— Покажешь? — неожиданно сказал он, показав пальцем на мою шею, — никогда не видел.
Расстегнув куртку, я показал ему медали. Он осторожно потрогал золотые, восхищённо покачав головой, сказал:
— Как-то несправедливо всё это.
— А где она справедливость? — я откинулся на сиденье, — нет её.
Он расстроено поцокал языком, но не стал ничего больше говорить. Мы доехали до базы ЦСКА, и он протянул руку, которую я снова проигнорировал.
Он хмыкнул, и убрал её.
— До встречи Иван.
— Лучше всё же прощайте, Вазген.
Он широко улыбнулся.
— Ты также говорил прошлый раз, а судьба снова свела нас. Её не обманешь.
Пожав плечами, я пошёл на КПП, расстёгивая куртку и попадая в руки караульных, которые восхищённо охая и ахая стали рассматривать медали и поздравлять меня с победами. С трудом вырвавшись от них и отказавшись от чая, я прошёл в свою комнату, которой не мешала уборка, и бросив сумку на пол, упал на кровать. В голове ещё стоял гул винтов самолёта. К сожалению, отдохнуть мне не дали.
Глава 3
— Ваня! — раздался громкий голос и дверь открыли без стука.
— Товарищ Белый, — скривился я, словно съел лимон, — я только приехал.
— Я знаю, мы тебя в аэропорту встречали, — улыбнулся он, — не стали пугать того, кто тебя ещё встречал, так что поднимайся, надевай медали и поехали.
— Куда? — насторожился я.
— Знакомиться, — хмыкнул он.
— А можно мне хотя бы душ принять и переодеться?
— Ваня, ты эти свои девчачьи замашки мне тут брось, — он дал мне шутливую затрещину, — поехали, этот человек не будет ждать.
— У меня же нет здесь прослушки? — поинтересовался я у него, словно между прочим.
Комитетчик нахмурился.
— Хочешь что-то сказать? Тогда лучше на улице.
— Ваш ответ товарищ Белый, ну вообще меня не успокоил, — вздохнул я, надевая обратно медали и застёгивая куртку.
Мы вышли из общежития и пошли по стадиону к КПП.
— Прежде чем разговаривать с товарищами из Первого главного управления, — тихо сказал я ему походу, — хочу, чтобы вы знали. Нашего агента пасли американцы, причём похоже точно зная день, когда мы должны были с ним встретиться.
Лицо комитетчика резко обострилось, скулы стали более явно видны.
— Думаешь либо предательство, либо были предупреждены? — наконец сказал он.
Я достал записную книжку, которую забрал у наблюдателей и передал её ему.
— Добросить их я побоялся, поэтому пришлось обыскать квартиру. С самим агентом я не встретился, информацию не передал и не забрал соответственно, я не знал есть за ним ещё наблюдение или нет. Рисковать не хотелось.
— Всё правильно Ваня сделал, — он открыл книжечку полистал её, и убрал себе в карман, — как-то это странно конечно. Первое управление само настаивает использовать тебя для передачи информации, ампулу с цианидом дают, а агент оказывается проваленным. Сам или не сам, не столь важно. Скандал мог разгорелся знатный, если бы тебя с ним сфотографировали вместе, а его потом задержали за шпионаж. Или же попытались тебя арестовать, а ты раскусил бы ампулу и самоустранился.
— Ну и если уже говорить про все странности, — я решил рассказать ему и про моё испытание, — помните я вам говорил, что меня избивали в подвале? Это были два человека в масках, не Данил, с которым я познакомился позже.
Он остановился и внимательно на меня посмотрел.
— Раньше об этом боялся говорить, поскольку не доверял?
— А кому у нас вообще можно верить, товарищ Белый? — ответил я вопросом на вопрос.
Он хмыкнул.
— Знаешь, что, съезжу-ка я к Юрию Владимировичу один, поделюсь с ним твоими сомнениям, а ты пока никуда не выходи с базы, особенно не садись в машину с людьми из Первого.
— Хорошо, тогда буду ждать вашего решения. А почему кстати вы часы не проверили и дали мне их спокойно привести?
— За это не волнуйся, мексиканцы по нашей просьбе их проверили, — отмахнулся он, — просто часы, по заоблачной стоимости. Не наше это дело, их же не вывозили из страны.
— Да, если уж речь зашла про твои приключения, за что ты мексиканских бандитов покрошил? — продолжил он.
— Каких бандитов, товарищ Белый? — попытался закосить я под дурочка.
— Вань, мы только что говорили с тобой о доверии, — напомнил мне он.
— Ладно, в общем они похитили младшего брата одной из девушек хостесс, которая должна была навредить советской делегации, а я с ней хорошо общался, и она мне всё рассказала, ну а дальше пришлось принять меры, чтобы никто не пострадал.
— А кто второй был с тобой? — он внимательно посмотрел на меня, — любитель удавок.
— Товарищ Белый, считайте, что никого больше не было, — твёрдо сказал я полунамёком, — я был один.
— Ты дал ему слово?
Я пожал плечами.
— Сказал вам всё, что могу.
— Нехорошо конечно Ваня хранить секреты от своих товарищей, но так даже проще. Тебе для сведения, для всех — эту операцию провёл Денис, мы его наградим и отправим куда подальше, чтобы научился думать головой.
— Как скажете, я не гонюсь за подобной славой.
— Да, но кому нужно, будет известна правда, — он внимательно посмотрел на меня, — от тебя нужно лишь молчание.
— Да я не болтлив, когда дело касается важных тем.
— Вот и отлично, — он протянул мне руку, — отдыхай тогда.
— Я бы кстати хотел возобновить занятия у профессора и в МИД-е, испанский мне очень пригодился, а Татищева хотелось бы просто поддержать, поскольку у них с дочерью проблемы большие.
— Да, и пока мы выясняем всё, — вспомнил он, — по Игорю Щёлокову к тебе просьба, продолжай входить ему в доверие, выясни как можно больше о его делах, а особенно о делах его отца. Просьба от Юрия Владимировича. Пока мы не можем со своей стороны показывать активность, а ты для этого идеальная кандидатура.
— А когда от меня уберут то говно, что сейчас льётся со всех газет? — поинтересовался я, — а то вроде, как и не чемпион вовсе с их слов.
— Здесь мы бессильны Вань, — он покачал головой, — кто-то высоко в ЦК очень на тебя зол, и это точно кто-то из первой пятёрки. Мы пробовали поговорить с газетчиками, но те разводят руками, статьи им с фотографиями присылают уже готовыми, они их просто публикуют.
— М-да, ну ладно, — нехотя согласился я, — тогда буду ждать от вас вестей.
— Давай Ваня, держись, главное не раскисай, — он похлопал меня по плечу и повернувшись пошёл к КПП.
На следующий день в газетах началось чествование Олимпийских чемпионов, встречи их с ответственными товарищами, правда невысокого ранга. Сам Брежнев не считал легкоатлетов чем-то важным, он любил в основном футбол и хоккей. Так что вскоре всё, о чём мне рассказывал Озолин началось сбываться: из всех семи золотых медалистов, орден Ленина вручили двум, ещё трём серебряным призёрам вручили орден «Знак Почёта» и оставшимся медали «За трудовое отличие». Меня же никуда не звали, никаких награждений не было, единственное, что пришёл хмурый Щитов, обнял меня и сказал не раскисать. Затем вручил ордер на получение комнаты и два ключа на ржавом металлическом кольце.
— Это максимум Вань, что я смог, — он старался не смотреть мне в глаза.
— Деньги хоть заплатят? Было три мировых рекорда мной побито, — напомнил ему я, — две золотых медали и одна бронзовая.
— Тут такое дело Ваня, — смутился он, — тебе заплатят за два рекорда по пять тысяч за каждый.
— Александру, за мировой рекорд обещали пятнадцать, — поделился я с ним инсайдом.
— Ты газеты давно читал Ваня? При твоём имени у многих сейчас мгновенно пригорает зад, поэтому о чём-то договариваться с руководством просто нереально. Так что лучшее, что мы выбили, это по четыре тысячи за золото, полторы за бронзу и по пять за рекорды, ну и плюс комната в коммуналке, — расстроено сказал он.
— То есть с этого ещё минус тринадцать процентов подоходный, минус один процент профсоюзных и минус полтора процента комсомольские сборы? — быстро подсчитал я, поскольку с последнего разговора с Озолиным яснее понимал картину происходящего.
— Полтора процента за перевод денег и твой долг из кассы товарищеской взаимопомощи, — напомнил он.
— Какой перевод? Я готов и наличными получить за полтора процента.
— Ваня, так положено, не твоего ума дело менять порядок.
— Как-то совсем негусто получается Николай Петрович, — я покачал головой, — шестнадцать тысяч с копейками за два мировых рекорда и золотые медали.
— Тебе раньше деньги вообще же не нужны были, — напомнил он мне.
— До победы! — я тоже напомнил ему о своих словах, — но теперь, хотелось бы устроить свою жизнь, вне этой тренировочной базы.
— Вань я промолчу про то, что многие и этих-то денег не видят всю свою жизнь, — недовольно сказал он, — поскольку понимаю, что с тобой обошлись не по-человечески, но сделать ничего нельзя.
— Ладно, тогда я буду готовиться к Олимпиаде 1972 года, — спокойно заявил я, а у него отпала челюсть, — надеюсь тогда станет получше у страны с деньгами для своих спортсменов.
— Ваня, ты серьёзно сейчас? — удивился он, — какая вторая Олимпиада? Век спринтеров недолг, обычно после одной-то Олимпиады люди уходят из спорта.
— Вы против олимпийских медалей? — поднял я бровь, — пусть и не обязательно золотых.
— Ты погоди гоношиться, — отмахнулся он, — это обдумать нужно, посоветоваться.
— Ну вы тогда думайте, а я буду готовиться к следующему чемпионату СССР и Европы, вам надеюсь это золото всё ещё нужно?
— Да нужно Вань, кто спорит-то, — тяжело вздохнул он, — хотя сейчас полегче стало, ты у нас не единственный теперь золотоносец. Поэтому нам опять выдели нормальное финансирование.
— Ладно, думайте Николай Петрович, — пожал я плечами, — а я поеду посмотрю на эту вашу комнату.
Он скомкано попрощался, и исчез, а я пошёл вызывать такси с КПП. Стало интересно, чем Родина меня наградила за упорный труд и десятичасовые ежедневные тренировки. Адрес, по которому мы прибыли, оказался в жопе мира, такой, что я дал шофёру три рубля и сказал, чтобы он подождал меня, поскольку я тут вряд ли задержусь. Дом, был старый, ещё дореволюционный, поэтому множественное бельё, вывешенное во дворе на сушку, говорило о большом количестве народа, который здесь проживал. Обветшалый подъезд, и квартира «23», со множеством звонков на косяке двери. Один из ключей подошёл к замку, и я пошёл внутрь, едва не ударившись головой о цинковую ванну, висевшую сверху. Вытерев ноги о тряпку, я пошёл к своей комнате.
— Вы в кому товарищ, — тут же в коридоре появилась больших размеров женщина, окидывая меня неприятным взглядом.
— К себе, — я показал ей ключи.
— А вы тот спортсмен, — она скривилась, — ну хоть получше наверно, чем прошлый алкаш. Сразу говорю, женщин приводить нельзя!
— Да? — удивился я, — почему это?
— У нас дети кругом! — категорично заявила она.
— Позвольте спросить, а как они появились? — вежливо поинтересовался я.
Глаза у женщины выпучились от возмущения и с визгом:
— Хам! — она исчезла в своей комнате.
Моя была крайней в дальнем углу и видимо раньше была кладовкой, поскольку окна в ней не было вообще, лишь тусклая лампочка со сделанным газетным абажуром, да скрипучая панцирная кровать, какие были в школе-интернете, более здесь не было ничего.
— «Ну наградили, так наградили, — улыбнулся я, смотря на такое богатство».
Качая головой, я запер дверь и пошёл обратно, садясь в машину.
— «Помню я, были в СССР маклеры по недвижимости, — в голове промелькнула мысль, — надо будет у Игоря спросить, думаю он точно больше про это в теме».
Вернувшись обратно, я нашёл номер телефона, который он дал мне при нашей последней встрече и набрал его. В голову сначала ударила громкая музыка, человеческие голоса и чей-то женский голос навеселе.
— Да?
— Игоря позовите.
— А кто его спрашивает?
— Скажите, что Битлз.
Девушка видимо приложила трубку к груди и крикнула в комнату.
— Дорогой, тут тебя Битлз какой-то спрашивает.