— Я тут! — Он не подходит, не подбегает — подлетает.
— Давай! — Заталкиваю его без очереди в кабинет врача.
Пожилой доктор с колючей проволокой во взгляде бросает на малого быстрый взгляд.
— Имя, фамилия.
— Тебя Филиппом звать, — хлопаю героя по плечу.
— Филипп Гагарин, — радостно отвечает он доктору.
Доктор скептически смотрит на меня. Я закатываю глаза:
— Лепех.
Маленькая, но титястая сестрёнка ставит Филиппа в ростомер. Метр семьдесят шесть. Так себе, громилой не назовёшь. Но крепенький такой, худощавы, жилистый, плечи шариками, бицепсы с венами. Хватаю его за узкий нос и мотаю из стороны в сторону. Лицо вытянутое, дерзкий подбородок, резкие скулы.
— Красавчик! — улыбаюсь.
Сестра сажает горе-космонавта на стул перед доктором. Филипп бесцеремонно заглядывает ей за ворот розового нейлонового халата.
Доктор снимает белую шапочку, проводит ладонью по редким седым волосам и переворачивает страницу медкарты.
— Спецназ? — Готовится он писать.
— Биофак ГГУ, — в моём голосе звучит сожаление.
— Лётная практика? — У доктора явно поубавилось азарта.
— Вылетел с четвёртого курса, — делаю мученическую гримасу.
Доктор ставит точку, бросает ручку и смотрит на меня, мол: «И кто это?» Пожимаю плечами.
— Воля ваша. — Доктор усердно начерниливает печать и с остервененим шлёпает сочно-фиолетовое: «Годен». — Следующего позовите!
***
— Когда летим? — прыгает вокруг меня Филипп.
— Летишь, — поправляю я, и мы останавливаемся у кадки с пальмой. — Что ты на себя нацепил?
— Плохо?
— Жёлтые кожаные штаны и красная вельветовая рубаха? Прекрасно! Впрочем, облик придурка — даже плюс.
— Но мне же дадут скафандр?
— Обязательно. Если начальник станции распорядится.
— Какой станции?.. Какая красота-а!
Филипп прилипает к иллюминатору по правому борту спасательной шлюпки — из-за торчащих по сторонам дискообразного корпуса антенн и солнечных панелей она похожа на ромашку. Настороженно светят чужие звёзды, окрашивая в голубой и оранжевый неясные очертания туманностей.
— Ты на орбите планеты Ёрпа-Дей. Посмотри, слева.
— Какая зелёная!
— Тут растёт бакут.
— Ага, ну пусть растёт… Тесновато что-то. Почему такой маленький корабль? И ничего, что здесь на панели какая-то красная надпись закорючками?
— Это по-нирикийски. Дословно: «дышать только сукул». По-нашему — примерно минуту.
Филипп тревожно соображает и осматривается.
— Но… — Он начинает задыхаться. — Но… — Теряет сознание, падает на покатую панель управления и съезжает на пол.
Собственно, меня и так устраивает, но всё же не принято так скоро убивать героя, да и в асфиксии нет ничего героического. Смотрю на секундную стрелку: «Опаздывают. Разгельдяи! Слишком долгие вахты. Одичали». Наконец створки шлюза расходятся. В шлюпку проникают два человека в оперативных скафандрах.
***
В лазарете станции к Филиппу возвращается сознание. Голый, он изолирван в прозрачном отсеке.
— Я хочу домой. — Филипп обходит отсек по периметру, оставляя на пластике стен отпечатки потных ладоней. — Я тебе что, игрушка?
— А как надо было? — возмущаюсь я. — Поместить тебя сразу на станцию? Мол, здрасьте, приехали? Чтобы они с ума посходили и пришили тебя?
В лазарет входит бородатый толстяк среднего роста в повседневном бежевом комфорт-сьюте. С ним долговязый офицер в белоснежной флотской парадке. В их тени держится мелкий доктор-очкарик в хирургических брюках и рубашке.
— Этот? — категоричным басом спрашивает толстяк.
— Он, — кивает офицер.
— По-английски говорит? — Бородач не сводит с Филиппа глаз.
— Английский, русский, — рапортует доктор. — Имя: Филипп Лепех.
— Я — начальник этой станции, Антон Васин. Это, — толстяк показывает на офицера, — капитан корабля, Морган Найт, он англичанин. И доктор Вальдрини — итальянец. А ты откуда, чёртик из табакерки?
— И что мне ему сказать? — спрашивает Филипп у меня.
Я молчу. Васин удивлённо смотрит на доктора:
— Что это с ним?
— То и дело с кем-то говорит. Наверное, молится, — растерянно пожимает плечами Вальдрини.
— Спецназ? — спрашивает Васин у Филиппа, прищурив один глаз.
— Ботаник, — Филипп обречённо машет рукой.
Найт оживляется:
— Пару недель назад баржа в навигационном поле потерялась. Ты случано не с неё?
— С неё! Точно! — Филипп радостно тычет пальцем в капитана.
— Ну, ясно! — Найт гордо вздёргивает подбородок. — Поэтому и шлюпка обезличина: на этих баржах жуткий бардак.
— А, так он из тех биологов, которых мы ждали, — сияет Васин. — Давай-ка, Вальди, вколи ему по полной. Через сколько мы выгружаем дебаркадер? Сорок семь… Примерно, через семьдесят два земных часа. Ещё вводный инструктаж, экипировка… Короче, ставь парня на ноги.
***
С дебаркадера спускается на стропах «вагончик» рабочей платформы. По-вечернему уютно светит Ёрпа. Лучи красного карлика бликуют на стёклах дыхательных масок экипажа — Филиппа и майнеров Басова и Пансье.
— Странно, — Филипп смотрит вниз, — столько зелени и такая разрежённая атмосфера. Почему, не известно?
— Да кому какое дело? — Басов прилаживает вентиль к жёлтой бочке с нарисованными на ней красными листьями — то ли лавра, то ли канопли. — Нам лишь бы побольше бакута накачать.
— Ты всё понял? — Пансье цепляет к «сбруе» Филиппа кабель-трос, обвитый прозрачной трубкой с распылителем на конце. — Опрыскаешь дефолиантом, и как только стебель сломается, я спущусь и закреплю на стволе патрубок.
— Ага, понял! — Филипп чувствует себя нужным.
— Готово, — Басов стучит ключом по вентилю. — Подтекает малость, но ерунда — нам же только попробовать.
Пансье открывает калитку:
— Вперёд, Фил.
Филипп смотрит на блок крана-балки и делает шаг в пустоту. Басов давит на кнопку, и лебёдка медленно стравливает кабель-трос.
Вот и верхушки деревьев. Кроны переплетаются многометровыми зелёными ветвями, усыпанными овальными жёсткими листьями. Безветрие. Временами по ветвям пробегает дрожь — рождаются новые кроны. С виду точно огромный зонт раскрывается. Раз — и готово. Если близко, то слышно, будто тяжёлая прибойная волна ударила в песчаный берег.
Филипп отталкивается ногой от толстой ветви и спускается под крону. Стволы деревьев на одном и том же уровне меняют цвет с зелёного на чёрный. Кажется, что лес растёт из воды. На просвет хорошо видны плоды бакутника — шишки, похожие на гроздья винограда. К ним снизу из темноты время от времени тянутся длинные руки, облачённые в рваные рукава. Филипп завороженно оглядывается, смотрит вниз и нервно сглатывает.
Из вводного инструктажа он знает, что это не рукава, а перепонки крыльев. Поверхность планеты покрыта трёхсотметровым слоем газа ритана. Человек им дышать не может, а для летяг, как назвали земляне существ, похожих на летучих мышей размером с лошадь, газ — среда обитания. Впрочем, как они обитают в это среде неизвестно. Летяги поедают шишки бакутника и разносят его семена по всей планете. Едва семя касается грунта, вверх выстреливает ствол, и через пять с половиной секунд над поверхностью газового слоя раскрывается молодая крона. Если её отделить, из чёрного ствола потечёт бакут.
Ради него-то, как узнал Филиипп из разговоров, карусель и завертелась. Что с ним делать не знают. То ли он хорош как ингредиент лекарств от злокачественных опухолей, то ли для межзвёздных путешествий его можно заливать куда-то. Радушные жители Нирикии, как они сами называли планету Ёрпа-фит, выпячивая грудь, наперебой хвастаются достижениями в осовении бакута, мол, и еду они из него делали, и ближний космос осваивали. Но воочию с хвалёными бакутными чудесами люди так и не встретились — не ели его, и на нём не летали. Само собой, пытливый человеческий ум не мог убраться восвояси несолоно хлебавши. Чтобы нирикийцы нечаянно не испортили дела отказом, подключилась дипломатия. Очень скоро на Нирикии начилась смута, и таинственная бакутовая промышленность растворилась во мраке революции. Среди анархии и нескончаемых народных восстаний процветали контрабандисты и владельцы подпольных фабрик. Но и они держали свои деяния под покровом непроницаниаемой таинственности и секретности. Тогда земляне под шумок построили небольшую станцию на орбите Ахадхари, как называли нирикийцы Ёрпу-дей, и стали упорно выдумывать способ побыстрее и побольше хапнуть этого прозрачного геля, полимеризующегося при контакте с кислородом.
— Стоп! — командует Филипп и зависает у самого перехода зелёной части ствола в чёрную.
Филипп брызгает на ствол из распылителя. По зелёной сочной плоти разползается ржавое пятно. Филипп перехватывает рукоять распылителя поудобнее и тут замечает движение внизу. Инстинктивно он хватается за ствол дерева и смотрит вниз. Из чёрной бездны по соседнему стволу поднимается летяга. Она останавливается, не высовывая морду за границу ритана, и тянется за шишкой над головой Филиппа. Филипп следит за конечностью и замечает каплю на трубке с дефолиантом. Летяга задевает кабель-трос, капля отрывается и падает зверю на перепонку крыла. Лес взрывается рёвом и визгом. Летяга «выныривает», расправляет крылья и в два взмаха оказывается на высоте вагончика. За ней отовсюду взмывают другие летяги. Описывают дуги и снова скрываются в лесу. Новые кроны раскрываются, как фейрверки салюта. Деревья дрожат, словно от землетрясения. Кабель-трос ослабевает. Филипп сначала падает, а после взлетает и наваливается грудью на ветку торчащую над кроной. Он запрокидывает голову. В вышине посверкивает еле различимая точка в кругу оранжевых пятен — дебаркадер на аэростатах.
— Ну, что, нравится? — спрашиваю.
— Нет, — Филипп тяжело дышит.
— Может, домой, — интересуюсь вкрадчиво.
— Домой? Это хорошо… А что случилось-то? — Филипп берёт себя в руки.
— Направо посмотри…
Филипп вглядывается в переплетение ветвей. Метрах в пятидесяти синеет облупленная крыша вагончика. Он расклинил несколько чёрных стволов и повис под углом градусов сорок пять.
***
Филипп осторожно перелезает с ветки бакутника на платформу. Басов жмётся к передатчику.
— Сейчас, — голос его дрожит, — спустится дебаркадер, кинут нам трос и вытащат.
— Где Пансье? — Филипп встаёт на четвереньки.
— Выпал за борт. — Басов показывает на нижний торец платформы.
— Надо идти за ним, — Филипп пробирается к лебёдке и осторожно дёргает за кабель-трос.
— С ума сошёл?! — кричит Басов. — Там триста метров!
Филипп не отвечает. Дёргает за рычаг тормоза, освобождая храповик, и прыгает с платформы.
— Без нас не улетайте, — доносится снизу его затихающий крик.
— Стой! — кричу вслед, но он уже не слышит.
А что там внизу, вообще?.. Звонит Яндекс-мессенджер. Иностранец незнакомый вызывает. Дидье Мюссо. Принимаю вызов. Речь французская.
— Говори, — говорю, — по-английски, по-итальянски или по-немецки. По-французски я, экскузимуа, не компранпа.
Сразу на «ты» перешли. Он крыльями похлопал и с грехом пополам объяснил, что де писатель из деревушки в Шаранте, я названия так и не разобрал — во Франции тоже есть дыры. Но главное, Пансье — его персонаж!
— А Басов чей? — спрашиваю с насмешкой, а сам ищу рациональное объяснение. «Или больной, — думаю, — или шутка».
— Не знаю, — отвечает, — такого безалаберного типа только русские могли придумать.
— Ага, и гордимся этим. Зато твой-то вон какой герой.
— Как его теперь спасать? — размахивает руками француз. — Твой тоже там, внизу. Что там такое? Как их спасать теперь?