В предыдущие столетия выделялись. Тогда одаренных называли то блаженными, то ведьмами, то ангелами, то демонами. В зависимости от дара и от деяний.
Сейчас общество более открыто (по крайней мере в больших городах), разнообразно, многое стало восприниматься иначе, многое из того, что было под запретом ранее, или считалось странным, в наши дни стало в порядке вещей.
Никому нет дела. Легче затеряться, спрятаться.
— Или у него какой-то вторичный источник, или...
— Или у него способности, — озвучил общую мысль Эдам.
— Одаренный? — выдохнул Вовин. И не понять, то ли с восхощением, то ли с ужасом.
— Почему нет? Что экраны, что медиаторы — отличные кандидатуры в маньяки-убийцы. Медиаторы — невротики ходячие; экраны, бывает, отморозки полные.
— Этого и среди неодаренных достаточно. — Эдам послал предупреждающий взгляд Рюску. Во всяком случае, именно так интерпретировала их переглядывание Рори.
— Опиши еще, каким ты видела его? — обратился к ней Рюск.
Опять? Ладно... Жалобный взгляд Рори направила на свои колени. Повиновалась молча.
— Жертва его не испугалась. Хотя он шел со спины, не крался, женщина будто замерла в ожидании или прислушивалась к чему-то, не оборачиваясь... Не пугалась до последнего. Лишь когда резкий взмах, колебание воздуха ощутила... И... все.
— Походка? Одежда? Любая мелочь?
— Лица точно не было? — не выдержал Вовин напряжения.
— Нет.
— Может, как-то свет включить в видении этом? Попробовать управлять, менять ракурс, приближать...
— Вовин, — одернул младшего помощника Хаффнер.
— А неплохо было бы... — ухмыльнулся Рюск. — Подкину твою идею экспертам, Вовин. Извини, Рориэн, продолжай.
Видение той смерти потускнело, стерлось в деталях из памяти в миг, когда Рори перенесла его на бумагу. Все, что могла, изобразила со всей точностью, на которую способен ее дар.
Но она попытается еще раз.
Может...
Закрыла глаза и отрешилась от шумов.
... попробовать ощутить экран... Его поле в комнате, его настроение, его мощь, которая как воронка, начинающееся торнадо кружит вокруг Рори, делая ее своим центром.
Можно попробовать? Чуть-чуть... Как рассказывала Аврора...
Рори отпустила себя и свой дар. Как умела. Впервые в присутствии «своего» экрана.
Пластырь — так их еще наывают. Ими «заклеивают» «раны мира». Рори одна из них, из тех, кто слабые места, кто раны живого этого мира.
Мэлвин мог не только ограждать Аврору от ее же дара, но и усиливать его при необходимости.
Получится ли у Рори? Отзовется ли Эдам?
А нужно ли это делать сейчас? Не спросив сначала согласия?
Решать оказалось поздно. Рори понеслась по спиралям своих воспоминаний, видений, как по краю воронки, с каждым витком приближаясь к началу.
Управлять этим движением уже не могла. Хаос, непостижимый ей порядок, задал свой ритм. Бешеный.
Сцена гибели одаренной проявилась со всей точностью первого видения. Рори ухватила движение убийцы, снова ощутила запах, который наполнял воздух в вечернем парке... От повторяющегося «вы виноваты» пробрало морозом по коже. Лица как не было, так и нет...
Воронка несет дальше, все ускоряя и ускоряя движение.
По ощущениям, Рори как в яму провалилась, возвращаясь в здесь и сейчас.
В последний миг краем сознания ухватила образ маленькой девочки в сером, в которой с трудом узнала саму себя.
Высокие скалы. Камень, камень, камень... Дорога.
И мальчик с хмурым взглядом исподлобья, на бритой голове которого отрастает колючий темный «ёжик» волос.
Распахнула глаза. Тут же сощурилась от яркого освещения.
В комнате царила тишина.
Откуда она знает, что волосы у мальчика колючие? Дотрагивалась?
И кто он?
Убийца?
Эдам?..
Почему ребенком?! И почему там маленькая Рори? Не взрослая? Ведь убийство было на днях, не в прошлом!
Какими путями ее туда выкинуло? На ту горную дорогу, которую Рори уже почти забыла?
— Он невысокий, выше меня примерно на голову.
Заговорила торопливо, пока хаос в голове не поглотил окончательно. При этом старалась ни на кого не смотреть.
— Темные волосы. Руки в перчатках из темно-коричневой кожи. Вроде дорогие. Двигается легко, уверенно. И еще... — Рори глубоко вдохнула: воздуха катастрофически не хватало.
— Голос женский. В первый раз я не поняла, какое-то тусклое, глухое звучание, мог бы принадлежать и мужчине, и женщине, и молодому, и пожилому...
Рори обвела комнату рассеянным взглядом, ни на ком не останавливаясь, словно не люди, а мебель вокруг. Стражи напряженно слушали, не пропуская и слова.
— Но сейчас я отчетливо услышала в нем высокие ноты. Мужчины таким тембром не говорят... Я так думаю. Или это какие-то певцы, кастраты, или специально искажено, или травма... что-то в этом роде. Можно открыть окно?
Просьба заставила сидевших доселе без движения стражей отмереть. Хаффнер подскочил к окну, Рюск взялся за ручку и потрёпанный блокнот — записывать услышанное.
— Женщина?! — подскочил с дивана Вовин. — Убийца — баба?!
11
— Не делаем поспешных выводов. Голос — еще не все, — отрезал Рюск. — Но интересная версия, отбрасывать не станем.
— Тем более что раньше мы подобный вариант и не рассматривали.
— Дискриминация какая, феминизма на нас нет! — несколько истерично хохотнули Рюск с Вовиным.
Хаффнер к ним присоединился, но более сдержанно, лишь хмыкнув в усы. Новомодное движение он уважал, жена и трое дочерей дома научили... уважать.
Эдам поднял с пола чашку Рори. Та упала во время ее эксперимента, Рори и не заметила. Хорошо, что пустая была, иначе вытирать им очередную лужу.
Долил чаю, передал Рори в руки и сел обратно на табуретку.
— Спасибо. Извини. — Голос Рори хриплый, горячий напиток будет очень кстати.
Эдам кивнул. Смотрел, не мигая.
— Что? — Она отпила, зажмурившись от удовольствия.
Если непонятно — спрашивай. Самый легкий способ получить ответ. А Рори очень многое непонятно.
— Ты это сейчас намеренно сделала?
— Что именно? — не сдалась Рори, и в глаза Эдаму не смотреть, а то мало ли... ей соображать надо, а не «жизнь словно сон» и все в таком роде...
— Ладно. Потом.
— Спасибо, Рори. Эдам... Будем двигаться от последней жертвы к первой, — вернулся к обсуждению плана Рюск.
— Где сильнее след? — уточнил Вовин. — Так это работает?
— Так.
— Баба... — Вовин все не мог отойти от новой версии. — Дожили!
— В способе убийства есть странность. Смерть от концентрированной щелочи очень мучительна, даже небольшой ожог на коже нестерпим. У жертв Прожигателя ожоги четвертой степени, до костей. Вывод — убийца хотел, чтобы жертвы мучались. Иначе почему именно щелочь?
— Но?
— Зачем оглушать до этого? Облегчать участь беспамятством?
Рори молчала, не моргая даже.
— Ведь он... или она, не переносили жертву. Где настигли, там и убили.
— Зачем? — машинально переспросила Рори, сама боясь услышать ответ.
Для стражей в порядке вещей обсуждать детали убийств и строить версии, для Рори все впервые. Старается воспринимать лишь временной работой, не впускать в себя, в свою оберегаемую душу, эти подробности. Но, похоже, чем дальше в лес, чем глубже в дело Прожигателя, тем хуже у нее выходит оставаться отстраненной и деловой.
— В этом вопрос. И противоречивый штрих к портрету убийцы.
Портрет... Сможет ли Рори увидеть его лицо? На старых местах убийств?
Или на новых?
Некоторое время они молча пили чай. И Рори была благодарна за эту передышку.
Отойти хоть от увиденного. И услышанного.
— Это что, шоколад? — Хаффнер пошкрябал пальцем папку, поднял взгляд на Рори.
Она сделала вид, что она не она, и корова не ее. Папка и в самом деле не ее, лежала тут, оставленная, забытая. Все, что угодно, могло с ней произойти.
В том числе и шоколадный дождь, например.
— Конфеты, что ли? — очередь Вовина совать свой нос в дело.
Рори не выдержала. Ни их взглядов, ни понимающей ухмылки Эдама.
Отвлекают ее всем скопом? Действенно, ничего не скажешь.
— Да! Да, это шоколад! Я смотрела фотографии убийств и ела шоколадные конфеты! Я сожалею! Извиняюсь! Мне очень стыдно.
Стражи смотрели странно. Но Рори уже было все равно. Терять нечего. Она и так чудачка в их глазах.
Как там говорил Рюск — невротики ходячие? Вот-вот, это про нее.
— На этом все? Тема исчерпана? — уточнила холодно. — Возвращаемся к ожогам четвертой степени?
— Да не переживай ты так, — похлопал ее по плечу Хаффнер. — К концу дела... Когда-то же мы его поймаем! Короче, в конце эта папка будет напоминать мазню этих, как их... новомодных художников.
— Авангардистов?
— Во! Их мазню будет напоминать. Папка рабочая, на нее ляпать можно.
— А один раз, представь, — неожиданно с энтузиазмом подхватил Рюск, — папку похожую с собой на опрос выездной взял. Положил ее там на какую-то бочку, вообще не заметив, что там. Опросил свидетеля, которого, вообще-то, ну ни в чем и не подозревал — так, для галочки съездил. Чтобы по правилам все. А как в Управление доехал, смотрю — на папке рыжие следы, как ржавчина. Показал экспертам, они сверили с тем, что обнаружили у жертвы под ногтями, и — вуаля! Дело раскрыто!
— Ничего себе! — искренне восхитилась Рори.
— Да у меня подобных случайных раскрытий за службу немало набралось, — делился старший следователь. — Иногда так — легко. А иногда, как с Прожигателем — чтоб его черти съели! — топчемся месяцами без подвижек.
— Вот так, по пятнам, мы можем, например, сделать вывод, что ты любишь пралине. — Словно великий наставник, Вовин принялся жестикулировать указательным пальцем. — И что у тебя крепкий желудок и нервы, раз смогла есть, глядя на фотографии с места преступления.
Рори тихо выдохнула и глотнула еще чаю.