесную тишину нарушал лишь скрип деревянных уключин и трели птиц в ветвях вековых деревьев. Глухой лес, который рос по обоим берегам реки, казался бесконечным. То и дело на водопой выходили лоси и туры, которые подозрительно смотрели на лодки, что плыли мимо, и неохотно уходили в чащу, если те подплывали уж очень близко.

— Я в Ратисбону с Гораном пойду, — сказал, подумав, Самослав. — А ты и Збых берите все телеги, какие есть, и зерна побольше купите. Хоть всю оставшуюся соль для этого забирайте. Мы должны успеть до холодов еще одну ходку в горы сделать. А Хотислава поставим старшим, пусть частокол ладят. Времени мало, зима скоро. Зимой к нам по льду прийти могут, а без частокола нас голыми руками возьмут.

Лют нехотя признал правоту молодого парня. Германцы были совсем близко. Иногда и не понять, кто хуже, они или авары. Только авары пограбят и уйдут, а германцы каждые десять — двадцать лет пытаются новый шаг сделать в сторону словенских земель. А словене им навстречу шаг делали. Скоро столкнуться придется, как на севере, где лужицкие сербы уже королям франков кланяются. Там словене слабее германцев оказались.

* * *

— Ты какой-то странный венд, — почесал бороду почтенный купец Райхарт. Он пытался вести дела, как обычно, обвесив и обсчитав тупоумную деревенщину, но сегодня у него это никак не получалось. Худощавый парень в козлиной безрукавке на голое тело считал в уме быстрее, чем счетовод его милости герцога на своих костяшках.

Райхарт торговал оружием, и чудной венд почему-то не захотел платить вдвое, и потребовал дать хорошую цену. Венд и хорошая цена! Вот ведь диво! Да эти венды и не люди вовсе, просто полудикие лесовики. Русый жилистый парнишка торговался, как сирийский меняла, а двое мускулистых громил с тесаками на поясе стояли рядом и не производили впечатления шутников. Наметанный взгляд купца заметил еще троих, с хорошими копьями, что стояли шагах в тридцати, и зорко поглядывали по сторонам, словно в дозоре. А ведь и, впрямь, не дурак, удивленно подумал Райхарт. Тут город торговый, но и ограбить могут запросто. Лихих людишек на границе всегда хватало.

— Если не дашь лучшую цену, то я пойду к почтенному Хенрику, — спокойным голосом оборвал венд неспешные мысли купца.

— А чем не устраивает тебя моя цена? — сделал купец последнюю попытку. Впрочем, он уже проиграл, и знал это. — Хенрик торгует полным барахлом, это все знают. — А парень усмехнулся, и ответил:

— Уважаемый Хенрик — достойный человек, не клевещи на него. Копье и щит стоят один золотой. Это честная цена за честный товар. Я готов заплатить тебе тремисс за каждое копье… — Увидев, как наливается кровью лицо купца, он спешно добавил. — Я плачу мехом, и ты заработаешь на нем вдвое. Я знаю цены, почтенный Райхарт. Ты же не хочешь, чтобы я дождался купцов из Шалона и Санса? Тогда я продам свой товар им, а потом заплачу тебе твой солид. Так и быть. И где ты заработаешь больше?

— Хм-м… — задумался Райхарт. — Я тебе уже говорил, что ты какой-то странный венд? Говорил? Ну, ладно, — и он снова погрузился в размышления. — Сколько копий тебе нужно?

— Полсотни, — решительно сказал парень.

— Серьезно, — задумался купец. — У меня столько нет. Да и на всем рынке столько не найти. Ждать надо.

— Ждать не могу, — поморщился венд. — Секир тогда возьму два десятка.

— Тридцать копий найду, секиры тоже есть, — ответил ему Райхарт. — Есть еще три аварских лука. Возьмешь? Пять соболей за каждый. У нас они без надобности, почти бесплатно отдаю.

— Четыре, — быстро ответил Само.

— Два колчана стрел добавлю. Пять! — отчаянно торговался Райхарт.

— Три полных колчана, и каждую стрелу проверю. Наконечники — железные, не кость! Кость у меня дома бесплатно табунами бегает.

— Забирай! Но за наконечники два соболя сверху, или проваливай! — сплюнул купец. — Вот ведь живоглот. Из-под какого пня ты вылез, парень? Я тебя раньше не видел.

— Видел, почтенный Райхарт, — невесело усмехнулся Само. — И не раз видел. Готовь товар, я приду весной. У меня будет много хороших зимних шкурок.

— Что нужно? — деловито спросил купец.

— Наковальня, молоты, клещи, пилы и сверла. Железо в слитках возьму. Лошадок десяток, коров столько же и быков три упряжки.

— Да кто ты такой? — изумился купец. — У меня и денег не будет, чтобы такую прорву товара собрать. Хотя… если с братом поговорить, да с соседом сложиться. Когда придешь?

— Как земля просохнет, жди, — уверенно сказал Само. — Мех и мед привезу.

— Ну-ну, — недоверчиво протянул почтенный Райхарт. Но куча первоклассного меха, что лежала перед ним, настраивала на серьезный лад. Парень явно знал, что говорит, и только что купец совершил самую крупную сделку в своей жизни.

— Три колчана стрел, уважаемый Райхарт, — напомнил ему этот странный парень. — Аварский колчан — тридцать стрел. Я их пересчитаю лично.

— Да что б тебе пусто было, — сплюнул Райхарт. — Послевкусие отличной сделки было испорчено безвозвратно. Он прекрасно знал, сколько стрел держат авары в колчане, но откуда это знал странный венд? Ответ на этот вопрос так и остался загадкой.

* * *

Месяц листопад украсил желтой листвой окружающий лес. Холодно стало ночами, и босым ногам по утрам зябко было на притоптанном земляном полу. Теплые грибные дожди сменились мелкими, холодными, а на вырубках и полянах полезли плотные тугие опята в зимней одежке, что куда вкуснее, чем их летние собратья. Стылые ветры подернули рябью гладь реки, несущую воды куда-то далеко, аж в саму Империю. Огромные стога сена, собранные для внезапно увеличившегося поголовья скотины, стояли под наспех сколоченными навесами. Из последнего похода владыка привел десять коров и две пары невысоких лошадок, которые вызвали восторг малышни. Родовичи пока не знали, зачем им под зиму жеребчик и три кобылы, холода же идут. Тяжко прокормить будет. Ведь ежели зима затянется, то придется обессиленную животину под брюхо подвешивать, иначе она и на ногах не устоит. Но молодой вождь как будто страха не ведал. Род на зиму такие запасы сделал, что хоть до следующей зимы в остроге сиди безвылазно. Рыбы насолили как никогда, зерна прорву навезли, и все это богатство крепким тыном окружили, в две сажени высотой, да с воротами. А на воротах тех — железные петли из самой Ратисбоны. Даже головы закружились у селян от такого богатства. Молодухи, что чуть не каждую зиму то своего ребенка хоронили, то соседского, приободрились. Может, на этот раз боги смилостивятся? А одна из них особенно довольной была, ей как раз после зимы рожать предстояло. Ничего личного, все для семьи!

Владыка клиньями раскалывал бревна, выбирая те, где сучьев нет. Продольный распил тут еще не знали, а потому из бревна получали одну, а если повезет, две доски. Но, зато колотые доски, в отличие от пиленых куда прочнее были, и гнили почти не поддавались. В этот раз он снова удивил родовичей, когда выстругал тонкие тесины, которые выскоблил ножом почти до блеска, а концы их в кипятке подержал и согнул дугой. Он потом эти доски к телеге приладил. Хорутане сани знали, но они больше напоминали волокуши, и такими удобными точно не были.

— Куда на них поедем, владыка? — спросил Лют, довольно щуря глаза. Он уже знал ответ, но вдруг?

— Как лед станет, поедем соль рубить, а потом за мехом к соседям. Нам до весны нужно ой как много успеть, — пояснил Само. — Вот ты со Збыхом и поедешь. А, пойдем ка посмотрим, что там наши лучники делают?

За тыном Само оборудовал стрельбище, где молодые парни били по мишеням из камыша и соломы. Луки были тут у каждого, и парни должны были делать по сотне выстрелов. Луки, купленные в Ратисбоне и новые стрелы с железным наконечником владыка берег для плохих времен, а потому каждый приходил с собственным инвентарем. Остальные парни, свободные от работы, метали в свои мишени дротики с костяными наконечниками. Сотня бросков в день, и за этим во все глаза следил Горан, не дававший спуску никому.

— До уха тяни, — скомандовал Самослав, увидев тщетные попытки Збыха натянуть лук. Парнишка был щупловат, а у лучников спина и руки работали совсем не так, как у обычных людей. Даже позвоночник искривлялся от той чудовищной нагрузки, что давала сила натяжения. Каждый выстрел — как мешок с зерном поднять, не шутки. Владыка тренировался ежедневно, пользуясь своим положением, и уже позабыл те дни, когда выл от боли в исхлестанных тетивой руках. Вспомнил, что нужно кожаный наруч надевать, да поздно было. До крови руки сбил с непривычки.

— Тугой, зараза, — расстроено сказал Збых, шмыгая носом, напоминающим отсутствующую здесь картошку. — Ну, ничего, буду дальше стрелять.

— Слышь, владыка, — услышал он тягучий голос, отдающий ленцой и злобой. Это был Стах, главный заводила и источник негатива и сплетен в селище. — А чего это мы тут корячимся? Еда есть, соль есть, мы и так за стенами отсидимся. Мы рабы твои? Ты в нашем племени пришлый, не много ли власти забрал?

— Ты будешь делать то, что я скажу. И столько, сколько я скажу, — с едва сдерживаемой злобой ответил Само. — Не хочешь — уходи, тебе путь чист.

— И уйду! — злобно ответил Стах, брызгая слюной во все стороны. — В другой род уйду. Свекор примет. И другие тоже уйдут, тут твои порядки многим не по нраву, сопляк!

Стах развернулся и пошел в свой дом, собирать пожитки. Он был вдовцом, его дети выросли и свои семьи имели. Стах был склочником и скандалистом, но сказанное им отрезвило Само, который, как любой руководитель, считал, что все вокруг его любят, а авторитет незыблем. Как же так, растерянно думал Само. Я для них в лепешку расшибаюсь, а они недовольны. Да нищий род из лесного захолустья забыл, что такое голод, оружие получил, топоры железные. В остроге они любое нападение пересидят. В этих краях науку взятия крепостей прочно забыли, только у имперцев осадные машины были. Здесь в основном осадой города брали, или предательством.

— Горан, скажи, — спросил он, когда все разошлись. — Многие новыми порядками недовольны?

— Да есть, — нехотя ответил Горан. — Мы их в узде держим, но три десятка точно наберется. И мужики, и бабы. Главный у них — Хотислав. Он вроде бы как за тебя, но каждого, кто к нему жаловаться приходит, жалеет и говорит, что при нем такого точно не было бы.

— Да что не так то? — не сдержался Само. — Еды полно, оружие, инструменты. Что им еще надо?

— Страшно им, — просто сказал Горан. — Тебя боятся, новых дел боятся. Люди хотят по старине жить, как деды жили. А как ты появился, жизнь так быстро побежала, что многие и не поспевают за ней. Они просто всегда жили, а ты непрост, не понимают они тебя. Словно и не человек ты вовсе. Не может молодой парень, да еще бывший раб, столько всего знать и уметь. Словно ты бог какой, который в обличье человеческом спрятался. Я и сам иногда думаю, кто ты такой, владыка?

И могучий, битый жизнью, людьми и зверем мужик пристально посмотрел на своего вождя. Само выдержал его взгляд, и спокойно ответил:

— Я — Самослав. И никто больше. А тем, что мне боги дали, я щедро с вами делюсь. Разве я на серебре ем? Или в праздности время провожу. Да я работаю больше всех вас.

— И это тоже людей смущает, — признался Горан. — Не разумеют они твоих дел, а потому страшно им. Раньше куда спокойнее было. Кошка родит — вот тебе и новость. А с тобой новости каждый день. Ты бы сбавил ход, владыка, а? Ведь не дай боги, какое несчастье случится, тебя же первого обвинят. Скажут, что разгневал Сварожича своими делами многоумными.

— Да не могу я, — поморщился Само. — Если сбавлю, нас соседи сомнут. Мы же богатые, но слабые. Нам врага ждать не позже следующей зимы. А может, и летом нагрянут. Чай, дулебы не забыли, кто их родню в рабство отдал. Мстить еще придут. И бавары не дураки, они считать хорошо умеют. Еще пару раз на торг придем, и жди германского набега. После этой зимы будем в лесах стражу выставлять, иначе и стены не помогут. Людей у нас слишком мало.

— Мало? — выпучил глаза Горан. — Да у нас самое большое городище на месяц пути! Я просто дальше не ходил. Зачем тебе столько людей в одном месте?

— Мало! — с нажимом ответил Само. — Когда баварцы придут, поймешь, зачем. Полтысячи мужей нужно. Тогда отобьемся.

— Полтысячи, — задумался Горан. — Три-четыре рода нужно привести сюда. Но, ты знаешь, это мы сможем. Если сильными и богатыми станем, то другие хорутане под нашу зашиту попросятся. И вот еще что… Стах завтра на рассвете уйдет. Разболтает ведь всё. Что делать будем?

— Он беду приведет к нам, — жестко ответил владыка. — Пойдешь за ним и убьешь. С его тела не бери ничего, пусть хоть кошель с золотом у него с собой будет. Спрячь получше и никому ни слова.

Вместо ответа Горан молча склонил голову.

Глава 10

Зима тридцать шестого года царствования короля Хлотаря выдалась суровой и длинной. Эти годы вообще были на редкость тяжелыми, и грамотные римляне с тоской читали о старинных временах, когда виноград вызревал даже в стране пиктов, в Южной Шотландии. Вообще, год 620-й в привычном нам исчислении не был славен ничем. Аварский каган привычно покусывал Империю набегами, и базилевс Ираклий продолжил свою бесконечную войну с персами, опустошая Ближний Восток. В королевстве франков тоже все было спокойно, а непрерывная грызня на границе с вендами была какой-то ленивой. Год был настолько скучным, что даже кончина короля Идваллона ап Лливарха, правившего одним из микроскопических королевств, существовавших тогда в Уэльсе, попала в анналы.

А вот родовичи, зимовавшие в крепости, заваленной припасами и дровами, не скучали. Беспокойный владыка погнал их рубить лес, чтобы расчистить новые поля и подготовить материал для строений, которые называл диковинным словом «донжон». Наверное, и это ему боги нашептали. Владыка был набожен, и его часто видели у священного дуба. Туда он уходил, чтобы поговорить с самим Сварожичем, который дарил ему новые мысли. Людям было невдомек, что там он просто отдыхал от них и их бесконечных склок, жалоб и проблем. Такова жизнь главы рода. Горячая бабенка, что согрела однажды его постель, похвалилась своим счастьем подружке, и то одна, то другая молодуха, пользуясь отсутствием мужа, пробиралась к нему под бок. Это могло закончится плохо, супружеские измены здесь карались жестко, а потому Само пресек эти визиты от греха подальше. Молодое тело требовало бабу, и это делало его жизнь не слишком приятной. Оторваться получалось лишь в торговых экспедициях, где за туесок соли вдовушки скрашивали его одиночество. Само работал, как каторжный, незаметно для себя раздаваясь в плечах. Уж чего, а еды у него было в достатке, да и отцовская кровь сказывалась. Берислав был могучим воином. Само уже и коптильню соорудил, где на ольховой щепе приготовил небольшого осетра. Соседи оценили.

Торговый поезд из четырех саней, запряженных купленными в Баварии лошадками, сделал зимой две ходки за солью и назад. Крепкий лед, намертво сковавший реки, оказался отличной дорогой, и ближе к концу месяца лютого (он же февраль) Само наметил большой поход за мехом в хорутанские деревни. С собой он взял два десятка родовичей с копьями и топорами, ведь дулебы могли напасть на обратном пути, благо лед был им в помощь. Они ушли на две недели пути, бойко торгуя солью. Дальше идти побоялись, ведь там уже начинались земли мораван, где зимовали авары. Свирепые всадники не боялись морозов. Они пришли из монгольской степи, и их маленькие лохматые лошадки преспокойно гребли снег нековаными копытами. Были у народа авар и высокие кони, которые легко несли тяжелого всадника и собственную броню. Стоил такой конь дорого, а вооружение всадника и вовсе немыслимо. Но у великого кагана таких воинов около тысячи было, и они любую пехоту втаптывали в землю, даже не заметив. Противостоять им могли только имперские катафрактарии, что не уступали аварам ни по вооружению, ни по выучке. В словенских деревнях авары словно короли жили, беря себе в наложницы жен и дочерей словаков, дулебов и хорутан, что жили восточнее. А те славяне, которым не повезло на землях Паннонии и Дакии жить, и вовсе рабами стали. Горше смерти была их участь. Авары дулебских баб в телеги запрягали и ездили. Видимо, с развлечениями у них совсем туго было.

Само знакомился с вождями, дарил подарки (соль, что же еще), принимал подарки, пил с ними мед и толкал речи, что вместе они сила, и только все роды, собранные в кулак, смогут противостоять проклятым дулебам. Владыки родов, что по большей части были убеленными сединами мужами, слушали юнца с легкой насмешкой. Ишь, молоко на губах не обсохло, а жизни их учить вздумал. Они не понимали главного. Само рассказывал это не для них. Его слова заронили сомнения в головы молодых и горячих, кто с завистью смотрел на сытых гостей, каждый из которых нес хороший тесак и копье из германских земель. Так что занудное старичье посмеивалось над молодым чудаком, но то один, то другой парень подходили и, как бы невзначай интересовались, как найти богатое село, и принимают ли изгоев. Ничего плохого в этом слове не было, так называли всех, кто уходил из своей общины. Само говорил с каждым. Кое-кого звал к себе, кому-то отказывал, но по весне несколько десятков здоровых молодых парней, семейных и холостых, готовы были прийти в нему в острог, названный Новгородом. А что не так? Город? Город! Новый? Новее не бывает. Название понемногу прижилось, а монеты из соли стали бойко менять хозяев, заменяя деньги в глухих придунайских лесах. Слух побежал по словенским землям о богатых новгородских купцах и их владыке, странном молодом парне с острыми, словно ножи, глазами. Крутили люди в руках круглые слитки из драгоценной соли и задавались вопросом, а что это за люди такие? И где они эту самую соль берут? И не всегда этот интерес был благожелательным. Скорее, наоборот, за ним следовала зависть, злоба и алчность. Богатых выскочек никто не любит, все стремятся их на место поставить. И покатилась от одного владыки до другого весть, а не пойти ли пощупать богатеньких соседей, пока лед не растаял. Их и по следам легко найти. Очень необычные следы их телеги оставляют. Пусть поделятся своим богатством с родичами, чай, не чужие. Да и мехами они за зиму затарились знатно. Их тоже не мешало бы поделить по справедливости. Так что Само сильно ошибся. Беда к нему пришла вовсе не от дулебов или германцев, а от своих же родичей, хорутан. И лета они тоже ждать не стали, а заявились почти сразу же, как груженый поезд пришел домой. Только то и спасло родовичей, что по настоянию своего владыки начали они торг с дальнего конца, иначе приняли бы их уже на обратном пути.

* * *

— Ты это, паря, открывай! — сказал владыка Берич, род которого жил в двух днях пути. — Поговорим!

— Ну, говори! — ответил ему со стены Само, благодаря про себя всех известных ему богов. Они спаслись чудом. Три сотни мужиков с копьями вытянулись в черную змею, которая на фоне слепяще-белого снега резанула по глазам какой-то бабе, что пошла на реку по воду. Она с ревом взлетающего истребителя побежала в городище, бросив у проруби свои ведра. Загнать в ворота успели почти всех, а тех, кто опоздал, втянули потом веревками. К лесорубам и в ближние села послали гонца, и они ушли в чащу, где и затаились. Налетчики столпились у ворот, имея представление о взятии даже такой крепости где-то на уровне нуля по Кельвину. Тем более, зимой, когда пригорок, на котором стоял частокол, был полит водой и завлекательно сверкал на солнышке, отполированный детскими задницами до сияющего блеска. Еще час назад ребятишки всех возрастов с хохотом катались с него, используя оборонительное сооружение не по назначению.

— Ты трус, да? — сделал неубедительную попытку Берич. — Выходи, потолкуем.

— Да не о чем мне с тобой толковать, — с усмешкой ответил ему Самослав. — Говори, чего хотел, или проваливай!

— Ты поговори мне, щенок! — налился кровью владыка соседнего рода. Другие владыки его поддержали. — Ишь, нахал какой! Говори, где соль взял!

— А то что? — удивленно спросил Само, незаметно кивнув стоявшему рядом плечистому парню по имени Стоян. Тот натянул аварский лук, легонько тренькнув пальцем по крученой из воловьих жил тетиве. Впрочем, это было лишним, он проверил ее уже не раз. Парень вытащил из колчана стрелу с четырехгранным наконечником, восторженно глядя на добрую работу. Одно удовольствие такой врага упокоить. Владыка своих запасов не пожалел, ведь толстый меховой плащ костяной стрелой можно и не пробить, хоть и стрелял Стоян отменно. Он из всех лучников самым метким был.

— А то сами возьмем твою соль! — торжественно сказал до предела незамутненный сосед. Здесь длинные речевые обороты были не в чести, и Само даже не осознавал, насколько его многословие режет ухо другим словенам. Жизнь тут была простой, а потому и речь была краткой.

— Так ты враг нам? — непритворно удивился Само.

— Да, враг! — крикнул в запальчивости владыка. — Ты соль отдать не хочешь.

— Ты это сам сказал, все слышали! Стоян!

Хмурый неразговорчивый малый выглянул из-за тына, и оперенная стрела пробила грудь незадачливого полководца, благо тот стоял в двадцати шагах от стены и такой подлости не ожидал. Толпа отхлынула назад, а по дереву частокола застучали суетливо брошенные дротики. Пара штук перелетела стену и воткнулась в снег.

— Тут еще наши враги есть? — поинтересовался Само, поднеся ладони ко рту. — Или среди вас только один жадный дурак был?

В толпе налетчиков начались гвалт и ругань. Они пришли грабить привычную словенскую деревню, налетев неожиданно, как и привыкли это делать раньше. Намечавшееся веселье, которое должно было заключаться в дележе чужого имущества, изнасиловании их баб и поджоге домов, было сорвано. Тут настоящая крепость стоит, со стен которой кто-то умелый хорошей стрелой владыку чуть не насквозь пробил. Что такое двадцать шагов для хорошего лука! Армия вторжения была в растерянности.

— Почему не стреляем, владыка? — негромко спросил Горан. — У нас три хороших лука и много стрел. Да пока они поймут, что к чему, десятка три положим.

— Зачем? — поморщился Само. — Да мы через день-другой с ними мед пить будем.

— Мед? — раскрыл рот Горан. — С ними?

— Лют, объясни ему, — устало ответил Самослав.

— Тут, брат, такое дело, — почесал бороду Лют. — Между нами пока крови нет. Этот крикливый дурень не в счет. Взять нас они не смогут, уйти назад тоже, позор это. Значит, либо должны на стену полезть, либо в осаду нас взять, либо сделать вид, что они в гости пришли, а покойный просто глупость сказал, и за это жизнью заплатил. Он же сам нашим врагом назвался.

— Да какая осада зимой? — еще больше удивился Горан. — Они же замерзнут. И еды у них столько нет. А если на стены полезут, мы их в топоры примем. Кровью умоются.

— Так потому тебе владыка и сказал, что мы с ними через пару дней мед пить будем, терпеливо пояснил Лют.

Само ошибся. Они пили мед уже этим вечером. У священного дуба была принесена клятва, что никто не желает зла хозяевам, и ворота города отворились, чтобы впустить туда владык родов и самых знатных воинов числом два десятка человек. Больше эксцессов не было. Вожди получили в подарок по ножу, а каждый воин — по фунту соли в новой монете. Гости покинули щедрых соседей, старательно забыв о первоначальной цели визита. Каждого из них грела мысль, старательно вложенная в их головы молодым владыкой: Хочешь быть сытым и богатым, дружи с нами! Кто нам враг — того мы убьем, а кто нам друг — у того будет хорошее копье, много еды и довольная баба, которая своего кормильца каждый день кашей с мясом радует. А каждую ночь — радует еще кое-чем. Видишь, какие у нас бабы веселые? Вот то-то…

И задумались хорутане. Ишь ты! Тут весна скоро, а у местных ребятишек щеки от сытости лопаются. И это в словенском городище, где в суровую зиму чуть не в каждой семье покойник был. Диво дивное увидели незваные родичи, и стали задумываться, а так ли хорошо по старине жить. Или послушать этого парня, если он в следующем году от настоящего врага отобьется? Они вот, как настоящие соседи, воевать не стали, малыми подарками удовлетворились. А если дулебы нагрянут всей силой? А если баварцы, у которых железного оружия без счета? А если авары пожалуют?

Для того времени авары были инфернальным злом, которому раздробленным словенским племенам и родам противопоставить было совершенно нечего. Дулебские бабы много чего об этом рассказать могли. От того и забивались словене в глухие леса, куда степные всадники ходить не любили. Так что практичные соседи, не сговариваясь, решили посмотреть, что будет дальше. Победит юный владыка — они за ним пойдут. Проиграет, они тоже ему в горло вцепятся. А то ишь, резвый какой…