Как сообщают информагентства мира, вблизи корейского острова Уллындо (Дежелет) в Японском море в точке с координатами 37 градусов 30 минут северной широты, 130 градусов 57 минут восточной долготы в 2007 году был найден русский крейсер "Дмитрий Донской", затопленный командой 29 мая 1905 года после боя в Цусимском проливе.
Броненосный крейсер "Дмитрий Донской" был построен в Санкт-Петербурге в 1885 году. Водоизмещение корабля составляло 5.600 тонн. Скорость хода — 17,5 узлов. Вооружение: 6 — 152-мм и 10 — 120-мм орудий. Экипаж — 520 человек. «Дмитрий Донской» был одним из трех старейших и тихоходных броненосных крейсеров (два других — "Владимир Мономах" и «Адмирал Нахимов»). Из-за слабости палубной брони и тихоходности «Дмитрий Донской» практически не принимал участия в дневном сражении сражения 14 мая. Он охранял транспорты и отгонял от них японские миноносцы. Прорываясь ночью в одиночку во Владивосток «Донской» был атакован сразу шестью японскими миноносцами и получил в борт торпеду. Из 515 человек команды погибло 60, ранено было 120. Командир корабля капитан 1 ранга Лебедев приказал команде покинуть крейсер и переправляться на остров Уллындо. После чего «Дмитрий Донской» был затоплен на глубоководье восточнее Уллындо. Команда переправилась на остров.
Из официальной хроники Цусимского сражения: «Броненосный крейсер "Дмитрий Донской" в дневном бою 14 мая получил незначительные повреждения, пять человек было ранено. Из-за течи дымогарных трубок вышел из строя один котел. Около 22.00 капитан 1 ранга И.Н. Лебедев собрал на мостике совет офицеров. Все единодушно высказались за прорыв во Владивосток. "Дмитрий Донской "скоростью 13 уз обошел с востока броненосцы, отбивавшие атаки миноносцев и лег на курс N0 23°. В течение ночи за ним следовали миноносцы "Буйный", "Бедовый" и "Грозный". К рассвету "Буйный" отстал из-за неисправности в машине. В шестом часу утра справа появились три японских миноносца и около часа шли параллельным курсом. "Бедовый" передал семафором на крейсер, что принял по радио просьбу о помощи отставшего "Буйного". "Дмитрий Донской" повернул назад, подошел к "Буйному" и спустил на воду паровой катер и баркас. Раненый вице-адмирал Рожественский и офицеры штаба были перевезены на "Бедовый", а спасенные моряки с погибшего броненосца "Осляби" — на крейсер. "Бедовый" и "Грозный" дали ход, и ушли в направлении Владивостока. "Дмитрий Донской" поднял катер и баркас, дал ход 10–11 узлов. Но "Буйный" не мог идти даже этой скоростью, и все время отставал. Кроме того, на нем не хватало угля. Совет обоих командиров и старших офицеров решил миноносец утопить. После своза команды была сделана неудачная попытка взрыва. Тогда крейсер открыл огонь из 152-мм орудий. Из восьми снарядов, попавших в корпус, несколько не взорвались. Разрушительное действие при взрывах было слабым и "Буйный" затонул лишь через 20 минут после начала стрельбы. После этого "Дмитрий Донской" дал ход, направляясь между островом Дажелет и скалой Лианкур. Всего на остановки с рассвета крейсер потерял около пяти часов.
Около 16.00 справа показались четыре японских крейсера и несколько миноносцев. "Дмитрий Донской" сделал попытку уклониться и отвернул влево на солнце и дал самый полный ход. Но машины старого крейсера не могли дать больше 1313,5 узлов. Крейсера 4-го боевого отряда контр-адмирала Уриу "Нанива", "Такачихо", "Акаси", "Цусима" и истребители "Оборо", "Акебоно", "Инадзума" приближались с правого борта. С другого борта показались и стали быстро приближаться потопившие "Светлану" крейсера "Отова" и "Нийтака" с истребителями "Асагири" и "Сиракумо". Командир капитан 1 ранга И.Н. Лебедев собрал военный совет. Офицеры молчали и только спасенный с "Осляби" флагманский штурман полковник А.И. Осипов стал доказывать, что вести бой бессмысленно. Тем не менее, командир принял решение сражаться и в случае неудачного исхода боя приблизиться к берегу и разбить крейсер о скалы. Полковника Осипова он попросил покинуть мостик.
Около 19.00 открыли огонь крейсера "Отова" и "Нийтака". Через 15 минут вступили в бой четыре крейсера Уриу. Орудия левого борта "Дмитрия Донского" стреляли по "Отове", правого по "Наниве". Русский крейсер героически сражался в течение нескольких часов с шестью крейсерами противника. На "Отова" отчетливо наблюдался пожар, "Нанива" получил пробоину у ватерлинии и накренился на 7° на левый борт. Командир капитан 1 ранга Лебедев был смертельно ранен, вышло из строя рулевое устройство. Некоторое время неуправляемый крейсер циркулировал вправо и еще более сблизился с кораблями 4-го боевого отряда. Японские крейсера прекратили огонь в темноте, и вышли из боя, а в атаку пошли миноносцы. Ни одна торпеда в цель не попала и, успешно отразив все атаки, "Дмитрий Донской" подошел к острову Дажелет. Корабль имел 15 пробоин в районе ватерлинии, потерял до 70 человек убитыми и 150 ранеными. Артиллерия на верхней палубе была выведена из строя. Для исправных орудий оставалось по восемь 152-мм и по 11-120-мм снарядов. Во всех котлах текли дымогарные трубки, были повреждены трубы.
Принявший на себя командование старший офицер капитан 2 ранга К.П. Блохин принял решение свезти на берег команду и затопить крейсер. Так как все плавсредства были повреждены или уничтожены, своз людей с корабля проходил целую ночь на единственном уцелевшем и починенном баркасе и шлюпке. На рассвете "Дмитрий Донской" отошел на глубокое место и был затоплен в видимости подходивших японских миноносцев. Команда затем была доставлена с острова на подошедший броненосный крейсер "Касуга". Капитан 1 ранга Лебедев скончался через два дня и был похоронен на кладбище в Нагасаки. Неравный бой крейсера "Дмитрий Донской" был последним боевым эпизодом Цусимской драмы».
Из сообщений прессы: «Об этой сенсационной находке 3 июня 2003 года первой сообщила южнокорейская компания "Тона констракшн": изучение снимков и видеосъемок корабля, сделанных на глубине 400 метров глубоководной аппаратурой южнокорейского Института океанографии, позволило сделать вывод о том, что на дне покоится именно этот русский крейсер. На фото и видео — снимки палубы и корабельных орудий, поврежденного руля, офицерского кортика и якоря, аналогичных стандартному снаряжению Русского военного флота начала прошлого века. Вероятность того, что на снимках именно "Дмитрий Донской", велика — сведений о других русских кораблях, затонувших в этом районе, у историков нет. "Тона констракшн", финансирующая поиски и предполагаемый подъем русского крейсера, не впервые привлекает внимание к сенсации о слитках золота, которые якобы находятся в трюмах крейсера. В последний раз шумиха вокруг этого дела возникла в декабре 2000-го, когда местная газета опубликовала статью о том, что обнаружен затонувший русский корабль, на котором перевозилось царское золото стоимостью, по разным источникам, от 125 миллионов до 8,3 и даже 215 миллиардов долларов. Некоторые историки предполагают, что на "Донской" перед боем были свезены деньги со всех кораблей эскадры, а главное — с транспорта, на котором и перевозилась казна будущего тихоокеанского соединения.
Весьма важным остается следующий факт: согласно нормам международного права, (и такие прецеденты уже были в морской практике) найденный корейцами корабль является собственностью России и ее правопреемника — РФ, которая имеет полное право претендовать на получение той части немаленьких исторических и материальных сокровищ, которые останутся после возмещения расходов "Тона констракшн" на подъем крейсера со дна морского. Разумеется, все эти мероприятия стоят немало. Но и сумма — даже в 125 миллионов долларов — впечатляет. А если представить, что эти деньги 100 лет тому назад предназначались именно для развития военной и промышленной инфраструктуры дальневосточной окраины, то есть царский трансферт просто своевременно не был доставлен в Приморье, то всем нам можно, видимо, серьезно на эти сокровища претендовать. И не надо будет огорчать родное правительство бесконечными просьбами обратить, наконец, внимание на свой дальневосточный форпост.
Из сообщений прессы: «О планах подъема со дна моря золота, находящегося на борту крейсера "Дмитрий Донской", уже официально объявлено в Корее. Заказ на подъем получила вторая по размерам южнокорейская строительная компания «Dong-Ah». На бирже ее акции сразу же поднялись на 14 %. Имя заказчика не называется. Скорее всего, он имеет непосредственное отношение к японско-французской экспедиции, которая еще в начале 80-х годов обнаружила корабль на дне Японского моря. В начале Цусимского сражения крейсер охранял транспорты. И с одного из них на "Донской", как считается, была перегружена часть золотой казны российской эскадры». Увы, никаких документальных доказательств перегрузки золота на старый крейсер не имеется.
Планы подъема сокровищ со дна моря неизбежно порождают вопросы об их принадлежности. Судя по всему, Россия имеет право претендовать на золото "Донского", если оно действительно там имеется, что, впрочем, весьма маловероятно. Как сообщил "Сегодня" доктор юридических наук капитан 2 ранга в отставке Геннадий Мелков, Российская Федерация, как правопреемник Российской империи, имеет право получить ту часть сокровищ, что останется после возмещения расходов на их подъем с морского дна. Аналогичная история уже имела место в начале 80-х годов ХХ века в случае с крейсером "Эдинбург". Тогда СССР досталось более половины поднятого с морского дна золота.
Отметим и то, что Россия вправе предъявить претензии, кладоискателям, так как все погибшие в бою корабли считаются братскими могилами. Часть погибших в бою и умерших впоследствии от ран моряков так и остались на корабле. Существуют международные законы, запрещающие вести какие-либо работы на таких кораблях. Да и сам «Дмитрий Донской». Пусть даже и затопленный, все равно является собственностью России и корейская сторона обязана согласовывать с нами все свои действия в отношении его. Кроме того, если будет подниматься и сам корабль, Россия имеет право направить официального наблюдателя, а также, поскольку крейсер имеет историческое значение, получить с него некоторые реликвии.
Так было ли золото?
Так могло ли на самом деле быть золото на кораблях 2-й Тихоокеанской эскадры? А если могло, то, сколь много и на каких именно кораблях?
Начнем с того, что, разумеется, ни о каких «550 ящиках с золотом и платиной» речь идти не может вообще. Но почему? Давайте порассуждаем, куда и зачем надо был везти командующему 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмиралу Рожественскому такое количество золота?
Корабли 2-й Тихоокеанской эскадры и, присоединившейся к ней 3-й Тихоокеанская эскадра совершили многомесячный тяжелейший переход из Либавы через Атлантический и Индийский и часть Тихого океана к Цусимскому проливу, после чего должны были с боем прорваться во Владивосток.
Любопытно, что сегодня в ряде газет, в разговоре о золоте «Адмирала Нахимова» уже фигурирует цифра — 5.500 ящиков золота. Автором этой цифры является уже знакомый нам Сасагава. Это, разумеется, совершенно невероятно. Столько золота и по объему, и по весу просто невозможно было разместить на боевом корабле. Матросам просто пришлось бы и есть, и спать на ящиках с золотыми слитками…
Учитывая, что обычно в один «золотой ящик» укладывалось по пять стандартных золотых брусков, каждый весом в 11 килограммов, то соответственно в 5 500 «золотых ящиков» должно были находиться 27 тысяч 500 золотых слитков, что составляло ни много, ни мало, а 302 тонны 500 килограммов чистого золота!!!
Напомним, что в начале 1914 года, т. е. накануне Первой мировой войны, когда Россия пребывала на пике своего промышленно-экономического развития, весь золотой запас государства составлял 1 312 тонны. Разумеется, что в 19041905 годах он был значительно меньше.
Получается, что в 1904 году идиот-царь и его идиоты-министры запихнули в трюмы самого старого крейсера Тихоокеанской эскадры более трети всего золотого запаса России, и отправили его вокруг всего Земного шара, черт знает, куда и, черт знает, зачем! Да за одну такую выходку Николая Второго разнесли бы по кочкам свои же министры, а уж после революции 1917 года этот факт стал бы самым главным и весомым аргументом в деле опорачивания царизма и организации всенародного судебного процесса над самим Николаем Вторым, который столь вопиюще преступно разбазарил народное достояние. Но, как мы знаем, ничего подобного не произошло. Почему? Ответ, думается, понятен. Только потому, что ничего этого просто не было, так, как и быть никогда не могло.
Более умные журналисты, понимая, что 5 500 «золотых ящиков» звучат уж слишком неправдоподобно, для пущей убедительности, просто убрали в своих статьях из первоначального числа один «ноль», уменьшив, таким образом, количество «цусимского золота» в десять раз. Таким нехитрым приемом у них получилось 550 ящиков, что составило соответственно 30 тонн 250 килограммов золота. Но и 30 тонн чистого золота цифра столь огромная, что внятно объяснить, куда и зачем тащил с собой вице-адмирал Рожественский эту груду золотых слитков объяснить невозможно.
Но может, все обстояло так, что на кораблях 2-й эскадры все же имелось какое-то (пусть даже меньшее) количество золота, вес которого впоследствии стараниями досужих журналистов был просто искусственно завышен в погоне за сенсацией.
Разумеется, перед уходом из Либавы, все корабли эскадры имели на борту определенные суммы денег. Они были нужны для выплаты личному составу, для закупки продовольствия и для всяких непредвиденных ситуаций. При этом отметим, что снабжение русских эскадр в 1904 году взяли на себя германские фирмы, которые обеспечивали наши корабли и продовольствием, и углем. Расчет за оказанные услуги производился не на эскадре, а в Петербурге, откуда необходимые суммы денег перечислялись на счета данных германских фирм. Поэтому необходимости иметь значительные суммы на борту для осуществления торговых операций, просто не имелось. Помимо этого, в распоряжении командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Рожественского и командующего 3-й Тихоокеанской эскадрой контрадмирала Небогатова, имелись аккредитивы. Система расчета без наличных денег, а аккредитивами практиковалась к тому времени уже более века. Этим постоянно пользовались моряки всех стран мира. Времена, когда чтобы не пропасть моряки вынуждены были возить с собой сундуки с золотом, давно канули в лету. Зачем возить реальное золото, когда в каждом порту мира имеются банки, с радостью принимающие аккредитивы? Возможность расчета аккредитивами через банки в начале ХХ века тоже уменьшало гипотетическое количество золота на борту наших военных кораблей.
Кроме этого отметим, что практически все наличные деньги были потрачены офицерами и матросами 2-й Тихоокеанской эскадры за месяцы стоянки на Мадагаскаре. Понимая, что впереди их ждет тяжелый бой за прорыв во Владивосток, офицеры и матросы гуляли напропалую. О мадагаскарском разгуле в свое время много ярко и красочно писал автор нашумевшего романа «Цусима» Новиков-Прибой. Так что к моменту Цусимского сражения наличного золота на российских кораблях, как в кассах, так и на руках было не так уж много.
Однако в данном случае мы говорим лишь о личных финансовых средствах офицеров и матросов и корабельных кассах, где имелись некоторые суммы на текущие расходы. При любом раскладе эти деньги никак не могли именоваться золотыми кладами, а уж в ситуации, в которой находились к маю 1905 года корабли 2-й Тихоокеанской эскадры, как мы понимаем, тем более.
Но может быть, помимо этого «расходного» золота на кораблях 2-й Тихоокеанской эскадры находилось некое иное золото? Могло ли быть так, что российское правительство решило отправить попутно с кораблями 2-й Тихоокеанской эскадрой определенное количество государственного золотого запаса для обеспечения боевых действий в Манчжурии и решения других неотложных оборонных вопросов на Дальнем Востоке. В таком случае на наших кораблях действительно могли находиться пломбированные ящики с золотом и платиной.
Но почему тогда это золото вице-адмирал Рожественский вдруг разместил на самых старых и нее слишком боеспособных кораблях своей эскадры? Он что, был полный дурак! Допустим, что ящики с золотом действительно существовали. Но тогда по логике вещей Рожественский должен был решить с ними вопрос в соответствии с несколькими вариантами:
1. Отправить золото на одном из вспомогательных крейсеров вокруг Японии. Это исключало вероятность потери золота в предстоящем морском сражении. Перехват вспомогательного крейсера японцами тоже был весьма маловероятен, так как весь японский флот в это время сторожил нашу эскадру в Цусимском проливе.
2. Поместить золото на одном из новых и наиболее мощных по вооружению и бронированию кораблей. На головном флагманском броненосце «Князь Суворов» размещать золото было достаточно рискованно, так как ему предстояло выдержать огонь всего японского флота. А вот поместить золото на концевом броненосце 1-го броненосного отряда «Орле» было бы вполне логично.
3. Наконец, Рожественский мог поместить золото на одном из легких быстроходных крейсеров («Жемчуг» или «Изумруд»). Имея большую скорость хода, они могли, воспользовавшись боем, просто прорваться во Владивосток. Именно так прорвался мимо японского флота 15 мая, избежав пленения, крейсер «Изумруд».
Из сообщений прессы: «некоторые исследователи официально утверждают, что деньги — и немалые — на эскадре (на 2-й эскадре — В.Ш.), действительно были, но — в бумажной валюте и российских ассигнациях. Отметим, что русский рубль был в те годы не менее твердой валютой, чем английский фунт стерлингов. Разумеется, был на эскадре и некоторое количество "НЗ" — золотые монеты, однако совсем не тоннами и не в сумме годового бюджета страны».
Но с какой стати вице-адмиралу Рожественскому было размещать весь золотой запас на старых и тихоходных броненосных крейсерах «Адмирале Нахимове» и «Дмитрии Донском», ведь это было равносильно его преднамеренному уничтожению! На кораблях 3-й Тихоокеанской эскадры золото не могло быть размещено вообще. Эта эскадра комплектовалась столь старыми, слабыми в боевом отношении и маломореходными кораблями, что у командования вообще имелись серьезные опасения, а дойдет ли эта эскадра до Цусимы вообще!
Перевозить золото на самых старых, слабо вооруженных и тихоходных кораблях Рожественский никак не мог, так как сразу же был бы отдан под суд, по возвращении в Россию. Отметим, что во время судебного процесса над вице-адмиралом Рожественским, как и над командующим 3-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмиралом Небогатовым, вопрос о потерянном золоте ни разу, никем не ставился.
А теперь зададимся вопросом, ради чего, вообще надо было тащить на кораблях 2-й Тихоокеанской эскадры в течении многих месяцев через три океана набитые золотом ящики? Ведь с самого начала всем было абсолютно ясно, что без боя прорваться во Владивосток нашим кораблям не удастся, а значит, с самого начала вероятность потери отправляемого золота была весьма значительной. Неужели министр финансов Витте, которого и современники, и историки характеризуют, как весьма умного и талантливого политика и администратора, в данном случае проявился себя полным дилетантом? В это мне что-то не верится.
Пресса сообщает: «Как предполагают некоторые исследователи, корабли эскадры Рожественского могли везти в осажденный Порт-Артур (а после его взятия — уже во Владивосток) значительные суммы денег для расчета за уголь, продукты и воду на переходе, а также покупки оружия и оплаты строительства на Тихом океане огромной базы для эскадры из двух десятков крупных кораблей».
Уж не знаю насколько нуждался осажденный Порт-Артур в золоте, но думаю, что он куда больше нуждался в продуктах, снарядах и орудиях. О закупке продуктов и угля на переходе на Дальний Восток мы поговорим ниже. Ну а то, что пишут о покупке некого оружия — это из области уже даже ненаучной фантастики. Интересно у кого и какое оружие собирались закупать командиры кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры? Уж не луков ли у аборигенов Мадагаскара! Что касается оплаты строительства на Тихом океане некой огромной базы для «эскадры из двух десятков крупных кораблей», то это вообще полный бред. Какое там строительство новой военно-морской базы, когда и для старых кораблей, то уже не осталось после гибели 1-й Тихоокеанской эскадры в Порт-Артуре.
Если уж так необходимо было переправить определенное количество золота на Дальний Восток, то это можно было сделать гораздо быстрее и безопаснее. Всего за пару недель в полной безопасности можно было перевезти ящики с золотом из Петербурга во Владивосток по Транссибирской магистрали, которая в течение всей русско-японской войны работала с точностью часового механизма. Для нашей Манчжурской армии золото легко можно было переправить по КВЖД, которая тоже прекрасно функционировала. Именно по ней самого конца войны Манчжурской армии доставлялись припасы и пополнения, а также необходимые деньги.
Со временем выяснилась и другая любопытная деталь. Слитки металла, которые, по утверждению Сасагавы, были подняты с затонувшего русского крейсера, имели удельный вес 11,34 г/куб. см. Это плотность свинца, но не платины. Но какую выгоду преследовал японский миллионер, выдавая, обычные балластные свинцовые чушки за золотые слитки? Ведь не мог же он не понимать, что его обман достаточно быстро откроется. Разумеется, он все понимал.
Дело в том, что едва Сасагава заявил о том, что нашел золото «Нахимова» акции его компании сразу же резко поползли вверх. К такому повороту Сасагава, конечно же, был готов заранее, а потому сумел быстро и выгодно все распродать. Так что выгоду из своего, в общем-то, достаточно примитивного обмана, японец извлек и, надо думать, весьма немалую.
Стремясь прославиться, а заодно и сделать деньги буквально из воздуха, японский миллионер просто-напросто вытащил на свет Божий историю английского "Черного Принца" из Балаклавской бухты, скорректировав ее применительно к "Адмиралу Нахимову". Но и это далеко не все!
Кроме этого шумиха вокруг золота крейсера «Адмирал Нахимов» весьма кстати оказалась и для правительства Японии. Японское радио и телевидение сразу же стали активно муссировать тему необходимости подъема крейсера, якобы, в свое время спустившего флаг и пошедшего ко дну уже под японским флагом. Это значило, что юридически корабль уже не принадлежит России, а является законным японским трофеем.
Аргументами в пользу подъема «Нахимова» послужили большие расходы Токио на финансирование антииранских операций в Персидском заливе, пришедшиеся, как раз, на это время. За счет золота «Нахимова» японцы хотели решить свои финансовые проблемы. С подачи фирмы Сасагавы «Ниппон марин девелопмент» в обоснование проекта были заложены сразу три лжи. Первая — о якобы сдавшемся в плен и спустившем флаг крейсере. Вторая — о наличии на борту «Нахимова» несметных золотых сокровищ. Третья — о якобы правомочности Японии на такую судоподъемную операцию.
Сразу же разразился серьезный международный скандал. Советская сторона немедленно заявила, что «Нахимов» является братской могилой, а потому неприкосновенен для мародеров. Именно так трактует международное морское законодательство проникновение на затопленные корабли и суда, внутри которых остались погибшие.
Начались межгосударственные переговоры, в ходе которых обе стороны извлекали на свет документы почти вековой давности. Никаких документальных фактов относительно того, что «Нахимов» перед гибелью спустил Андреевский флаг и поднял неприятельский, японцы предъявить так и не смогли. Под давлением фактов японцы вынуждены были признать, что российский крейсер погиб, не спустив своего флага, а потому не может являться собственностью Японии. После этого, сама собой, отпала возможность, какого бы то ни было проникновения внутрь затопленного крейсера без разрешения правительства СССР. Японцы попытались, было, заинтересовать советскую сторону совместным проектом по подъему золота, но СССР не проявил к этому проекту ни малейшего интереса. Почему? Ответ думается понятен. Подняв всю документацию, относительно финансового обеспечения похода 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр специалисты министерства финансов СССР быстро разобрались, что никаких «несметных» сокровищ на борту «Адмирала Нахимова» никогда не было. А вскоре всем, наконец-то, окончательно стала понятна и причина «сенсации». «Ниппон марин девелопмент» просто нужна была громкая реклама и… крупные денежные кредиты банков для ведения дел.
Наконец, отметим и столь немаловажный факт, что за сто с лишним лет, прошедших со времени русско-японской войны не найдено и не опубликовано ни одного документа, нет ни одного воспоминания участников похода 2-й и 3й эскадр, где имелись бы хотя бы отдаленные намеки на «цусимское золото». Из всего вышесказанного следует только один вывод — никаких ящиков с золотом и платиной на кораблях 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр никогда не было. Все это плод воспаленного воображения американских и японских журналистов и авантюристов типа Сасагавы.
Одиссея мичмана Графа
Впрочем, своя золотая история на 2-й Тихоокеанской эскадре все же была. Слухи появились, разумеется, не на пустом месте.
В небольшом приморском городке Гоцу, что в префектуре Симанэ есть небольшая комната-музей с экспозицией корабельных предметов, поднятых с погибшего в Цусимском сражении русского транспорта «Иртыш». В экспозиции выставлены документы, морская карта, медные гильзы от снарядов, ходовые фонари, подвесные фонари, лампы и т. п. А у входа в местный храм, висит медная рында с надписью: «Иртышъ». Местный бонза каждый день звоном колокола призывает детей в школу. На берегу моря жители Гоцу воздвигли небольшой монумент погибшим морякам «Иртыша». Вскоре после окончания русско-японской войны японские водолазы занялись обследованием затонувшего возле берега «Иртыша». Японцев интересовало, какие грузы могут находиться в весьма вместительных трюмах погибшего транспорта. Среди жителей городка Гоцу и по сей день ходят слухи о том, что водолазы извлекли тогда из каюты командира транспорта несколько мешочков с золотыми монетами.
Невольным участником данной истории стал офицер с транспорта «Иртыш» мичман Гарольд Граф, который много лет спустя, уже в эмиграции, в своей книге воспоминаний «Моряки», и рассказал о ней.
В ту пору Граф только окончил Морской корпус и плавание на «Иртыше» было для него первым. Отметим любопытный факт, что старшим офицером транспорта был назначен прибывший из запаса лейтенант Петр Шмидт, тот самый печально знаменитый «красный лейтенант». Впрочем, Шмит не долго оставался на следовавшем в район боевых действий транспорте, а при первой же возможности сбежал с него в Порт-Саиде, чтобы переждать войну в тыловом Севастополе, а заодно и снискать себе известность на ниве революции.
Что касается мичмана Графа, то он был назначен на транспорт «Иртыш» осенью 1904 года. Тогда же по приказу командования транспорт отправился вдогонку 2-й Тихоокеанской эскадре. Кроме больших запасов угля, в носовом трюме «Иртыша» был размещен запасной комплект 10-дюймовых зарядов и снарядов для броненосцев береговой обороны, 800 мин заграждения, пироксилин, большое количество бутылей с серной и соляной кислотой. Имелось на «Иртыше» и несколько тысяч пар сапог, захваченных из России для экипажей кораблей эскадры.
Командир транспорта капитан 2 ранга Ергомышев получил приказ следовать в Порт-Саид самостоятельно. Миновав Суэцкий канал, «Иртыш» бросил якорь в Порт-Саиде, где ждал дальнейших указаний от вице-адмирала Рожественского. Во время этого перехода молодой мичман помимо своей основной должности — вахтенного офицера, исполнял еще и обязанность корабельного ревизора, то есть офицера, отвечающего за финансовые вопросы, а также закупку продовольствия для команды.
Во время нахождения «Иртыша» в Порт-Саиде, Граф был отправлен для решения финансовых вопросов в Каир. Когда он уже собирался вернуться на судно, то внезапно получил телеграмму, в которой говорилось, что ему надлежит получить деньги на всю 2-ю Тихоокеанскую эскадру. В своих воспоминаниях К. Граф пишет: «Я отправился с Д. (Д. — переводчик русского консульства — В.Ш.) в банк и предъявил свои бумаги. Все оказалось в порядке, и деньги могли быть немедленно выданы. Мне всегда представлялось, что получу изрядное количество кредитных билетов, которые займут не так уж много места. Все же по совету Д. я купил хороший кожаный чемодан небольших размеров. Само собой, я и в мыслях не имел, что он будет почти полон деньгами. Но каково было мое удивление, когда в банке меня подвели к огромным медным весам и на них начали отвешивать груды золотых фунтового достоинства, а затем пересыпать в маленькие парусиновые мешочки! Таким способом отмеривание восьми тысяч фунтов кончилось быстро, и мне оставалось их принять… Мешочки, уложенные мною в чемодан, совершенно заполнили его. Чемодан оказался таким тяжелым, что я еле-еле мог его поднять, и при этом он чрезвычайно подозрительно прогибался и отвисал».
В египетской столице мичман Граф провел шесть дней, дожидаясь попутного парохода. «На следующий день, — вспоминает Граф, — как только пришел пароход, я пошел в банк с рассыльным из консульства, который перенес чемодан в мою каюту. Запер ее на ключ, весьма довольный успешно исполненным поручением…»
Теперь мичману предстояло в одиночку с чемоданом, набитым золотом, добраться до «Иртыша». Транспорта тем временем уже покинул Суэцкий канал, и отправилось в Джибути. Граф пустился вдогонку за своим ушедшим судном. Но к моменту его прибытия в Джибути «Иртыша» там уже не было. Он ушел в Сайгон. На попутном французском пароходе мичман с «золотым чемоданом» в руках и револьвером в кармане пересекает Индийский океан. В Сайгоне Граф узнает, что «Иртыш» на Мадагаскаре, в бухте Носи-бэ.
Почти четыре недели мичман Граф догонял свой транспорт, который, к моменту его прибытия на Мадагаскар уже ушел оттуда и перешел в бухту Камрань, что в юго-восточной Азии. Все это время он не спускал глаз с заветного чемодана. Только в Камрани мичман наконец-то догнал свое судно. В своих воспоминаниях он пишет: «С великой радостью взял я чемодан и отправился на корабль. Через несколько минут я был «дома».
Одиссея мичмана Графа сразу же, после его прибытия в Камрань, стала широко известна на всей эскадре. Так командир крейсера «Аврора» капитан 1 ранга Е. Р. Егорьев вел дневниковые записи о походе 2-й Тихоокеанской эскадры. Вот что он занес в тетрадь 27 февраля 1905 года: «Скудные телеграфные известия о событиях внутри России, а также с театра военных действий, достигающие нас, неизменно носят печальный характер… Начинаем думать, что Владивосток может быть отрезан; тогда наша дальнейшая цель становится необъяснимой.
Флот без базы — до сих пор неслыханное предприятие. Два дня тому назад пришел «Иртыш», наш угольный транспорт. Из Либавы вышел в двадцатых числах декабря; почты не привез. В Порт-Саиде денег для своей надобности не принял, из Либавы, как все россияне, вышел без копейки денег, но с кредитивом. В Джибути хотел ждать прихода 3-й эскадры. Ревизор (мичман Граф — В.Ш.) отправился в Порт-Саид за деньгами; в это время «Иртышу» было приказано немедленно уйти в Носси-Бэ, а ревизор с деньгами получил приказание поехать в Сайгон, где должен ожидать нас. Интересное путешествие solo с большим мешком золота».
Такова, в общих чертах, история происхождения золота на борту транспорта «Иртыш». Но почему после прибытия мичмана Графа, доставленное им золото, не было распределено по кораблям эскадры, для чего, собственно говоря, оно и предназначалось? Ответа на этот вопрос у нас нет, да и вряд ли уже будет. Можно лишь предположить, что к моменту прибытия Графа, эскадра уже собиралась сниматься с якоря, чтобы идти на прорыв во Владивосток. В данной ситуации, ни командующему эскадрой, ни командирам кораблей было уже не до привезенного «расходного золота». На оставшемся отрезке пути никаких заходов в порты более не предусматривалось, а значит, и тратить деньги командам было просто некуда. Зато ожидалось генеральное сражение, к которому все и готовились. Думается, что вопрос о золоте вице-адмирал Рожественский просто отложил до момента прибытия во Владивосток. То, что он так и оставил золото на «Иртыше», можно объяснить тем, что командующий не мог знать, как сложится предстоящее сражение и где, поэтому, золото будет в большей безопасности. Поэтому, не замарачивая себе голову, он приказал оставить золото там, где оно было в настоящий момент. Кроме всего этого, думаю, что в тот момент Рожественский меньше всего думал о золоте для карманных расходов личного состава эскадры… На кону в те дни была судьба самой эскадры, а вместе с ней судьба всей войны и мирового престижа России!
В первые минуты Цусимского сражения артиллерийские наводчики «Иртыша» держали на прицеле один из японских крейсеров, но не стреляли. Капитан 2 ранга Ергомышев не без оснований полагал, что несколько мелкокалиберных пушек его транспорта ничего не изменять в начавшемся противоборстве броненосцев. Зато несколько даже случайных попаданий в набитый углем снарядами транспорт уничтожат его в несколько минут. Впрочем, японцам тоже было пока не до «Иртыша». Весь свой огонь они сосредоточили против наших броненосных сил.
Стараясь не оказаться на линии огня, «Иртыш» сначала пристроился к броненосному крейсеру «Дмитрий Донской», затем к «Авроре», но это прикрытие не было надежным. Тогда Ергомышев решил выйти из района боя и самостоятельно проскользнуть пролив.
Но «Иртышу» не повезло. Один из японских крейсеров, между делом, дал по нему вдогонку несколько залпов тихоходному транспорту. Этого для транспорта оказалось достаточно. «Иртыш» получил несколько пробоин. В трюм хлынула вода. Судно сильно накренилось. В машинном отделении лопнул паропровод, пока ликвидировали аварию, стала прибывать вода, запустили водоотливные насосы.
Но Ергомышев не оставлял надежды на прорыв. Вскоре «Иртыш» повернул на ост. Ергомышев рассчитывал, что этот курс достаточно безопасен, что с наступлением вечерних сумерек судну удастся удалиться на несколько десятков миль от района боя.
К утру следующего дня «Иртыш» почти потерял ход, водоотливные средства уже не справлялись с откачкой воды из трюмов. Попытка выправить крен тоже не удалась. Шансов дойти до Владивостока, таким образом, не было никаких. Было решено продолжать идти во Владивосток, но держаться недалеко от японского берега, чтобы в случае чего спасти команду. Спустя некоторое время на транспорте еще раз лопнул паропровод. Пришлось вывести из рабочего режима один из котлов. Получили серьезные ранения и ожоги вахтенные машинисты. Вода в кочегарке поднялась к топкам… Это был конец. Ергомышев приказал направить судно к японскому берегу.
Через пару часов транспорт «Иртыш» встал на якорь в полутора милях от рыбацкого селения Гоцу.
Судовой лекарь Иосиф Делялич-де-Лаваль, вернувшись из плена раньше своих соплавателей, в медицинском отчете так описал гибель «Иртыша»: «…15 мая утром стало очевидным, что транспорт «Иртыш» продержится на воде недолго. И поэтому решено было в 9 час. утра повернуть к ближайшему берегу и высадить на него весь состав транспорта. Около часа пополудни, приблизившись к берегу Японии (западный берег остр. Ниипона), бросили якорь и спустили почти целые шлюпки. Спущенный же паровой катер скоро затонул, наполнившись водой через пробоины. Пополудни началась погрузка раненых на баркас, которая продолжалась более двух часов. Вечером того же дня весь состав транспорта высадился на западный берег Ниипона. Транспорт «Иртыш», как говорили, утонул в ночь с 15 на 16 мая, приблизительное место гибели находится на 35°2 северной широты и 132°8 восточной долготы от Гринвича».
Из воспоминаний К. Графа: «Бедный, бедный «Иртыш», недолго ты послужил в русском флоте, недолго на твоей корме развевался Андреевский флаг (…) Пока плыли, никто не спускал глаз с «Иртыша», ожидая его «последнего вздоха», но он пока продолжал печально стоять, уткнувшись носом в воду. Лишь Андреевский флаг слабо колыхался на корме».
Обратим внимание, что команда покидала судно организованно, без всякой паники. Противник в тот момент транспорту ни коим образом не угрожал. В данных условиях командир транспорта должен был бы обязательно сохранить свой самый главный юридический документ, по которому будут судить обо всех его действиях во время плавания и, особенно, во время сражения. Спасение вахтенного журнала во все времена и на всех флотах мира есть дело первостепенное. Но судьба вахтенного журнала транспорта «Иртыш», тем не менее, не известна. По крайней мере, в объяснительных записках уцелевших членов команды транспорта о нем нет никаких упоминаний. Скорее всего, он погиб вместе с судном. Впрочем, нельзя исключить, что журнал был поднят японцами, прочитан, после чего японские водолазы уже и начали целенаправленные работы в каюте командира «Иртыша», где вскрыли сейф и достали лежавшее там золото. Однако и здесь не все так просто.
Думается, что перед тем как покинуть борт своего судна, скорее всего Ергомышев уничтожил вахтенный журнал. Почему он должен был так поступить? Высаживаясь на японский берег, командир «Иртыша» не мог не понимать, что вскоре команда будет пленена противником. Разумеется, сохрани он вахтенный журнал, японцы сразу же изъяли бы его и прочитали все, что касается не только всех обстоятельств перехода эскадры, но и все относительно оставшегося на борту затонувшего транспорта груза: угля, снарядов и серной кислоты. Все это представляло для японцев немалый интерес. Понятно, что, высаживаясь на японский берег, Ергомышев не мог взять с собой и самого золота, которое, таким образом, неминуемо оказалось бы рано или поздно в руках японцев.
Разумеется, что в вахтенном журнале было зафиксировано и прибытие на судно мичмана Графа с казенным золотом. Кроме этого должен был существовать и особый акт, которым мичман Граф передавал доставленное золото на хранение командиру корабля.
Не зная итогов сражения и того, что за этим последует, Ергомышев, как офицер, просто не мог передать в руки противника столь важные документы. Если бы он так поступил, то вполне мог пойти под суд за измену присяге. Поэтому, все бумаги, где речь шла о находившемся на борту «Иртыша» золоте, были уничтожены. А кроме этого, офицеры судна, по-видимому, также договорились между собой не разглашать тайну золота.
В военно-морском архиве в Токио имеется папка по интернированию команды транспорта «Иртыш». Писателю-историку Виталию Гузанову удалось в свое время подержать ее в руках. Вот что они пишет об этой папке: «На ней почему-то сохранился гриф «Совершенно секретно». Видимо, на этом основании не все сотрудники имели возможность раскрыть папку и заглянуть в нее. А с другой стороны кого особенно интересовал какой-то там транспорт-углевоз? Ведь это не броненосец и не крейсер, в конце концов. С волнением листаю пожелтевшие страницы. Вначале мое внимание привлекает запись на японском языке. В подстрочном переводе она гласит: «Мичман Граф потребовал через французского консула (по договоренности между Россией и Францией он защищал права русских военнопленных — В.Г.) выплатить русским офицерам жалование в сумме 252 фунтов, так как они имеют право на это, однако японское флотское командование не признало требование законным, а поэтому отказало».
С требованием Гаральда Графа как таковым можно, разумеется, согласиться и не согласиться. Конечно, положение русских моряков было, мягко говоря, весьма стесненным. Они, как пишет в воспоминаниях Граф, при оставлении корабля «взяли самое ничтожное количество вещей, преимущественно мелочи, дорогие сердцу… боялись перегрузить шлюпки…» Это означает, что у них не было ни сменного белья, ни лишнего мундира, ни запасной пары обуви и, конечно, денег. Не могли они унести с собой и судовую казну. Но и платить пленным денежное содержание никто не будет. А вот если при их пленении было взято значительное количество золота, то, по давним и еще сохранявшимся в начале века традициям, небольшая его часть могла бы быть выдана на нужды пленных офицеров. Однако у коменданта лагеря (по-японски он назывался приютом — В.Г.), вероятно, были на этот счет строгие инструкции.