Дело Декстера: кошка

Алеся Ли

Дело Декстера: кошка

Автор благодарит Марию Блинову,

без ее вопросов этого рассказа

не было бы вовсе.

Посвящается моему первому настоящему другу,

мальчику который однажды пришел и сказал, что будет со мной дружить.

Выпуск 1998 года, группа на втором этаже, вход напротив калитки,

деткий сад номер 448, во дворе 17го дома по улице Заславской,

Минск, Беларусь.

Если ты сейчас это читаешь — привет и спасибо…

Вот и наступил день, которого мы так долго ждали.

После уроков Эли с родителями предстояло отправиться в федерационный госпиталь за биокостюмом. Инопланетные технологии были дорогими, а планетарные дотации — скромными, так что очередь растягивалась на многие годы. Эли ждала своей очереди столько, сколько я ее помнил.

И вот осталась всего несколько часов. Я каждый день провожал ее домой, но сегодняшний поход обещал стать особенным. Еще никогда я не видел Эли настолько… безоблачно счастливой.

— Я запишусь на танцы! — она шла по улице, размахивая руками и совсем не глядя под ноги.

На всякий случай я придвинулся поближе. Еще споткнется. Что для других — разбитые коленки, для Эли — не одна неделя в заживляющих бинтах. У нее было редкое среди землян генетическое заболевание, из-за которого ее кожа слишком легко травмировалась от любого неосторожного воздействия.

— И получу права на грави-байк! И…и… попрошу у родителей купить ботинки, как у Ленки из параллельного класса, такое ретро, я слышала, как девчонки говорили, что они жутко неудобные, — она обернулась ко мне и закономерно споткнулась. Я был начеку и успел подхватить ее в последний момент.

Глаза Эли сияли неприкрытым восторгом.

— И очень тесное, облегающее платье!

Вопрос с ботинками был мне не совсем понятен, зато против облегающего платья я ничего не имел. Смутившись собственным мыслям, я поспешно придал Эли вертикально положение и отступил на пару шагов.

Губы ее смеялись, глаза — тоже. И если первое было не редкостью, то второе стало для меня настоящим открытием.

— Я прочитала всю информацию, которую только смогла найти! У биокостюмов имеются зачатки интеллекта, они хотят есть, реагируют на изменение окружающей среды, представляешь? Полностью сформировавшийся симбионт может даже делиться эмоциями!

— Как живая шуба, — с некоторой долей настороженности заметил я, чем вызвал новый смешок Эли.

— Все равно что завести кошку, — парировала Эли. — Кошка, которая всегда с тобой!

Никогда не понимал любви землян, к этим мохнатым, самостоятельным, самовлюбленным шерстяным созданиям.

Эли положила руку мне на плечо, привлекая внимание.

— Пришли. Я позвоню тебе, когда вернусь.

— Обязательно, — я улыбнулся. — Нервничаешь?

— Немного, — Эли помотала головой. — Теперь у меня не останется оправданий для лени и испуга, — внезапно сказала она и, толкнув меня в плечо, пошла к дому.

Я постоял минуту, глядя ей вслед, но уйти не торопился.

Мне вдруг вспомнилось, как я увидел ее впервые.

Родители считали, что наша семья и так слишком выделяется, чтобы акцентировать на этом внимание всякими инопланетными штучками, так что в школу я пошел самую обычную, районную, никаких закрытых учебных заведений для иномирцев, в самой обычной одежде, такой же как и большинство моих одноклассников, никаких инновационных технологий, которые, к слову, контрабандой провозились на Землю, чтобы торговать ими из-под полы.

Некоторые школьники красовались в «импорте», на зависть абсолютному большинству, меня же очень сложно было обвинить в «зазнайстве". Как бы нелепо это ни звучало, мои родители хотели, чтобы я чувствовал себя таким же, как все, не баловали сверх меры, покупая и разрешая мне ровно то же, что было доступно моим одноклассникам, и сейчас, в выпускном классе, я был им за это очень признателен. В отличие от других «туристов» которые не знали как себя вести, я чувствовал себя в обществе землян как рыба в воде.

Когда я был совсем маленьким, мы часто переезжали, но когда пришла пора идти в школу, семья осела на одном месте, чтобы мне не приходилось заново привыкать к одноклассникам, как и им ко мне. Так, я и познакомился с Эли. Просто вошел в класс в свой первый школьный день и увидел ее.

Другие дети бегали в коридоре, а она сидела в углу за партой в совершеннейшем одиночестве. Маленькая, хрупкая, печальная фигурка, в мешковатой бесформенной одежде.

— Почему ты не играешь с другими детьми? — спросил я, устраиваясь рядом.

Девочка вздрогнула и повернулась ко мне всем корпусом. Она была светленькая, со вздернутым носом и огромными голубыми глазами — очень, очень красивая.

— Я им не нравлюсь, — осторожно произнесла она, словно не веря, что я заговорил с ней.

— Почему? Ты красивая.

Детям проще говорить комплименты, они куда искреннее взрослых. Чтобы повторить эти два простых слова в сознательном возрасте, я набирался смелости несколько лет.

— Думаешь? — Эли стянула с рук огромные нелепые варежки. Ее ладони и пальцы покрывали множественные рубцы и шрамы, местами кожа вздулась, словно после ожога, очевидно причиняя боль.

Мы вдвоем смотрели на ее руки, она — сосредоточенно, я — удивленно.

— Никто не хочет дружить со мной, — просто сказала она.

— Я буду.

Оно пришло впервые, то самое, неуловимое чувство, которое не отпускает меня до сих пор. Желание защищать.

— Я буду твоим другом.

Надеть варежки обратно оказалось непростой задачей, но с моей помощью дело пошло быстрее.

Я полюбил Эли с первого взгляда, и все эти годы не переставал удивляться и боготворить удивительную силу духа, заточенную в слишком хрупкой для него оболочке.

Эли хотела покорить этот мир, но не могла справиться даже со случайным падением.

Я осторожно коснулся ладони Эли — моя рука легко прошла сквозь варежку. Одноклассница вздрогнула и взглянула на меня.

— Холодно. Никогда не встречала…

Я был уверен, она скажет «никогда не встречала, таких, как ты», но она закончила вопрос иначе:

— … тебя прежде, почему?

Я выдохнул, прошел сквозь стол, слишком увлеченный моментом, чтобы обращать внимания на такие мелочи, и присел рядом с ней.

— Мой дед — профессор, он как рок-звезда среди ученых-историков, мы часто переезжаем, — охотно поделился я.

В глазах Эли мелькнула грусть.

— Значит, ты скоро уедешь?

— Нет, деду предложили место на кафедре, и он согласился.

— Познакомишь меня с ним? — застенчиво спросила Эли, привычно пряча руки в варежках.

— Обязательно. Мы же теперь друзья…

Я отвернулся и медленно пошел прочь. Станет ли она, как прежде проводить столько времени со мной, когда для нее откроется целый мир новых возможностей? Да и захочет ли…

Эли не позвонила.

И на следующий день в школу не пришла. На сообщения она не отвечала.

Самые бесконечно тянущиеся дни в моей жизни.

Эли вернулась в школу спустя неделю. Вошла в класс бледная, с потухшими взглядом. Ее фигурка казалась еще более хрупкой, а очередной безразмерный свитер — слишком большим и совершенно ей неподходящим.

На перемене я решительно отвел слабо сопротивляющуюся Эли в сторону.

— Что стряслось?! Где твой биокостюм? Ты разве не должна сейчас проходить адаптацию?!

Слезы потекли внезапно, словно на речке прорвало плотину. Они стекали по щекам Эли и падали на свитер.

Испугавшись такой перемены, я поспешно обнял ее, прижимая к себе и загораживая спиной от любопытно подглядывающих одноклассников.

— Они… они… они… — Эли захлебывалась в печали, раз за разом безуспешно пытаясь объяснить, в чем дело.

Я гладил ее по спине и ждал.

— Пора отказаться от глупых надежд, все равно мне никогда не стать такой, как другие, с костюмом или без, — внезапно сказала Эли.

Слезы словно перемкнуло, она стояла и смотрела на меня равнодушным взглядом человека, потерявшего ту самую внутреннюю опору, без которой решительно невозможно продолжать жить.

— Что случилось? — настойчиво переспросил я. И она рассказала.

Смотреть на расстроенную Эли было невыносимо, нужно было хоть с кем-то поделиться, и я набрал номер деда. Единственного, с кем я мог обсудить что угодно.

— …Понимаешь?! Они говорят, что напутали, в записях. И костюм достался кому-то другому. Новую единицу придется ждать годы! Она приехала, такая счастливая, а они…

— Да понятное дело, кто-то без очереди пролез, не бывает там у них бесплатных случайностей, — голос деда звучал бодро. — Приводи после уроков подружку ко мне на чай.

— Она не моя подружка!

— Кому-нибудь другому расскажи. У меня как раз свободный вечер.

Дед всегда был невероятно занят все мое детство, так что «целый вечер» был невероятно щедрым предложением.

Эли обожала бывать у него в гостях, это должно было ее взбодрить.

Так что я решил не ждать чуда и с последних двух уроков мы просто сбежали.

Выпускной класс, контрольных нет, вероятно, никто и придираться не станет. На всякий случай сказал учителю, что Эли нехорошо себя чувствует и я провожу ее домой. Ее бледное заплаканное лицо было очень достоверной иллюстрацией выдуманного недомогания.

О том, что мы собираемся к деду, я не сказал даже ей.

— Декс, куда это мы?

Знакомый район, в котором располагался исторический факультет, Эли узнала сразу. Бывали мы здесь нечасто, но каждый поход оказывался интереснее предыдущего.

— У одного старого профессора свободный вечер.

Эли улыбнулась.

— Помнишь, как в прошлый раз, когда мы втроем пришли в музей, твой дедушка закатил лекцию, на которую собрались все экскурсионные группы, администрация музея, спешно вызвали даже экскурсоводов, которым не посчастливилось иметь в тот день выходной. Профессору дали усилитель голоса, и все окончательно превратилось в четырехчасовой семинар, который потом транслировали по всем федеральным каналам.

— Ты принесла ему кофе и воду, — охотно подхватил я, — и твое лицо целых тридцать секунд видело четыре ближайших галактики.

Эли не удержалась и фыркнула. Забавные воспоминания медленно вытесняли печаль последних событий.

В профессорский кабинет тянулась огромная очередь из студентов, жаждущих пересдачу, аспирантов, акульей стаей повсюду следовавших за дедом, научных работников «с самым последним очень важным вопросом». На нас, решительно проталкивающихся к двери, недовольно косились, но остановить не спешили, все-таки я копия деда. Сделать вывод, кто пришел на аудиенцию без очереди, могли даже непутевые историки с третьей пересдачей.

Прямо перед входом толпа страждущих уплотнилась настолько, что единственным способом попасть в кабинет было махнуть рукой на правила приличий и пройти прямо сквозь стену.

Кивнув Эли, я решительно шагнул вовнутрь.

— Добрый день, Декстер, — поздоровался дед.

Пяток аспирантов и один научный сотрудник подскочили и обернулись. Проекция какого-то памятника на тяжелом профессорском столе, обиженно мигнула, оставшись без внимания.

— Думаю, на сегодня все, — дед решительно поднялся со стула. Мы были с ним одного роста, то есть на голову ниже всех присутствующих.

Впрочем, это не мешало деду смотреть на окружающих свысока.

Ученые умы тут же стушевались и слаженно подались к двери. Вспомнив про проекцию, один из них суетливо вернулся. Выключил изображение и сунул передатчик в карман.