Бояръ-Аниме. Одаренный: кадет

Отец остановил меня жестом.

— Не спорь. Это твои деньги. Трать их как считаешь нужным.

— Ты уверен?

— Вполне.

Я пожал отцу руку, двинул на улицу. Там меня уже ждала машина.

* * *

Кадетский корпус имени Михайлова был одним из трех корпусов, расположенных в разных конца города, объединенных под крылом Императорской Гарнизонные школы, считающейся низшим разрядом военно-учебного заведения. Обычно там карьеру делали служивые люди, не обладающие особыми умениями и Даром и не имеющие богатого рода. Однако путь таких людей был долог. Нужно было отличиться в учении, показать себя в бою, уметь не только превосходно махать шашкой или стрелять с плеча, но и уметь играть в тонкие подковерные игры, которым тут не было конца.

Но перешедшие из Школы будущие аристократы негласно наделялись особым статусом. Считалось, что те, кто прошел и Школу и кадетство, могли пойти очень далеко во власти, гораздо дальше, чем если бы учились только в Школе. И это было основано не на ровном месте. Ведь Его Высочество государь Алексей Иванович сам прошел два учебных заведения. Правда, он еще и был сыном прошлого Императора, но об этом почему не упоминалось.

Об этом всем мне успела рассказать Смит аудиосообщением, пока я ехал туда. Она также пообещала узнать кто именно будет нашим командиром и сказал, что вышлет по нему всю имеющуюся у нее информацию.

Мы подъехали к серому зданию и я понял, что это точно будет не Школа. Решетчатые заборы под два метра высотой, за ними никакой зелени, все сплошной асфальт, по которому маршировал строй парней. Сам кадетский корпус представлял собой огромное раскинувшееся здание, в четыре этажа и несколько отделений, соединенных с собой кирпичными перемычками. Никакой роскоши и мраморных статуй. Серая штукатурка, белый кирпич, черный асфальт.

Я вышел из машины, взял свои вещи.

— Кто такой? — угрюмо спросил охранник на проходной.

Я представился.

— Проходи, — кивнул тот, найдя мою фамилию в списке.

Я вошел внутрь.

На малом плацу, расположенном слева от самого корпуса, стояла толпа. Я понял, что мне туда и кисло побрел ко всем. Довольно скоро нашел среди толпы Иосифа, Катю, Тамару и Бульмяка.

— Учится вместе будем? — спросил я, поглядывая на девушек.

— Нет, — так же кисло ответила Катя. — Женское отделение в другом конце. Общие только занятия, и то не все.

— Не переживай, — шепнул Иосиф. — Будем втихаря встречаться гд-нибудь, у меня тут знакомые ребята есть, можем через них чего покрепче заказать.

— Ага, как же! — хмыкнула Катя. — Если поймают знаешь что будет? На восточные рубежи сошлют!

— А что там? — пробасил Бульмяк, явно не следящий за новостями.

— Горячо сейчас там, — хмуро ответила Катя. — И есть большой шанс выхватить пулю в спину. Или в лоб.

Это еще больше добавило к моему и без того плохому настроению черных красок.

Я начал осматриваться, вглядываться в лица. Довольно скоро увидел Крысу, он стоял поодаль от всех. Все такой же, с кривым носом, но вот взгляд потухший.

Я кивнул всем остальным:

— Вон Крысеев.

Крыса поднял на нас взгляд. Я приветственно кивнул — все-таки пережили вместе тяжелые мгновения, а это, как говорят, сплачивает. Но Крыса сделал вид, что не узнал меня, от чего мне стало противно — словно потрогал слизняка.

— Некоторых жизнь не меняет, — фыркнула Катя.

— Добрый день! — крикнул вдруг зычный громкий голос и к нам вышел коренастый мужичок.

Одет он был в военную форму, без погон. Лицо его было квадратное, словно накрошенное поваром-неумехой — глаза разные, одно с прищуром, другое навыкат, нос смотрит в бок, рот как шрам, разделяет щетинистый подбородок. Незнакомец не внушал доверия и представлялось, что он служит тут, в кадетском корпусе, каким-нибудь палачом.

— Сказал добрый день! — рявкнул он и толпа нестройно начала отвечать ему. — Какой ужас! Значит так, утырки. Меня зовут зауряд-поручик Шмыгаль Семен Семенович. Я вам тут и папа, и мама. И я буду делать из вас людей. Кадет должен стрелять как ковбой и бегать как его лошадь. Так вот я сделаю из вас и ковбоев и лошадей. Всем все понятно?

Толпа вновь что-то промычала.

Шмыгаль сморщился. Начал дежурно говорить:

— Кадетский корпус имени Михайлова — это частично полный пансион. И это вам не Школа. Тут вы будете жить месяц. Потом только можно будет посетить дом. Но только на один день! А дальше — учеба, тренировки, еще учеба, и марши, марши, марши, — Шмыгаль хитро улыбнулся. — Вам понравится. А если не понравится, то три наряда вне очереди. Всем все ясно?

Собравшиеся нестройно что-то защебетали.

— Не слышу? Что за баранье блеянье? Нужно говорить «так точно!». Понятно?

— Так точно!

— Не слышу!

— ТАК ТОЧНО!

— Вот и хорошо.

Шмыгаль достал бумагу из внутреннего кармана кителя, развернул ее, подслеповато щурясь, начал читать. Потом, прочитав, посмотрел на собравшихся.

— Значит так. То, что вас определили сюда сам Император Алексей Иванович еще не делает вас какими-то избранными или неприкасаемыми. Для всх правила одинаковы. Для вас — тем более. Так... — Он сосредоточенно потер пальцами переносицу. — Где тут список фамилии? Ага, вот он!

Он принялся делать перекличку, на каждую фамилию придумывая обидную рифму:

— Бульмяк — полбу хреном шмяк!

— Петров — без штанов!

— Куприн — в штанах блондин!

— Гордеев — сын лакеев!

Кто-то хихикал, кто-то молчал, испытывая стыд за недалекого зауряд-поручика, кто-то — в основном, кого уже успели назвать, — едва сдерживался и сжимал кулаки.

Мне же было безразлично. Я понимал, что таким способом он просто пытается понять уровень выдержки поступивших новичков и понять кто из нас самый слабый.

— Крысеев — экспонат туалетных музеев!

— Заткнись! — внезапно ответил Крыса и толпа тут же затихла.

— КТо сказал? — рявкнул Шмыгаль, пробежавшись взглядом по рядам. — Крысеев — вышел из строя! Я сказал вышел!

Крыса шел в развалочку.

— Ага, значит смелый самый? Ну так вот что я тебе скажу, Крысеев. ДУмаешь, что твой род поможет тебе? Думаешь, если есть власть, то ты тут крутой, да? Только вот не так все немного.

Шмыгаль подошел ближе к Крысе и вдруг резко выкинул руку вперед, нанеся тому тяжелый удар в живот.

Крыса охнул, согнулся пополам.

— Вот что тебе нужно знать, Крысеев. Я — человек военный, у меня желтая полоска. И твои замашки аристо на меня не распространяются. Нет у тебя на меня власти, сынок. Усек? Вот и хорошо, а теперь возвращайся в строй, Крысеев — экспонат туалетных музеев!

Унижение продолжалось еще долго, пока вдруг мимо нас не проехали пять грузовиков. Они остановились на большом плацу и из них начали выгружаться солдаты.

Но их состояние...

Каждый был в крови, головы кое-как забинтованы, хромые и едва передвигающиеся, кто-то на носилках, некоторые носилки были полностью закрыты простынями, еще больше распаляя воображение и нехорошие мысли. Солдаты стонали, кто-то в истерике плакал, кто-то молчал, смотря в одну точку. Казалось, они только что повстречали самого дьявола и заглянули в самые бездны ада.

— А это еще кто такие? — испугано спросила Катя, глядя на раненных.

— Это с Ведьминого Яра приехали, — испуганно шепнул кто-то из задних рядов. — Я слышал, мне рассказывали, что оттуда стабильно по пять-шесть трупов привозят после каждого учения. Самое страшное место, которое тут только есть.

— Ну, что смотрите? — рявкнул Шмыгаль. — Живо в общежитие — переодеваться и на выход, — он кивнул на раненных. — Это мясо отслужило свой срок. Теперь и вам пора!

И зычно рассмеялся. А потом вдруг резко остановился и совсем по звериному зарычал:

— Сегодня пойдем на Ведьмин Яр. Прямо сейчас. Немедленно!

И вновь захохотал.

Глава 3. Пистон

— А вы что думали, что тут будут с вами цацкаться? — злобно ухмыльнулся Шмыгаль. — Нет, девочки и мальчики, Школа закончилась. Это — кадетский корпус, отсюда выходят настоящими воинами. Или выносят в гробах. Здесь я вас перекую в гвозди. Взгляните на себя прежних в последний раз. Запомните, какие вы жалкие, сопливые. С этого момента вы будете только преображаться, причем в лучшую сторону.

— Не хотел бы я такое преображение, — прошептал Иосиф, кивая в сторону, где разгружались побитые воины.

Вид у тех и в самом деле был не лучший.

— Кто это сказал?! — дернулся Шмыгаль. — Кто это такой умный? Крысеев, ты?

Тот покачал головой.

— А кто?

Зауряд-поручик принялся обходить ряды, внимательно глядя на каждого.

— Запомните, утырки. За каждое сказанное вами слово я буду спрашивать. Если что-то сказал — будь готов ответить за свои слова. Причем сполна, может даже, разбитым носом или выбитым зубом. Понятно говорю?

— Так точно! — дружно крикнули мы.

— Вот и отлично, — удовлетворенный таким слаженным ответом, кивнул Шмыгаль. — Только вот Ведьмин Яр повидать все же придется. Ну что, наложили в штаны? Это правильно, место там и в самом деле ведьминское, земля кровью напитана так сильно, что ничего уже там не растет, ни цветы, ни трава. Ну, что замолчали, салаги?

А что тут можно было сказать? Никто умирать в первый день пребывания в кадетском корпусе не хотел, вот все и молчали.

— Расслабьтесь, пацаны, — произнес кто-то.

Я обернулся. Это был один из тех, кто приехал на грузовиках — невысокий паренек моего возраста. Под глазом у него красовался огромный «фингал», лиловый, опухший, не давая самому глазу даже открыться.

— Расслабьтесь, Шмыгаль не имеет права отправлять личный состав на полигон категории «А» и на Ведьмин Яр.

— Петров! — крикнул Шмыгаль. — А ну пошел в корпус! Или я тебе два наряда вне очереди быстро нарисую под вторым глазом!

Петров презрительно фыркнул в ответ, но в корпус пошел.

Эта новость о том, что испытания на сегодня отменяются, немного разрядила и без того нервозную обстановку.

Шмыгаль злобно цокнул, передернул плечами. Потом сказал:

— Ладно, сегодня поход за смертью отменяется. Но как отправитесь на Ведьмин Яр, то молитесь — возможно, именно вы оттуда не вернетесь, — крикнул он вслед, кивнул на каталки, закрытые простынями.

Было видно, что там лежали люди. Все поняли — про молитву Шмыгаль говорил не в переносном смысле.

* * *

Кадетский корпус состоял из нескольких зданий. Одно, центральное — учебный корпус. Два слева, серых, похожих на тюрьму, «Пуля» и «Штык» — мужские общежития, и одно справа, прямоугольное — женское, называемое второкурсниками «ЦПХ». Что это значило, я не знал, но кто-то подсказал, что буква «Ц» означает «центральное», а «Х» хранилище. На счет буквы «П» версии разнились. Начиная от «полковое» и заканчивая совсем уж непристойным словом.

Меня, Иосифа, Бульмяка и еще несколько сотен ребят разместили в самом крайнем слева общежитии, называемом «Пуля». Я с друзьями попал на третий этаж. Крыса разместился в том же здании, но жил на этаж выше. Нас он сторонился и вообще делал вид, что мы ему незнакомы.

Это поведение было странным, но я предпочел думать, что это связанно с последними событиями, когда Архитектор прорвался через него в этот мир. Все-таки не каждая психика выдержит это. Вот поэтому Крыса так и спасается от этого, уйдя в себя.

Четыре этажа. Каждый этаж по три коридора, двадцать пять комнат в каждом коридоре. В каждой комнате по двое. Всего шестьсот человек в одном общежитии. Но «Пуля» считался самым маленьким. Вторым по количеству проживающих был «ЦПХ», там насчитывалось около восьмисот постояльцев. «Восемьсот сочных, изнывающих от желания и мужской ласки самок!» — как говаривал мой сосед Пашка Егерь. Но просто так попасть туда было, конечно же, невозможно. Там стояла довольно хитрая система охраны и всех пойманных в лучшем случае отправляли на гауптвахту. Однако обычно просто отчисляли с черным билетом, наличие которого гарантировало, что никогда ты больше на государственную службу не попадешь.

Распределял кадет не комендант, а сам Шмыгаль, но делал это спустя рукава, однако оригинально. Он приказал всем рассчитаться на «первый-второй».

— Все, кто первые — выйти вперед и сделать один шаг в левый бок. Теперь ваш сосед дышит вам в спину. Знакомьтесь. И по комнатам. Отбой.

Мы все. Облегченно выдохнув, двинули по своим комнатам.

Мне выпало жить с Пашкой Егерем.