Постмодернистская сага

Сергей СОЛОВЬЁВ

ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ САГА

1. На орбите 

     На орбите ему часто снилось, что стены станции исчезли и он медленно вращается в чёрной пустоте. Ни Земли, ни Солнца, ни Луны, только чёрный экран Вселенной, посыпанный звёздной солью. Иногда показывали фильм, и на месте экрана появлялись зелёная трава, жёлтое солнце, голубое небо. Проснувшись, он задавал себе вопрос, каким об­разом можно видеть цветное изображение на чёрном фоне? Объяснение существовало — чернота должна светиться изнутри, но казалось ему скучным и не имеющим смысла. Зачем искать техническое решение, если речь идёт о сновидениях? Когда сны были цветными, он ходил по траве. Ветер приносил медовый запах цветов, он чувствовал себя счастливым, но всё равно знал, что под мягким травяным ковром находится чёрная пустота.

Он привык к одиночеству, но дальше ждать было бессмыслено. Ждать — чего? Что кто-нибудь прилетит оттуда, с Земли? Прилетит — после всего, что он наблюдал с орбиты? После того, как многие годы до станции не доходило ни одного осмысленного сигнала?

С той поры, когда он в последний раз видел живого человека, про­шло около двадцати лет. С момента прощания с товарищами по станции. Раскоряченная на орбите, со своими многочисленными модулями, она напоминала ветвистое дерево. Перемещаясь из отсека в отсек, он казался себе муравьём, пробирающимся в его пустой сердцевине.

Иногда вместе, иногда по отдельности, он всё ещё видел товарищей и сейчас. Наяву, не во сне, при этом отлично сознавая, что это всего лишь призраки.

Сейчас... Полчаса назад в дальнем оранжерейном модуле он видел белокурого Джонни Ладлэма, играющего в шахматы с инопланетянином, похожим на осьминога. На плече у Джонни сидел попугай Крус, который погиб ещё до отлета Джонни и всех остальных.

Глаза у призрака Джонни были ярко-голубыми, как в жизни, голубыми, как звезда спектрального класса О. Осьминог нежно переливался всеми цветами радуги. Цвета Круса казались не менее живыми. Призрачные игроки вежливо приветствовали Маркушу — Джонни помахал рукой, осьминог щупальцем. Телепатически послали горячий привет. Попугай встопорщил перья, беззвучно щёлкнул клювом, повертел головой. Проблема с призраками — от них не узнаешь ничего нового, по крайней мере того, чего не знало бы уже твоё подсознание.

Из всего экипажа станции тогда, двадцать лет назад, Маркуша был самым молодым. И единственным, у кого на Земле не было близких.

— Оставайся, стажёр. Поддерживай всё в рабочем состоянии. Через год-другой всё наладится, за тобой прилетят. И чтобы был в форме, не распускаться! — У седеющего Михайлова, который в то время командовал станцией, на Земле оставались жена и двое детей.

Земля... Голубой апельсин, который вскоре, после того как все, кроме Маркуши, загрузились в челнок и покинули орбиту, пошёл оранжевыми пятнами, со временем у этих пятен образовалась коричневая сердцевина. На ночной стороне пятна слабо светились, местами голубым, местами оранжевым. Как на картинах авангардистов. Маркуша любил их рассматривать, пока на станции работал Интернет — к этому его приучила Мари. У Мари на Земле была дочь и, кажется, муж, но ничто не мешает француженке слегка влюбиться в коллегу на орбите.

Скорей всего, все погибли. Интернет прекратил работу раньше, чем поверхность Земли пошла пятнами, ещё раньше прекратились радио— и телепередачи. Спецсвязь некоторое время работала — Маркуша знал, что пятнистость не возникла сама собой, неожиданно, ей предшествовало использование необычных видов оружия, но спецсвязь вскоре тоже прекратила функционировать. После — только слали свой безумный монотонный сигнал из некоторых точек случайно уцелевшие радиомаяки.

Проводив посадочный модуль, он сразу занялся подготовкой станции к многолетней одиночной вахте. Первое правило космонавта — ни­ какой праздности, праздность — путь к гибели. Учёл все запасы — пищи, воды, кислорода, энергии в аккумуляторах, на случай, если что-то разладится в солнечных батареях, а также информационных материалов и запчастей. Составил график тренировок в спортзале, наметил план самообразования.

Не знал он тогда, сколько лет придётся ждать. Трудно сказать, справился бы, если бы на орбите вообще ничего не происходило. Но про­исходило, и ещё как!

До  полёта  Маркуша  слышал  —  неофициально  —  о  плане  «золотая метла». Это диффузное знание спасло его — и станцию. План, по слухам, состоял в том, что если превосходство противника в области орбитальных высоких технологий окажется подавляющим, то надо использовать асимметричный ответ. Большинство спутников вращается по орбитам в том же направлении, что и Земля — таким образом экономится энергия при запуске. Чтобы их уничтожить, надо запустить в противоположном направлении контейнер, набитый стальными шариками, и взорвать на орбите. При встречном столкновении гарантирована скорость порядка шестнадцати километров в секунду. Никакая высокая технология тут не защитит. Маркуша вовремя заметил, когда один за другим начали взрываться на низких орбитах спутники, и успел поднять орбиту станции. Конечно, ему повезло, что контейнеров успели запустить немного.

Что ещё? Все системы глобального позиционирования — «кластеры» спутников на геосинхронных орбитах — были выведены из строя точечными ударами. Понятно ведь, что без них вся масса военной техники, использующая спутниковую навигацию, дроны там, крылатые раке­ты, глуха и слепа. Хорошо ещё, что участникам конфликта было недосуг нанести такой же точечный удар по его станции, видимо, её посчитали не представляющим военного интереса довеском

А ещё были рабочие выходы в открытый космос и даже попытка самоубийства... Прошло года три или четыре, когда стало ясно, что за ним не прилетят. Вообще-то, на станции имелся запасной посадочный модуль, но он уверил себя, что внизу все погибли. Впал в депрессию, но кончать с собой внутри станции, как в консервной банке, было противно. Влез в скафандр, вышел в пространство, привычно, как того требовала инструкция, нацепив на спину 8АГЕК, реактивный ранец, затем оттолкнулся и поплыл...

Солнце уже скрылось за горизонтом, но с другой стороны вышла полная Луна, и станция серебрилась в её свете, похожая на оливковое дерево. Маркуша немного поманеврировал, сориентировал себя, замедлил насколько мог вращение, чтобы некоторое время не видеть ни Луны, ни Земли, ни станции, а только звёзды. Подумал, что самое время разгерметизировать скафандр, но решил подождать ещё немного. На звёзды, однако, смотреть было неприятно — колючие, яркие, они так и лезли в душу. Он прикрыл глаза и неожиданно задремал. Именно тогда ему впервые на орбите привиделось, что он идёт по зелёному лугу.

Спал он недолго, проснулся метрах в пятистах от станции. За это время он передумал умирать, так что по привычке надетый реактивный ранец ему пригодился для возвращения. После этого он много раз выходил в космос, но только по необходимости, и всегда — прицепленный тросом безопасности.

Вскоре после этого его стали навещать галлюцинации. Первое время он их немного боялся, но затем понял, что они помогают коротать время, и больше не волновался.

Конечно, после отказа от самоубийства пришлось сильнее экономить, но ему везло — системы переработки отходов работали исправно, действовала оранжерея. Сложнее всего было растянуть на долгие годы запасы консервов, но всё же эти запасы были рассчитаны на полный эки­паж. Они истощились только сейчас.

Год за годом Маркуша наблюдал за земной поверхностью, и по­степенно к нему начала возвращаться надежда — на краю рыже-коричневых пятен кое-где стала намечаться зелёная каёмка. Правда, в эфире ничего осмысленного так и не появлялось. Короче, он решил, что пора возвращаться. Если людей внизу действительно не осталось, что ж — он хотя бы умрёт дома. Найдёт клочок зелёной травы, ляжет на спину, глядя в голубое небо...

Он надеялся, что большинство шариков «золотой метлы» уже сгорело в атмосфере. Топлива для манёвров в аварийном посадочном модуле имелось в обрез, для расчёта точного места посадки у бортовых компьютеров станции было недостаточно данных. В общем, Бог не выдаст, свинья не съест. Маркуша, как мог, законсервировал станцию, загрузил в модуль кое-какие инструменты, остатки провизии и, помолившись, отчалил.

2. На датской почве 

 Про себя он звал их викингами. Они — вслух — звали его капитаном. По своим обязанностям он теперь был ключником. Викинги не умели ни читать, ни писать, а считали, главным образом, на пальцах. Катастрофический упадок цивилизации был одним из последствий Обновления. Каким образом они могли так всё забыть, но сохранить здравый смысл, да ещё возродить древние боевые обычаи? Для Маркуши в этом была одна из загадок Обновления.

Ключником он был у самого Свена Хансена — вождя племени, предводителя дружины. Должность ключника почётная, ответственная, но, по местным понятиям, рабская. Доверять такое дело свободному человеку — нельзя, надо, чтобы его воля была продолжением воли хозяина. Иногда, под настроение, Свен обещал его освободить: «Вот подготовишь себе смену, и освобожу...» Подготовка смены пока заключалась в том, что Маркуша давал уроки счёта, чтения и письма шестнадцатилетнему хроменькому сироте Каю. А так... Учитывал запасы — окорока, вяленую рыбу, сушёные грибы, зерно, пиво, если надо — выдавал по счёту.

Маркуша задул лучину, вышел на улицу. Потрогал железный обруч на шее — знак рабского состояния. Закрыл тяжёлую дверь амбара, навесил тяжёлый замок. Прихлопнул на щеке комара, привычно посмотрел на небо: звёздно, но станции не видно. Может, и не стоило покидать её — обратно уже не вернёшься.

Посадочный модуль выполнил свою задачу, но посадка на датской почве получилась жёсткой. Плюс к тому, несмотря на все тренажёры, на поддерживающий мышечный тонус комбинезон, двадцать лет в невесомости дали о себе знать. Маркуша выбрался из обгорелой капсулы, буквально раздавленный силой земного тяготения. Викинги подобрали его, подлечили и... обратили в рабство.

Позвякивая ключами, Маркуша пересёк площадь в центре дерев­ни. Одним из немногих преимуществ, которые давала должность ключника, было то, что у него имелась своя каморка, при том что большинство неженатых свободных ночевало в общинном доме. В отличие от селян и хансеновских дружинников, Маркуша испытывал потребность в уединении.

Собственно, каморка была всего лишь отгородкой в доме старухи Хансен, правда с отдельным входом. Стол, стул, полка с книгами, две лежанки. Кай ночевал здесь не часто, предпочитая в свободное время слушать неудержимое бахвальство дружинников.

Этим вечером что-то было не так. Прежде, чем зайти внутрь, Маркуша остановился, прислушался. А, всего лишь... Не слышно было обычного громкого хора лягушек, доносившегося с болотистых берегов озера. Видимо, кто-нибудь выполз на охоту — например, уж или бирманский питон... Обновление не мешало развиваться своим чередом глобальному потеплению, однако даже крупный питон предпочитал лёгкую добычу на болоте, чем связываться с вооружёнными жителями укреплённой деревни.

Каморка не запиралась. Он вошёл, сел на лежанку. Достал из кармана зажигалку, запалил лучину. Стеариновые свечи сожгли в первые годы после Обновления, сальные были дефицитом, но зажигалок по захоронкам валялось достаточно. Налил в чашку молока из крынки. Перед сном можно немного почитать.

За стеной тяжело вздыхала старуха Хансен. В деревне у неё была репутация колдуньи. Иногда она надолго исчезала, говорят, ходила в тайные места собирать травы. Вот и сейчас она вернулась после десятидневного похода. Значит, будет опять всю ночь ворчать, вздыхать и ворочаться. «Чтоб тебя скорей черти взяли», — подумал Маркуша.

Иногда старуха что-то варила, пела заклинания. В такие ночи Мар­куша вообще не мог заснуть. Отличалась подозрительным, злобным характером. В сглаз Маркуша не верил, но Хансен была матерью предводителя и запросто могла наговорить ему что-то.

Маркуша отхлебнул молока, достал с полки книгу...

***

Пламя почти погасло. Голубые язычки давали мало света, а угли, прозрачные от жара, освещали только каменную плиту впереди очага. Общинный дом был слишком велик — даже во время пиров, когда в очаге пылали целые стволы, по углам и под коньком крыши жила темнота. Сейчас она чувствовала свою силу, выползала из-под лавок, нависала, как облако, со всех сторон тянула щупальца к угасающим поленьям.

На лавках, прикрытые тряпьём, спали люди. По одному, по двое. Здесь находилось большинство свободных жителей деревни, ещё не образовавших крепкой семьи, не обзаведшихся детьми и хозяйством. Из­редка умирающее пламя вспыхивало ярче, выхватывая из темноты чей-то приоткрытый рот, руку или грудь. Кто-то храпел негромко. Сопел в углу телёнок. Сон и смерть...

Можно было, конечно, уйти в каморку к Маркуше, но Каю нравилось наблюдать за спящими людьми. Старик ведь тут же начнёт о чём-нибудь рассказывать — он был настоящим кладезем древних знаний. А так, наблюдая за спящими, Кай мог побыть наедине с собой. Побыть наедине с собой и подумать... Вот, говорят, намедни видели за озером великана...

Окна были закрыты ставнями. На диво тихая ночь — ни одна собака не залает. Даже лягушек на болоте не слышно, только комары гудят...

Интересно, правда это насчёт великана или нет? Учёные разговоры Маркуши приучили подростка быть немного скептиком. Рассказывал о великане подпасок Снорре — известный врунишка. Вчера утром, когда на озере лежал густой туман, он будто бы видел великана с холма, куда выгонял свиней, — голова — как пивной котёл, огромное тулово, нижняя половина в тумане. Да, ещё будто бы у великана были совсем короткие ручки. Вот эти ручки и не давали Каю покоя — такое даже врунишке Снорре трудно было выдумать.

Что, если великан нападёт на деревню? Вокруг — прочный тын из заострённых стволов в два человеческих роста. А какой высоты великан? Тоже в два человеческих роста, если нижняя половина его была скрыта туманом? Маленькие ручки должны быть слабыми. А может, Снорре видел мёртвое дерево и сдуру принял издали за великана...

И вообще, великаны люди или нет? Может так выйти, что великан на самом деле окажется животным, например медведем? Проходивший по тракту коробейник рассказывал о воинах из-за океана, помощниками которым служили гигантские говорящие медведи. Но даже гигантскому медведю, наверное, трудно перелезть через тын из заострённых кольев, а тем более повредить сложенные из толстенных брёвен стены общинно­го дома. Может, ещё и поэтому Кай не хотел этой ночью идти ночевать в каморку к Маркуше.

Хорошо бы побыстрее вернулся Свен. Он уехал на побережье, в деревню к побратимам — готовить вместе ладьи к летним набегам. Кай верил, что дружина со Свеном во главе легко справится с любым велика­ном. А может, и Свен один на один — он, по мнению Кая, был сам почти великаном и уж точно великим воином.

***

Снаружи по-прежнему было тихо, только комары, не боящиеся ни­ каких великанов, гудели всё громче. Кай устал бояться и начал задрёмывать. И тут чудище напало, притом с неожиданной стороны.

Всё произошло практически одновременно — снаружи залаяли собаки, завизжали свиньи и почти в то же мгновение что-то большое ударило по крыше. Вниз посыпался мусор, а кусок кровли вблизи конька просто-напросто исчез, сорванный страшным ударом, и в образовавшейся дыре Кай увидел глаз. Оранжевый, с круглым чёрным зрачком. Чердака в общинном доме не было.

Голова, размером с пивной котёл, если не больше, просунулась в дыру. Могучий загривок упёрся в коньковый брус, нажал, своротил, и средняя часть крыши рухнула вниз, на тех, кто ещё спал, и тех, кто только успел вскочить на ноги. Кай, забыв хромоту, вдоль стенки бросился к выходу.

Как ему удалось выскочить на улицу, он не помнил. У огня в очаге общинного дома появился свежий корм. Сквозь развороченную крышу вверх густо летели искры. Отсветы выхватывали из темноты чёрную тушу чудовища. В огромных челюстях его корчилась человеческая фигура. Под горящей крышей кричали.

Кай добежал до входа в каморку Маркуши, прижался спиной к стене избы. Как спастись? Хоть бы кто-нибудь что-то сделал — Маркуша, который знает все дела предков, или старуха Хансен, которая умеет колдовать.

Дверь Маркушиной каморки была открыта, сам он стоял на пороге. А вот и старуха — к своему удивлению, Кай увидел её силуэт в отсветах пламени. Старуха трясла над головой кулаками у самых ног чудища и что-то кричала тонким голосом. Чудище было высотой не в два, а в четыре, а то и больше, человеческих роста, каждая его нога вдвое толще старухи, сзади — массивный хвост. Оно мотало головой, в самом деле прижимая к груди на удивление маленькие ручки.

То, что произошло дальше, показалось Каю не менее удивительным. Вместо того, чтобы проглотить или хотя бы перекусить пополам воина, которого оно сжимало челюстями, оно наклонилось и положило его на землю. Затем повернулось и, переваливаясь с ноги на ногу, неожиданно быстро скрылось в темноте, в том конце двора, где находились ворота. Старуха, подхватив юбки, проворно засеменила следом и тоже скрылась в темноте.

Огонь разгорался. Думать было некогда. Надо было спасать людей, теперь уже из-под пылающих развалин общинного дома.

***

Каким образом они могли до такой степени всё забыть? Самый на­стоящий динозавр, вероятно — плод генной инженерии, ворвался в деревню, разорил общинный дом... Помогая спасать людей, организовывая тушение пожара, Маркуша задавал себе этот вопрос.

Он понимал, что опасность велика, но всякий мистический страх был ему совершенно чужд. Чудище так чудище. К тому же, вместо того, чтобы закусить жареными викингами, чудище внезапно покинуло дерев­ню. Оно, конечно, могло вернуться, но, с другой стороны, раз оно ушло, на это, наверное, были свои причины, и Маркуша видел перед собой куда более неотложные задачи, чем разбираться, что произошло. Если не остановить пожар, сгореть может вся деревня. Если не организовать людей, пожар потушить не удастся. Следовательно... Организатором пришлось выступать ему.

Первым ему удалось подключить к делу Кая — тот как раз стоял рядом и, раскрыв рот, глядел на разгорающееся пламя.

— Вода... Кай, быстро — неси вёдра! — Маркуша сжал плечо Кая, подтолкнул его к сараю, где хранился деревенский инвентарь. Чего-чего, а пластиковых вёдер после Обновления сохранилось предостаточно.

Потом и сам бросился к воротам, останавливать бегущих. Но бегущих, в сущности, не было. Люди — кое-кто с копьями или топорами — жались у ворот, боясь удаляться из едва освещённого пространства внутри ограды в глухую темноту снаружи. Маркуша уже достаточно хорошо выучил датский, чтобы отдавать понятные команды. Только чрезвычайной ситуацией могло объясняться то, что настоящие викинги слушаются команд, которые отдаёт раб.

— Факелы! Вёдра! За водой к озеру! Быстро!

Действительно, в руках появились факелы и вёдра, и ему удалось организовать человеческую цепь от близлежащего озера.

Он вернулся к общинному дому.

—  Багры!  Топоры!  Придержать  огонь!  Помогать  выбраться  людям! Оно ушло, ушло!

Воды из вёдер было недостаточно, чтобы совсем потушить пожар, но в то же время рухнувшая кровля мешала возникнуть хорошей тяге, а вода замедляла распространение пламени. Спасти удалось почти всех...

Работая на пределе сил, Маркуша в то же время прислушивался, что говорят люди — пригодилась космическая тренировка, научившая его максимально распараллеливать внимание.

Кто говорил просто о великане, кто — о чудище. Слово «динозавр», известное всем ещё двадцать с небольшим лет назад, не прозвучало ни разу.

***

Маркуша и Кай стояли, глядя на распахнутые ворота — ворота небыли сломаны, а именно открыты. И весь частокол — квадрат пятьдесят на пятьдесят метров из толстых брёвен — не повреждён ни в едином месте.

— Как ты думаешь, оно могло перешагнуть через стену? — Мар­куша взглянул на бледного, перемазанного копотью Кая.

— Оно большое, — с сомнением сказал Кай. — Но я думаю, оно бы всё равно задело. Хвостом или лапами.

— А ворота оно могло открыть?

— Не знаю.

Створка ворот, почти такой же высоты, как частокол, сколоченная из прочных дубовых плах, была аккуратно повёрнута под прямым углом к стене. На земле валялся железный брус, при помощи которого ночью запирались ворота. Бурое с малиновым пятно крови на том месте, где обычно дремал часовой — безголовое тело уже унесли. Огромные следы, идущие к озеру...

На сухой земле у ворот следы были видны не очень хорошо, но ближе к воде они становились отчётливее. Там они напоминали продолговатые размытые ямы, каждая — длиной не менее полуметра. Впереди — три пальца с когтями, а четвёртый — сзади. Один шаг — метра три, не меньше. И ещё — борозда, которую оставил хвост. Цепь следов обрывалась около речки, впадавшей в озеро, сразу за деревней.

На другом краю устья — нетронутые заросли камыша. Продолжая играть в Шерлока Холмса, Маркуша попытался определить, куда по­вернуло чудовище — вверх по реке или вниз к озеру, — а вместо этого обнаружил рядом с гигантскими следами след босой человеческой ноги. Небольшой, похоже женский — возможно, след старухи Хансен? И — ничего больше, ни следов крови, ни обрывков одежды.

Вдвоем с Каем они двинулись вдоль реки — не похоже было, что чудовище способно хорошо плавать, скорее, оно пошло вверх по руслу и, значит, должно было где-то выбраться на берег. В нескольких местах прибрежные вётлы были свалены, словно мощным ударом великанского тупого топора, кое-где — только ободраны, будто по коре провели гигантским напильником. Идти было трудно — местность становилась всё более болотистой. Они уже собирались поворачивать обратно, когда на небольшой глинистой косе снова увидели чёткий след, похожий на отпечаток птичьей лапы: три пальца вперёд, один назад, с когтями, с перепонками между пальцев, а рядом с ним — несколько отпечатков человеческих. Кай для сравнения оставил рядом отпечаток собственной ступни — его след оказался длиннее и шире.

Когда они вернулись в деревню, старуха Хансен уже была там — живая и без видимых телесных повреждений. Стояла у двери собственного дома. Вся её одежда была вымазана грязью. Грязь, как толстые шерстяные носки, облепляла ступни. Грязь была на смуглом лице и на белых волосах. Люди держались в стороне, посматривали на неё издали. Она в ответ стреляла чёрными, как уголь, глазами. Люди отворачивались, стараясь не встречаться с ней взглядом. Её взгляд кольнул Маркушу и Кая. Затем она повернулась и ушла в дом.

Вспомнив, наконец, о своих обязанностях ключника, Маркуша занялся учётом утрат и разрушений. Послал подпаска Снорре выяснить, что происходит с коровьим стадом, и, если ещё не поздно, передать, что­ бы его гнали к деревне. Летом стадо паслось на заливных лугах за озером — чудище пришло с противоположной стороны, он надеялся, что со стадом пока всё в порядке...

***

Свен прискакал днём в сопровождении десятка дружинников — четверо остались охранять ладью. Обошёл деревню, осмотрел разрушения. На скамьях около развалин общинного дома лежали шесть изуродованных человеческих тел. Трое воинов, женщина, двое детей. Раненых по домам было больше. Погиб телёнок, пропало две свиньи и собака. Не так уж и много, но чего ждать в будущем? Слушая рассказы о нападении, двухметровый светлобородый викинг, обычно скорый на шутку, мрачнел с каждой минутой.

Сразу же после обхода он уединился с матерью. После — зашёл в каморку к Маркуше.

— Ты много сделал для деревни, это очень хорошо.

Слова, которые он произносил, выходили из его уст медленно и с трудом. Выглядел он странно. Не то чтобы смертельно испуганным, нет. Никто и никогда не видел Свена испуганным. Озабоченным, да. Встревоженным. Не до конца уверенным в каком-то важном решении. И не просто озабоченным, встревоженным и неуверенным — его серо-голубые глаза то и дело соскальзывали с собеседника, смотрели куда-то вдаль, как будто именно там находился видимый ему одному ориентир, с которым он сопоставлял то, что находится поблизости.

— Мне кажется, это был не великан, — сказал Маркуша, — мы с Каем изучали его следы. Здесь, за воротами, и дальше, вверх по течению. Раньше такие чудовища назывались динозаврами.

— Чудовище опасно. Мы не можем убить его. Пока иди отсыпайся — днём оно не нападёт. Ночью мы разложим костры. Мать знает, как его отогнать, главное — не дать ему приблизиться незаметно. Будешь дежурить с остальными.

—  Мы  осматривали  ворота.  Кто-то  открыл  их.  Возможно,  само чудовище.

— Главное — не дать ему приблизиться незаметно, — повторил Свен. На треть выдвинул меч из ножен, задвинул обратно. Почесал бороду, посмотрел в неведомую даль.

— Сейчас не время, но скоро я тебя освобожу.

***

Ночь была ясная. Маленький серп молодой луны поднялся над озером. Костры горели на славу... Пять костров — по углам квадрата и около ворот. У каждого дежурило трое.

Вместе с Маркушей у костра сидели Кай и Инге. Маркуша и раньше замечал, что Кай заглядывается на девушку, но она, ладно сложенная, стремительная, храбрая, как маленький берсеркер, до сегодняшнего дня, казалось, нечасто обращала на него внимание.

Обломки балок, сломанных чудовищем, потрескивали в костре. Инге говорила шёпотом, так что Маркуше и Каю пришлось наклониться к ней, чтобы лучше слышать.