Свет во тьме

Глава 4

— Я буду пользоваться тобою. Тобою буду обладать, — безбожно фальшивя, пел чародей, с головой уйдя в прослушивание новых песен.

Недовольно качая головой в сторону «деда», открывшего для себя что-то новое, Барток фыркнул, слегка умиляясь, пожалуй, именно так Гриша и общался с великой княжной Анастасией, правда она не оценила столь «фривольный» подход к флирту.

Но с другой стороны его радовала тишина и немного спокойствия, так что он не стал мешать древнему некроманту наслаждаться музыкой. Как говорится: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не калечилось. Или там было не так? Но для чернокнижника это было неважно — пока старый лич не устраивает приход апокалипсиса, можно не переживать. Ведь можно же? Вновь задумчиво кинув взгляд на чародея, мышонок в очередной раз с неприкрытым сомнением хмыкнул. Зная Распутина, он не был уверен на сто процентов ни в чём…

— Я не смог тебя забыть, ты моя скорбная молитва, — переключился некромант на очередной трек из плейлиста чернокнижника.

Прикрыв глаза, тёмный маг вновь попытался успокоиться, ему всего-то и нужно, чтобы один старый лич обрёл смертное тело и разорвал с ним контракт, освобождая тем самым из кабалы и рабства нашего мышонка. Пусть у Бартока и были варианты и даже пара лазеек, как можно обойти условия магического контракта, но он был честной летучей мышью и дорожил своей репутацией, ну или, по крайней мере, так его учила мама, а память о ней наш тёмный маг свято чтил. Возможно, как раз из-за этого он и заработал себе репутацию безумного чернокнижника, что готов убивать за несоблюдение сделок, пари и контрактов.

С другой стороны, подобная «слава» сделала ему неплохую рекламу в демонических кругах и различных планах Инферно, контракты и сделки для этих иномирных тварей подобны святому писанию у людей. Но нашего мышонка всё-таки тяготила подобная репутация, как не говори, а не так он хотел прославиться, совсем не так. Хотя, когда-то его искренне называли «Великолепным», «Убийцей драконов», «Другом царей» и прочими приятными словами, а что сейчас? Проклятый чернокнижник, убийца магов, ренегат и отступник.

Какому «герою», пусть и в изгнании, такое будет приятно? Молчите? Вот и Барток не знал, и его всё ещё продолжала тяготить подобная участь, пусть он и мерзавец, но ведь и в нём тоже есть что-то хорошее. Ну, или, по крайней мере, было когда-то. Вновь переведя свой задумчивый взгляд на чертовски довольного некроманта, чернокнижник улыбнулся, этого чародея совсем ничего и никогда не смущало. Пролежал в земле больше века? Плевать, ведь теперь в моём распоряжении целый новый мир! Стал нежитью? Не беда, ведь даже существуя в таком убогом виде можно найти какие-то свои плюсы, главное, не попадаться голодным псам, что могут растащить тебя на части, а так ничего, жить можно. И главное, что этому подонку совершено ничего не мешало веселиться на полную катушку. Пожалуй, именно это и поражало больше всего нашего мышонка в Распутине; кутила и прожигатель жизни — это то ещё призвание, и неважно, что ты — нежить, варианты всегда найдутся.

— Господи, мне так одиноко здесь, если это то, на что ты надеялся, — эмоционально пела нежить, уже совсем не фальшивя.

В памяти Бартока тут же что-то щёлкнуло, и начали проноситься различные образы: как он скитался по заснеженной Сибири, голодал в пустыне Гоби, пока двигался в сторону Китая и рыскал по всей Азии в поисках силы. Одиночество стало его вечным спутником на долгие годы и даже десятилетия. Скитаясь по свету в поисках магических знаний и ответов на свои вопросы, он познал все прелести меланхолии, тоски по дому и прочие «радости» путешествий без гроша за душой.

— Я был один с момента Сотворения, — повысил голос лич.

Мышонок тут же шмыгнул носом. Он не любил этот трек, ведь тот всегда заставлял его вспомнить о былом, но просто так взять и удалить ему почему-то не хватало духа. Ведь наши воспоминания и память о былом делают из нас тех, кто мы есть, и чернокнижник не хотел забывать, кем он был, кем стал и кем ещё может стать. В памяти Бартока всё ещё был жив образ человека, ставшего драконом, так что наш мышонок искренне верил в то, что при должном усилии и желании можно стать кем или чем угодно.

С другой стороны, убить можно даже дракона, не зря же чернокнижник носил и титул Драконоборца, это так же давало ему пищу для размышлений, ведь на свете нет ничего вечного, и сколь веревочке не виться, а конец один. Так что Барток не питал слишком больших иллюзий на свой счёт, но быть героем ему всегда хотелось, правда, увы, получалось это отнюдь не часто. Так когда-то герой и стал одним из самых тёмных чернокнижников в мировой истории. Шаг за шагом, всё больше и больше уходя во тьму и уже совсем не разбирая, кто враг, он почти позабыл о том, что когда-то и один гордый мышонок был героем и любимцем народа.

— Но вот всё изменилось, всё перевернулось с ног на голову. — Некромант опустил голову.

«А ведь и правда столько всего изменилось за эти века, что и не упомнишь».

Хмуро кивнул чернокнижник, теперь он уже не тот беззащитный мышонок, что когда-то брёл по транссибирской магистрали, промерзая до самых костей и клянча еду у добрых людей. Голод заставляет пересмотреть многие ценности и взгляды на жизнь, а также отринуть былую гордость и принципы. Пусть чернокнижник никогда и не был образцом добродетели и самаритянства, но даже у такого прожжённого мошенника как Бартоломью была совесть и какие-то принципы. Но всё течёт, всё меняется, и мы уже никогда не будем прежними.

— И я сам уже не тот, — повысил голос наш немёртвый волшебник.

Но песня несла в себе не только грусть, тоску и меланхолию; было в ней и нечто притягательное и дарящее воспоминание о французском романе с одной очаровательной мамзелью, как говорится, из Парижа с любовью. Очарование старинной Галлии не обошло стороной и нашего вечно бледного мышонка. Наслаждаясь местной готикой в кафедральном соборе городка под названием Клермон-ферран, он и встретил её, ведь в те годы наш чернокнижник бродил по свету в образе человека, познавая новые грани гедонизма и прочие прелести «смертной» жизни.

Скажи в том году Бартоку, что он встретит любовь всей своей жизни в соборе вознесения девы Марии, он бы надменно рассмеялся прямо в лицо наглецу, посмевшему сказать такую глупость. Но сейчас он уже не тот, что раньше, ведь, проведя месяц в далёкой Оверни, наслаждаясь местными винами и такой сладкой любовью невинной девушки искусствоведа, Мышонок настолько потерял голову, что отправился за ней следом в Париж, но любовь, увы, мимолётна и с каждым днём всё угасал его интерес, горящий в глазах, меняя страсть на скуку, пока однажды он просто не ушёл.

Там не было прости-прощай, а лишь банальнейший оревуар мон амур.

Но именно за те полгода он и понял всю суть людей, пережив на собственной шкуре каково это, любить и жить, и даже вмиг всё потерять. Именно поэтому сей трек и занимал в его сердце особое место, даруя возможность пережить то самое чувство любви, попутно вспоминая свои первые годы скитаний по свету. Именно эта песня и играла при их последнем танеце под звёздным небом на Моконсей-стрит в окружении летней зелени и дивных цветов, и с каждым годом трек становился только ценнее, так что и удалить его уже было практически невозможно.

— Я пытаюсь дойти до сути и изменить случившееся, — всё продолжал тянуть песнь некромант.

Прогнав наваждение и уже пытаясь не слушать явно ушедшего в нирвану лича, мышонок вытащил из рюкзака своего «плюшевого» мишку и, одним щелчком увеличив его, тут же с комфортом устроился прямо на мягком камраде. Следом из его рюкзачка показался и портативный ноутбук, а сам чернокнижник незамедлительно преступил к серфингу в сети, поскольку ему всё ещё было нужно «откормить» высшую нежить, дабы она вернула свою пиковую силу, а там и про контракт уже можно поговорить.

— Ну что, Зози, пришло время жертвоприношений? — ехидно поинтересовался чернокнижник у тактично промолчавшего медведя. — И чего ты такой неразговорчивый последние годы? — хмуро спросил он у камрада, что всё так же продолжал хранить молчание. — Ну и бес с тобой. — недовольно буркнул мышонок, вновь погружаясь в анализ информации из сети.

Спустя пару минут, совершенно случайно проверив свою почту, тёмный маг довольно пискнул, что-то бурча про эврику. Переведя свой взор на Распутина, что пел что-то на немецком, поминая какую-то там Беллу, он недовольно покачал головой и ловко снял с некроманта наушники.

— Какого чёрта, Барток? — тут же вспылил лич. — Там была добрая песня, а я ведь так давно уже не слышал немецкую речь.

— Потом дослушаешь, — недовольно произнёс мышонок. — Да и музыки тебе ещё хватит, ведь мы идём на рейв! — хищно произнёс чернокнижник.

— Какой ещё риф? Не хочу я никуда уплывать, мне и в Майами хорошо, — проворчал Распутин.

— И как можно работать с таким «тёмным» магом? — от бессилия Барток даже прикрыл глаза.

— Я постигал искусство чёрной магии долгие годы, порой принося несоизмеримые жертвы во имя знаний и новой силы, — древний лич так и не понял, о чём ему говорил чернокнижник. — Но я не тёмный маг, а просто чародей, — скромно поправил своего фамильяра Распутин. — Кстати, а откуда в столь маленьком артефакте такое обилие пленённых душ музыкантов? Да и звук, словно они играют мне прямо в мозг, — воодушевлённо продолжил он.

— Да не артефакт это, Гриня… — практически рыча, произнёс Барток, уже безбожно устав объяснять такие элементарные вещи древнему некроманту, но делать было нечего, чай, сам его оживил, вот теперь и прими ответственность за собственноручно собранного лича. — Если хочешь, я потом куплю тебе смартфон с голосовым ассистентом и будешь мучить его, а теперь нам пора, а то время уже поджимает, — хмуро произнёс мышонок.

— У меня будет свой дух, которого я буду мучить? — неожиданно для мышонка переспросил чародей.

— Ну, почти… хотя, зная тебя, ты сможешь замучить и духа машины, да простит меня Омниссия. Кстати, а вот и наш транспорт. — Чернокнижник расплылся в довольной ухмылке, когда тяжёлые дроны спустили на асфальт пустой улицы новенький Lincoln Navigator L IV угольно-чёрного цвета.

— И кто поведёт эту повозку? — озадаченно хмыкнул наш некромант.

— Он… — спокойно произнёс Барток, кидая своему хищному камраду причудливый медальон, что напоминал армянский крест.

Рефлекторно поймав «угощение» и тут же его проглотив, мишка начал мгновенно меняться. Вся лишняя шерсть тут же опала, огромные клыки за какую-то долю секунды выпали, бритвенно острые когти попросту отвались. Двадцать восемь секунд жутких метаморфозов, и медведь Зози стал личным водителем нашего чернокнижника и одного «слегка удивлённого» лича. Недовольно рыча прямо на мышонка-альбиноса, «медведь» обиженно фыркнул.

— И нечего тут рычать, одежда в багажнике, и поторопись, мы опаздываем, — тут же отбрил всё недовольство камрада «злой» чернокнижник.

— Медведь, значит? — неуверенно произнёс Распутин.

— Медведь, медведь, а кто же ещё, или он по-твоему похож на фею крёстную, и мы сейчас поедем на бал? Нет мон ами, ведь сегодня нас ждёт туса и лютый Рейв! — тёмный маг усмехнулся. — А теперь пошевеливайся Гриня, ведь мы, и правда, опаздываем, но тебе лучше устроится сзади. Хочешь, я включу тебе мультики? Ну там арию Шрама или любую другую песню диснеевских злодеев? — загоняя древнего лича в салон машины, Барток привычно заговаривал ему зубы, дабы древний чародей не начал спорить, оттягивая и так неизбежное, и за какие-то пару секунд устроив Распутина на заднем сиденье и честно включив ему мультики, чернокнижник предусмотрительно пристегнул некроманта ремнём безопасности, а то мало ли; и решительно скомандовал «шефу» трогать.

— Рррр! — было ему ответом от недовольного «мишки».

Глава 5

Массивный Линкольн уверенно припарковался у полузаброшенного здания, ещё с десяток лет назад бывшего одной из городских фабрик. Тонированное окно медленно опустилось, и под звуки мрачного кавера на «Нирвану» из внедорожника выпорхнул уже знакомый нам чернокнижник.

— Зози, не глуши мотор… — скомандовал мышонок недовольно рычащему что-то «медведю».

— Как далеко шагнул синематик, — произнёс Распутин, когда тёмный маг услужливо открыл телекинезом дверь и расстегнул ремни чародея. — Знаешь, а мне начинает здесь нравиться, — неожиданно произнёс чародей.

— Кто бы сомневался, Гриша, а ведь ты ещё даже ничего и не видел толком, — усмехнулся мышонок.

— Ну, так у меня впереди ещё целая вечность… — пафосно произнёс некромант, неуверенно выбираясь из внедорожника.

Лич хищно улыбнулся, вновь натягивая на лицо маску с кошачьей мордочкой.

— Я чувствую здесь целую тьму юных душ, что так и пышут энергией, а уж этот дивный флёр молодости, который витает вокруг, я и ни с чем не спутаю, — из-под авиаторов лича вновь вспыхнуло изумрудное пламя всепожирающей и вечно голодной скверны.

— Ты как всегда зришь в корень, — кивнул чернокнижник. — Ведь именно за этим мы и пришли на рейв, а теперь запечатай всё здание, и мы немного «повеселимся».,— как что-то повседневно обыденное произнёс тёмный маг с лёгкими нотками скуки в голосе.

— Сказано-сделано, — хмыкнул некромант, сжимая магический цилиндрик в руке.

Девять секунд, и шартрезовый луч срывается с «волшебной палочки» чародея, хищным змеем опутывая весь контур здания, подобно мифическому Ёрмунганду. Едва уловимая вспышка изумрудного света, и бывший завод становится полностью запечатан.

Впрочем, людей это не особо-то и волновало, ведь они пришли веселиться до утра, а время ещё только за полночь. Довольно расплывшись в улыбке, которую, впрочем, было не видно под маской, Распутин направился к входу, где его тут же остановила охрана, ведь в своих «стильных» одеяниях некромант почему-то не проходил дресс-код. Искренне оскорбившись подобным отношением, чародей всё так же молча, приподнял очки.

— Скажи сыр…

— Совсем поехавший? — тут же агрессивно ответил охранник.

— Ну вот испортил воспоминание… — с искренней грустью произнёс лич, в глазах которого тут же вспыхнуло всепожирающее пламя в ядовито-зелёных тонах.

Мгновение, и от человека остаётся лишь кучка пепла, которую тут же уносит вечерний ветерок. Застывшие от удивления люди вскоре так же присоединились к парящему в воздухе пеплу, не оставив после себя и следа. Довольно хмыкнувший некромант всё так же без лишних слов вернул на место свои антрацитовые авиаторы, что буквально поглощали свет рядом. Заметивший это Барток удивлённо присвистнул, он ещё не видел, чтобы обычная вещь без какой-либо истории так быстро становилась тёмным артефактом, но оно и не удивительно, с таким-то количеством поглощённых душ.

Отметив в стёклах антрацитовых авиаторов инфернальный блеск и словно бы чей-то чуждый взгляд, чернокнижник немного напрягся. Пусть он и вёл дела с демонами, но не слишком-то их и любил, пожалуй, это и была основная причина для отказа в демонификации, и это чертовски бесило Кроули.

Без каких-либо проблем проникнув на вечеринку, некромант и чернокнижник тут же оказались в «ином» мире. Ослепительно яркие вспышки света, громкая музыка и беснующаяся толпа, что по-своему отжигала. Старикам здесь было не место, но им было плевать, ведь они пришли сюда не за этим. Или всё же за этим?

Видя горящие глаза Распутина, что уже хищно пылали, мышонок лишь хмыкнул.

— Грациес… — подмигнул некромант молодой девушке кельтских кровей с лёгкой огненно-рыжей шевелюрой, что угостила его парой «таблеток». — Но в моё время лечились героином и без всякой вредной химии, — безукоризненно улыбнулся лич не слушавшей его девушке. — И кашля как не бывало, — продолжил он, мгновенно закидывая в рот пару таблеток, что тут же расщепило магией скверны. — А неплохо, — кивнул чародей, но спустя миг шартрезовый свет из его глазниц почему-то начал моргать, а ещё через девять секунд зловещий свет скверны уже напоминал светомузыку.

Страстно закружив рыжулю в танце, Распутин даже не дал ей опомниться, а после грязных танцев и прелюдий он жадно сорвал поцелуй с её губ. Свечение вновь стало размеренно-изумрудным, да и сам лич за какие-то пару секунд уже закончил поглощать саму суть «торговца смертью», давая телу огневолосой красавицы осыпаться бирюзовым пеплом. Насладившись крайне «интересной» в энергетическом плане душой, высшая нежить даже просмаковала пару секунд сей момент, вдыхая остаточные эманации и пару граммов необычного пепла.

— За Россию-матушку! — на ломанном английском орал диджей, включая очередной трек.

Спустя пару секунд зазвучала и музыка.

— Девочка кенгуру… — вещал бодрый голос.

Поддавшись всеобщему настроению, некромант так же пустился в пляс, шокируя молодёжь своим внезапным гопаком, что со скоростью, силой и лютой ловкостью нежити позволял вытворять ему воистину «страшные» вещи. Завораживая людей душевным танцем и «манящим» светом бездны из-под брендовых авиаторов, лич добился небывалого фурора. Переварив очередную душу, наш чародей устроился за барной стойкой в компании чернокнижника, что молча, осуждал товарища за столь эпатажную выходку крайне выразительным взглядом.

— Скажи мне, Гриша, чего ты добиваешься? — спокойно поинтересовался мышонок. — Не сейчас, а в целом и в более глобальном плане, — дополнил тёмный маг. — Ведь мы так давно уже не сидели за чарочкой вина, — вздохнул он, гипнотизируя голубоглазую барменшу.

— Как и всегда, мой друг, как и всегда, — слегка иронично улыбнулся некромант, всё так же быстро стягивая с лица маску. — Скучно мне, суеты навести охота. Как там было у Фауста? Я часть той силы, что вечно хочет зла… — философски заметил он. — Но творить зло мне банально скучно, пусть это и позволяет нарастить магическую силу, но разве это самоцель? В чём смысл силы, когда ты попросту растворяешься в скуке? Это ли не проблема всех долгожителей нашего мира? — хмуро поинтересовался Распутин у фамильяра.

— Признаться, я уже думал об этом, и как-нибудь мы продолжим этот бесспорно интересный диалог за бокалом чего-нибудь покрепче, так что не пытайся перевести стрелки, мон ами. Проблема всех долгожителей в том, что они закостенелые старики, что не желают постигать что-то новое; в этом и проблема их скуки и последующего ухода в мир иной. Но тебе пока это не грозит, так что не отвлекайся от темы нашего разговора, — неожиданно сурово отбрил лича наш милый мышонок-альбинос.

— И давно ты стал у нас таким суровым? — задумчиво поинтересовался чародей у товарища.

— Лет уж семьдесят пять как, — спокойно ответил чернокнижник.

— Вечно забываю про эту мелочь, — грустно улыбнулась высшая нежить.

— Кому мелочь, а кому целая жизнь.

— А ты всегда был таким сварливым? — из-под очков некроманта ехидно вспыхнуло изумрудное пламя.

— Старею… — залпом осушив шот с абсентом, чернокнижник виновато улыбнулся.

— Так может лучше того этого самого? Ну, ножом в сердце, да на алтарь, а там и привет вечная жизнь. Или не хочешь быть личом? — подмигнул некромант одними бровями, а из-под его чёрных авиаторов уже во всю горело зелёное пламя озорства. Проходящие мимо люди даже закуривали прямо об душку лича.

— А не пошёл бы ты в пень, хозяин? — без какой-либо агрессии ответил мышонок.

— Ну, как знаешь, а теперь вздрогнем.

Барменша тут же обновила шот чернокнижника.

Лёгкое свечение в глазах девушки говорило о том, что чернокнижник взял её под своё полное управление. Совсем не стесняясь «контроля», мышонок, как ни в чём не бывало, налил себе чужими руками ещё немного абсента. Зелёная фея была не самым любимым напитком у чернокнижника, но порой ему хотелось вновь ощутить вкус дрянного алкоголя, дабы ещё больше ценить высоко элитарные напитки из своих закромов. Ну а нежити было не важно, что пить. Лишь познав горечь, можно сполна оценить сладость чего-то иного и уже практически позабытого. Барток иногда любил устраивать нечто такое, полностью обновляя воспоминания, вкус и чувство прекрасного. Да и как иначе, если со временем всё притупляется и так норовит выветриться из памяти твоей.

— В целом, я готов, так что можешь начинать свой ритуал, — тёмный маг дал отмашку, и лич торжествующе снял авиаторы, из-под которых уже вовсю пылала всепожирающая бездна с нотками шартрезовой скверны.

От «волшебной палочки» чародея пошла внезапная волна магической силы, что во мгновение ока прошла по всей территории фабрики. Пара секунд и на облезлых стенах из красного кирпича начали вспыхивать нефритовые руны, одновременно походившие на скандинавские и на церковнославянские, коих свет и вовсе не видел много лет. Сложнейший ритуал массового жертвоприношения был приведён в действие за один миг, ведь, пока чернокнижник спорил, старый лич уже успел поработать телекинезом, буквально выписывая магические знаки на стенах этого лофта.

Люди веселились, танцевали и предавались разврату; нежить же терпеливо ожидала, пока все руны напитаются нужным потоком магии. Секунда, ещё одна, и нефритовое сияние становится слишком уж притягательным, давая молодёжи узреть, что есть настоящая магия, а не те жалкие фокусы, что смеют устраивать «ярмарочные маги».

Всё нарастающая паника была усладой для некроманта, но, к их сожалению, было уже слишком поздно. Один негромкий щелчок, и цилиндрик в руках чародея вспыхивает инфернально шартрезовым светом, а «волшебная палочка» неожиданно превращается в посох.

Расплывшись в жадной улыбке, больше подходившей пиранье, чем «человеку», он щёлкнул костяшками пальцев в последний раз. Мгновение, и нефритовые руны засветились ещё сильнее. Пара секунд, и люди перестали сопротивляться, а в их глазах уже отражалось изумрудное сияние; посох в руках некроманта плавно коснулся пола старой фабрики, наконец-то вступая в контакт с рунами смерти. Вытягивая жизнь из всех собравшихся, Распутин «оживал» буквально на глазах, оставляя от своих жертв лишь пепел. Пара секунд, и пол утонул в море из пепла, слёз и магии скверны.

Вздыхая полной грудью отвратительный воздух нового мира, уже далеко не «лич» раскатисто рассмеялся, с удивлением обнаружив невредимую девушку-бармена, что была укрыта мощным коконом из полупрозрачного полотна белоснежной силы нашего мышонка.

— Мне понравилась её улыбка, — тут же пояснил чернокнижник, и губы девушки изогнулись в неестественной ухмылке.

— Как скажешь, камрад, я ни на что не претендую, да и мне вообще как-то плевать, главное, что я вернул себе плоть! — сухо произнёс некромант.

— С чем я тебя и поздравляю, — ехидно дополнил монолог нежити чернокнижник. — А теперь можно и в нормальный бар, — усмехнулся мышонок.

— Язва ты, — с улыбкой ответил Распутин. — Но не могу с тобой не согласится, так что давай кутить до рассвета, — чародей самодовольно улыбнулся.

Глава 6

Постигая магическое искусство, Стрэндж и не рассчитывал, что оно настолько его увлечёт, но время шло, а он так и не сдвинулся с места в своих изысканиях. Впрочем, когда одна дверь закрывается, то где-то там во тьме дальних странствий открывается другая. И не сказать, что Стивену она была ближе, но иного пути, увы, пока нет, да и магия оказалась на диво занимательной наукой. Да-да, наукой и никак иначе!

Ведь в любом «искусстве» всегда найдётся место прагматичному взгляду на жизнь, и неважно волшебство это, лепка из глины или же медицина. Холодный расчёт всегда помогает сохранить ясность ума, отрезая пагубное влияние эмоций и всех прочих мешающих факторов. Ну, или, по крайней мере, Стрэндж хотел в это верить. Ведь что как не вера делает из людей тех, кто они есть? Пусть прагматичный атеизм и не давал ему возможность в полной мере оценить силу чего-то подобного, но магия не оставляла его равнодушным и давала возможность поверить в «чудо». Или он уже слишком стар для всех этих чудес?

Прожжённый циник и слегка мизантроп, но даже он хотел верить в лучшее! И волшебство давало ему шанс хоть что-нибудь изменить, но пока была лишь учёба и какая-то там практика. Казалось бы, магия, но нет доктор, учиться и ещё раз учиться…

Мгновенно прервав свою медитацию от внезапного стука, Стрэндж тут же открыл глаза. Следом появился и Вонг с виноватым выражением лица, словно собирался сказать какую-то не очень приятную новость. «Обычно с такой постной миной кого-нибудь увольняют», — пронеслось в голове Стивена. Но его же не могут «уволить»? Или маги попросту изгоняют своих нерадивых адептов? Накручивая себя ещё больше, Стрэндж всё же услышал размеренный голос Вонга, что спокойно вещал о повседневных мелочах, но тут его тон изменился.

— Древняя просила тебя зайти. Это касается магической практики, так что лучше отправляйся прямо сейчас, — закончил он, провожая неофита с жалостью в глазах, вызывая тем самым у доктора лишь ещё больше новых вопросов.

Быстро собравшись, Стрэндж тут же отправился в покои древней, где та любила устраивать свои чайные церемонии и порой медитировать, с комфортом устроившись на горе из подушек. Два тактичных стука в дверь, и доктор, опустив голову в почтении перед мастером, молча уселся на подушки напротив Древней. Эбонитовая кожа чародейки буквально поглощала весь и так не большой свет в помещении, и первое время это чертовски пугало доктора, ведь не пришёл же он учиться в какую-то секту? Но теперь даже столь изысканная красавица с угольно-чёрной кожей была для него обыденностью. Человек привыкает ко всему и даже к магии!

— Чаю? — спокойно поинтересовалась Древняя чародейка у неофита.

— Не откажусь, — как истинный британец в меру тактично ответил Стрэндж.

Изящно поднявшись из позы лотоса и уверенно взяв в руки небольшой чайничек времён империи Тан, она начала без какой-либо спешки разливать прекрасный чай, что растёт в ближайших горах. Каждый раз Стивена увлекала прекрасная вязь из золотых татуировок и серебреных рун, которые были нанесены практически по всему телу чародейки, создавая тем самым искуснейший из рисунков, что он когда-либо видел.

Одеяние Древней также было весьма любопытным и по-своему скромным. Короткий топ из белоснежного материала, что почти ничего не скрывал, а только подчёркивал и прозрачное платье до самых пят. Оно было особенно любопытно тем, что несло на своей ткани угаритское письмо, но Стрэндж не знал этого языка и оттого каждый раз гадал, что значат все эти надписи. Вскоре чай был разлит, и «церемония» продолжилась, ведь когда ты бессмертный, тебе некуда спешить. И подобное чертовски бесило нашего доктора. Срок его жизни был, напротив, сильно ограничен, а уж после той злополучной аварии и подавно.