Моё пост-имаго

Хоть Натаниэль Доу и представлял, как делаются дела на Полицейской площади, но слова Бэнкса и Хоппера поразили его до глубины души. И даже не то самое «морх» через «х». С подобным непрофессионализмом от городских служащих он давно не сталкивался. Эти же, с позволения сказать, полицейские выглядели и вели себя как настоящие злыдни из Фли или откуда-то из трущоб у канала.

– То есть вы это называете «процедурой»?

– Разумеется. И вы сейчас портите нам нашу процедуру.

Доктор на мгновение закрыл глаза и замер.

– Он что, заснул? – недоуменно спросил Бэнкс.

– Нет, – негодующе ответил Джаспер. – Он всегда так делает, когда рядом невежды. Набирается терпения.

Какими бы недалекими ни были эти констебли, они тут же поняли, что речь о них. Хоппер скрипнул своей квадратной челюстью, а Бэнкс сморщил распухший нос.

– Доктор, вам пора, – заявил толстяк, очевидно, еле себя сдерживая, чтобы не разобраться с наглецом прямо сейчас. По констеблю Бэнксу было видно, что ему не дает наброситься на Натаниэля Доу лишь потаенный, вышедший прямиком из детства, страх перед докторами. Перед докторами и их черными саквояжами. – Советую немедленно удалиться. Это полицейское дело. А не докторское.

– Да, в этом городе еще полно убийств, которые можно неверно обозвать самоубийствами, – добавил Хоппер, удивленный внезапно пробудившейся покладистости напарника. – Идите портите процедуру кому-нибудь другому – Тромперу, или Гуну, или еще кому…

Доктор поглядел на начальника станции, на проводника и прочих служащих Паровозного ведомства, но те отводили глаза – никто не решался спорить с представителями синемундирной габенской полиции.

– Что ж, – сказал он, сложил инструменты в саквояж, нарочито медленно сменил перчатки, после чего двинулся к выходу из купе.

– Пойдем, Джаспер.

Джаспер напоследок одарил констеблей грозным взглядом и, посчитав, что его явно недостаточно, показал им кулак. Хмурый Бэнкс, утратив последние признаки благодушия, шагнул было в его сторону, но мальчик ринулся прочь и, обогнав дядюшку, выскользнул из вагона.

Натаниэль Доу, раздраженный и распаленный глубоко внутри, но снаружи являющий неизменное хладнокровие, медленно пошагал по проходу. Ощущая на себе голодные, алчущие сведений взгляды зевак, он спустился на перрон и двинулся через толпу.

Сверкнула белая магниевая вспышка. Среди любопытствующих стоял обладатель курносого носа, клетчатой бабочки и причудливых очков с вмонтированным в оправу фотографическим аппаратом.

Это был Бенни Трилби, вечно ошивающийся в районе Чемоданной площади репортер из газеты «Сплетня», известный фантазер, опытный пугатель общественности и мастер перевирать факты – один из самых ценных кадров редакции.

Отметив тонкую ехидную улыбочку Бенни Трилби, доктор Доу внутренне поморщился. Он уже предвкушал сегодняшние заголовки «Сплетни»: какая-то чушь несусветная, ни капли правды, зато множество восклицательных знаков.

В том, что Трилби все переиначит, сомневаться не приходилось. Скорее всего, в свежем номере будет что-то вроде: «НЕЗАДАЧЛИВЫЙ ДОКТОР ОБЪЯВИЛ ОЧЕВИДНОЕ УБИЙСТВО НЕЛЕПЫМ САМОУБИЙСТВОМ!», «СКОЛЬКО СТОИТ БИЛЕТ, ЕСЛИ ТЫ – МЕРТВЕЦ?!» и даже «ГЕНИИ ПОЛИЦЕЙСКОЙ СЛУЖБЫ БЭНКС И ХОППЕР В ДЕЛЕ! ПРЕСТУПНИКАМ НЕ СКРЫТЬСЯ!»

Почему доктор Доу был так уверен, что ни Бенни Трилби, ни прочие газетчики из «Сплетни» ни за что не напечатают правду? Просто он знал, что для такой правды требуются чернила, которые в редакции давно закончились. Чернила марки «Беспросветность без прикрас».

Если бы вдруг во всей редакции «Сплетни» нашлась хотя бы одна честная пишущая машинка, заметка, выпущенная из-под ее валика, гласила бы:

«Человек, найденный мертвым в поезде, стал всего лишь очередной жертвой этого города. Жертвой, до которой, в общем-то, никому нет дела».

***

Кофейный варитель «Хноппиш» шипел. В какой-то момент клепаная бронзовая махина, напоминающая толстяка на трех коротких ножках, запыхтела и затряслась. Из тонких, как сигары, труб повалил пар, а на датчике степени готовности ячейка «Немного подождать» сменилась на ячейку «Приятного кофепития». Несколько раз что-то щелкнуло, после чего котелок внутри брюха варителя перевернулся и вылил свежесваренный кофе в чашку. Механическая рука «Хноппиша» на разложившейся гармошке вытащила чашку и зависла в ожидании, когда же хозяин соизволит ее принять.

– Хм… – раздалось из-за газеты, следом оттуда же выбралась уже рука человеческая: длинные тонкие пальцы нащупали ручку и взяли чашку.

В гостиной дома № 7 в переулке Трокар всегда жил тягучий душистый запах кофе. Им пропитались кремовые обои с коричневым цветочным узором, обитые полосатой тканью кресла, шторы на окне и даже люди, которые здесь присутствовали. Сильнее всего этот запах ощущался в районе девяти часов утра, в обед и ближе к полуночи.

Напольные часы в углу как раз отбили девять ударов, и только тогда Натаниэль Френсис Доу, доктор частной практики, заботливый дядюшка и мизантроп до корней волос, позволил себе отпить из чашки кофе с корицей.

Насладившись любимым напитком, он выглянул из-за газеты и пытливо уставился на племянника: пьет ли тот свой сиреневый чай?

Чай этот представлял собой особое лекарственное средство, которое дядюшка самолично смешал и заварил для Джаспера – оно должно было вернуть его к жизни после долгой поездки и всего с ней связанного. Доктор глядел на чашку, стоящую у руки племянника, как кот, выжидающий, когда же мышка высунет голову из норки и потянется к кусочку сыра. Но мышка была слишком занята своими делами.

Джаспер сидел за столом для чаепитий и перебирал стопку журналов «Роман-с-продолжением», которые дядюшка выписывал специально для него. Публиковавшийся в них роман-фельетон всякий раз обрывался на самом неожиданном и интересном месте – по мнению Натаниэля Доу, ход примитивный и дешевый, да и в целом он считал это чтиво крайне наивным. По большей части в «Романе-с-продолжением» описывались приключения, не имеющие ничего общего с реальностью, а еще он содержал множество неточностей и допущений. Доктор Доу ни за что бы не признался, что, несмотря на все это, он и сам с нетерпением ждет каждого нового выпуска.

Пока Джаспер отсутствовал, этих выпусков накопилось почти два десятка, и сейчас мальчик искал тот, на котором остановился перед отъездом. Джаспер просто жить не мог без бумажных приключений и за время каникул он очень скучал по своему любимому герою.

– Мистер Суон побывал в Микении! – воскликнул он, листая один из номеров журнала. – Сколько же я всего пропустил! Я остановился на том, как субмарина «Летиция» дала течь после схватки с гигантской акулой!

– Глупые, смехотворные выдумки. Неужели, кроме тебя, это кто-то читает? – проворчал Натаниэль Доу, сам при этом вспоминая волнительный момент, когда обезьяны в джунглях Микении прямо из-под носа мистера Суона похитили алмаз Гвенуи, за которым тот охотился.

Джаспер усмехнулся. Он-то знал, как обстоят дела на самом деле: нельзя было не заметить едва различимые складочки на страницах, где были загнуты уголки, а еще затерявшиеся в корешках пылинки вишневого цвета – пепел от дядюшкиных папиреток.

– Да уж, – сказал мальчик. – Это все выдумки – не то, что происшествие в поезде!

Доктор Доу опустил газету, поглядел на племянника с сомнением и недовольно покачал головой. В отличие от Джаспера, сегодняшнее происшествие в поезде не показалось ему ни захватывающим, ни невероятным. Мрачным – бесспорно, непонятным – этого не отнять, но никакой прелести он в нем не видел. Ну а Джаспер… он был Джаспером, и этим все сказано.

Если бы доктору потребовалось кратко описать племянника, он бы использовал для этого лишь четыре слова: «сумбур», «суматоха» и «имбирное печенье». Последнее – из-за неуемной страсти мальчишки к этому кондитерскому изделию. К примеру, прямо сейчас тот уплетал уже, наверное, пятнадцатое по счету печенье «Твитти» и останавливаться на достигнутом явно не собирался.

Доктор Доу вернулся к статье, которую читал:

– Бенни Трилби разошелся не на шутку, – сообщил он. – «КРОВАВОЕ УБИЙСТВО В ПОЕЗДЕ!» – заголовок явно не для третьей страницы. Судя по всему, этот пронырливый тип пытается перебраться на передовицу в следующих номерах и подвинуть новости о туманном шквале. Он даже расстарался и придумал животрепещущие подзаголовки: «В город прибыл убийца!», «Кто станет следующей жертвой?!», «Тремпл-Толл в страхе ожидает продолжения кровавых событий!»

– «Сплетня» никогда не заслуживала доверия, – сказала миссис Трикк, появившись из дверей кухни с подносом в руках. – Давно стоило отказаться от подписки!

Экономка была невысокого роста, щупленькая и сухонькая, но характер ее походил на натянутую пружину мышеловки. Всем цветам в одежде миссис Трикк предпочитала серый и его оттенки, так что издали могло показаться, будто она с ног до головы покрыта пылью, а ее собранные в тугой пучок седые волосы лишь усугубляли впечатление.

– «Сплетня» сплетничает, – выдал Джаспер с набитым ртом.

Миссис Трикк выразительно поглядела на мальчика, и он вдруг понял, что не влезшее печенье по-прежнему торчит у него изо рта. Джаспер быстренько затолкнул его поглубже и испуганно уставился на экономку: эта женщина была приверженкой строгих правил касательно сладкого перед едой, но сейчас, впервые на памяти Джаспера, она отчего-то не хмурилась и не ворчала из-за того, что он, мол, перебьет себе аппетит.

К удивлению мальчика, экономка открыла новую пачку «Твитти» и, высыпав печенье в вазу, поставила ее перед ним на стол. Позволительно кивнула и спросила:

– Как прошли каникулы у мадам Доу?

– Очень и очень скучно. – Не веря своему счастью, Джаспер осторожно взял имбирный кругляш. – В доме у бабушки все до невозможности занудные. Но зато я увидел море.

Миссис Трикк не была эмоциональной особой, но сейчас она глядела на Джаспера со слезами на глазах. Он уезжал совсем ненадолго, а она вела себя так, словно больше не надеялась его увидеть.

– У нас ведь тоже есть море…

– У бабушки – нормальное море, – уточнил мальчик. – Там совсем нет пыли…

Пыльное море, на берегу которого раскинулся Габен, не случайно получило свое название. Оно напоминало старый чердак, на который сотни лет не ступала нога человека. Воды там было совсем не видать – она скрывалась под сплошным ковром пыли.

– Вы так исхудали за каникулы, мастер Джаспер, – заметила экономка. – А эта бледность! Она мне не нравится. Бабушка будто морила вас голодом и держала в подвале!

За время отсутствия Джаспер действительно почти превратился в тень, способную пролезть под дверью, а его кожа выглядела так, словно он был чем-то перманентно испуган. Доктор надеялся, что сиреневый чай поможет, в частности, и от этого тоже.

– Ну, куда уж стряпне бабушкиного повара до ваших тостов с желудевым джемом, миссис Трикк, – сказал Джаспер, чем вызвал умильную улыбку пожилой экономки.

Миссис Трикк взяла поднос и направилась в кухню. На пороге обернулась и проговорила странным дрожащим голосом:

– Я так боялась, что вы… не вернетесь к нам. Но доктор сказал… он сделал все, чтобы…

– Миссис Трикк! – прервал ее доктор Доу. – У вас там ничего не подгорает на кухне?!

Экономка кивнула, поспешно отвернулась и скрылась за дверью.

– Что это с ней? – Джаспер недоуменно поглядел на дядюшку.

Со стороны могло показаться, будто доктор Доу не слушал разговор племянника и экономки, но в действительности он то и дело бросал на мальчика испытующие взгляды поверх газеты. Доктор волновался о самочувствии Джаспера, о том, как сказалась на нем поездка. И переживал он не зря, учитывая зрелище, которому тот стал свидетелем: страшно изуродованные жертвы убийств в купе поездов – не то, что должны видеть дети.

Джаспер между тем вел себя, как всегда, непринужденно и беззаботно, – он совершенно не понимал, зачем ему впадать в какое-то уныние. Племянник доктора Доу просто не умел этого делать. Ничто, казалось, не могло омрачитьего жизни, кроме тех редких моментов, когда заходила речь о его родителях. Но о них в этом доме почти никогда не говорили.

– Это все из-за близости туманного шквала, – сказал доктор. – Все на нервах. Миссис Трикк немного расчувствовалась, потому что рада твоему возвращению.

Джаспер понял, что дядюшка чего-то недоговаривает: то, как миссис Трикк смотрела на него, ее поведение и необычная забота – все это было ей совершенно не свойственно. А что уж говорить о печенье вместо завтрака.

– Туманный шквал свел нашу экономку с ума и сделал из нее неэкономку, – усмехнулся мальчик. – Она же открыла тайные запасы «Твитти», к которым никогда меня не подпускала!

Джаспер кивнул на дядюшкину газету:

– Так что там пишут? Про нашего мертвеца. Тебя упоминают? А там есть про меня?

Доктор вздохнул и прочитал вслух:

– «Утро перед туманным шквалом ознаменовалось для Габена еще одной жертвой. В прибывшем в город восьмичасовом утреннем поезде “Дурбурд” был найден некий господин с разрезанным лицом. Как стало известно редакции, покойный, Реджинальд М. Руффус, был профессором и ученым, состоявшим в ГНОПМ. Нашим дорогим читателям будет любопытно узнать, что профессор, вне всяких сомнений, был убит. Расследованием занялись лучшие представители Дома-с-синей-крышей: констебли Грубберт Бэнкс и Хмырр Хоппер…»

– Лучшие представители, – проворчал Джаспер.

Доктор покачал головой.

– Полагаю, мистер Трилби здесь говорит в так называемом саркастическом ключе. Он их высмеивает.

– Хм. – Только и произнес Джаспер, засовывая в рот еще одно печенье – он не помнил, были ли «Твитти» и прежде такими вкусными – у бабушки они совершенно не водились. – А что такое ГНОПМ?

– Габенское научное общество Пыльного моря.

– А, всякие важные старикашки с раздутыми, как шары, головами?

– Почему раздутыми? – не понял доктор. – Какое-то опухание?

– Дядюшка! – рассмеялся Джаспер. – Ты такой шутник. Просто они же все очень умные, вот у них головы и распухают из-за мозгов.

– Сомнительно с медицинской точки зрения.

Джаспер на это ничего не ответил. Он знал, что с медицинской точки зрения у дядюшки ампутировано чувство юмора.

– А что еще там есть, в этой статье?

– Мистер Трилби пишет, что на данный момент следствие склоняется к мысли о серийном убийце…

– Серийном убийце! – восторженно прошептал Джаспер, и доктор наделил его снисходительным взглядом.

– Разумеется, чтобы речь шла о серийном убийце, должны быть и другие жертвы, но о таковых пока нигде не сообщалось. Так что, вероятно, это очередное заблуждение наших горячо уважаемых господ Грубберта Бэнкса и Хмырра Хоппера.

Опустив взгляд в газету, Натаниэль Доу продолжил чтение:

– «Тело профессора Руффуса отправлено в городской морг, в то время как проводивший осмотр на месте преступления некий доктор, оставшийся неизвестным, ничем не смог помочь полиции. Более того! Почтенные констебли сообщили, что этот доктор едва не испортил все расследование. Бэнкс и Хоппер между тем уверяют общественность, что справятся сами – без участия всяческих шарлатанов и сующих нос в полицейские дела зевак».

Последнее так поразило доктора Доу, что он едва не выронил газету. Его! Сравнили с зевакой! Хуже оскорбления в свой адрес он и представить не мог.

Джаспер вдруг запустил всю пятерню в волосы и принялся чесаться, словно там что-то поселилось.

– Я его видел, – сказал он. – Этого профессора Руффуса. Всю дорогу он то и дело высовывался из купе и спрашивал у проводника, когда мы уже доедем.

– Он куда-то торопился?

– Не знаю. – Джаспер все чесался, не обращая внимания на многозначительный взгляд дядюшки. – Скорее, нервничал, не мог усидеть на месте.

– Что ж, знай он, чем обернется его прибытие, вряд ли так уж спешил бы в Габен. – Доктор не выдержал: – Джаспер, если ты продолжишь это делать, я буду вынужден отправить тебя к цирюльнику. Это совершенно невыносимое зрелище!

Джаспер прекратил чесаться.

– Он казался вполне дружелюбным, – задумчиво сказал мальчик. – Этот профессор. Только немного растерянным. Вполне себе приятный мистер. Как ты думаешь, что произошло в том купе?

– Ну, я не могу знать, Джаспер. Не хочу соревноваться с мистером Трилби в голословности и выдвигать ничем не подкрепленные, пустопорожние идеи.

– Дядюшка! – усмехнулся Джаспер. – Не будь занудой. Я уверен, ты уже сотню версий придумал.

Доктор Доу вздохнул, сложил газету и сказал:

– Очевидно, это не самоубийство, ведь где тогда орудие, которым нанесена рана? Версия с несчастным случаем также отпадает…

– Конечно! Конечно же, его убили! Это и так всем понятно! – нетерпеливо перебил доктора племянник.

– Все произошло за тот короткий промежуток времени между тем, когда проводник заходил в купе сообщить, что до прибытия осталось десять минут, и моментом, когда вагон начал пустеть. Я не знаю, убил ли профессора кто-то из пассажиров, или же к нему подсели уже здесь, в Габене, но с уверенностью могу сказать, что полиции следовало бы искать неизвестного, который был с профессором в купе.

– Человека с сиденья напротив, – вставил Джаспер.