Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Исключительно твой - Юлия Резник на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

— Ты тоже красивая!

— Ага, — закатывает глаза.

— К себе беги, пока тебя родители не спалили.

— Ладно. С днем рождения, братик! Антон, Назар, Арсений… кланяется каждому, проходя мимо моих друзей. Антон делает ей «сливку», но заметив мой взгляд, одергивает руку. Машу, мол, норм. Она ж ребенок, не девушка. И уже беспрепятственно выходим на улицу. Жарко. Смрадно. Раскаленный асфальт, выхлопные газы — все прелести мегаполиса.

— Ну что, в клуб?

— Только недолго. Ты же слышал, мне завтра тащиться в Беляево.

— Не. Не слышал. А что там?

— Какой-то пикет против сноса очередной заброшки.

— Забей. Постоят — разойдутся. У вас все уже на мази, как я понимаю?

— Все разрешения имеются.

— Ну, так вот. Забей — говорю ж. Давай лучше как следует оторвемся. У тебя это, может, последний шанс.

— Не напоминай, — закрываю глаза.

Мужики нервно ржут. Заталкиваемся в машину. Открывается бар. Я пью редко и обычно немного, но тут сам бог велел. Хочется расслабиться. Не так, чтобы потерять контроль, но чтобы не думать о предстоящем. Мужики болтают, не затыкаясь, видимся редко, бизнес отнимает кучу времени. Болтовня отвлекает. В клубе какие-то девочки, все хорошо. Можно даже уехать с одной из них. Вон та, темненькая, ничего… Но все-таки не настолько хороша, чтобы я предпочел ее, а не сон. Вымотался я в последние месяцы просто невозможно. Сжег себя, стараясь угодить отцу. Еще и собственный проект начал, из которого непонятно что выгорит. Говорить о нем, нет? Попытаться самому выстроить? Как-то тесно мне было, свои амбиции душили, вот и начал. А тут вроде как, наконец, отец решил полностью мне довериться. Теперь хоть разорвись.

Нет. Спа-а-ать. Извини, девочка. Прощаемся. Еду домой. Снимаю костюм, аккуратно развешиваю, пусть ему прямая дорога в химчистку, и можно было не утруждаться, привычка к порядку дает о себе знать. Проваливаюсь в сон, едва голова касается подушки. Кажется, только уснул, как телефон будит.

— Чего? — не глядя на номер.

— Марат Маратыч, у нас ЧП.

Встаю резко, так что в голове кружится.

— Что за ЧП?

Оказывается, идиоты в Беляево решили нагнать техники, несмотря на протест. Люди решили, что заброшку тут же сносить начнут. Завязалась потасовка с местными активистами. Несколько пострадавших в больнице.

— … а там какие-то девахи понаехали и…

— Так, стоп. Какие девахи?

— Блогерши недоделанные. Экоактивистки долбаные. В общем, такой подняли шум, что мы во всех новостях.

— Слишком много нелестных прилагательных, — одергиваю я и тут же добавляю: — Каким боком экоактивистки к стройке? Там же никаких заповедников нет. — Встаю, шлепаю в кухню. Без чашки кофе мне это не переварить. — Может, от конкурентов подгон, Миш? Что СБ?

— Да роют, что… Вроде как стихийно все получилось. Но лучше перебдеть.

— Это точно. А пострадавшие? Там насколько серьезно?

— Не-не, тут не переживайте, до жести не дошло.

— Все равно. Помощь, деньги на лечение… Это организуй.

— Так не мы же их под бульдозер толкали, Марат Маратыч.

— Не мы. Но мы виноваты в том, что до такого вообще дошло. Приеду — будем разбираться, как так вышло. Да и вообще. Не обеднеем. Закрыли разговор.

— Да мы тут сами можем…

— Вижу я, как можете, — хмыкаю.

— Марат Маратыч…

— Я туда все равно собирался сегодня.

— Вас лучше не светить. СБ опасается, как бы чего не вышло.

— Я по-тихому приеду. Рожа моя в прессе не особо мелькала. Никто ничего не поймет.

— Но Марату Арзасовичу…

— Отец поручил этот проект мне, — цежу. — Сейчас подъеду, посмотрю, что там за блогерши, с которыми мои люди не могут справиться.

ГЛАВА 2

Афина

— Ой, девочки! Ой, красавицы. Даже не знаю, как тебя за них благодарить, Афинушка!

Я лежу на древнем гамаке, щурясь от яркого солнца, что проникает даже сквозь густую крону раскинувшейся над головой ивы. Травинка в зубах — не очень хорошая замена сигарете, но я решила покончить со всеми вредными привычками. Да и дети вокруг…

— Перестань, Сергеевна. Ты тоже, вон, глянь, сколько народу нагнала.

Приподнимаюсь. Мышцы на животе напрягаются. Окидываю себя придирчивым взглядом. М-да. Довела я себя, конечно… Надо есть. Надо спать! Надо себя любить, — повторяю заученную наизусть мантру.

— Да что мои? Они даже при желании не смогли бы поднять такой шум! А девочки… Ну, какие же славные! Неравнодушные. Побольше бы нам таких.

— Ой! — психую, откидываю очередной томик по психологии. — Вот только перестань. Ими в меньшей степени движет благородство.

— Но как же…

Курить хочется просто зверски. Пальцы забираются в карман шорт, но там закономерно пусто.

— Социальная повестка нынче в тренде, — вздыхаю.

— Не понимаю, — разводит толстыми руками Сергеевна. От жары ее макияж поплыл. На веках — неряшливые черные засечки, помада въелась в уголки губ. Сколько лет прошло с тех пор, когда я из интерната выпустилась, а она все в одной поре. Время ее щадит.

— Каждая из них душу продаст за хороший контракт. А рекруты сейчас обращают внимание не только на внешность. У каждого бренда свои ценности. Модели должны им соответствовать. Участие в акциях вроде этой добавляет им веса. Понимаешь? У них же все соцсети пестрят стримами, фоточками, рилсами с бедными сиротками. Пока модно защищать их права — они будут. Если станет модно их убивать…

— Все-все-все! — в ужасе Сергеевна округляет глаза. — Не договаривай! Кошмар какой-то.

— Скорей лицемерие. Но пока оно нам на руку. Что в администрации говорят?

— А что они скажут? Пока прижали хвосты из-за шума. Но! Здание признано аварийным. А земля вообще нам больше не принадлежит.

— Дурдом. Как так вышло?

— Срок аренды закончился, — пожимает плечами Сергеевна. — И продлевать его, конечно, не стали.

— Ничего! Мы еще повоюем, — усмехаюсь я. На жаре разморило. Хочется искупаться. Но не хочется в толпу. Народу тут и правда собралось — дай боже. Понаехали выпускники интерната — кто сам, кто уже с семьями, разбили лагерь. Чтоб добраться к пляжу, нужно пройти мимо разделившегося на кучки народа. Самая многочисленная — та, где прибывшие по моей просьбе девчонки собрались. Красота магнитом притягивает. Вот к ним и притянулось большинство здешних мужиков. Им такое общество даже не снилось, а тут сидят, облизываются. Как бы чего не вышло.

Иду медленно, чтобы не споткнуться о выступающие над землей корни деревьев. Самая шумная и смелая рассказывает:

— А я на бульдозер — прыг… Ору водиле, мол, поворачивай свою колымагу. А он мне в ответ кричит — «Истеричка!». И убегает к своим, так что только его и видели… Мы еще видос успели заснять… Сейчас покажу.

И тут, будто к слову, из брошенной на пледе колонки доносится:

«Знаешь все отлично, твоя истеричка…»1

Девки вскакивают на ноги, забыв о записи, и, во все горло подпевая, орут:

«Больше не плачет, не плачет — в нее влюблен новый мальчик…»

Начинается стихийный отрыв. Красотки смеются, дурачась, затаскивают на импровизированный танцпол всех. Мимо меня не проходят тоже. Танец — неплохой способ выплеснуть все негативное, но перед чужими я не готова так обнажаться. Подхватываю на руки маленькую девчушку, чтоб ее не затоптали, и пускаюсь в пляс вместе с ней.

«Я так до сих пор и не поняла,

Кто та девочка, кем я с тобой была…»

Вращаю бедрами в такт. Как будто в юность возвращаюсь. То была не слишком-то веселая пора, и все мои хорошие воспоминания связаны с этим лагерем, где интернатские, если повезет, могли провести летом аж целый месяц.

«Любила — да, ненавидела — да,

Моя любовь — правда, твоя — вода», — орут на все лады, перекрикивая музыку. И тут в меня проникает смысл слов. Хорошего настроения как не бывало. Прижимаю к себе малышку плотней, будто в попытке заткнуть ее тельцем образовавшуюся дыру в груди. Целую взмокшие от жары волосики.

— А панамка-то твоя где, Танюша?

— Не знаю, — вздыхает та.

— Пойдем, поищем.

Наклоняюсь, ставя малышку на ножки. И чувствую чей-то взгляд. В том, что на меня пялятся, ничего нового нет. Но тут какие-то странные ощущения. Медленно оборачиваюсь.

Мужчина. Не наш. Судя по внешности, откуда-то с Кавказа. Взгляд такой, что меня, привыкшую, в общем-то, к вниманию, будто бьет под дых. На теле мурашки. И это в плюс сорок почти… Что за черт? Откуда он взялся? Я в лагере уже пятый день, и совершенно точно его не видела. Потому как если бы видела, ни за что не забыла бы.

Он делает шаг ко мне. Я, напротив, шагаю к деревьям. Отсюда до лагеря, где можно спрятаться, хорошо, если двести метров. На эмоциях, которые, фиг его знает, какого черта меня шарашат, забываю об осторожности. Нога попадает в плен высунувшегося из-под земли ивового корня, и я падаю вперед носом.

— Черт! Ты как? Не ушиблась? — спрашиваю у своей маленькой спутницы.

— Нет. А ты?

Морщусь.

— Есть немного. — Опираюсь на ладонь в попытке встать. Щиколотку простреливает боль. Я ахаю.

— Подождите. Не нужно торопиться.

Голос такой, что мама дорогая. Акцента нет. Зато есть в нем что-то успокаивающее, даже медитативное. Тонкие волоски на предплечьях встают дыбом. Боль забыта. Вру себе, что это от чужой близости, бесцеремонно нарушающей мои личные границы. И аромата. Очень концентрированного, мужского. Знойного и давящего… Напрягаюсь, предчувствуя его дальнейшие действия. Медленно поднимаю ресницы.

— Вы не против, если я вас коснусь? Нужно убедиться, что кость цела.

Моргаю. Чувствую себя так, будто мне снова четырнадцать. Двух слов связать не могу. Ну, молодец, Афин, че! Только этого тебе сейчас и не хватало! Киваю.

— Вроде бы все нормально, — говорю, откашлявшись.

— И все же я проверю.

— Вы врач?

— Нет. — Поднимает густые черные ресницы. Глаза — теплый янтарь. — Я в спорте… был. Всякими единоборствами занимался. Там такие травмы — частая история.

Рассказывает, а сам осторожно меня ощупывает. Руки у него крупные. Кулаки наверняка как кувалды. Тело охватывает озноб.

— Все нормально?

Сухо киваю. Хочется поскорее с этим покончить. Пусть конкретно этот мужчина не сделал мне ничего плохого. И вовсе не он причина моих негативных эмоций. Отгоняя их, пытаюсь сконцентрироваться на словах. Он сказал, что занимался единоборствами? Ничего удивительного, мне кажется, все мальчики на его родине занимаются какой-то борьбой. Это объясняет его хорошую форму.

Дергаюсь от резкой боли.

— Ой!

— Вот тут, да?

Ловко расстегивает ремешок на моей сандалии, скидывая ту совсем. Большой палец ласково проходится по подъему. Это уже мало похоже на обследование. Я хватаю ртом воздух. Настолько это прикосновение отличается от других. Которые мое тело еще слишком хорошо помнит. Наши взгляды сплетаются… Мой — чуть испуганный, его — медленно тлеющий. Сквозь шум в ушах слышу всхлип.

— Танюш, что такое? — тяну к себе девочку. — Ты все-таки ударилась, да?

— Нет, — шмыгает носом.

— А чего тогда ревешь?

— Твою ножку жалко.

— Мое ты солнышко. Иди сюда. Все хорошо с моей ножкой. — Обнимаю глупышку. Теперь наши взгляды с… я до сих пор понятия не имею, как его зовут, встречаются поверх ее светлой головки. — А вот тебе точно в голову напечет, если мы не найдем панамку.

— Меня Марат зовут. А это…

— Танюшка.



Поделиться книгой:

На главную
Назад