Помоги проекту - поделись книгой:
7. Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам;
8. ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
9. Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень?
10. и когда попросит рыбы, подал бы ему змею?
11. Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него.
12. Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки.
13. Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими;
14. потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их.
15. Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные.
16. По плодам их узнаете их. Собирают ли с терновника виноград или с репейника смоквы?
17. Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые.
18. Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.
19. Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь.
20. Итак, по плодам их узнаете их.
21. Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного.
22. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили?
23. И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие.
24. Итак, всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне;
25. и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне.
26. А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке;
27. и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое.
28. И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его,
29. ибо Он учил их как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи.
Какова задача нового Мессии?
Споры последователей учения Иисуса и его критиков длятся уже две тысячи лет. Для кого-то важно, существовал ли в реальности Иисус, – обычно это атеисты, стремящиеся с помощью критики источников доказать, что такого человека никогда не было. Богословы считают, что он существовал, но подробности его земного бытия требуют исследований, дабы лучше познать промысел Божий. Поскольку эта книга не атеистическая, но светская, мне проще встать на позицию Пола Джонсона, британского историка и публициста, автора весьма популярной «Истории евреев» (1987). Жил или не жил на земле физически «именно такой Иисус», не суть важно. У нас есть персонаж священных текстов, который излагает некую доктрину, у нее есть свои основания и источники, своя программа. Их мы и будем анализировать.
Иисус – Мессия. Что это предполагало? Царь Давид был помазан Богом (Мессия означает «помазанник») на то, чтобы он и его потомки правили Израилем до скончания века, а также правили и над другими народами. Когда царство пало, стали ожидать чудесного восстановления дома Давида. Пророк Исайя, кроме того, связывал функцию Мессии с установлением справедливости, а не только со светским порядком. Однако в народных массах идея Мессии обычно связывалась с восстановлением государственности, основанной на иудейских традициях. Поэтому всякий раз, когда речь заходила о возможном новом Мессии, то ожидался бунт против нынешних властей предержащих. И новый Мессия обязательно должен был происходить от царя Давида.
Но Иисус отнюдь не призывал к радикальным политическим действиям. Он проповедовал пацифизм и был богословом, добровольно шедшим на мученичество; его миссия заключалась в том, чтобы учить людей своим примером и смертью.
С точки зрения иудаизма такое понимание роли Мессии является ересью, и на нем весьма отразилось влияние эллинизма. Не зря мать Иисуса звалась по-гречески Марией, а не Мириам на иврите; два его брата или родственника носили еврейские имена, два – греческие. Однако основной смысл послания Иисуса, несомненно, позаимствован в учении ессеев, радикальной диссидентской версии иудаизма; возможно, он даже бывал в их колониях. Так же он испытал влияние баптизма (крещения водой) Иосифа Аримафейского. В целом же Иисуса можно отнести к хакамимам, благочестивым иудеям, отправившимся в мир. Критика им фарисеев (ортодоксов) не столь принципиальна, как может показаться. Иисус искал индивидуальной святости, чему препятствовало поклонение Храму как материальному объекту. Евреи могут обходиться без Храма, главное – учиться в школе или синагоге. К стоящим во главе Храма он относился с презрением.
Еще до Иисуса вероучитель Хилаль (или Гиллель; конец I века до н. э. – первая треть I века) излагал гуманистический и универсалистский принципы толкования Торы. Он отстаивал мысль, что в Торе главное не буква, а дух. Ему приписывают цитату, весьма напоминающую фрагмент Нагорной проповеди: «Не делай своему соседу того, что тебе самому ненавистно, вот тебе и вся Тора. Все остальное – это комментарии, иди и изучай их». Упрощенное понимание Торы вряд ли многим приглянулось, но очевидно, что Иисус был знаком с идеями Хилаля или же учился у него. Иисус, в свою очередь, по сути, оставил от Закона только морально-этические установления. Он старался максимально упростить путь к Богу[28].
Однако упрощенное изложение учения он готовил для широких масс, а вот ученикам Иисус признался, что он – Мессия.
Что же обрекло его на страдания и смерть, кроме божественного предназначения? «Чем больше мы исследуем учение и деятельность Иисуса, тем более очевидным становится: они наносили столь болезненные удары по иудаизму, что его арест и суд, произведенные еврейскими властями, были неизбежны. Его враждебность по отношению к Храму была неприемлема даже для либеральных фарисеев, которые достаточно серьезно относились к храмовой обрядности. Его отказ от Закона носил основополагающий характер. […] …отрицалось какое бы то ни было отношение Закона к процессу спасения и оправдания. Он утверждал, что человек может иметь непосредственную связь с Богом, даже если он беден, невежественен и грешен; и наоборот, отношение человека к Богу определяется не тем, повинуется ли он Торе, но милость Божия простирается на тех, кто выполняет Его повеления, руководствуясь верой в Него»[29].
Сознательный бунт против религиозного Закона традиционно карался в Иудее. Однако ответственность за это синедрион переложил на римскую администрацию, иначе Иисуса побили бы камнями, а не распяли.
Эти отношения Иисуса с ортодоксальным иудаизмом мешают поверить в слова Говарда Фаста о том, что «как и раввина Гиллеля (Хилаля), Христа наверняка оплакивали в еврейских общинах всего мира…»[30]. Это сомнительно. Но мотивацию автора объясняет продолжение: «…однако слезы эти затерялись в море слез. Пролитых по всем бесчисленным мученикам-евреям, которые умерли на кресте после прихода христианства. Ответственность за это несет не Иисус, но Павел – наполовину грек, наполовину еврей…»[31]. Впрочем, о Павле мы поговорим ниже. Пока же разберемся, как Иисус стал Христом.
Между Иисусом и Христом
Текст – это определенный язык, а вероучительные образы, эмоциональность изложения и изначальная «достоверность происхождения» священного текста для верующих всегда имели основополагающее значение.
В разные эпохи, в разных версиях христианства это воплощалось на свой лад. Если какое-то время Писание воспринималось «истинным» только в трех классических лингвистических вариантах (на иврите, греческом и латыни), то потом ситуация изменилась.
Нужно учитывать, что взаимоотношения этих трех воплощений слова Господня на ранних этапах христианства были весьма сложными. Над адекватностью перевода тогда не работали научные институты с подготовленными специалистами. А мы понимаем, что для верующих важным является буквальное изложение слов Господа, и тут ошибки в переводе, орфографии и пунктуации могут привести к образованию новой конфессии или же к религиозной войне. Так что вопрос этот далеко не всегда чисто лингвистический.
Взаимными переводами между тремя классическими языковыми вариантами священных текстов занимались далеко не всегда высокообразованные люди, владеющие традициями этих трех мощных культурных сред (а среды эти были весьма разнообразны даже внутри себя). В большинстве своем переводили их просто грамотные люди, что называется, «без гуманитарного образования», владеющие хотя бы двумя из этих трех языков.
Изначально сложился «диалог» иврита и греческого, а позднее подключилась латынь. Формирование некоего идеального латинского перевода заняло около тысячи лет. Ранних переводов существовало много, но в конце IV – начале V века была создана Вульгата – «правильный перевод» на латынь, который дорабатывался до XVI века, когда был признан официальным. К тому времени вариантов той же Вульгаты скопились сотни. Позже за Вульгату взялись деятели гуманизма, Возрождения и Реформации, которые как раз имели очень хорошую культурную базу и, соответственно, подвергли Вульгату жестокой критической проверке. Перевод Библии на немецкий Мартина Лютера заложил фундаментальные основы немецкой Реформации и зафиксировал стандарты литературного немецкого языка (о Реформации речь пойдет ниже).
И если для католиков универсальный латинский вариант оставался формально неприкосновенным до XX века, то разного рода реформаты, диссиденты, еретики, протестанты, вдохновленные примером Лютера, с энтузиазмом взялись за переводы Библии на национальные языки.
Основной мотивацией протестантов, или критиков официальной доктрины католической церкви, была возможность для любого представителя паствы лично обратиться к слову Божьему. Они хотели устранить из диалога Бога и людей посредников, объединенных в отдельную монополистическую организацию – католическую или православную церковь.
А поскольку церковь – общественный институт, неизбежно тесно сотрудничающий с государственной властью, то возникали объективные ситуации коррупции и злоупотреблений, таких как продажа индульгенций и церковных должностей, в определенные периоды – падение уровня образования, да и искренности веры клира и монашества. В результате чего Слово Господне на латыни и особенно его обиходные интерпретации искажались очевидным невежеством. Люди, неравнодушные к вопросам веры, обеспокоились ее чистотой.
Латынь знали образованные люди, но отнюдь не широкие народные массы. И если романские народы (итальянцы, французы, испанцы) могли отыскать в латинской Библии, цитируемой вслух на проповедях, множество знакомых слов, то в Северной Европе, в германском, славянском мире было иначе. Поэтому «Библия Лютера» в Германии и «Библия короля Якова» в англиканской Англии воспринимались как вещи необходимые. Перевести Библию на английский пытался еще Джон Виклиф в XIV веке, но тогда это сделало его диссидентом и еретиком. В любом случае, при очередных переводах вновь и вновь уточнялись какие-то детали, нюансы и тезисы Священного Писания.
Ясно, что для миссионерской деятельности вне старых центров христианства делались попытки переводов некоторых фрагментов Библии на местные языки, что приводило кое-где и к изобретению миссионерами азбуки для народов, не имеющих письменности. Но это был лишь этап постепенного перехода к канону.
Восточная христианская церковь (в широком смысле) поначалу придерживалась более либеральных принципов, чем западная. Во-первых, это был регион, где священные тексты записывали задолго до установления какого бы то ни было христианского канона, и, соответственно, их распространение было сложно контролировать. Многие этнические группы ранних христиан сделали собственные переводы – например, ассирийцы, египтяне-копты, эфиопы, сирийцы…
Впоследствии, по мере ослабления Рима и Византии, разные территории с частью христианского населения оказывались далеко от централизованного руководства. Христианизация славян была важной задачей и одновременно полем конкуренции между Римом и Константинополем. С вполне прагматичными целями появилась миссионерская славянская Библия, переведенная на общепонятный среди славян вариант староболгарского языка, который сегодня мы знаем как церковнославянский. Он стал «латынью» православного славянского мира, но «латынью» общепонятной. При этом пришлось и письменность придумать подходящую. Об этом будет написано ниже.
Для ближневосточных арабов тоже создавались свои переводы. Часть арабов приняла христианство (до сих пор на Ближнем Востоке его придерживается часть арабского населения Ливана и Сирии), и им помогали не забыть вероучение, которое они приняли еще до возникновения ислама. Мы знаем, в частности, что гетман Иван Мазепа финансировал издание арабской Библии[32].
Если же обратиться к теме письменных документов, в которых говорится о жизни Иисуса (четыре евангелия, Деяния Апостолов, двадцать одно каноническое послание и Апокалипсис), то они дошли до нас отнюдь не на языке, бытовавшем в те времена в местах описанных событий, то есть не на арамейском[33] и даже не на иврите. Снова на греческом… Это стало причиной ряда разночтений. Священнослужители стремились передавать в своей среде «слово Божие» без изменений, даже если оно оставалось непонятным пастве. Логично, что возникали трудности перевода.
Все эти тексты были написаны на разговорном греческом языке – койне[34], которым владела последние два или три века до нашей эры (хотя и не в чистом виде) большая часть евреев-горожан. Он был принят многими евреями, эмигрировавшими из Палестины и рассеянными почти по всем прибрежным городам Римской империи и целым регионам Малой Азии, Греции и Египта.
Совершенно не удивительно, что значительный объем терминов и имен, фигурирующих в христианской доктрине и вероучении, – греческие или эллинизированные еврейские. На это неоднократно указывали исследователи.
Можем взять и сам термин «церковь», «церква» у православных восточных славян – он происходит от греческого слова «кирикон» или «кириос» (Господь), причем получен через посредничество христиан-готов[35], и при передаче несколько изменилось произношение.
Многие евреи из диаспоры имели доступ к священным текстам или посланиям раннего христианства. Их религиозная традиция запрещала осквернять иудаизм учениями «неканонических пророков», однако ввиду общеупотребительности греческого языка вести и слухи из мира евреев быстро попадали в полиэтнический мир востока Римской империи, который продолжал их распространять по-гречески.
Эти этнические и этно-конфессиональные группы сосуществовали в одном социальном и политическом пространстве. Несмотря на определенную замкнутость, евреи не могли не общаться с иноплеменниками и иноверцами. Для их этнически и культово пестрых современников это часто становилось причиной возникновения синкретических верований: римские легионеры, например, часто добавляли сирийского Митру к пантеону римских божеств. Храм Митры был найден даже в Лондиниуме (Лондоне). Если принято многобожие, то легко добавить еще одного бога в пантеон.
Но евреи с их жестким монотеизмом составляли, бесспорно, более обособленную группу, чем другие общины. Так, для еврея, жившего в диаспоре, привыкшего с рождения пользоваться греческим, термин «Христос» имел политико-обрядовый смысл и значил буквально «тот, кто формально возведен в царское или жреческое достоинство»; термин этот распространялся порой даже на статуи и изображения богов, на священные камни и деревья.
Термин «Христос» (Мессия) у иудаистов обязательно предполагал царский статус, то есть деяния такого человека должны были реализовываться и в политико-правовой сфере, а не только в проповедовании.
Христиане же интерпретировали термин по-своему. Их целью было установление «нового царства» – всеобщего счастья и благополучия на земле. Свидетельством существования таких диссидентских по отношению к иудаизму взглядов являются знаменитые Кумранские рукописи или «свитки Мертвого моря».
Неудивительно, что в диаспоре титул «Христос» как имя открывателя столь желанного мессианского царства постепенно утратило первоначальное значение статуса, а стало толковаться как имя божества, сына Бога или самого Бога. И это случилось еще до того, как слово «Христос» стали четко отождествлять с Иисусом. На латинском языке оно и звучало не как нарицательное «помазанник», а как Христос, имя собственное.
Поэтому в Евангелии от Марка, например, слова «Иисус Христос» встречаются только в прологе – это некая составная формула, поздняя, отражающая эллинистическую терминологию, а отнюдь не палестинскую. В остальной части повествования Марк везде говорит «Иисус», а не «Христос», и уж совсем не «Иисус Христос». В то же время апостол Павел из Тарса преимущественно употребляет уже имя «Христос» – в стиле еврейской эллинизированной диаспоры.
«Сомнительно, чтобы кто-нибудь из евреев – современников Иисуса когда-либо называл его Христом, – пишет исследователь Говард Фаст. – Почему именно Христом? В древнееврейском языке есть слово “машиах”, означающее “помазанник” или “мессия”. Если последователи Иисуса действительно верили в то, что он помазанник, они использовали обращение “Иешу Машиах”, а не трескучий греческий перевод “Иисус Христос”»[36].
Кто был последователем нового учения? Само греческое название «христианин» тоже долгое время встречалось редко. Этот термин возник не в палестинской среде. Не исключено, что порой его употребляли в некоем ироническом и уничижительном смысле, чтобы отличать новообращенных новой веры от правоверных иудеев. Деяния Апостолов сообщают, что ученики Иисуса начали называться христианами в Антиохии, столице римской провинции Сирия, где жила колония эллинизированных евреев, происходивших из Кипра. Но это уже II век.
Как это название вошло в употребление? Постепенно, по мере роста количества христианских текстов и формирования христианской «коллективной идентичности». И очень скоро само звучание имени Христа (Христос в греческом, Кристус в латинском произношении) вынужденно противопоставило его светской власти язычников-цезарей. Этот новый «царь» вольно или невольно конкурировал с божественным императором.
Первые римские авторы, которые писали о новой религии, от Плиния Младшего до Тацита и Гая Светония Транквилла, говорят только о Христе и никогда об Иисусе. Впрочем, не ранее начала II века Христос и Иисус «находят» друг друга в текстовых источниках и дальше становятся одной личностью. В хаосе раннехристианских учений или сект, как привыкли мы говорить, разные реальные люди, фольклорно возникшие мифологические персонажи и религиозные образы, откровения, пророчества могли и расходиться, и смешиваться. Нет в этом ничего удивительного.
Разумеется, было бы гораздо проще, если бы отыскалось какое-нибудь следственное дело из конторы прокуратора Иудеи Понтия Пилата, где было бы написано: «Иисус из Назарета, сын Иосифа»: обвинение, протокол допросов, результаты следствия и приговор. Но это, увы, невозможно, – да и разрушило бы прекрасную интригу тысячелетнего поиска Бога и Человека.
Воображаемая Палестина: теологические диспуты верующих и атеистов
Тот, кто читал евангелия, имеет общее представление о жизни Иисуса, о стране, в которой разворачивалась драма его жизни. В целом евангелия – это фиксация определенного времени и пространства в определенном ключе. Занимались этим разные люди спустя много времени после описываемых событий. К тому же многие из них в Палестине, видимо, никогда не бывали. Маловато они знали и об иудаизме, диссидентом или лжепророком которого оказался Иисус.
Последователи Иисуса считали его Мессией, а вот современники со стороны фундаментального иудаизма – лжепророком. Соответственно, как мы уже писали, он был еретиком той религии, от которой и пошло его учение. И мы точно ничего не знаем о том, что с ним в действительности случилось.
Но есть упрямый факт: вероучение состоялось. У него есть своя священная история, с которой все и началось. И отличает иудаизм от христианства прежде всего жизнь Иисуса. То есть евангелия.
Его биография священна и могла бы быть выбита в камне. Но… Тексты евангелий не совпадают, и то, что две тысячи лет истории христианства – это две тысячи лет богословских дискуссий, на наш взгляд, и сделало христианство таким живучим и адаптивным к новым обстоятельствам. Всякая религия консервативна по определению, но в живых религиях спорят богословы и миряне. И это свойственно им всем. Богоискательство – явление вечное. Пусть количество источников вероучения невелико, но для них можно найти множество вариантов трактовок и пониманий.
Времена жестких канонов и инквизиции сменялись временами брожений и новых учений на той же почве. Ортодоксия приводила к Реформации, а та, в свою очередь, к Контрреформации. Это свойственно всем религиям, и это попросту отражает процесс того, как человек ищет Бога.
Если же подходить к биографии Христа с точки зрения Шерлока Холмса, то автору этой книги более близка географическая критика, а не дознание дела «Синедрион против Иисуса из Назарета». Автор этих строк, кроме популяризации истории, в основном занимается исторической картографией и историей географии. Маршруты и общая местная обстановка, топонимика – все это имеет значение. Тут, надо признать, антирелигиозная критика достигла значительных высот, так как ею занимались лет пятьсот, и в XX веке она добилась неплохих аналитических результатов.
Что пишут атеисты XX века? Обратимся к хорошему, грамотному писателю Амброджо Донини[37], итальянскому коммунисту. Как утверждает Донини, «Палестина, которую они [евангелисты] описывают, это страна абсолютно нереальная». В частности, он говорит (см. карту Палестины): «Евангелисты именуют “морем” Генисаретское озеро[38] […], имеющее всего 11 км в ширину и 20 км в длину. Они говорят о Тивериаде (имя этого города, впрочем, не встречается нигде, кроме одного спорного места в Евангелии от Иоанна, 6:23) так, точно речь идет о некоем важном городском центре, недавно сооруженном и возведенном в ранг столицы Галилеи не ранее 61 года н. э. И чтобы вернуть Иисуса из Тира к Генисаретскому озеру, они заставляют его пройти через Сидон[39], который расположен в 35 км к северу, вынуждая обойти озеро “среди земли Декаполиса”, то есть пройти через десять городов Трансиордании[40], которые образовали союз со Скитополем в Самарии, находившейся в прямой зависимости от Рима, по территории, лежащей абсолютно вне района, о котором идет речь в связи с Иисусом.
Описание многих населенных центров этой условной, скорее символической, нежели реальной страны порождает серьезные топографические проблемы, начать хотя бы с названия города Назарета, который не упоминается ни одним иудейским автором ранее IX века н. э. – ни разу в Ветхом Завете, ни у Иосифа Флавия, который между тем перечисляет почти все наиболее важные местности земли, откуда он был родом.
Указания евангелий на гору, где происходило распятие на кресте и был погребен Иисус (на арамейском диалекте Голгофа, или “череп”, – “маковка”, на латинском языке
Современная археология, правда, корректирует критику месторасположения Голгофы. Раскопки 2007 года возле храма Гроба Господня выявили «материк», основу горы, и, по мнению исследователей, в I веке холм вполне мог быть похож на череп.
Но критика атеистов, за которой стоят триста лет усилий, весьма содержательна и представляет собой не только географический анализ, но и зоологический, ботанический: «О растительности и животном мире Палестины в новозаветных текстах сообщаются столь общие сведения, что их можно отнести к какой угодно другой стране Средиземноморья.
Упоминаются фиги, оливки, виноградная лоза, однако не называются такие типичные растения этого района, как кедр или финиковая пальма, а в одном известном изречении о горчичном зернышке, о кустарнике, достигающем максимум метровой высоты, говорится как о настоящем дереве с немыслимым сплетением ветвей. Животные те же, что встречаются в Малой Азии, в Италии или Северной Африке: волк, гадюка, ворон, свинья, коза, домашний осел, саранча. Но синоптические евангелия простодушно сообщают, что в стране Гергесинской (Матфей, 8:28–34) или Гадаринской (Марк, 5:1—19, Лука, 8:26), именно там, где свинья была животным в высшей мере нечистым, можно было встретить двухтысячное стадо их, которое опрометью бросилось в воды озера. (Речь идет о пресловутом “чудесном исцелении” одержимого бесами, которые вселились в свиней, после того как Иисус изгнал их из его тела (Лука, 8: 27–39). Свиньи, одержимые бесами, бросились в озеро и утонули. –
Голубка, которая опускается на Иисуса как “дух Божий” в момент крещения, была священным животным самаритян, ненавистного и презираемого правоверными евреями племени, к членам которого относились как к чужестранцам и еретикам. Но в эмиграции, в Сирии и греко-римском мире, ей приписывали божественные атрибуты как символу Астарты и Афродиты-Венеры. Евангелисты верили, что в ночь казни на кресте петух дважды пропел в Иерусалиме. Однако Талмуд, сборник комментариев к Библии и толкований иудейских этико-юридических норм, составленный немногим позднее апостолической эры, сообщает нам, что в священном городе не существовало петухов. Известный эпизод превращения воды в вино по случаю не менее известного бракосочетания в Кане Галилейской (упоминаемого только в Евангелии от Иоанна) – первое чудо Иисуса (2:1—11) – в действительности соотносится с обрядом очищения в ходе “священных бракосочетаний” культа Диониса, который ради наилучшего празднования этой иерогамии[42] наделил менад[43] властью обращать воду в вино в день открытия сосудов, каменных кувшинов, обычно применявшихся евреями для омовений»[44].
Подобного рода критика, несмотря на внушительные аналитические усилия, является как весьма типичной, так и весьма уязвимой. Например, трудно ожидать от людей первого века нашей эры, чтобы они с точностью географов-специалистов определяли, какого размера водоем называть озером, а какого – морем. Возможно, евангелист никогда не видел настоящего моря и в целом больших объемов воды, поэтому озеро казалось ему огромным. В любом случае не стоит придираться к словам.
Можно ли критиковать библейские мифы о творении, аргументируя тем, что современная наука дает нам иную информацию? Такую как теория большого взрыва или теория эволюции Дарвина. Рано или поздно это выльется в конфликт на уровне: «Ты веришь, что Бога нет, а я верю, что Он есть». Зачем критиковать источники веры, если это – источники веры? Это ведь не источники знания. Ньютон, созидая основы современной классической физики, вполне органично и просто считал, что Вселенную, в которой работают законы физики, создал Бог. Надо лишь познать законы, которые Он установил.
Поиски рациональности и научное мировоззрение, разумеется, важны, но множество людей обходится как без рациональности, так и без научных достижений. Вопрос в их способности существовать в большом мире, не разжигая конфликтов на почве своей нерациональности, быть толерантным к чужому мнению, избегать дискриминации.
Для миллиардов христиан совершенно не имеет значения, что Христос двигался неким непонятным с точки зрения логистики маршрутом. Возможно, что даже промахи с графиком движения и пересадкой с ослика на мула и наоборот имели свою философскую составляющую в духе «прямой путь не есть самый короткий».
А с точки зрения историка можно допустить существование одного-двух утраченных апокрифических евангелий, где говорится о том, что Иисус совершил еще какие-то значимые деяния в ряде мест на этом извилистом пути, но эти тексты до нас не дошли. Ведь евангелия – не энциклопедия, а священный текст. И историю он имеет гораздо более продолжительную, чем энциклопедии как явление.
Такова текстология эпохи гуманизма, Возрождения и Просвещения, возникшая из духа противоречия прессингу довлеющей идеологии. В основе ее – «здравый смысл против невежества». Но времена меняются, и, условно преодолев религию в XIX веке, по крайней мере в среде европейской интеллектуальной элиты, человечество нашло гораздо больше проблем вне ее в XX веке. В социальном контексте атеизм оказался во многом хуже, чем самые злостные деяния религиозных мракобесов. Поэтому теперь «прогрессивное человечество» склонно уважать убеждения и мнения всех. Если это не угрожает окружающим.
Логические противоречия в священных текстах перечислять можно долго. В евангелиях Иудея – страна, где никогда не бывает дождей и холодов и где зимой пастухи проводят ночи на открытом воздухе. В Галилее крестьяне и ученики Иисуса носят греческие одежды: гиматион, хитон и хламиду, а не характерные для людей этой местности. Апостолы имеют по большей части греческие имена: Филипп, Андрей, Фаддей, Симон, которое пишется иначе, чем Симеон в Евангелии от Луки, а также Иоанн – имя, которое не может происходить от еврейского «ионах» (голубка), даже если подобное созвучие способствовало возникновению легенды о сошествии божественного духа Яхве, вызванного Иоанном Крестителем. Матфей, прозванный также Леви, Варфоломей («сын Птолемея» по-арамейски), Фома (эллинизированная форма слова
В целом тезисы христианства и антитезисы атеизма напоминают известную дискуссию из «Мастера и Маргариты» Михаила Булгакова, когда литературный редактор Берлиоз, поэт Бездомный и дьявол Воланд сидели на скамейке на Патриарших прудах. Приведем в сокращении цитату из классика.
«Надо заметить, что редактор был человеком начитанным и очень умело указывал в своей речи на древних историков, например на знаменитого Филона Александрийского, на блестяще образованного Иосифа Флавия, никогда ни словом не упоминавших о существовании Иисуса. Обнаруживая солидную эрудицию, Михаил Александрович сообщил поэту, между прочим, и о том, что то место в 15-й книге, в главе 44 знаменитых Тацитовых “Анналов”, где говорится о казни Иисуса, – есть не что иное, как позднейшая поддельная вставка.
Поэт, для которого все, сообщаемое редактором, являлось новостью, внимательно слушал Михаила Александровича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза, и лишь изредка икал, шепотом ругая абрикосовую воду.
– Нет ни одной восточной религии, – говорил Берлиоз, – в которой, как правило, непорочная дева не произвела бы на свет бога. И христиане, не выдумав ничего нового, точно так же создали своего Иисуса, которого на самом деле никогда не было в живых. Вот на это-то и нужно сделать главный упор…
[…]
– Если я не ослышался, вы изволили говорить, что Иисуса не было на свете? – спросил иностранец, обращая к Берлиозу свой левый зеленый глаз.
– Нет, вы не ослышались, – учтиво ответил Берлиоз, – именно это я и говорил.
– Ах, как интересно! – воскликнул иностранец.
[…]
Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
Поделиться книгой: