Маг с привидениями

Розамунда с упреком обратилась к Бриону:

— Вот видите, что вы наделали! Теперь из-за вас они никогда не успокоятся!

Брион сдвинул брови и негромко отвечал:

— Они все равно бы грызлись, не важно, сказал бы я, что сказал, или промолчал бы. Разве это я отослал тебя из родного дома, чтобы тобой помыкали, как пешкой при игре в шахматы?

Розамунда вздрогнула, будто ее ударили по щеке.

— Какой отец, какая мать не мечтают, чтобы их дочь стала королевой?

— Твоему отцу следовало бы из предосторожности для начала взглянуть на жениха.

— Не говори дурно о покойном, — проворчал Драстэн.

— А я не о покойном дурно говорю, — огрызнулся Брион и, прищурившись, воззрился на старшего брата. — Даже тогда, когда Гагерису было двенадцать, никто не признал бы в нем истинного рыцаря!

— О, для тебя выше рыцарства ничего нет, верно? — оскалился Гагерис. — Тебе плевать на правосудие, на процветание народа, на хорошее управление собственной провинцией!

— Народ в Йоркшире живет счастливо, братец, вполне богато и безопасно!

— Да, потому что тебе повезло и ты сыскал превосходного сенешаля! — с завистью воскликнул Гагерис.

— В то время, как ты и не подумал подыскать такого же для себя, принц Уэльский, и потому валлийцы прозябают в нищете!

— О, хватит, хватит! — вскричала Розамунда, зажала уши ладонями и сердито посмотрела на Бриона. — Неужто вы не можете выказать хоть каплю почтения вашему будущему сюзерену? Так ли вы будете пенять ему, когда он станет вашим королем?

Брион зарделся от гнева и обиды, а Гагерис довольно осклабился.

— Не стоит огорчать прекрасную даму, о доблестный рыцарь! Она права, говорите поучтивее с теми, кто выше вас!

Брион одарил брата взглядом, полным ненависти, и проговорил:

— Я поступлю так, как пожелает мой будущий сюзерен.

— Молчание — золото, — вздохнул принц Джон. — Моя будущая свояченица умеет его добиваться.

«Только потому, что Брион готов ее послушаться, — подумал Мэт. — Но неужели именно поэтому она так резка с ним?»

— Ваши речи подобают истинному рыцарю, — сказала Бриону Алисанда и обратилась к Петронилле и Драстэну:

— Вы можете гордиться им.

Петронилла от этого комплимента так и расплылась в улыбке и с притворной любовью воззрилась на среднего сына, а вот Драстэн явно остался недоволен и нахмурился.

— Ну-ну, — язвительно вымолвил Гагерис. — Просто вы, ваше величество, как и трубадуры, не знаете, какой скотиной порой может быть Брион.

— Скотиной? Это когда же? Быть может, тогда, когда я тебе не дал забить насмерть розгами того... крестьянина?

При этом Брион смущенно взглянул на Розамунду, и у Мэта не осталось никаких сомнений в том, какого пола был тот крестьянин. Розамунда на Бриона не смотрела, она снова уставилась в свою тарелку.

Гагерис ответил брату злобным взглядом.

На взгляд Мэта, все выглядело вполне логично. Если уж второму по счету ребенку в семействе полагалось родиться бунтовщиком, то в этом семействе Брион вполне мог быть благородным и прямодушным.

— А про меня никто никогда не говорит, — пожаловался Мэту Джон.

Мэт удержался от искушения сказать, что он догадывается почему, но взялся было плести какой-то учтивый ответ, однако в это время на обвинение Бриона собрался ответить Гагерис.

— Насколько мне помнится, ты в тот раз был в кольчуге и при мече, а я безоружен!

— Закаляй ты свое тело, ты бы тоже смог надевать кольчугу, когда отправляешься к... — Брион бросил опасливый взгляд на Розамунду и не сказал того, что собирался сказать. — Когда отправляешься по делам.

— «По делам», туда же! — хихикнул Драстэн. — Это все равно что про петуха сказать, что он в курятник «по делам» наведывается!

При этом он не спускал глаз с Розамунды и получил явное наслаждение от того, как та покраснела.

Но уж если король наблюдал за Розамундой, то за ним пристально следила королева, и при виде такого внимания супруга к юной принцессе Петронилла помрачнела как туча.

— Так вы полагаете, что молодой человек должен гордиться волокитством, супруг мой?

Драстэн одарил супругу легкомысленной улыбочкой.

— Уж лучше, чтобы он занимался этим до брака, женушка дорогая, чем после.

— Это уж точно, — кивнула Петронилла, и глаза ее уподобились острым ледышкам. — Шляться по девкам после свадьбы — это уж никуда не годится.

— Еще вина, — поспешно проговорила Алисанда, взяла со стола кубок и протянула слуге.

— Кувшин пуст, ваше величество. Откупорить новую бочку? — смущенно спросил слуга.

— Не надо. Пожалуй, пора выпить бренди. — Алисанда встала, поднялись и все остальные — так было положено. — Ваши величества, не оставить ли нам молодых людей наедине друг с другом и не предаться ли беседам на более спокойные темы, приличествующие нашему возрасту?

— О да. По крайней мере — нашим титулам, — согласился Драстэн и галантно добавил:

— Вас, ваше величество, нельзя числить среди тех, на кого уже давит груз прожитых лет.

Петронилла одарила его очередным ледяным взором — ведь она была значительно старше мужа.

— Вы мне льстите, ваше величество. — С этими словами Алисанда обратилась к Розамунде. — Не приказать ли мне скрипачам сыграть для танцев, леди?

— Только не ради меня, ваше величество, прошу вас, — торопливо отказалась Розамунда. — У меня разболелась голова. Думаю, я сразу лягу спать.

«Вот везет же ей, — подумал Мэт. — Да от таких застольных бесед у кого хочешь голова разболелась бы». А сам он никак не мог отлучиться вплоть до самого конца обеда, даже если бы у него разыгралась мигрень.

— Я тоже уйду пораньше, — заявил Джон и бросил жадный взгляд на Розамунду. Гагерис наступил под столом ему на ногу. Джон стиснул зубы и стерпел. Явно терпеть такое ему было не впервой.

— Давай, братец, ложись, спи крепко, — ухмыльнулся Гагерис. — Предоставь ночную жизнь тем, кто знает в ней толк.

— Ты бы поостерегся, Гагерис, — посоветовал старшему сыну Драстэн. — Я обучал Джона искусству драки на мечах. Он сильнее, чем ты думаешь.

— Ну так пусть тратит свою силу наедине с собой. — Гагерис отвернулся к Бриону. — Пойдем, братец! Пойдем-ка разыщем шахматную доску и поиграем!

Мэт ни на секунду не усомнился в том, что их игру затянутся за полночь, вот только он сомневался в том, что играть братья станут в шахматы.

Глава 2

Две королевские четы в сопровождении родителей Мэта, призванных служить амортизаторами, перешли в солярий. Слуга налил всем бренди, поставил на стол графин и по знаку Алисанды удалился.

— Какие дивные покои, ваше величество!

Петронилла окинула взглядом забранные деревянными панелями стены, увешанные гобеленами, персидский ковер на паркетном полу, огромное стрельчатое окно. Сейчас шторы были закрыты, поскольку наступила ночь. Напротив окна расположился большой камин, а рядом с ним — высокий книжный шкаф. Возле шкафа стоял резной стол, служивший Алисанде рабочим. Вокруг стола неровным кругом выстроились шесть стульев, имевших форму песочных часов.

— Благодарю вас, ваше величество, — улыбнулась Алисанда и опустилась на стул, спинка которого была чуть выше, чем у остальных. На самом верху спинки были вырезаны королевская корона и лилии. Остальные стулья стояли, так, что позволяли гостям рассесться по желанию, — независимо от их титула. Никто не смог осудить Мэта за то, что он уселся рядом с женой. Химена и Рамон предусмотрительно заняли места напротив сына и невестки, чтобы не получилось противостояния меровенцев с бретангличанами.

Усевшись, Драстэн пригубил бренди и улыбнулся.

— Прекрасный вкус! Но теперь, ваше величество, нам следует поговорить о будущем.

— Следует, значит — следует, — вздохнула Алисанда. — Порой у меня такое чувство, что я только и делаю, что пытаюсь совладать с настоящим.

— И со мной такое бывает, — сухо отозвался Драстэн. — Однако будущее слишком быстро становится настоящим, и мы обязаны строить планы, пока этого не произошло.

— Что именно вы имеете в виду, о правитель Бретанглии?

— Наследные права на Пикту и Дейнтенир, о правительница Меровенса, — без тени улыбки отвечал Драстэн.

Мэт приготовился к худшему, хотя и знал заранее, что до этого непременно дойдет. Из-за разных исторических заморочек получилось так, что Драстэн и Петронилла унаследовали провинции в Меровенсе, а Алисанда, естественно, не хотела, чтобы эти земли стали частью Бретанглии. Кроме того, она не желала, чтобы ее подданные стали собственностью монарха, которому она не доверяла, или перешли к его наследнику, которому она доверяла еще меньше.

— Вы говорите как герцог Дейнтенира или как король Бретанглии? — осведомилась Алисанда.

— А как тот и как другой, — отрезал Драстэн. — После моей смерти Дейнтенир должен перейти к моему сыну!

При слове «должен» глаза Алисанды сверкнули, однако она ответила ровно и спокойно:

— Это мне безразлично, покуда он будет считать меня своим сюзереном в этих провинциях, как считаете вы, герцог и герцогиня.

— Дейнтенир достался мне в наследство от бездетного дяди, — напомнил Алисанде Драстэн. — Но права моего сына на эти земли будут куда как более серьезными. Он унаследует эти провинции сразу от двоих родителей, и потому они должны войти в его королевство.

— Дейнтенир он получит как ваш сын, а Пикту — как сын Петрониллы, — решительно возразила Алисанда, — а это значит, что каждую из провинций он унаследует от одного родителя. Неужто я должна отдать свое северное побережье вашему семейству всего лишь по причине половинного права наследования?

— Предоставьте эти провинции самим себе, ваше величество! — воскликнула Петронилла. — Я унаследовала Пикту от моего отца, и я — ваш вассал, но у меня не один сын, а трое. Когда я умру, пусть Бриону достанется Пикта, пусть она станет суверенным княжеством.

Тут на жену обрушился Драстэн:

— Так ты готова разделить королевство только ради того, чтобы твой любимчик не подчинялся старшему брату?

— А вы, сударь, готовы Бриона лишить всего? — парировала Петронилла. — Его брату вы уже даровали весь Уэльс, а ему не дали Шотландию!

— Шотландия и Бретанглия стали единым королевством еще тогда, когда мой отец-шотландец женился на матери-англичанке! — буркнул Драстэн. — И более эти страны разделять нельзя!

— Ну так отдайте Бриону Пикту в единоличное княжение!

— Пусть берет!

— Но я этого не говорила, — заметила Алисанда. Драстэн на это и рассчитывал.

Голосом, в котором зазвенел металл, Алисанда продолжала:

— Пикта принадлежит мне, но я с гордостью назову Бриона моим вассалом, если он присягнет мне на верность.

Драстэн вскочил. Физиономия его побагровела от возмущения.

— Так вы смеете отрицать мое право на эти земли? Если я говорю, что моему сыну достанется Пикта, она ему достанется, с вашим согласием или без оного! А когда он женится на Розамунде, ему перейдет и Тулен!

— Дейнтенир, Пикта и Тулен? — вскричал Мэт. — Но ведь это же треть Меровенса!

— Право на наследие ясное и неоспоримое, — прогремел Драстэн. — Если треть вашей страны по праву принадлежит моему сыну и его жене — что ж, будем считать, что вам не повезло.

Алисанда застыла как каменная. Только глаза ее бешено сверкали. Мэт, свирепо усмехнувшись, поднялся и шагнул было к королю Драстэну, но тут снова вмешалась Петронилла.

— Пикта должна достаться Бриону, — упрямо проговорила она.

— Пикта — крошечная провинция с каменистой почвой, там даже нет ни единого рудника, — заметила Алисанда. — Она бедна, там мало воинов. Будь она отдельной страной, ее бы быстро захватили Меровенс или Бретанглия или, того хуже, — Ибирия.

— Пикта победит и останется свободной, — заявила Петронилла, — если ею станет править могущественный Брион.

— А он что же, такой особенный воин, твой совершенный рыцарь? Сверхчеловек, да? — ехидно поинтересовался Драстэн.

— А вы завидуете собственному сыну? — парировала Петронилла, и пошло-поехало...

Алисанда, не в силах скрыть изнеможения, откинулась на спинку стула.

Все понимали, что ни та, ни другая сторона не пойдут на уступки и что вопрос можно решить только войной. Драстэн и Петронилла просто-напросто пытались спровоцировать Алисанду на то, чтобы она дала им повод объявить войну, а она приняла твердое решение на провокации не поддаваться. К счастью для нее, король с королевой никак не могли друг с другом примириться и не демонстрировали должного единства — это было Алисанде на руку.

Мэт вздохнул. Похоже, предстоял долгий-предолгий вечер.

* * *

Общий зал в придорожной гостинице «Улитка-скороход» то и дело оглашался взрывами хохота. Тут и там звучали то непристойные стишки, то нестройное пение. Под невысоким потолком клубился дым очага. Стропила почернели от копоти, копившейся веками в помещении с плохой вентиляцией. На огне благоухал котел с жарким и вращались несколько вертелов с дичью.

В двух противоположных углах заливались менестрели. Им можно было не опасаться за то, что один из них заглушит другого — каждого из них не было слышно уже в двадцати шагах от того места, где он пел. Окрестные улицы были не самыми безопасными в городе, да и весь район не принадлежал к самым рафинированным — что ж, солдаты-северяне вряд ли отвели бы душу на свой вкус в более роскошном месте.

Служанки-подавальщицы, пробиравшиеся от столика к столику сквозь толпу посетителей, отличались завидными формами. Хозяин наполнял столовым вином из здоровенного бочонка одну кружку за другой. Был он розовощекий, весьма дружелюбный и улыбчивый малый. Пусть он взмок от пота, но ему было от чего улыбаться — посещение его, кабачка бретанглийскими солдатами, сопровождавшими короля с королевой, сулило немалую выручку. О, конечно, гости наверняка могли перессориться с местными, поспорив из-за того, что говядина и эль вкуснее, чем лягушачьи лапки и вино, но до драки дело вряд ли бы дошло, поскольку самых отчаянных задир проститутки уводили наверх. Так что теперь бретангличане резались в шашки и кости с меровенцами, по-приятельски поддевая друг дружку. Помимо всего прочего, каждый всегда мог сослаться на то, что недопонял своего собеседника-собутыльника из-за жуткого акцента.

Неожиданно раздался пронзительный женский крик, и с лестницы кубарем скатилась Лаэтри, одна из самых искушенных в искусстве любви куртизанок. Все, как по команде, умолкли, и все взгляды устремились в ту сторону. По лестнице торопливо сбегал бретанглийский вельможа. В руке он сжимал обнаженный кинжал. Одет он, правда, был как простой воин, но манеры выдавали в нем аристократа.

— Маленькая воровка! — прокричал он почти без акцента. — Верни мне мой кошелек или я тебе сейчас сердце вырежу из груди!