ДВЕРЬ В БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЕ

Глаза её улыбались.

9

Идти оказалось не так далеко, хотя и не слишком приятно из-за острых камней под ногами и многочисленных колючек, росших по обе стороны тропинки.

Форма одежды, очевидно, объяснялась убеждением Петера, что мы попали на Землю до грехопадения.

– Гляди – Look.

В середине небольшой круглой полянки стояло дерево, усыпанное ярко-красными плодами.

– Это оно – That’s it.

Речь Петера стала сбивчивой, в ней появилось так много библеизмов, что я, с моим кое-как освоенным бытовым английским, с трудом её понимал. Я думаю, Петер считал, что перед нами древо познания добра и зла, но, может быть, он говорил, что это древо жизни.

Над поляной стояло басовитое гуденье, приглушавшее даже навязчивый звон цикад. Присмотревшись, я увидел, что над деревом облаком кружат осы или пчёлы.

Когда Хелена тронула Петера за локоть – надо идти, я вздохнул с облегчением. Мы вернулись к пляжу.

Дальше всё было как в первый раз – мы оделись, нашли дверцу, вышли на пустынную улицу, тянувшуюся вдоль Стены.

У метро уличные часы показывали начало пятого... В этот момент я обнаружил, что потерял свои – вероятно, они выпали из кармана, когда мы одевались.

Перед тем, как разойтись, Хелена сказала, что они взяли три билета на музыкальный спектакль и хотели бы меня пригласить.

10

Начало было в 8. Я зашёл в своё общежитие, принял душ, переоделся, выпил чаю с соседом по комнате.

Хелена и Петер заехали за мной на такси. «Объяснять дорогу слишком долго».

Недавно я рылся в интернете, но не смог отыскать спектакля, который мы тогда смотрели. Шумный, весёлый, из разряда того, что называют diner-spectacle. По сюжету он немного напоминал «Мою прекрасную леди».

Шёл он на английском, круглая сцена находилась в центре зала. Никаких кулис, задника. Из декораций – кое-какая мебель. Арии чередовались с диалогами. Небольшой оркестрик сбоку от сцены. Меня поразила тогда невероятная сыгранность и профессионализм актёров. Они проходили по специальным дорожкам между столиков, поднимались на сцену и сразу, как ни в чём не бывало, начинали играть. Символ, отдадим должное, одной из сильных сторон западного мира...

Публика выпивала, закусывала, курила. Часто смеялась, иногда хлопала. Спектакль нравился, но за столиками разговаривали, хотя и негромко.

Мне спектакль нравился тоже, но контраст с серьёзностью и естественностью наших походов за Стену шокировал меня до глубины души.

11

Рейс из Шёнефельда вылетал около 17 часов. Следовательно, не позже часу мне следовало перейти в Восточный Берлин.

Наверное, надо сказать, что я чувствовал – чувствовал я растерянность. Впрочем, растерянность эта была очень расслабленной, без тревоги и страха. Среди обрывочных, незавершённых мыслей мелькала и мысль остаться в Западном Берлине. Но – зачем? Ради Хелены? Никаких особых перспектив она мне не предлагала. Ради дверцы в неведомый мир? Исследовать его и дальше было бы интересно, но смогу ли я туда попасть без неё и без Петера? Да и вообще, в ближайшее время они собирались возвращаться к себе в Швейцарию, а потом ехать в Японию, возможно, через Москву. А самое главное, мною владело ощущение, что с каждым днём мир раскрывается всё шире, становится другим, лучшим, отпадают, как короста с заживающей раны, ненужные ограничения и запреты, широко распахиваются бесчисленные двери, желанное становится возможным и за осуществление желаний не надо будет платить.

Думаю, нечто подобное в СССР в то время чувствовали многие. Чувства относились к возможностям. Что из них (и каким образом) реализовалось – это совершенно другая история. Нет смысла поэтому отвечать на банальные анкетные вопросы о семейном положении, детях, родителях. О том, каким образом осуществление желаний могло бы сказаться на моих социальных связях.

После спектакля я вернулся поздно, заполночь, проснулся около 10 утра. Поспешно собрался. А около 11 проводить меня пришла Хелена.

12

Я с Хеленой в Тиргартене. Маленькое кафе. Полосатые зонтики от солнца, тусклая листва стареющего лета. Золотистое пиво в запотевших кружках. Банальность декораций и аксессуаров подчёркивает непонимание действующими лицами трагичности происходящего.

Мы обсуждаем наши будущие встречи. В Москве, накануне отправления транссибирского экспресса. В Японии – когда (и если) я смогу туда приехать. На следующем Logic Colloquium в Хельсинки – если туда сможет приехать она.

Возможности манят. Но время поджимает. Мы целуемся...

13

Прошло 25 лет. С тех пор я ни разу не видел Хелены. Петера тоже.

Как известно, в ноябре 1989 была разрушена Берлинская Стена. Началось объединение Германии.

С адреса e-mail’a, который они мне дали, сперва попеременно отвечали то Хелена, то Петер. До конца года мы ещё успели обменяться несколькими e-mail’ами, в том числе – полными удивления по поводу этих событий. Позже – в основном, довольно сухо, отвечал Петер, а мне казалось неудобным спросить, есть ли у Хелены отдельный адрес. От него я узнал, что переезд в Японию задерживается. Потом переписка внезапно оборвалась.

Весной 90-го я съездил в Штаты. Если кому интересно, на гонорар, полученный в тамошнем университете, я купил компьютер, хотя по ценам того времени вполне мог бы купить небольшую квартиру на родине.

Я надеялся увидеть Хелену на конференции в Хельсинки, но её там не было. От других участников мне не удалось узнать о ней ничего нового. Её помнили по прошлым конференциям, но и только.

С середины 90-х я работаю на Западе. Только тут я наконец-то понял, зачем нас заставляли когда-то в школе решать многочисленные задачи на бассейны – нас готовили к планированию собственных доходов и расходов в будущей капиталистической экономике.

Воспоминания об удивительном лете 1989 года постепенно тускнеют. Время от времени я пытаюсь разыскать Хелену (или хотя бы Петера) в интернете. Хелена перестала публиковать статьи и могла сменить фамилию. Фамилии Петера я не знал вообще. По мере развития интернета и интернетных поисковых систем, мои попытки делалаются всё более изощрёнными, но остаются безрезультатными.

Так же как мои поиски двери в стене. Недавно мне пришло в голову, что главной была не дверь, а граница между мирами. Без неё не было бы двери.

Иллюзия раскрывающихся, как цветок, неограниченных возможностей, поманившая на переломе времён, исчезла, как то свойственно иллюзиям. Необходимости опутывают меня по рукам и ногам, душат, тянут, толкают, и не только меня – но и народы, и государства – туда, куда совсем не хочется идти.

«Довлеет дневи злоба его».

Так ли? А может, ещё мало?

«Не мир я принёс вам, но меч».

И так далее...