Горько, но правда

Бернард Шоу

ГОРЬКО, НО ПРАВДА

TOO TRUE ТО BE GOOD

Политический гротеск

1931

Перевод В. Топер

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Вечер. Роскошная спальня в роскошной вилле на окраине богатого английского города. На кровати спит очень бледная молодая леди. У изголовья — столик, на нем пузырек с лекарством, мензурка, коробочка с пилюлями, термометр в стакане с водой, недочитанная книга, заложенная носовым платочком, пуховка, ручное зеркало и груша электрического звонка на шнуре. Судя по всему, молодая леди — прикованная к постели больная. Обстановку спальни составляют: изящный туалетный стол, на нем щетки с серебряными ручками и другие туалетные принадлежности, пестрая подушечка для булавок, подставка для колец и открытый ящичек из черной стали, через край которого свешивается небрежно брошенная нитка жемчуга; письменный стол в стиле Людовика XV с чернильницей, пресс-папье и бюваром; монументальный гардероб, нарядная кушетка, высокая китайская ширма и роскошный ковер. Все убранство комнаты указывает на то, что владелица ее располагает достаточными средствами, чтобы покупать самые дорогие вещи в самых дорогих магазинах, рассчитанных на вкус самого богатого покупателя.

Кровать выдвинута почти на середину комнаты, чтобы сиделка могла свободно проходить между ее спинкой и стеной; ступни больной обращены прямо на нас; дверь (снизу плотно заделанная мешочками с песком, чтобы ни одно дуновение свежего воздуха не проникло в щель) находится в стене справа; кушетка — у той же стены, в глубине комнаты; окно (задернутые занавески и спущенная темно-зеленая штора не пропускают ни проблеска лунного света) — в середине левой стены; справа от окна стоит гардероб, слева — письменный стол, ширма — под прямым углом к гардеробу, туалетный стол у стены, против нас, между кроватью и кушеткой. Кроме кресла перед письменным столом есть еще кресло возле ночного столика и два стула по сторонам туалетного стола. Электрическая арматура состоит из лампочек, скрытых за карнизом, двух лампочек на туалетном столике и лампы на письменном столе. Сейчас свет выключен; комната освещена только лампой на ночном столике, тщательно затененной зеленым абажуром.

Бальная погружена в тяжелый сон. Возле нее, в кресле, сидит Чудовище. Ростом и очертаниями оно напоминает человека, но тело его представляет собой прозрачную желеобразную массу; виден черный пунктир скелета. Чудовище сидит согнувшись, подперев голову руками, и, по-видимому, чувствует себя отвратительно.

Чудовище. Ох-ох-ох! Как мне скверно! Как мне тошно! Ох, хоть бы умереть скорей! Почему она не умирает, избавила бы меня от мучений. Какое право она имеет болеть и мучить меня своей болезнью? Корь — вот чем она больна. Корь. И меня заразила, бедного невинного микроба, который не сделал ей ничего дурного. А она говорит, что это я ее заразил. Ох! Справедливо ли это? Ох, как мне плохо! Хотел бы я знать, какая у меня температура,— у нее полчаса назад вынули градусник из-под языка. (Оглядывает столик и находит термометр в стакане с водой.) Вот градусник; его не стряхнули — чтобы доктор посмотрел сам. Если температура выше ста, я погиб. Даже боюсь посмотреть. Неужели я умираю? Надо взглянуть. (Смотрит и со стоном опускает термометр в стакан.) Сто три! Все кончено! (В изнеможении падает в кресло.)

Дверь открывается: входят пожилая леди и молодой врач. Леди, преисполненная тревоги за больную, на цыпочках подходит к постели. Врач невозмутим, но старается держать себя, как полагается в комнате тяжелобольной, хотя, в отличие от своей спутницы, явно не считает случай столь серьезным. Пожилая леди подходит к кровати с левой стороны. Врач подходит справа и наклоняется над больной.

Пожилая леди (шепотом, способным разбудить мертвого). Она спит.

Чудовище. Еще бы! Этот дуралей доктор закатил ей такую дозу модного снотворного, что петух в майское утро проспал бы до обеда.

Пожилая леди. Ах, доктор, скажите, есть какая-нибудь надежда? Перенесет она это новое страшное осложнение? Чудовище. Корь! А он решил, что это грипп. Пожилая леди. И так неожиданно! Я просто в отчаянии!

А как я ее берегла! Она мое единственное оставшееся в живых дитя. Моя любимица, мое сокровище. Почему все мои дети умирают? А я ведь следила за малейшим недомоганием. Моя дочь с самого рождения находилась под постоянным наблюдением врачей.

Чудовище. У нее лошадиное здоровье, а то бы она тоже давно умерла.

Пожилая леди. Ах, доктор, дорогой, как вы думаете? Конечно, вам лучше знать, но я так беспокоюсь. Не прописать ли ей новое лекарство? Я столько надежд возлагала на последнюю микстуру, но ведь от нее она заболела корью.

Врач. Дорогая миссис Мопли, могу вас заверить, что микстура не имеет никакого отношения к кори. Это очень слабое тоническое средство…

Чудовище. Стрихнин!

Врач. Я давал его, чтобы поддержать силы больной.

Пожилая леди. Но после этого она заболела корью.

Врач. Это инфекция. Бактерия… понимаете ли, микроб.

Чудовище. То есть я! Вали все на меня!

Пожилая леди. Но как он попал сюда? Я ведь плотно закрываю окна, а дверь завешена простыней, намоченной в карболке.

Чудовище (в слезах). Ни глотка свежего воздуха! Дышать нечем!

Врач. Кто его знает! Он, может быть, скрывался здесь с тех пор, как строили этот дом. Неизвестно. Но вы не волнуйтесь. Ничего серьезного нет. Форма очень легкая, скорей краснуха, чем корь. Положитесь на меня, мы ее выходим.

Пожилая леди. Просто утешение слушать вас, доктор! Чем я отблагодарю вас за все, что вы для нас сделали?

Врач. О, это долг врача. Делаю, что могу.

Пожилая леди. Да, конечно. Но есть ужасные врачи. Хотя бы этот доктор в Фокстоне — совершенно невозможный человек. Он откинул занавеску и впустил в комнату ослепительный солнечный свет, хотя она не выносит его без зеленых очков. Распахнул окно и впустил холодный утренний воздух. Я сказала ему, что он убийца! И как вы думаете, что он мне ответил? «Одну гинею, пожалуйста». Я уверена, что это он впустил микроба.

Врач. Три месяца тому назад! Нет, это не то.

Пожилая леди. Так как же это могло случиться? Скажите, вы наверное знаете, что не нужно нового лекарства?

Врач. Так я ведь уже прописал новое лекарство.

Чудовище. Три раза прописывал!

Пожилая леди. Знаю, знаю, доктор, вы очень внимательны. Но ведь оно не помогло, напротив, ей стало хуже.

Врач. Но, дорогая миссис Мопли, она же заболела корью. Мое лекарство тут ни при чем.

Пожилая леди. О конечно! Я ни минуты не сомневаюсь, что все, что вы делаете, к лучшему. Но все-таки…

Врач. Ну, хорошо, хорошо, сейчас напишу рецепт.

Пожилая леди. Ах, благодарю, благодарю вас! Я так и знала, что вы согласитесь. Новое лекарство, знаете ли, иногда творит чудеса.

Врач. Я считаю, что, когда она поправится, перемена воздуха…

Пожилая леди. Нет, нет, и не говорите! Она должна быть там, где есть врач, хорошо знающий ее организм. Покойный доктор Ньюленд знал ее с самого рождения.

Врач. К сожалению, Ньюленд умер.

Пожилая леди. Да, но его практика перешла к вам. Я не буду знать ни минуты покоя, если вас не будет поблизости. Вы уговорили меня увезти ее в Фокстон. А что из этого вышло? Нет, нет, ни за что!

Врач. Ну, как хотите. (Покорно пожимает плечами и подходит к ночному столику.) А как температура?

Пожилая леди. Дневная сиделка измеряла. Я не решилась посмотреть.

Врач (смотрит на термометр). Гм!

Пожилая леди (дрожа). Что, поднялась? Ах, доктор!

Врач (торопливо сбивал ртуть). Нет, нет, ничего. Почти нормальная.

Чудовище. Врет и не краснеет!

Пожилая леди. Какое счастье!

Врач. Все же будьте осторожны. Не думайте, что она уже здорова. Не спускайте ее с постели. Малейшая простуда может оказаться роковой.

Пожилая леди. Доктор, скажите мне, вы ничего от меня не скрываете? Почему она всегда болеет, несмотря на то, что я истратила целое состояние на ее лечение? Тут должна быть какая-нибудь глубокая, серьезная причина. Скажите мне все, не щадите меня. Я всю жизнь боялась этого. Может быть, мне следовало сразу сказать вам всю правду, но я не могла решиться. Дело в том, что отчим ее дяди умер от расширения сердца. У нее то же самое?

Врач. Господи боже мой, конечно нет! Что вам пришло в голову9

Пожилая леди. Но ведь у нее и раньше бывала сыпь. Чудовище. Прыщи! Объедалась шоколадными конфетами.

Врач. Пустяки. Легкое нарушение обмена веществ. С этим мы справимся.

Пожилая леди. А вы уверены, что легкие не задеты?

Врач. Дорогая миссис Мопли, ее легким позавидовала бы морская чайка.

Пожилая леди. Тогда, значит, это сердце. Не обманывайте меня. У нее перебои. А вчера она мне сказала, что, когда эта противная сиделка ей нагрубила, сердце у нее остановилось на пять минут.

Врач. Глупости! Если бы сердце остановилось хоть на пять секунд, она бы умерла. Все органы у нее в порядке. Просто хрупкий организм, вот и все. Мы дадим ей усиленное питание. Побольше хорошего свежего мяса, полбутылки шампанского к завтраку, стакан портвейна к обеду — и она станет другим человеком. Основательный бифштекс, слегка недожаренный, в некоторых случаях прекрасно помогает.

Чудовище. Я умру от несварения желудка. Но и она умрет. Это все-таки утешение.

Врач. Вы не волнуйтесь из-за кори. Уверяю вас, форма очень легкая.

Пожилая леди. О, вы меня не знаете. Я никогда не волнуюсь по пустякам. Вы не забудете про рецепт?

Врач. Сейчас напишу. (Достает перо, блокнот и садится за письменный стол.)

Пожилая леди. Благодарю вас. А я пойду взглянуть, где эта новая сиделка пропадает. Наверно, никак не кончит чай пить. (Подходит к двери, берется за ручку, потом останавливается в нерешительности и возвращается.) Доктор, я знаю, вы не верите в прививки. Но мне все-таки кажется, что ей нужно сделать прививку. Это очень помогает.

Врач (теряет терпение). Дорогая миссис Мопли, никогда я не говорил, что не верю в прививки. Но какой смысл делать прививку, когда больная и так заражена?

Пожилая леди. Я на себе испытала, как это полезно. Мне сделали прививку от гриппа три года назад, и с тех пор я болела только четыре раза. А сестра моя болеет каждую весну. Пожалуйста, ради меня, сделайте ей прививку. Я так боюсь, что мы что-нибудь упустим в ее лечении.

Врач. Ну хорошо. Я подумаю. Она получит и новую микстуру и прививку. Это вас успокоит?

Пожилая леди. Благодарю вас, благодарю. Вы просто камень сняли с моей души. Я уверена, что это ей очень поможет. А теперь извините меня на минутку, я пойду позову сиделку. (Выходит.)

Врач. Вот надоедливая баба!

Чудовище (встает и подходит к врачу сзади). Что верно, то верно.

Врач (изумленно оглядывается). Что? Кто здесь?

Чудовище. Никого нет, кроме меня и больной. А вы вкатили ей такую дозу снотворного, что она и через десять часов не заговорит. Когда-нибудь это плохо кончится.

Врач. Ерунда! Она думала, что принимает снотворное, а на самом деле это просто аспирин в растворе эфира. Но с кем я разговариваю? Пьян я, что ли?

Чудовище. Вовсе нет.

Врач. Так кто вы такой? Или что вы такое? И где вы? Что это, фокус?

Чудовище. Я только несчастный, больной микроб.

Врач. Больной микроб?

Чудовище. Да. Вам, вероятно, никогда не приходило в голову, что и микроб может заболеть.

Врач. А чем вы больны?

Чудовище. Корью.

Врач. Вздор! Микроб кори еще не открыт. Если есть такой микроб, так это не корь, а паракорь.

Чудовище. Господи боже ты мой! Что это такое — паракорь?

Врач. Паракорь так похожа на корь, что отличить невозможно.

Чудовище. Если микроба кори не существует, почему вы сказали старухе, что ее дочь заразилась корью от микроба?

Врач. Теперь все пациенты помешались на микробах. Скажи я, что микроба кори нет, она перестала бы мне верить, и я потерял бы пациентку. В тех случаях, когда микроба нет, я его выдумываю. Так, значит, вы и есть неоткрытый микроб кори и вы заразили мою пациентку?

Чудовище. Нет. Она заразила меня. Эти твари, называемые людьми, носят в себе столько отвратительных болезней! Они заражают ими нас, бедных микробов. А вы, врачи, утверждаете, что это мы заражаем их. Я бы всем врачам запретил практиковать.

Врач. Нам и запретили бы, если бы мы заговорили, как вы. Чудовище. Ох, как мне скверно! Пожалуйста, вылечите меня от кори.

Врач. Не могу. Я ни от одной болезни вылечить не могу. Я только тем и спасаюсь, что пациенты сами вылечиваются. Когда она выздоровеет — и вы будете здоровы.

Чудовище. Она не может выздороветь, потому что и вы и ее мать точно сговорились погубить ее. Ни глотка свежего воздуха. От природы она здорова, как носорог. К черту ваши микстуры и прививки! Выбросьте все это и лечите ее внушением, верой, как христианские медики.

Врач. Я так и делаю. Неужели вы думаете, что я верю в микстуры? Но мои пациенты верят — и вылечиваются.

Чудовище. Шарлатан — вот вы кто.

Врач. Вера и держится шарлатанством, но она помогает.

Чудовище. Так зачем же вы называете это наукой?

Врач. Потому что люди верят в науку. И христианские медики называют свое знахарство наукой.

Чудовище. Христианские медики предоставляют своим пациентам вылечиваться самим. Почему вы этого не делаете?

Врач. Я именно это и делаю. Но я им помогаю. Понимаете, гораздо легче верить в микстуры и прививки, чем в самого себя и в таинственную силу, которая дает нам жизнь и о которой никто ничего не знает. Люди верят в микстуры, и они совершенно растерялись бы, заговори вы с ними начистоту. Значит, в микстурах все дело. Мои пациенты почти всегда выздоравливают. За исключением тех случаев, когда им пора помирать. А это никого не минует.

Чудовище. В ее-то годы! Вовсе ей не пора помирать, но вы ее замучаете до смерти. Уверяю вас, она может вылечиться сама и меня вылечить, только оставьте ее в покое.

Врач. А я вас уверяю, что ей это будет очень трудно. Зачем ей утруждать себя, когда она может заплатить за то, чтобы вместо нее трудились другие? Не чистит же она свои ботинки и не моет полы. Она платит деньги, и кто- то делает это за нее. Зачем ей самой вылечиваться, что гораздо труднее, чем чистить ботинки или мыть пол, когда она может заплатить доктору? Это выгодно и ей и мне. Простая логика, мой друг. А теперь, с вашего разрешения, я удеру отсюда, пока не вернулась старуха и не ввела меня в соблазн свернуть ей шею. (Встает.) Помяните мое слово: когда-нибудь кто-нибудь стукнет ее по голове. Не врач, а кто-нибудь, кто может себе это позволить. Меня она уже свела с ума: я даже слышу голоса и разговариваю с ними. (Выходит.)

Чудовище. Напротив, дурень, ты разумнее многих своих коллег. Они воображают, что ключи жизни и смерти у меня в кармане. А у меня нет ничего, кроме отчаянной головной боли. О господи, господи!

Чудовище медленно уходит за ширму. Больная, оставшись одна, начинает шевелиться. Она поворачивается на другой бок и капризным тоном зовет.