Чем полней - тем добрей

Страшно стало Ивану посреди красоты такой. Подумалось ему: раз Кощей сумел подобное чарами сотворить, то и силой обладает безмерной. Сказывали, немало он народу сгубил, да делать все равно нечего.

Иван поднял голову повыше — пусть не думают, будто испугался, — челюсть выпятил и вперед направился.

— Стоять! — донеслось вдруг громогласное.

Иван аж на месте застыл, ногу подняв и опустить забыв.

— Смотри, куда прешь! — тотчас пискнуло снизу.

Иван глянул и отшатнулся. Не то чтобы он боялся крыс — скорее, не любил просто, однако точно не знал, как относиться к представительнице хвостатых паразитов с ведерком и щеткой.

— Из... извини… — промямлил он и добавил: — те.

Крыса фыркнула, сверкнула алыми зенками. Из оскаленной пасти высунулся длинный розовый язычок и затрепетал, то сворачиваясь спиралью, то распрямляясь. Голый крысиный хвост странного кислотно-желтого окраса в фиолетовую крапинку и зеленый горошек при этом вилял из стороны в сторону. И вообще крыса вдруг показалась Ивану неожиданно милой.

— Бе-бе-бе… прф… — подразнила она и принялась с усилием надраивать зеркальный пол. — По мокрому ходи осторожней.

Иван отправился дальше, временами оскальзываясь. По мере приближения к трону он все чаще ловил себя на неуместном удивлении. Во-первых, он слышал, что Кощей, будто ворон какой, в черных тряпках расхаживает. Во-вторых, описывали того как скелет ходячий, едва кожей прикрытый, и вообще злыднем редкостным. На троне же сидел вразвалочку в алой рубахе, золотой нитью вышитой и кушаком подпоясанной, в штанах широких пышущий силой и здоровьем мужик в лучшем зрелом возрасте: румяный, улыбчивый, с горящим весельем взглядом. Если и имелось у него что от Кощея Бессмертного, то лишь волосы: длинные, шелковистые, крупными волнами спускавшиеся до самого пояса, непривычного сине-серо-черного цвета.

— Бу! — сказал Кощей и усмехнулся.

Вздрогнул Иван, оступился, пятка на мокром так и уехала, а сам он рухнул на пол и копчиком пребольно ударился. Ну и смеялся же Кощей! Если до того и собирался отрубить гостю незваному буйную голову, то теперь передумал. Встал он с трона, потянулся, прогнулся в спине, фыркнул и ушел, а Иван все сидел и смотрел ему вслед. Никогда он даже не предполагал, что Кощей окажется полным, пузатым и весьма обаятельным. Ворон потом прилетел и показал дорогу в гостевые покои. Так и остался Иван в замке.

Много ли, мало ли времени прошло — Иван в хоромах освоился, даже с наличием привидений и пауков примирился. Временами казалось, Кощей о нем совершенно забыл, но кормить не переставал. Порой чувствовал Иван себя какой-нибудь очередной Еленой Прекрасной и тогда начинал злиться. Он вообще-то сюда не гостить пришел, а сражаться и добывать для родного царства злато легендарное. При воспоминании о родном доме сердце кровью обливалось, и если кто и спасал его от тоски, то только крыса со странным разноцветным хвостом. Почему-то именно с ней нашел Иван общий язык в замке.

Подслушал он однажды, когда в очередной раз заспорили Ворон и Сова, что по ночам Кощей над златом чахнет, да и решил отыскать путь в сокровищницу. Как солнце закатилось, распугал Иван пауков да мелких призраков и устроился в одной из ниш, потеснив пустые рыцарские латы. Неприкаянный дух фиалковоглазый от такой наглости высунулся, забрало приподнял, но Иван на него сам зубами щелкнул, чтоб приставать и не думал.

В глухой час отворилась дверь в покои Кощея, из них выскользнул хозяин и, сотворив над головой волшебный шар-светильник, пошел по коридору к главной лестнице. Выждав на всякий случай с минуту, Иван хотел за ним отправиться, да дверь снова отворилась, из комнаты высунулся ворон, повертел головой туда-сюда, крякнул по-утиному, просвистел соловьем и полетел вслед Кощею, крыльями хлопая.

Дождался Иван, когда все звуки стихнут, снова решил из ниши выступить, да не успел: дверь вновь открылась, из нее бесшумно выпорхнула Сова, ухукнула и отправилась за Вороном и Кощеем. Закручинился тогда Иван, сел прямо на холодный пол, колени обняв и подбородок на них пристроив. Дух неприкаянный из доспехов снова вылез, покачал призрачной башкой, зачем-то увенчанной рогатым шлемом варяжским, и тоже по коридору удалился.

— Ну а ты чего сидишь, сопли на кулак наматываешь? — спросила крыса, выбираясь из подпола. Почему-то сегодня она не захватила с собой щетку, а обрядилась в сарафан красный, расшитый мелким жемчугом. Из-под подола выглядывал разноцветный хвост.

Ивану вдруг так горько стало, что он все и рассказал: и про кризис, и про злато, и про собственное глупое геройство, и про план коварный Кощея обокрасть.

— Э-эх, — повздыхала крыса, головой качая. — Ну пошли. Узнаешь, что за злато такое и как над ним чахнуть надобно.

И пошли они коридором темным до лестницы, потом спустились в кухню, отворили дверь, а там стол длинный, разными яствами уставленный. Во главе сидит Кощей, пьет чай из блюдечка фарфорового, некогда драконом восточным ему подаренного, заедает пирогом с малиной и выглядит до того довольным, что аж завидно. И Ворон с Совой рядом тоже угощаются, а призраки над столом висят, ароматы впитывают и ими наслаждаются.

— И вы проходите, — говорит Кощей, — присаживайтесь.

Тут и сказке конец. Перестает катиться яблочко по блюдечку, замирает, повинуясь красивому голосу рассказчицы.

— Как же конец? А дальше?! — маленький Змеюша Змеевич смотрит огромными зелеными глазами и трясет буйной рыжей гривой. Его папаша, греющий второе, все никак не трескающееся яйцо, только фыркает, пуская из ноздрей колечки сизого дыма.

— А чего ты еще узнать желаешь? — спрашивает Ягуша. Сын рыжий в нее, и пусть из яйца вылупился, папашей своим снесенного, но сейчас больше похож на простого пятилетнего мальчишку, хотя глаза, конечно, колдовские и бедовые, с обычными человечьими и темной ночью не спутаешь.

— Но как же? А Иван? А кризис? А Кощей?..

— Ну хорошо, — смеется Ягуша, и яблоко продолжает свой путь.

Не прошло и трех месяцев, пристал к царскому терему чудо-корабль летающий, а на нем прибыл красавец богатырь, в котором если только родной отец сумел распознать своего младшего нерадивого да неказистого Иванушку. Много подарков привез тот из царства Кощея, но самое главное — рецепты кушаний, да таких, каких никогда и никто не пробовал.

Очень скоро о царской пекарне слухи по земле пошли, а там и купцы засуетились, и наполнилась казна.

— Ты совсем забыла о романтике, Ягушечка, — упрекает Змей Горыныч, снова пуская к своду пещеры сизое колечко дыма.

— Отчего же? — фыркает та и продолжает:

— Как в стране все образовалось, так заскучал Иван, но очень скоро женился. Кто-то рассказывал, что летал он на корабле чудесном за красой ненаглядной, песенники несколько баллад сложили. По одной — добыл Иван себе жену, освободив из Кощеева полона, а по другой — умыкнул у Змея Горыныча.

— Ну это совсем враки! — возмущается тот. — Я приличный семьянин, однолюб, как и большинство драконов, и отец двоих детей.

— Почти двоих, — поправляет Ягуша. — Сиди-сиди, высиживай.

Что же касается красы ненаглядной, то имела она одну отличительную особенность: косу до пят, причем разноцветную — золотую с вкраплениями аметистов и изумрудов.

— Лучше? — интересуется Ягуша у мужа. У сына спрашивать незачем: глаза и так горят удовольствием.

— Вполне, — ухмыляется Змей Горыныч.

— А ведь если бы не ты, ма, то и сказке не бывать, — замечает Змеюша.

Ягуша раскрывает рот, чтобы ответить, да не успевает: раздается характерное «чкок».

— Сестрица рождается! — радостно восклицает Змеюша. — А как назовем?

— Только не Василисой, — не давая жене ответить, роняет Змей Горыныч.

— Э…

— И не Аленой!

Хотела Ягуша сказать ему пару ласковых, да передумала, лишь улыбнулась, а там и гости подоспели.

— Ух ты! — Змеюша восклицает.

Вваливается в пещеру сам Кощей со свитой.

— Не опоздали? Впустите?

— Проходите! — разрешает Змей Горыныч.

— Рады, — вторит Ягуша, а Змеюша шепчет, на гостей глядучи:

— Ма, а сказка правдивая, что ли?

— До единого слова, сынок, — усмехается Змей Горыныч, второе дитятко в половинке скорлупки укачивая, будто в люльке.