Биомем

— Я понимаю, — сказал Борис. — Но она ответила сразу, без колебаний, не раздумывая ни секунды. На мою Олю это не похоже. И потом, мне не нравится фраза «это совсем другое». Не её это слова.

— Колыванов сказал именно так, — вмешалась Варвара Петровна, — хотя двух наблюдений недостаточно, чтобы считать фразу «это совсем другое» симптомом болезни.

— Варвара Петровна, давайте ближе к делу, — попросил Матвей. — Что вы предлагаете?

— Сегодня же расширю курс и назначу капельницы. Девочку надо спасать.

— Но если она отказывается от лечения, у вас же ничего не получится.

Варвара Петровна пожала плечами.

— Усыпим и введём.

— Э-э, — протянул Матвей, — а это вообще законно?

— А ты как думаешь? — усмехнулась Варвара Петровна. — Тут дело в другом. Если ваша теория о биомеме верна и мем жёстко сцеплен с паразитом, то после выздоровления Ольга не будет иметь к вам никаких претензий. Она даже будет вам благодарна. Но если теория ошибочна и жёсткой сцепки нет, тогда держитесь. Меня-то просто выпрут на пенсию; начну, наконец, с правнуками нянькаться. А вот у вас начнётся весёлая жизнь. Так как? Готовы проверить свою теорию при таких ставках?

Борис вскочил с места.

— Да мне плевать на последствия! Верните мне мою Олю!

Он отшвырнул стул и выскочил из кабинета, хлопнув дверью. Варвара Петровна посмотрела ему вслед.

— Какой резкий! Интересно, если бы его подружка была постервознее, он бы сейчас так же бесился?

26

Ночью Борис долго не мог заснуть. Включил ноутбук, зашёл на сайт Горева и в который раз просмотрел все основные материалы, начиная с манифеста. А утром заглянул к Матвею поделиться впечатлениями.

— У него там всё очень красиво представлено. Логично и гуманно, убойная связка. Я сам проникся. И даже готов принять — не как религию, конечно, а как теорию. И как способ жизни. Вот чего так не хватало современной философии — а Горев очень вовремя пришёл на это пустое место со своими ответами. Мне вчера так легко всё зашло, что, пожалуй, мне стоит ещё раз сдать кровь на анализ. Схожу к Варваре; хочу убедиться, что это сработал чистый мем, без паразита.

— Варвару сегодня лучше не отвлекать, — сказал Борис, — сходишь завтра. А пока пройдись ещё раз по сайту Горева — вдруг ты что-то упустил.

Но назавтра всем стало не до анализов. Около пяти утра Борису пришёл код срочного вызова. Наскоро одевшись и сполоснув лицо, он выбежал из дома. Матвей, увидев его, даже не поздоровался.

— Где ты ходишь? Ночью на нас напали.

— Как напали? — не понял Борис.

— В прямом смысле. Оля же обещала вести дневник. Она его и вела, и выкладывала в инет. А в последних постах написала, что не хочет лечиться, но её всё никак не могут выписать.

— Ё-моё! — выругался Борис. — Как же я раньше об этом не подумал!

— Никто не подумал, — подтвердил Матвей, — урок нам на будущее. А сейчас у нас новая проблема. У стрелочников Оля уже стала живым символом, несломленной героиней. Пленённая девушка — что может быть эффективнее, тем более когда на аватарке такое милое личико! И там ещё были её фотографии; а ты знаешь, как такой типаж действует на мужчин. Субтильная девочка — сразу хочется прикрыть и защитить.

— Знаю, — кивнул Борис.

— Вот стрелочники и пришли её освобождать. Устроили митинг у центрального входа, собрали человек двадцать с плакатами и фотографиями узницы совести. Постояли, покричали. А потом кто-то очень грамотно взломал нашу защиту, отключил свет в отделении и дистанционно вскрыл все замки. Стрелочники тут же побросали свои плакаты и попыталась прорваться в институт.

— Как прорваться? — не понял Борис. — Там же охрана. Не могли же инфицированные драться с охранниками, им бы религия не позволила. Или паразит, но точно ведь не позволили бы.

— Так и было, — подтвердил Матвей, — спасли старые дедовские методы. Пятеро охранников смогли сдержать толпу стрелочников. А боксы Варвара дополнительно запирает на свой ключ — старый, железный, такие ещё рисуют на пиктограммах. Там механические замки, их дистанционно не взломаешь.

— Повезло, — сказал Борис.

— Кстати, о взломе, — продолжил Матвей, — ты ведь тоже участвовал в разработке нашей защитной системы? Что можешь сказать?

Борис покачал головой.

— Маловероятно. Мы ограничили число попыток входа, а за три раза пароль не подберёшь. Скорее всего, свои же и слили. Надо проверить всех сотрудников института и отстранить инфицированных от работы. Пусть сидят на больничном, их же формально можно считать больными.

— Понятно, — кивнул Матвей, — сделаем. И сегодня же надо внепланово сменить все пароли, займись этим. А я договорюсь с охраной, чтоб усилили посты. Ночью стрелочники, видимо, снова придут — надо быть готовыми. Нам ещё очень повезло, что они физически не способны на насилие.

— Инфицированные неспособны, — поправил Борис.

— Что ты имеешь в виду?

— Вчерашняя неудача должна была чему-то их научить. Так что сегодня среди стрелочников наверняка будут истинноверующие — те, кто уже заражён мемом, но ещё не заражён паразитом. Религиозные фанатики. Если Оля права, они тоже входят в расширенный фенотип пацифика, давая ему эволюционные выгоды. А религиозных фанатиков легко можно переключать, ты же знаешь.

Матвей побледнел.

— Ты хочешь сказать, что теперь у Горева есть не только тысячи сторонников, но и своя армия, не ограниченная запретом на насилие?

— Не у Горева, а у пацифика. Да, думаю, нельзя исключать такой возможности.

— Приплыли, — сказал Матвей, — вот тебе, бабушка, и религия добра. Если к вечеру нам не удастся решить вопрос с Олей, придётся привлекать военизированную охрану. А это мы уже никак не сможем скрыть.

27

Выйдя из Олиного бокса, Борис направился в кабинет Варвары Петровны. Голос Матвея он услышал ещё из коридора. Тот говорил тёплым доверительным тоном, который безотказно действовал на молодых сотрудниц; но здесь явно был не тот случай.

— Варвара Петровна, поверьте, я всё понимаю. Но у нас критическая ситуация. Надо форсировать лечение.

— Флаг тебе в руки! Как ты себе это представляешь? Соберёшь вместе девять беременных женщин… Чёрт, да что ты лезешь не в своё дело! Я и так делаю всё, что могу.

— Я понимаю, — попробовал успокоить её Матвей, — но если к ночи ничего не изменится, институт, скорее всего, снова будут штурмовать. И возможно, среди нападающих будут люди, способные на насилие.

— Может, привлечь сотрудников? — предложил Борис. — Вооружить их…

— Микроскопами! — перебил его Матвей. — Боря, ты просто не представляешь, на что способны фанатики! Если в толпе будут истинноверующие, они порвут наших ботанов в клочья.

— В крайнем случае, я могу перехватить Олин блог, — сказал Борис. — Всё, что она напишет, попадёт в наше облако. Там есть несколько интеллектуальных ботов как раз для таких случаев. Они проанализируют сообщения самых активных её комментаторов, возьмут их ники и будут имитировать живое общение. От настоящих не отличишь. А в инет мы вывесим что-то вроде: «Выписалась, вышла за ворота, иду домой». Так пойдёт?

— Пойдёт, — согласился Матвей, — только не вышла, а выехала. За воротами может кто-то наблюдать. Но все машины они не отследят, их слишком много.

Варвара Петровна укоризненно посмотрела на Бориса.

— Боренька, ты хоть понимаешь, что сейчас говоришь о своей девушке? О своей любимой? Как ты после этого сможешь смотреть ей в глаза?

Борис упрямо тряхнул головой.

— Это не о ней. Это о той чужой части, от которой, я надеюсь, вы избавите мою Олю.

— Ты так твёрдо веришь в теорию биомемов? — спросила Варвара Петровна.

— А вы разве нет?

— Нет. Я верю в то, что вижу. Я вижу паразита и вижу новую религию. Но, товарищи — мухи отдельно, котлеты отдельно. Когда я была комсомолкой, нам впаривали очень похожие мемы. Счастья всем, всё во имя человека, всё для блага человека. Построим рай на Земле и так далее, практически по Гореву. Те же яйца, только без паразитов. Хотя паразитами они, конечно, были ещё теми…

— А действительно, — оживился Борис, — может, паразит и был, только тогда его никто не смог найти? Может, всё коммунистическое движение было расширенным фенотипом этого паразита?

Варвара Петровна усмехнулась.

— Ну ты загнул! Скажи ещё, что и фашизм был фенотипом какой-то его мутации.

— Почему нет? — спросил Борис.

— Кстати, интересная мысль, — подхватил Матвей. — Мы же знаем, что наш пацифик — продукт долгой эволюции, только совершенно не представляем какой. Так может, его предок и был коммунистическим паразитом? Всё по учебнику — сначала паразит агрессивен, выкашивает носителей миллионами. А потом приспосабливается, перестаёт убивать, пытается стать симбионтом.

— Логично, — сказал Борис.

— Но паразит всегда остаётся паразитом — продолжал Матвей, — помнишь, я рассказывал тебе про осу-наездника? Её личинки пожирают божью коровку изнутри, а жертва при этом продолжает охранять их от внешних опасностей. То есть мало того, что они её жрут, так они ещё и заставляют её работать их личным телохранителем. Чистейший паразитизм, симбиозом здесь и не пахнет, так?

— Так, — подтвердил Борис.

— Но вот что интересно. После того, как личинки осы покинут свою кормушку, четверть божьих коровок выживает и восстанавливается. А представь, что через сто тысяч лет личинки научатся жрать аккуратнее, пользоваться ножом и вилкой. И выживать будет не четверть, а, скажем, девяносто пять процентов божьих коровок. Тогда кто-то может сказать, что это симбиоз — оса работает санитаром популяции, отсеивая слабых и больных. Но суть-то остаётся ровно той же — жрут и заставляют себя охранять.

— Мне кажется, — возразил Борис, — это какой-то нетипичный пример. Если паразиту выгодно мирное сосуществование, он в итоге может стать симбионтом. То есть приносить своему носителю реальные выгоды. Костя рассказывал мне про рабочих муравьёв, они живут в среднем восемь-девять месяцев — если здоровы. А их сородичи, заражённые личинками ленточных червей, могут прожить больше трёх лет. Паразиту это выгодно — чем дольше будет жить промежуточный носитель, тем больше вероятность, что он попадёт в желудок дятла, конечного носителя. Прожить несколько отмеренных сроков — чем плохо?

— С животными такое иногда получается, — согласился Матвей, — потому что у них нет свободы воли. А вот получится ли такое с людьми — зависит только от нас.

— Фантазёры! — сказала Варвара Петровна. — На словах-то у вас всё просто. Но жизнь посложнее ваших схем. Ты, Боря, всё же подумай, стоит ли тебе поступать так с матерью твоего будущего ребёнка.

— Что-о?! — выдохнул Борис.

— Чё-чё, — передразнила Варвара Петровна, — через плечо! Ольга беременна.

28

С минуту Борис глотал воздух, не в силах сказать ни слова. Наконец он смог выдавить из себя:

— Она знала об этом, когда… Когда заразилась?

Варвара Петровна вздохнула.

— И этот человек числится у нас аналитиком! Подумай сам. Или ты не в курсе циклов любимой женщины?

— А… Ну да, конечно… — Борис с трудом подбирал слова. — Скажите, а паразит может навредить нашему ребёнку?

— Паразит — нет. Он не заинтересован в сокращении своей кормовой базы. А вот лечение… Я подобрала для Ольги довольно радикальную схему; уверена, что уже через неделю мы сможем её вытащить.

— Но это убьёт ребёнка? — спросил Борис.

— Не сразу. Но девять к одному, что он проживёт не больше года. Через полтора месяца на скрининге можно будет узнать точный прогноз. Но тогда принимать решение о прерывании беременности будет уже гораздо тяжелее.

Борис упёрся локтями в стол и обхватил голову руками.

— То есть ребёнок всё же может родиться здоровым?

— Если случится чудо. Но при шансах один к девяти я бы на это не надеялась.

— И я сейчас должен принять решение — жить ему или даже не начинать?

Варвара Петровна покачала головой.

— Не ты. Вы с Ольгой.

— Нет! — вскинулся Борис. — Не впутывайте её сюда! Последние слова моей… настоящей Оли были: «Свобода воли дороже». Она сказала, что подпишет согласие на любое лечение. Что это её собственное свободное решение — пока она ещё в своём уме. А всё, что она будет говорить потом, можно не слушать — это будет говорить уже не она.

— Ты прав, — кивнула Варвара Петровна, — всё так. Но только тогда Ольга ещё не знала, что ждёт ребёнка.

29

Борис сидел, закрыв лицо руками. Ему хотелось выть, орать, громить всё вокруг — дать волю древним инстинктам. Но это не решило бы ни одной проблемы. Ни с Олей, ни с ребёнком, ни с ним самим.

— Я должен быть с ней! — сказал он наконец.

— Не дури! — возразил Матвей, — Олю мы, скорее всего, сможем вытащить. А вот вас двоих — уже не факт.

Борис затравленно посмотрел на него.

— Ты не понимаешь. Дело уже не только в ней.

— Всё я понимаю. И у меня, кажется, есть решение.

— Говори!

— Мы вынем плод, пролечим Олю, а через две недели аккуратно вернём плод на место. Варвара Петровна, это же возможно?

— В принципе, да. Во всяком случае, это уже реальный шанс.

Борис вскочил с места.

— Правда?!

— Ты думаешь, мы можем шутить такими вещами? — спросил Матвей.

— Извини! Варвара Петровна, а это не опасно? С ребёнком ничего не случится?