– Не вытаскивается, подлая! – с плачем сказала она, – пальцы скользят! Попробуй ты, они у тебя сильнее будут – крепче ухватишь!
Как во сне, он молча ухватил небольшой высовывающийся из раны кончик пули и потянул – пуля, скользкая, как кусочек мыла, тут же выскользнула из пальцев. Из ранки, по окружности пули, набухали и скатывались вниз, на мягкий девичий живот, крупные капли крови. Он ещё раз попробовал, и ещё. Тот же результат – пуля, скользкая от крови, каждый раз выскальзывала из пальцев. Она, сжав зубы, зажмурив от боли глаза и стиснув кулачки, тихонько и жалобно скулила.
Не чувствуя холода от растаявшего под ним снега, весь вспотев, он остановился, вытер пот со лба и прохрипел:
– Скользит, сволочь!
– Зубами тяни! – с надрывом простонала она. Лейтенант нерешительно посмотрел на неё. Широко распахнув глаза, в которых плескалась боль, она с негодованием крикнула:
– Ну же! Тяни! Олух царя небесного!
Он молча наклонился, коснулся лицом её тела, упёрся кончиком носа в её грудь, зажал пулю зубами, и крепко стиснув челюсти, потянул…
Девичья плоть вытянулась, как резиновая, как будто не желая отпускать кусочек металла. Девушка запрокинула голову и пронзительно закричала от боли. От неожиданности он разжал зубы и отпустил пулю. Девушка вдруг с внезапной яростью ударила его по голове и крикнула:
– Тяни до конца, дурак!
Сглотнув, он облизнул солёные от её крови губы, левой рукой крепко обхватил её за талию, правой решительно взял за правую грудь, обхватив место с торчащей пулей. Надавил сверху указательным пальцем, вывернув вверх нижнюю часть груди, откуда торчал носик пули. Выдохнул, притянул к себе, молча наклонился, снова схватил кончик пули зубами, сжал зубы, крепко зажмурился, затаив дыхание, и сильно рванул головой назад, отталкиваясь от её тела руками и опрокидываясь на спину.
Она пронзительно и с надрывом вскрикнула. Открыв глаза, и выплюнув в снег окровавленную пулю, тяжело дыша, он сел и посмотрел на девушку. Она лежала, опрокинувшись на спину в снег, и тяжело дышала. То, что увидел лейтенант потом, никак не укладывалось ни в какие рамки: сначала из раны на её груди перестала идти кровь, а потом и сама рана, прямо на глазах, стала сужаться, затягиваться, и наконец, совсем исчезла – на её месте опять было невредимое тело! Только небольшой светлый рубец напоминал о полученной ране. Девушка с трудом села, смотря как будто сквозь него, несколько раз моргнула, с трудом сфокусировала взгляд на лейтенанте. Закрыла глаза, глубоко и судорожно вздохнула, посмотрела на него исподлобья, загребла рукой сбоку чистый снег, стала оттирать кровь со своей груди и живота.
Сказала сердито:
– Отвернись, не смотри. Я стесняюсь.
– Ни хрена ж себе….. – только и смог пробормотать в ответ Чудилин. Он во все глаза пялился на её голую девичью грудь, не веря своим глазам, – ведь ты же была ранена, тебя пуля пробила насквозь?!
– Я сказала, не смотри! И, пожалуйста, сзади ототри тоже, я там сама не могу, – жалобно попросила она, и задрала на спине окровавленные гимнастёрку с майкой. Спина была тоже вся в крови, но пулевого отверстия не было и там!!! О полученном ранении напоминал только небольшой светлый шрамик.
Андрей помотал головой, не веря своим глазам. Пуля – вот она, валяется в метре от него, кровь – тоже на месте, ею всё забрызгано вокруг, пропитана вся её одежда и спереди и сзади. У него самого всё лицо и руки испачканы в её крови! Глаза только что видели сквозное ранение у неё на теле! А сейчас рана, причём, смертельная, куда-то бесследно исчезла! Более того, он сам лично видел, что она была. Только что. А потом пропала. Прямо у него на глазах!
Вспомнилась сказка про Кощея Бессмертного….
– Ты что бессмертная, что ли? – выпалил он, потому что только эта фраза и пришла на ум.
– Можешь считать, что да, – она опустила вниз майку, заправила её под край юбки, – в каком-то смысле, – добавила она, застёгивая пуговки своей гимнастёрки.
– В каком же это смысле? Как так? Почему? – удивлению лейтенанта не было предела.
– Потому что я – твой Ангел-хранитель, – всё ещё морщась от боли, устало ответила она ему.
– Ангел-хранитель? Мой?! Шутишь? – Чудилину всё происходящее казалось каким-то розыгрышем, – сказки! Разве такое бывает?
– Бывает и не такое, – она посмотрела на него в упор, – то, что ты видел – одно из доказательств того, что я Ангел, и я здесь – меня ты тоже видишь. Ты меня трогал руками, слышал мой голос… Что тебе ещё надо, чтобы ты поверил в то, что я реально существую?
Чудилин с крайней степенью недоверия посмотрел на неё – он был убеждённым атеистом, и все подобные разговоры про Бога, ангелов и чертей неизменно отметал в сторону, считая их пережитком старины и наследием царского режима. От попыток переубедить его он всегда отшучивался остроумной (как ему казалось) фразой: «Я лётчик, летаю выше облаков, и не видел там ни вашего Боженьку, сидящего на облаке, ни ваших ангелочков с крыльями. Ничего там такого нет!»
А тут вдруг – бац! Нате вам! Сидит перед ним это худосочное «чудо» с детским личиком в простреленной насквозь окровавленной шинели, и вместо того, чтобы, получив смертельное ранение, лежать замертво, и смотреть стекленеющими глазами в хмурое небо, оно, это «чудо», живее всех живых! Мало того, «чудо» изрекает немыслимые вещи, и…
«Лопни мои глаза! Я сам видел, как сквозное ранение затянулось прямо на глазах» – стучалась в голове очевидная мысль.
«Хрень какая-то, галлюцинация. Видать, здорово меня об землю-то приложило!» – не в силах поверить в невероятное, и собираясь с мыслями, подумал лейтенант. Размышляя так, и морщась от боли в спине, с трудом поднялся.
Девушка внимательно смотрела на него, наблюдая за его реакцией на сказанное ею. Лейтенант Чудилин резкими движениями стал стряхивать со своей шинели снег напополам с грязью, и чтобы успокоиться, начал рассуждать вслух:
– Хм… Ангел… Ранить тебя, значит можно, и боль ты чувствуешь, а убить тебя нельзя? Так, что ли?
– Именно так, – кивнув, согласилась она, продолжая внимательно смотреть на него.
– Хм… – снова с сомнением хмыкнул Чудилин, с трудом разгибаясь, – мне бабушка в детстве про ангелов чего-то там рассказывала, я ещё не верил ей, смеялся. – он испытующе посмотрел на девушку, – эт что же это, неужто бабушка правду говорила?
– Выходит, что так.
– Может, и так, – он застегнул ремень, – да вот только она рассказывала мне про тех, что на небе живут, и с крылышками, – он наградил её скептическим взглядом, – а вот про таких, как ты, которые по земле шастают, она мне ничего не говорила. Ты что, здесь вроде как проездом, так что ли? И где твои крылья?!
– Балбес ты, Андрей! Я здесь не проездом! Меня сюда ПОСЛАЛИ. – Ангел в девичьем обличии укоризненно покачал головой.
И тут же обиженно-порывисто добавила:
– И крылья у меня есть! Просто ты их не видишь. Не всякому дано.
Брови лейтенанта поползли вверх:
– Послали? Кто?! И зачем?! И откуда ты знаешь, как меня зовут?
– Затем и послали – тебя от смерти спасать, – стала терпеливо объяснять девушка, – и почему твой Ангел-хранитель не должен знать твоего имени? Конечно, знаю! Я всё знаю.
– Хм… знает она… всё… послали её… А там-то, на небе, тебе не сиделось, что ли? – саркастически усмехнулся он.
– Не сиделось, – Ангел в девичьем обличии отвернулся и обиженно надул губки.
– Почему?
– Да потому! – по всему было видно, что девушка явно теряет терпение, – плохо за тобой следила, вот и отправили сюда, – и, видя ошалелый взгляд лейтенанта, с надрывом добавила: – в наказание, чтоб сама прочувствовала, каково это! Что, неужто не понятно?
– Э-э…. не совсем, – растерянно пробормотал Чудилин, в голове у него был полный кавардак.
Девушка встала, поправила волосы, нашла свою шапку, надела её на голову и продолжила свою крайне занимательную лекцию:
– У каждого человека есть свой Ангел-хранитель. Он должен хранить его на протяжении всей жизни. У кого-то получается, у кого-то не очень, – она на пару секунд замолчала и исподлобья испытующе посмотрела на лейтенанта. Он слушал её, а в голове его суетливым, запутанным клубком бегали и метались мысли.
– У меня, например, иногда вообще всё очень плохо получалось, – с виноватыми нотками в голосе продолжила она, – вот и получила наказание, – она горестно вздохнула, и пригорюнившись, сосредоточенно замолчала, опустив глаза и разглядывая что-то у себя под ногами.
Во рту стало сухо… «Она говорит, что
– Это когда ж у тебя плохо получалось-то? – сглотнув, хрипло спросил Чудилин.
– Ты ещё спрашиваешь? – она сокрушённо покачала головой, – а тот самый компрессионный перелом позвоночника, когда тебя весной сорок второго года сбили, ну, когда ты из-под опрокинувшегося при падении самолёта выкарабкивался, что, не в счёт? А контузии твои, ранения?
Играя желваками, Чудилин напряжённо молчал. Покусав свою пухлую нижнюю губку, Ангел продолжил безжалостно обвинять самого себя:
– А сколько по моему недогляду досталось тебе в детстве? – и загибая пальчики на левой руке, она принялась складывать свои промахи: – в пять лет – сотрясение мозга, в семь лет – ты сломал руку, в одиннадцать попал в больницу с воспалением лёгких, в двенадцать чуть было не разбил себе голову, с размаху ударившись виском об бетонную тумбу, в тринадцать – упал с дерева, и три месяца после этого провалялся в больнице, – пальцы на левой руке у неё кончились, и на перешла на правую: – в четырнадцать – упал с велосипеда, да так, что после этого у тебя три недели голова болела, и это не считая вывихнутой руки… – у неё из глаз по щекам бежали тоненькие мокрые дорожки.
– А когда эта самая война началась, так тут я вообще перестала справляться… – она всхлипнула, – знаешь, сколько ты по госпиталям валялся?
Потемнев лицом, Чудилин упорно молчал, громко сопя и играя желваками.
– А я знаю… С точностью до дня! – со слезами выкрикнула она, – 384 дня! Больше года! А провоевал ты чуть больше месяца весной сорок второго, и четыре месяца в конце того же года, – она виновато замолчала, – а всё я, дура дурацкая… – она трагически взмахнула руками, – тоже мне, Ангел-хранитель называется! И ничего-то у меня толком не получается… – горестно подытожила она, и тяжело вздохнув, повесила голову.
Горькая правда о причине всех несчастий, случавшихся с ним последнее время (да что там говорить, всю жизнь!), внезапно раскрылась перед лейтенантом Андреем Чудилиным. Он всё понял. Все эти маленькие и большие беды в его жизни имели, оказывается, исключительно простое объяснение.
Причина была одна: нерадивый Ангел-хранитель, неумеха, «двоечник».
И эта причина с мокрыми от слёз глазами и с поникшими плечами стояла сейчас перед ним и виновато шмыргала покрасневшим сопливым носом. Явно не по росту шинель висела мешком на маленьком, худеньком теле. Ростом девчушка явно не вышла – метра полтора, не выше. И весу… дай Бог, чтоб кило сорок набралось, да и то, вряд ли…
Чудилин же стоял и молчал, не зная, как реагировать на внезапно обрушившуюся на него правду.
Девушка в очередной раз шмыгнула носом, зябко передёрнула плечами, и удручённо продолжила свой рассказ:
– Мне даден срок – один месяц. Его я должна провести рядом с тобой, вынося все тяготы, и охраняя при этом твою жизнь. И находясь при этом в человеческом теле, – она подняла на него заплаканные глаза, – правда, мне оставлена возможность заживлять раны в своём теле, даже смертельные. Ты это только что видел, – она судорожно вздохнула, – ну, и немного облегчать страдания тебе, вроде того, что я могу остановить кровь из твоей раны.
Ошарашенный такими подробностями из жизни ангелов, он какое-то время переваривал полученную информацию. А потом задал уточняющий вопрос:
– А если тебе снарядом твою дурную башку оторвёт, неужели новая вырастет? – сжимая кулаки, зловеще спросил Чудилин.
У неё задрожали, запрыгали губы, но она молча проглотила оскорбление, и вымученно улыбнулась:
– Нет, не вырастет. Просто моя миссия закончится раньше срока.
– И что потом? – не унимался лейтенант.
Девушку такое обилие вопросов стало явно утомлять:
– Ну чего ты ко мне пристал: что? Почему? – она отвернулась от него и посмотрела вдаль, – не знаю я! Мне не говорили! Сказали: срок – месяц. И всё.
Чудилин стоял, сжимая и разжимая кулаки, и еле сдерживался, чтобы не разбушеваться. Девушка, как будто почувствовав нарастающий «девятый вал», опасливо отступила на пару шагов. Наконец, его прорвало, и на этот раз он разошёлся не на шутку:
– Да ты…! Ты…! – он тыкал в её сторону пальцем и никак не мог подобрать нужных слов, на языке вертелись только непечатности, – Знаешь что?!… Я…! Бля…! Шла бы ты!!! Откуда пришла! Или прилетела! Вали нафиг! Жил без тебя до сих пор, не тужил! Т-твою маковку!! Свалилась на голову, здрасте-пожалуста! Спасительница, бля! Сопливая! Ангел-хранитель, бля… Одно название! Там, двоечница, ни хера не справлялась, так теперь сюда припёрлась! Здесь война, дура!! Здесь ты бессильна! Понимаешь?! Вали, я сказал!
Чудилин даже толкнул её в плечо, да так, что она, оступившись, чуть было не упала назад.
– Не нужна ты мне такая! – кричал он на неё в сердцах. – Проживу и без тебя!!! Давай, маши крыльями своими, или в жопе пропеллер запускай! Улетай к себе на облако, или где ты там ещё обитаешь! Обойдусь без тебя!!!
И Чудилин, в сердцах рубанув рукой воздух, и подхватив с земли свой вещмешок, прихрамывая, быстро пошёл по дороге.
Маленький Ангел-хранитель горестно взмахнул руками, и путаясь в длинных полах шинели, спотыкаясь, побежал следом.
– Подожди-и-и! – всхлипывая, отчаянно завопила она.
Лейтенант, не обращая внимания на её крики, мерно и размашисто шагал к лесу.
– Да подожди же! – задыхаясь, взмолилась она.
Она, наконец, обогнала его на пару шагов, встала, как вкопанная, и оборотясь к нему лицом, ткнула обоими кулачками ему в грудь:
– Стой, дурак! Послушай, что я тебе скажу!
Он нехотя остановился и упёрся в неё жёстким взглядом:
– Ну?!
Она, задыхаясь от быстрого бега, и едва-едва переводя дух, выпалила:
– Не проживёшь… Не обойдёшься… Без меня… ты… вступил в полосу… смерти. Карма, судьба, понимаешь? Ты должен был погибнуть. Сегодня, семнадцать минут назад, в этом треклятом грузовике. Ты видел ту пулю, держал её в руках! Я тебя спасла. Но это только начало. Ты – приговорён. Таковы законы судьбы. Если суждено погибнуть, то ты погибнешь. Если всё же увернулся в этот раз от смерти, выжил, – это ничего не меняет, будет следующая попытка. Если опять сможешь обмануть судьбу и снова выживешь, будет третья, четвёртая, пятая, и так, пока не зевнёшь, и не поймаешь свою пулю или осколок. Восемь заходов сделает на тебя твоя смерть! Восемь! Она будет атаковать тебя раз за разом, пока не укокошит – карма должна быть исполнена!
– А потом? – осипло спросил Чудилин.
– Что потом?
– После восьмой попытки что будет?
– После восьмой Костлявая отступает. Но только никто не доживает до этого. Никто! Она своё дело хорошо знает… вероятность исполнения каждой попытки 99%. С каждой последующей попыткой твои шансы выжить уменьшаются в 100 раз! Первая попытка – 1%, вторая – 0,01%, третья – 0,0001% и так далее. Осознаёшь масштаб проблемы?! У тебя же по математике в школе пятёрка была!
Чудилин мрачно хмыкнул, дёрнув уголком рта:
– Ну… в конце концов… до Победы всё равно дожить не получится, а за Родину погибнуть я всегда готов.
– Да послушай меня, Андрей! За Родину погибнуть много ума не надо, за Родину пожить надо! Понимаешь?
Лейтенант стоял и зло сопел, не в силах произнести ни слова, наконец, через силу выдавил из себя:
– Эта, как её… полоса смерти, или как там… судьба погибнуть… восемь раз… это отчего, откуда? За что? В чём моя вина?
Она отрицательно замотала головой, в глазах её стояли слёзы:
– Это не твоя, это моя вина. Не доглядела. Мои ошибки, неумение. Накопилось, раз за разом. А потом… вот так. В точку сошлось, и всё. Вот меня сюда и отправили. Как гладиатора на арену, читал же ведь про таких? Последний шанс, понимаешь? И для меня – исправить свои ошибки, и для тебя – выжить. Без меня тебе конец. Гарантированный. Не сегодня, так завтра. Не завтра, так послезавтра. Восемь раз смерть будет тебя на зуб пробовать. Восемь раз я должна тебя уберечь. Один раз уже смогла, осталось семь. На всё про всё мне дан срок – месяц. Так что придётся тебе потерпеть. Это не так уж и долго. А потом всё кончится, эта чёрная полоса тебя минует – ты останешься жить, и не погибнешь, и до Победы точно доживёшь.
Лейтенант стоял, чернее тучи, но молчал. Только зубы стиснул ещё крепче и засопел ещё громче, всё ещё не в силах принять тяжёлое решение.
Она стояла перед ним, опустив глаза вниз, и по грязным щекам её бежали слёзы, оставляя на них светлые дорожки. Её трясло от холода, сжатые молитвенно пальцы тряслись, зубы выбивали мелкую дробь. Она стояла и ждала, что он ей ответит…
Она подняла на него зарёванные глаза и взмолилась:
– Если себя не жалеешь, то хоть меня пожалей! Если ты мне откажешь, то я… я… мне придётся… я… – она уже почти не могла говорить, рыдания душили её. Дрожь, пронизывающая всё её тело, сбивала её с дыхания.
Чудилин исподлобья смотрел на неё, молчал, и ждал.
Она, наконец, совладала с собой, и на одном выдохе выпалила: