Помоги проекту - поделись книгой:
Синан почувствовал чужое присутствие. Оторвался от своего занятия и посмотрел на Ягыза. Взгляд был мутный-мутный. Больной взгляд. Позволил Ягызу увести себя от окна. И урну отдал без звука. Сел за стол. Скривив губы, произнёс:
— Дефне… Сказала, что не готова… к отношениям… Не хочет… Не любит… Чтобы больше не приходил… Не вставал на пути…
Вот когда Ягыз пожалел, что не рассказал другу о прошлом Дефне. Тогда его об этом просила Озджан, чтобы спасти Дефне. А сейчас надо было спасать Синана. И Ягыз набрал на компьютере Синана адрес странички Дефне. Положил руку на плечо друга и, поймав его взгляд, сказал:
— Прочти внимательно. Загляни в себя. Пойми её. И тогда будешь знать, что делать дальше.
Первой в глаза Синана бросилась фотография Дефне. На него с экрана смотрела яркая, самоуверенная, дерзкая, сексуальная девушка. Рядом тоже была фотография Дефне. Почти такая же, как и первая. Но не совсем такая. Что-то в ней было другое. Более мягкое. Более глубокое. Более грустное. И, в тоже время, более стойкое. Такое было общее впечатление. А если внимательно присмотреться, то… Глаза! Да, глаза были другими. Глаза на первой фотографии были бесшабашными, манкими, заманивающими в пучину чувственных наслаждений. Глаза на второй… куда-то звали. Нет, не так! Как будто помощь обещали. Да, обещали спасти, говорили: «Пойдём со мной. Вот тебе моя рука»… И ещё улыбка. Соблазняющая на первом снимке. И мягкая, погружённая в себя, на втором. Та, которая так раздражала Синана при первом знакомстве с Дефне, и которой он готов любоваться сегодня бесконечно…
Синан посмотрел на подписи под фотографиями. «Я до болезни». «Я сейчас». Вот, что под ними было написано.
Синан перешёл на следующую страничку и онемел. Там было уже три фотографии. Две — те же, что и на первой странице, а между ними… между ними фотография скелета, обтянутого жёлтой, пергаментной кожей. Синан опустил взгляд под фотографию и прочёл: «Я во время болезни». Вернулся к снимку, но ничего не увидел в изображении похожего на Дефне. Не угадывались черты её лица на этом страшном снимке. Ниже шла ссылка на архив фотографий. А ещё ниже начинался чат Дефне со своими подписчиками. Дальше пройти не получилось, поскольку сайт потребовал регистрации. Синан вернулся к началу и прочитал название странички: «Анорексия — это не приговор!» И девиз: «Не верь судьбе — спасение в борьбе!»
Синан глубоко вздохнул, чтобы справиться с внутренней дрожью и нажал на ссылку с архивными фотографиями.
Первыми были снимки с больничной койки.
И так 12 фотографий, по одной за каждый месяц, на которых почти ничего не меняется. Это если их смотреть друг за другом. А, если сравнить первую и последнюю — о! здесь прогресс заметен. Кожа из пергаментной стала просто бледной. В глазах появился цвет. И выражение усталости. Пальцы рук уже похожи на карандашики, а ноги более уверенно стоят на полу.
Завершался первый год борьбы с болезнью снимком во весь рост в купальнике. Отчаянная смелость и неприкрытая правда. По-прежнему на это было больно смотреть. Колени смотрятся как огромные узлы между двумя палками. Торчат острыми углами кости бёдер, локти, плечи. Голова не покрыта, с сереньким ёжиком едва отросших волос. Стеклянная худышка.
Снимки второго года болезни Дефне были уже не из больницы. Похоже, из дома. С каждой из следующих фотографий Дефне всё больше становилась похожей на себя сегодняшнюю. Двенадцатый снимок за этот год опять был в купальнике, но уже где-то на морском побережье. Глаза скрыты солнцезащитными очками, на губах мягкая улыбка. От облика веет спокойствием и уверенностью.
Следующие снимки почти все были сплошь на позитиве. Радостная Дефне на фоне Университета. Дефне в какой-то редакции. Дефне на природе. Дефне вместе с такими же, как она, худышками в ресторане на фоне уставленного едой стола. Дефне на фоне башни, где располагается офис Арт-сина. Все снимки с нею, снятые для каталога. Дефне рядом с вывеской «Komunivit». Дефне на улице, проводящая опрос. Полный помесячный отчёт за более чем четыре года с момента первого снимка, с момента начала борьбы за выздоровление, за жизнь. Очень честный отчёт, бескомпромиссный. Синан бы даже сказал — бесжалостный по отношению к самой себе.
По фотографиям Синан подсчитал, что ко времени прихода в Арт-син от первого снимка прошло три с половиной года. Снимок, где уставшая Дефне отражается в зеркале, сидящей в кресле со сброшенными с ног туфлями на высокой прозрачной платформе, соответствует времени встречи с четой Висконти в ресторане, когда он впервые увидел, рассмотрел Дефне, где она перестала быть для него бесцветной молью и бледной поганкой. А фотография Дефне в кровати, закутанной в шаль, с красным от насморка носом и зажатым в руке градусником, чётко соответствует месяцу, когда они были в Зигана. Значит, она заболела после этой поездки. Вот почему её не было в Университете.
Снимка за последний месяц на сайте ещё не было. «Каким он будет?», — задумался Синан. Этот самый счастливый для него месяц, каким он был для неё? Ей также больно, как ему сейчас? Или она почувствовала облегчение, что избавилась от него?
Синан отвёл глаза от компьютера и посмотрел поверх него. За окнами уже стемнело. Сколько же сейчас времени? О-о-о! Уже девять. Берку, наверное, ушла, а Синан, вдруг, так остро почувствовал голод. И не удивительно. Ведь с завтрака у него маковой росинки во рту не было. Ни моральных, ни физических сил, чтобы просмотреть весь сайт Дефне, у Синана больше не было. Нет, он не собирался сдаваться. Просто решил отложить это на другое время и в другом месте.
Синан вышел из кабинета и направился к кофеварке — хоть чашечку горячего кофе залить в пустой желудок. В темном офисе ярко выделялась полоска света из-под двери кабинета Ягыза. Друг ещё здесь? Или забыл выключить свет? И Синан прошёл мимо кофемашины.
Ягыз сидел за столом и спокойно читал книгу. У Синана внутри потеплело и без кофе — вот что значит настоящий друг! Ждёт его, не уходит.
— У тебя есть что-нибудь кинуть в рот?
Ягыз отложил книгу в сторону, полез в ящик стола и достал айран и кокореч29, завёрнутый в фольгу. Протянул Синану:
— Должен быть ещё тёплым.
Откусывая горячий, благоухающий специями, кокореч, Синан спросил:
— Что читаешь?
— Стихи Орхана Вели30.
— Кхм, — хмыкнул Синан с набитым ртом.
Расстались они в подземном гараже, где кроме их машин, больше никого не было.
— Меня не будет несколько дней, — сказал Синан, уходя.
Ягыз молча кивнул головой. Он прекрасно понимал, почему и на что другу нужно время.
29 — острое блюдо, с добавлением большого количества тмина и острого перца. Обжаренные на горизонтальном гриле потроха молочного ягненка (печень, сердце, кишечник и легкие) с добавлением овощей, завернутые в лаваш или булку.
30 — Орхан Вели Каник (1914–1950) — турецкий поэт. Стремясь коренным образом преобразовать традиционную форму турецкой поэзии, ввел в поэтический язык разговорные выражения. Помимо своей поэзии, Каник за 36-и своих коротких лет написал впечатляющий объем работ, включая эссе, статьи и переводы (
20
Синан зарегистрировался на сайте Дефне под чужим именем и без аватарки. Свою проблему обозначил так: хочу уберечь любимую от анорексии. Зашёл в чат и погрузился в отдельный, отличающийся от реальности мир. Со своими порядками, правилами и полным отсутствием логики.
Нет! Ну, в самом деле?! «Худоба — признак аристократизма» — хм, ещё ладно, может быть. «Худых больше любят» — сомнительное утверждение, особенно если учесть, до какого состояния может довести стремление к похудению. Снимки Дефне из больницы яркое тому подтверждение. Выбирая между любовью к мумии и любовью к пышке, выбор кажется очевидным.
«Все мужчины смотрят только на тебя, а женщины завидуют» — вообще бред. Если мужчины и смотрят на торчащие кости, хрящики и выпирающие жилки, то, скорее всего, ужасаются. А женщины испытывают чувство жалости.
«Легко ходить на высоких каблуках и тонких шпильках» — ага, это пока сможешь ходить. Сколько времени выдержала Дефне на каблуках в ресторане? Всего ничего. А как же остеопороз, как одно из осложнений анорексии? Один неверный шаг, чуть более сильное дуновение ветра, и хрупкие косточки ломаются…
Не чужда была этому вывернутому наизнанку миру даже поэзия, бесхитростная, корявенькая:
«Стоят на хрустальных ножках
В сумраке дымного света
Девочки, сжимая в холодных ручках
Дрожащую сигарету.
Девочки, лёгкие, как птички,
Усталые хрупкие малышки,
Греют ниточки-пальчики
О бумажные с кофе стаканчики…»
Холод… Холод противопоказан при анорексии. А что сделал Синан? Потащил Дефне в горы. Да ещё пытался заставить кататься на лыжах. Романтик, видите ли, придумал — на крыше наблюдать за звёздами. Не удивительно, что Дефне заболела.
Присутствовал в чате и юмор, ироничное к себе отношение. Девиз анорексии: «Я — твой Диетолог. И да не будет у тебя другой еды, кроме Диеты! Понедельник — берёшь яйцо. Вторник — варишь его. Среда — чистишь. Четверг — ешь белок. Пятница — ешь желток. Суббота и воскресенье — разгрузочные дни, нечего обжираться!»
Встречались и глубокие, почти философские, рассуждения. «У того, кто заглянул в бездну и смог отползти от края, кардинально смещается точка отсчёта, меняются все жизненные ориентиры, происходит переоценка ценностей. Он уже никогда не будет прежним. Этого не сможет понять тот, кто не заглядывал в глаза бездне, сам не переваливался через край». Как не мог понять Синан мягкую улыбку Дефне в начале их знакомства. И как стремился понять, прочувствовать сейчас. Услышать её закрытыми глазами, как слушал Стамбул31 великий Орхан Вели Каник.
Слёзные жалобы. «Я жду, когда он придет и выкинет все мои таблетки, когда сигареты полетят в мусорное ведро вместе с пепельницей. Он отберет очередную бутылку мартини, накормит меня, уберёт из холодильника обезжиренные продукты и целый день будет рядом». Может быть, и Дефне хочет, чтобы он всегда был рядом? Но боится, что он когда-нибудь уйдёт, и тогда всё то, с чем она уже справилась — таблетки, сигареты, выпивка, диета, вернётся, навалится на неё с новой силой. И она останется один на один с бедой. Хватит ли у неё сил снова отползти от края? Или легче будет смириться? Как с горечью написала одна девушка из чата на вопрос: «Зачем ты худеешь?» — «Хочу исчезнуть».
Очень тяжело было читать про эти исковерканные судьбы, про это навсегда подорванное здоровье, вникать в это искорёженное сознание, в этот искривлённый мир. И Синан уходил в мир гармонии и красоты — в своё ремесло, в своё искусство, не замечая, каким образом в его руках оказывались карандаши и бумага. Рисовал, рисовал, рисовал. Кольца на чьих-то тоненьких, как ниточки, пальцах. Изящные, со множеством мелких деталей. Широкие, во всю фалангу пальца, с витиеватым узором и крупным центральным камнем. Кольца на тему «Времена года» в пары к серьгам. Парные кольца на два пальца, связанные тонкой цепочкой. Обручальные кольца…
Рисовал, пока не сводило пальцы. Тогда он собирал разбросанные по полу листки и аккуратно складывал в папку. Возможно, некоторые эскизы потом придётся выбросить, потому что их вдохновением стала боль, а он, Синан, призван дарить людям радость, только радость. Но их не постигнет участь предыдущих, разорванных в мелкие клочья, и отданных на волю ветра под влиянием короткого мига отчаянья.
Благодаря любимой работе, душевные силы возвращались к Синану, и он вновь вгрызался в чат. Но не только в него, а ещё и в информацию от специалистов по анорексии. С ужасом узнал, что эта болезнь имеет один из самых высоких показателей смертности: от голода, сердечной недостаточности и самоубийств. Практически нет ни одной системы в организме, которую не затронула бы анорексия своей костлявой рукой, от желудочно-кишечного тракта до сердца, от психического расстройства личности до потери репродуктивной функции. А всё очень просто: нет еды — нет пополнения энергетических ресурсов — включается режим энергосбережения, остаётся только то, без чего жизнь прекращается — дыхание и сердцебиение. А репродукция — это весьма энергозатратный процесс, он просто выключается.
Значит, у них с Дефне никогда не будет детей? Её маленькой копии с прозрачными светло-голубыми глазками, тоненьким носиком и её зовущей улыбкой? Со сладким младенческим запахом, о котором говорил Ягыз. Ягыз говорил, а он, Синан, тогда ничего не понял, не поверил, посмеялся над формулой «Любить, значит, хотеть детей». А оно вот как повернулось…
Сколько дней и ночей провёл Синан, перемещаясь от компьютера к столу, где работал над эскизами, или к креслу, где читал наугад открывшуюся страницу книги, не глядя взятую с книжной полки (ещё один, помимо рисования, источник отдохновения души), он не знал. Как и не знал — ел ли он что-нибудь, спал, ходил в туалет. Судя по отросшей щетине, не день и не два. Чат был бесконечен, так же как и бесконечно было количество материалов в интернете по анорексии.
Прервал самоистязания Синана гений Орхана Вели. Его тоненькая книжечка стихов попалась Синану под руку и открылась на стихотворении «Приди в такое время»:
«Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться.
Чтобы следы ран на моих руках от цепей, которые я пытался разорвать,
только начали вылечиваться.
Пусть в моих глазах будет такая тьма, что тот, кто увидит, подумает, что я слеп.
Пусть мои щёки высохнут от слёз, а губы мои будут потрескавшимися.
Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться.
Может быть, я переживу тысячу историй любви, и ни одна из них не будет важна для меня.
Пусть ни одна из них ничего не добавит к моим словам,
Пусть ни одна не свяжет ночь с утром,
Пусть ни одна улыбка не врежется в мою память, как твоя,
Пусть ни один образ не найдёт убежища в моей голове,
Пусть на моём теле не останется ни одного следа от них.
Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться.
Пусть никто не превратит минуты моего тихого плача в стоны и крики.
Пусть мои руки ни на ком не тают, кроме тебя, даже если они прикасаются.
Пусть мои губы не изгибаются при произношении других имён так,
как изгибаются при произношении твоего.
Пусть каждое тело, которое я пытался поставить на твоё место,
исчезнет, крупица за крупицей, как утекающий песок.
Когда я подумал, что забыл, когда я подумал, что отказался,
когда я подумал, что больше не люблю,
Приди в такое время, чтобы каждая частица в моих венах, помогающая мне жить,
противостояла земному притяжению.
Приди в такое время, чтобы невозможно было отказаться»
Теперь Синан твёрдо знал, чего он хочет, как этого добьётся, какие первые шаги предпримет.
31 — Орхан Вели писал в своём стихотворении «Я слушаю Стамбул»:
«Я слушаю Стамбул с закрытыми глазами:
Сначала дует легкий ветерок.
Медленно покачиваются
Листья на деревьях.
Далеко-далеко
Несмолкающие колокола лодочников.
Поделиться книгой: