Весь Роберт Джордан в одном томе

— Далеко еще до Последней Битвы, как вы думаете? – спросила Мирелле, закрывая за собой дверь. Она увидела полузаконченное плетение перед лицом Морейн и малого стража вокруг комнаты, и на ее губах появилась усмешка. – Вижу, вы практикуетесь перед испытанием. Тебе удалось хоть раз заставить ее взвизгнуть, Суан? Если хочешь, могу помочь. Я знаю один способ – она будет визжать, как поросенок, запутавшийся в сети.

Морейн поспешила уничтожить плетение прежде, чем оно рассыпалось само по себе, и обменялась с Суан озадаченными взглядами. Откуда Мирелле узнала?

— Я никогда не визжала, как... как ты говоришь, – натянуто произнесла она, выигрывая время. Большинство придумываемых Принятыми каверз предназаначались для других Принятых, и счет достижений Мирелле почти равнялся их с Суан счету. В упомянутой Мирелле шутке главную роль сыграла ледышка – и это в самый разгар летней жары, когда даже в тени чувствуешь себя как в печке. Но она никогда не визжала как поросенок!

— Что ты имеешь в виду, Мирелле? – осторожно спросила Суан.

— Как что – Айил, разумеется! А что же еще?

Морейн вновь переглянулась с Суан, на этот раз раздосадованно. Некоторые сестры утверждали, что в отдельных отрывках из «Пророчеств о Драконе» говориться об Айил. И, разумеется, еще столько же сестер утверждало противоположное. В начале войны этот вопрос вызвал оживленное обсуждение. Точнее, происходившее можно было бы назвать ожесточенным спором, если бы участвовавшие в дискусси женщины не были Айз Седай. Но сейчас, когда подруги знали такую тайну, все это вылетело у Морейн из головы и, очевидно, у Суан тоже. По-видимому, чтобы сохранить тайну, им придется постоянно быть начеку.

— Вы что-то скрываете, так? Какой-то секрет? – сказала Мирелле. – Я не знаю никого, у кого было бы столько же секретов, сколько у вас двоих. Что ж, не ждите, что я буду вас расспрашивать. Не буду. – Судя по выражению ее лица, она просто умирала от желания спросить.

— Это не наша тайна. Нам нельзя об этом говорить, – ответила Суан, и брови Морейн приподнялись прежде, чем она успела совладать с чувствами. Что это Суан задумала? Она что, пытается играть в Даэсс Дей’мар? Морейн уже как-то пыталась объяснить ей, в чем заключается Игра Домов. В Кайриэне даже слуги и фермеры знали, как следует вести себя, чтобы получить преимущество или держать других подальше от своих планов и секретов. В Кайриэне Даэсс Дей’мар жила в крови как благородных, так и простолюдинов. Более чем где бы то ни было. Игра царила повсеместно, даже в тех землях, где ее отвергали. Однако, несмотря на все старания Морейн, Суан никогда не проявляла в ней большого искусства. Она была слишком прямолинейна для этого занятия. – Но ты можешь помочь нам с Морейн, – продолжала та, еще более удивив свою подругу. Подготовку они всегда проводили только вдвоем. – Мои трюки она уже слишком хорошо изучила.

Засмеявшись, Мирелле радостно потерла руки и села на второй стул; сияние Силы тут же окружило ее.

Морейн с мрачным видом повернулась к ним спиной и снова принялась за второе плетение, но Суан сказала:

— С начала, Морейн. Ты же знаешь. Порядок должен засесть у тебя в голове так прочно, что ничто не заставит тебя сбиться.

С легким вздохом Морейн еще раз сплела из Воздуха серебристо-голубую монетку и продолжала плетения дальше.

Суан была в чем-то права, сказав, что Морейн уже известны все ее трюки. Любимыми приемами Суан было щекотать ее в самый неподходящий момент, внезапно ткнуть в какое-нибудь уязвимое место, смутить неожиданными ласками или испугать громким звуком прямо над ухом. А так же говорить такое, от чего Морейн впадала в полнейший ступор, – а воображение у подруги оставалось весьма живым даже после того, как сестры поработали над ее лексиконом. Однако от того, что Морейн знала приемчики своей напарницы, сохранять абсолютную невозмутимость было ничуть не легче. Из-за Суан ей уже дважды приходилось начинать заново. Но Мирелле оказалась хуже. Она любила лед. Создавать лед было очень просто – несколько прядей Воды и Огня, и он возникал как будто из ниоткуда. Но Морейн хотелось бы знать, каким образом хулиганке удавалось заставлять его неожиданно появляться внутри ее, Морейн, платья, причем в самых чувствительных местах. Кроме того, Мирелле, направляя потоки, умела имитировать болезненные щипки и резкие хлесткие шлепки, напоминавшие удары розог. А время от времени на ягодицы Морейн словно бы обрушивался ремень. Щипки и удары ощущались по-настоящему, и остававшиеся после них синяки были не менее реальны. В какой-то момент Мирелле подняла ее на фут над землей, подвесив на веревках из Воздуха, – Морейн была уверена, что это Мирелле; Суан никогда ничего подобного не делала – и медленно перевернула, так что ее ноги устремились к потолку, а юбки упали, накрыв голову. С бешено колотящимся сердцем, на грани отчаяния, она вынуждена была руками отодвигать юбки с лица. Дело не в скромности – просто иначе нельзя продолжать плести. Вслепую можно удержать плетение, но создавать его, не видя, невозможно, а если бы именно этот замысловатый клубок Пяти Сил развалился, Морейн ждал бы весьма болезненный шок – как если бы она споткнулась о ковер и рухнула на железный брус. Только было бы в три раза больнее и повторилось бы несколько раз. Ей удалось успешно завершить плетение, но тем не менее Мирелле сумела поколебать ее концентрацию четыре раза!

Морейн чувствовала, как в ней нарастает раздражение – но злилась она не на Мирелле, а на саму себя. Все Принятые сходились в одном: во время испытания сестры будут проделывать с претендующей на шаль женщиной вещи гораздо худшие, чем все то, что способны выдумать подруги. И поэтому настоящие подруги обязаны проделывать с тобой все, что только смогут придумать, чтобы помочь подготовиться к испытанию. Но не нанося увечий, конечно. Свет, если даже Мирелле с Суан смогли заставить ее сбиться за столь короткое время целых шесть раз, на что ей остается надеяться при настоящем испытании? Но Морейн продолжала плести с несгибаемой решимостью. Она пройдет испытание, и пройдет с первой попытки. Непременно!

Морейн приступила к упражнению во второй раз и уже создавала второе плетение, когда дверь снова распахнулась. Неохотно отпустив саидар, девушка позволила прядям рассеяться. Каждый раз это приходилось делать, преодолевая себя. Казалось, что вместе с Силой утекает жизнь и весь мир тускнеет. Но до занятий с послушницами осталось совсем немного времени, и закончить Морейн все равно не успела бы. Принятым носить часы не разрешалось, ведь в любом случае для большинства из них это было слишком дорогим удовольствием, но гонга, отбивавшего каждый час, в некоторых уголках Башни можно и не услышать, поэтому лучше всего – выработать в себе точное чувство времени. Опаздывать Принятым дозволялось не больше чем послушницам.

Ту, что стояла на пороге распахнутой двери, Морейн едва ли назвала бы своей подругой. Тарна Фейр была ростом выше, чем Суан, родилась она на севере Алтары, невдалеке от Андора, но от Мирелле ее отличали не только соломенно-желтые волосы. Принятым не разрешали вести себя высокомерно, но достаточно было взглянуть в эти холодные голубые глаза, чтобы убедиться, что их обладательница является настоящим воплощением высокомерия. У Тарны напрочь отсутствовало чувство юмора, и, насколько всем было известно, она ни разу ни над кем не подшутила. Тарна заслужила кольцо за год до Суан и Морейн, проведя девять лет в платье послушницы. Подруг и тогда у нее было немного, и сейчас их количество не увеличилось. Впрочем, ее, кажется, это не очень заботило, ведь она не чувствовала, что ей чего-то недостает. Она была совсем непохожа на Мирелле.

— Так я и думала, что найду вас обеих вместе, – холодно произнесла Тарна. Душевной теплотой она никогда не отличалась. – Не понимаю, почему бы вам не поселиться в одной комнате. А ты, Мирелле, решила тоже присоединиться к кружку Суан? – Все это было сказано спокойным тоном, как нечто само собой разумеющееся, однако глаза Мирелле вспыхнули. Сияние вокруг Суан исчезло, но Мирелле по-прежнему не отпускала Силу. Морейн оставалось лишь надеяться, что та не будет столь опрометчива, чтобы воспользоваться ею.

— Ступай, Тарна, – сказала Суан, взмахнув рукой, словно бы отпускала непрошеную гостью. – Мы заняты. И дверь за собой закрой.

Тарна не двинулась с места.

— Мне надо бежать, чтобы не опоздать на занятия с послушницами, – сказала Морейн, обращаясь к Суан. Тарну она игнорировала. – Они сейчас учатся создавать огненные шары, и если меня не будет на месте, кто-нибудь наверняка решит попробовать без меня. – Послушницам запрещалось направлять Силу или даже обнимать Источник, если поблизости не было сестер или Принятых, но девочки нарушали этот запрет при любом удобном случае. Только что оказавшиеся в Башне девушки никогда по-настоящему не верили в грозящие им опасности, а те, кто уже поднабрался опыта, как правило, были уверены, что знают, как все эти опасности обойти.

— Послушницам объявили выходной, – сказала Тарна, – так что сегодня занятий не будет. – Тот факт, что ее выпроваживали и демонстративно не обращали на нее внимания, ни капли Тарну не смущал. Ее вообще ничего не смущало. Несомненно, Тарна с легкостью пройдет испытание на шаль с первой же попытки. – Принятых собирают в Овальном Лектории. Амерлин намерена что-то нам сообщить. И еще одну вещь вы должны знать. Гайтара Моросо умерла несколько часов назад.

Свечение, окружавшее Мирелле, потухло.

— Так вот что за тайну вы скрывали! – воскликнула она. Ее глаза запылали еще ярче, чем минутой раньше от слов Тарны.

— Я же говорила тебе, это не наша тайна, – ответила Суан. Ответ был полностью в духе Айз Седай – и его хватило, чтобы Мирелле согласно кивнула, пусть и неодобрительно. Весьма неодобрительно. Пламя в ее глазах угасать, судя по всему, не намеревалось. Морейн подозревала, что в ближайшее время им с Суан предстоит масса неожиданных встреч со льдом.

По-прежнему держа дверь открытой – она что, вообще не чувствует холода, как настоящая сестра? – Тарна внимательно изучала Морейн, а затем медленно перевела взгляд на Суан.

— Да, верно. Ведь вы двое должны были дежурить в приемной. Что там произошло? Остальным известно только то, что она умерла.

— Я как раз подавала ей чашку чая, когда она вдруг охнула и упала мертвой мне на руки, – ответила Морейн. Ответ получился еще более подобающий Айз Седай, чем тот, что дала Суан: ни слова лжи, но вся правда оставалась скрытой.

Удивительно, но по лицу Тарны скользнула тень печали. Практически незаметно, однако это не укрылось от глаз Морейн. Тарна никогда не показывала эмоций. Она словно из камня высечена.

— Гайтара Моросо была великой женщиной, – пробормотала Тарна. – Это очень большая потеря.

— Зачем мы понадобились Амерлин? – спросила Морейн. Очевидно, о смерти Гайтары уже объявлено, и ее похороны, по обычаю, состоятся завтра, так что сообщать об этом тоже нет необходимости. Не хочет же Тамра поведать о Предсказании Принятым?

— Не знаю, – ответила Тарна, вновь источая холодность. – Не следовало мне тут задерживаться и вести с вами разговоры. За завтраком всем было сказано немедленно покинуть трапезную залу. Бегом мы еще успеем в Овальный Лекторий до появления Амерлин.

Принятым предписывалось держаться с определенной долей величественности. Это было частью подготовки к тому дню, когда они получат шаль. И уж, разумеется, не предполагалось, что они станут бегать, не получив соответствующего указания. Однако, они бежали, – Тарна тоже не отставала, – подобрав юбки к коленям и не обращая внимания на удивленные взгляды ливрейных слуг в коридорах. Айз Седай не смеют заставлять Амерлин ждать. Принятые же не смеют даже подумать о подобном.

На куполообразном потолке Овального Лектория было изображено небо с бегущими по нему белыми облаками. Окаймляла его полоса сложного, замысловатого орнамента. Это помещение использовалось редко. Морейн со спутницами оказались последними из пришедших Принятых, однако ряды скамей полированного дерева были заполнены меньше чем на четверть. Гул голосов Принятых, строивших предположения о том, зачем с ними пожелала говорить Амерлин, лишь подчеркивал, сколь невелико было их число по сравнению с тем, на какое рассчитан зал. Морейн решительно выкинула из головы мысли о том, что количество сестер неумолимо уменьшается. Может быть, если сестры... Нет. Она не станет предаваться мрачным размышлениям.

К счастью, возвышение в передней части зала еще пустовало. Они с Суан отыскали себе места позади толпы. Тарна уселась подле них, но своим видом всячески демонстрировала, что она не с ними. Отчужденность окутывала ее, как плащ. Мирелле, которая все еще дулась из-за того, что ей не сказали про Гайтару, прошла вдоль ряда в самый конец. Чуть ли не половина женщин в зале говорили одновременно, перебивая друг друга. Было почти невозможно уяснить, что говорит каждая в отдельности, но то немногое, что удалось услышать Морейн, было абсолютной чепухой. Они все будут проходить испытание на шаль? Прямо сейчас? У Аледрин, должно быть, мозговая горячка – это надо же пороть такую чушь! Она всегда была чересчур впечатлительной. Брендас выдала версию и того абсурднее. Обычно мыслит она вполне здраво, но сейчас утверждала, что их всех собираются отослать домой, поскольку Гайтара перед смертью Предсказала гибель Белой Башни, а может, и всего мира. Похоже, к вечеру количество версий о Предсказании Гайтары достигнет дюжины, если уже не достигло, – сплетни в крыле Принятых расцветали пышным цветом мгновенно, словно розы в теплице. Морейн не хотелось это слушать. Чтобы сохранить тайну, ей придется всячески изворачиваться по крайней мере несколько последующих дней. Она искренне надеялась, что справится с задачей.

— Хоть кто-нибудь знает, что здесь действительно происходит? – спросила Суан сидевшую рядом Принятую, худощавую, очень смуглую женщину с прямыми черными волосами, спускавшимися до пояса. Руки соседки были испещрены черными татуировками. – Или все это просто слухи?

Прежде чем ответить, Земайлле окинула ее внимательным взглядом:

— Думаю, слухи.

Земайлле все делала не торопясь. Благодаря этому она всегда казалась сосредоточенной и вдумчивой. Получив шаль, она, скорее всего, примкнет к Коричневой Айя. Или, возможно, к Белой.

Для Белой Башни Земайлле была редкостью. Она вышла из Ата’ан Миэйр, Морского Народа. Среди Айз Седай было только четверо Ата’ан Миэйр, и все четверо принадлежали Коричневой Айя, причем две из них были почти столь же стары, как Гайтара. Девушки из Ата’ан Миэйр никогда не приходили в Башню, за исключением тех случаев, когда искра проявлялась в них сама или они каким-то образом начинали учиться самостоятельно. И в тех и в других случаях делегация от Морского Народа доставляла девушку в Башню и поспешно удалялась. Ата’ан Миэйр не любили надолго разлучаться с соленой водой, а ближайшее к Тар Валону море лежало в четырех сотнях лиг к югу.

Земайлле, впрочем, как казалось, старалась забыть о своем происхождении. Она никогда не заговаривала о Морском Народе, разве что только по требованию Айз Седай. Насколько Морейн было известно, девушка была усердна, с первого дня упорно стремилась добиться шали, хотя обучалась не очень быстро. Не медленнее прочих – просто не очень быстро. Сейчас уже восемь лет она была Принятой, а до этого десять лет ходила в послушницах. Морейн не раз доводилось видеть, как она сначала путает плетение, а потом вдруг выполнит его так совершенно, что остается удивляться, что же ей мешало раньше. Однако каждая из девушек совершенствовала свои навыки в собственном темпе, и Башня никогда не торопила их больше чем следовало.

Рослая Принятая, сидевшая на ряд впереди, Айслинг Нун, обернулась к ним. Она чуть ли не подпрыгивала на своей скамье от возбуждения.

— Это из-за Предсказания, точно говорю! У Гайтары перед смертью было Предсказание, и Амерлин сообщит нам, в чем оно заключалось. Вы обе ведь дежурили в то утро, правда? Вы были рядом, когда она умерла. Что она сказала?

Суан напряглась, а Морейн уже открыла рот, чтобы солгать, но их спасла Тарна.

— Морейн сказала мне, что у Гайтары не было Предсказания, Айслинг. Когда Амерлин выйдет к нам, мы сразу же узнаем, что она хочет нам сообщить.

Ее тон был, как всегда, холоден, но не резок. Айслинг тем не менее вспыхнула от гнева.

Айслинг была из Туата’ан, Лудильщиков, – еще одна редкость в Белой Башне. Туата’ан жили в пестро раскрашенных фургонах, кочуя от селения к селению, и, так же как и Морской Народ, не терпели у себя самоучек-дичков. Если какая-либо группа обнаруживала, что в одной из их девушек проявляется искра, они тут же поворачивали свой караван и устремлялись к Тар Валону с такой скоростью, на какую только были способны их лошади. Верин, коренастая Коричневая Сестра, уступавшая ростом даже Морейн, рассказывала, что девушки Лудильщиков никогда не пытаются научиться направлять самостоятельно, они вообще не хотят направлять или становиться Айз Седай. Должно быть, так оно и есть, раз это говорит Верин, однако Айслинг выказывала в обучении почти такую же старательность и целеустремленность, как и Земайлле, и даже преуспела побольше. Она получила кольцо через пять лет обучения, в один год с Морейн и Суан, и Морейн считала, что, скорее всего, испытание на шаль она пройдет уже через год, а может и раньше.

Одна из дверей позади возвышения открылась, и из нее выскользнула Тамра. На ней было все то же синее платье, что и минувшей ночью, плечи укрывал палантин Амерлин. Морейн увидела ее одной из первых и одной из первых поднялась с места, но спустя мгновение уже все были на ногах и хранили молчание. Казалось странным видеть Амерлин одну. В коридорах Тамру всегда сопровождало по крайней мере несколько Айз Седай – либо просто сестры, представлявшие ей прошения, либо Восседающие в Совете Башни, желавшие обсудить какие-нибудь вопросы перед советом. Амерлин показалась Морейн усталой. О, спина ее была прямой, а судя по решительному выражению ее лица, она, если понадобится, смогла бы пройти сквозь стену. Но что-то в глазах Тамры говорило об усталости, не имевшей отношения к недостатку сна.

— В знак благодарности за сохранность Тар Валона, – произнесла она, и ее голос без труда услышала каждая Принятая, находившаяся в зале, – я решила, что Башня должна выдать вознаграждение в сотню золотых крон каждой женщине в городе, родившей ребенка начиная с того дня, как под стены прибыли первые солдаты, и кончая днем, когда угроза миновала. Сейчас, когда я сообщаю это вам, о награде объявляют на городских улицах.

Никто не был настолько глуп, чтобы открывать рот, когда говорила Амерлин, но ее заявление все же вызвало несколько тихих возгласов, и один из них издала Суан. Собственно, ее возглас скорее походил на фырканье. Она в жизни не видела десяти золотых крон разом, не говоря уж о сотне. На сотню крон можно купить очень большую ферму или Свет знает сколько рыбачьих лодок.

Не обращая внимания на нарушение правил поведения, Тамра продолжала говорить:

— Как некоторые из вас, возможно, уже знают, любую армию всегда сопровождает множество людей. Иногда их даже больше, чем солдат. В основном это ремесленники, обслуживающие потребности армии: оружейники и мастера-стрельники, кузнецы, коновалы и тележники, но среди них есть и солдатские жены, и другие женщины. Поскольку армия служила защитой Тар Валону, я решила, наградить и этих женщин.

Морейн поймала себя на том, что кусает нижнюю губу, и заставила себя прекратить это. От этой привычки она старалась избавиться. Несомненно, нет никакого резона показывать всякому, кто тебя видит, что ты лихорадочно размышляешь. По крайней мере, теперь известно, что задумала Тамра. Видимо, она верит, что дитя действительно вскоре родится. Но зачем, ради Света, говорить об этом Принятым?

— Угроза может сохраниться еще какое-то время, – сказала Тамра, – хотя сегодня утром я получила донесения, что Айил, возможно, начали отступление. Тем не менее положение кажется достаточно спокойным, чтобы уже сейчас начать составлять список имен, по крайней мере в лагерях, поблизости от города. Чтобы быть честными со всеми этими женщинами, мы должны начать как можно скорее, пока никто из них не покинул эти края, а это наверняка случится, если Айил действительно отступают. Многие солдаты пойдут вслед за Айил, и к ним вскоре присоединятся ремесленники. Остальные разойдутся по домам. Сестры еще не вернулись в Башню, поэтому составлением списков я поручаю заняться вам. Вы станете записывать имена. Поскольку некоторые женщины неизбежно успеют уйти прежде, чем вы их найдете, вам следует также расспрашивать о тех, кто рожал поблизости от Башни, но кого сейчас здесь уже нет. Записывайте все сведения, которые помогут отыскать их. Кто отец, из какого города или деревни, из какой страны – все, что узнаете. Каждую из вас будут сопровождать четверо гвардейцев Башни, чтобы никто вам не помешал.

Морейн чуть не задохнулась, пытаясь сохранить молчание. Изумленные вздохи слышались отовсюду – не все справлялись с этой задачей так же успешно, как она. Принятым и без того довольно редко дозволялось покидать город, но чтобы без сопровождения сестры? Это неслыханно!

С легкой снисходительной улыбкой Тамра ждала, пока восстановится порядок. Очевидно, она прекрасно понимала, что девушки от удивления чуть не потеряли способность здраво мыслить. И также, по-видимому, она услышала нечто, ускользнувшее от Морейн. Когда вновь воцарилась тишина, Амерлин сказала:

— Если я узнаю, что кто-то использовал Силу, чтобы защитить себя, Аланна, этому кому-то по возвращении от Наставницы Послушниц садиться придется с большой осторожностью.

Некоторые из Принятых были настолько растеряны, что позволили себе хихикнуть, а одна или две даже засмеялись вслух. Аланна в душе была робкой, но изо всех сил старалась казаться свирепой. Она говорила всем, кому еще не надоело это слушать, что хочет вступить в Зеленую Айя, Боевую Айя, и обзавестись дюжиной Стражей. Лишь Зеленые привязывали к себе более одного Стража. Дюжины Стражей, разумеется, не было даже у Зеленых, но такова уж Аланна. Вечно она все преувеличивает.

Тамра хлопнула в ладоши, мнгновенно утихомирив и хихикавших, и смеявшихся. Всякая снисходительность имеет пределы.

— Все вы должны соблюдать большую осторожность и прислушиваться к словам сопровождающих вас солдат. – На этот раз улыбок не последовало. Голос Тамры был тверд. Престол Амерлин не терпела вздора от правителей; уж разумеется, она не станет терпеть его от Принятых. – Айил – не единственная опасность за стенами Тар Валона. Некоторые, примут вас за Айз Седай, и пусть так и считают, но только если вы не будете настолько глупы, чтобы вслух объявить себя таковой. – Тишина в зале стала напряженной: претендовать на звание Айз Седай, не будучи ею, являлось преступлением против закона Башни, и каралось оно очень жестоко, даже если речь шла о женщинах, не принятых в Башню. – Найдутся проходимцы, которые увидят всего лишь юное женское личико. Если у вас не будет сопровождающих, они могут счесть вас легкой добычей. Лучше избавить их от искушения и, таким образом, избежать связанных с этим неприятностей. И не забывайте, что в армии есть и Чада Света. Белоплащник с первого взгляда узнает одеяние Принятой, и если ему удастся всадить ей в спину стрелу, это порадует его не меньше, чем если бы на ее месте была Айз Седай.

До этого в зале стояла звенящая тишина, однако теперь она стала мертвой. Морейн подумала, что могла бы расслышать даже шум дыхания, но, судя по всему, все старались не дышать. Если Айз Седай выезжала из Башни в мир и бесследно исчезала, – а такое иногда случалось, – первое подозрение всегда падало на Белоплащников. Чада Света называли Айз Седай Приспешницами Темного, они считали прикосновение к Единой Силе богохульством, наказуемым смертью, – и обычно были совсем не прочь привести приговор в исполнение. Никто не мог понять, почему они пришли на помощь защитникам Тар Валона. По крайней мере, Принятым никак не удавалось разгадать эту загадку.

Амерлин медленно оглядела ряды. Наконец она кивнула, явно довольная произведенным впечатлением.

— В Западной Конюшне для вас уже седлают лошадей. В седельных сумках вы найдете еду на первое время и все прочее, что вам потребуется. Возвращайтесь в свои комнаты, надевайте обувь попрочнее и плащи потеплее. День вам предстоит долгий и холодный. Идите в Свете! – Она отпустила девушек, и они чуть ли не одновременно присели в реверансе. Но когда Принятые уже двинулись было к двери в коридор, Тамра произнесла, словно это только что пришло ей в голову: – Ах, да! Вот еще. – Услышав ее, все моментально застыли на месте. – Записывая имена женщин, также заносите в списки имя и пол ребенка, день, когда он родился, и точное место рождения. В этом отношении Записи Башни должны быть доскональны. Можете идти. – Будто бы это не было самым важным из всего сказанного Тамрой! Именно так Айз Седай скрывали на открытом месте то, что было необходимо утаить. Некоторые утверждали, будто именно Айз Седай изобрели Игру Домов.

Морейн не могла не обменяться взволнованным взглядом с Суан. Та испытывала явное отвращение к любой канцелярской работе, но сейчас на ее лице играла широкая ухмылка. Им поручена помощь в поисках Дракона Возрожденного! Разумеется, речь идет только о имени и имени его матери, но это было настолько близко к приключению, насколько Принятая смеет только надеяться.

Глава 4

ОТЪЕЗД ИЗ БАШНИ

Комната Морейн немногим отличалась от комнаты Суан. Маленький квадратный столик, на котором лежали четыре книги, и два стула с прямыми спинками и жесткими сиденьями словно принесли из того же фермерского дома, что и мебель ее подруги. Кровать у Морейн была поуже, а иллианский коврик – круглым и цветастым, залатанным в нескольких местах. Кувшин на умывальнике когда-то в прошлом выдержал серьезный удар. У зеркала был отбит уголок. Но, не считая этих маленьких отличий, комната запросто могла оказаться той же самой. Морейн не стала утруждать себя и разводить огонь. Свои угли она сгребла в кучу тщательнее, чем Суан, но времени вряд ли хватит, чтобы хотя бы частично выгнать холод из комнаты.

Открыв платяной шкаф, который был побольше, чем у Суан, но столь же заурядным внешне, Морейн вытащила из него пару прочных ботинок и слегка поморщилась. Ботинки были уродливы, их кожа была намного толще, чем у туфель, а шнурки сгодились бы для починки седел. Но тем не менее ботинки, в отлчие от туфель, сохранят ее ноги в снегу сухими. Добавив к ним пару шерстяных чулок, она присела на край своей неприбранной кровати, чтобы натянуть их поверх тех, что уже были на ней. Какое-то время Морейн размышляла, не надеть ли ей еще и вторую сорочку. Как бы холодно ни было внутри Башни, там, куда она отправлялась, будет еще холоднее. Но времени было в обрез. И кроме того, в этом ледяном воздухе снимать с себя платье совсем не хотелось. Без сомнения, имена будут записывать не в чистом поле, а под крышей, рядом с камином или жаровней, где будет тепло. Разумеется, так и будет. Большая часть людей в лагерях, скорее всего, примут их за сестер, как и предположила Тамра.

Следующим из шкафа появился тонкий пояс из выделанной кожи, с серебряной пряжкой и простыми ножнами, в которых скрывался узкий, оправленный в серебро кинжал, с клинком лишь немногим длиннее ее ладони. Морейн не носила его с тех пор, как прибыла в Башню, и теперь, застегнув пояс на талии, испытывала некоторое неудобство. Пусть ей и запретили использовать Силу, чтобы защищать себя, но кинжал при необходимости отлично подойдет для этого. Прежде чем перецепить на новый ремень с белого кожаного пояска, который она кинула на кровать, свой поясной кошель, Морейн на минуту задумалась. Тамра сколько угодно могла говорить, что их обеспечат всем, что понадобится, но полагаться на то, что кто-то другой – даже Престол Амерлин – предусмотрит все необходимое, неразумно. Морейн запихнула в кожаную суму свой костяной гребень и щетку для волос с ручкой из драгоценной резной кости. Каким бы неотложным делом ни был сбор имен, она не сомневалась, что Принятой, позволившей себе разгуливать неприбранной, не избежать резких слов – и это в лучшем случае. За гребнем и щеткой последовали хорошие перчатки для верховой езды из темно-синей кожи, лишь чуть-чуть тронутые вышивкой на тыльной стороне, а также небольшой набор швейных принадлежностей в резной шкатулке черного дерева, клубок прочной бечевки, две пары запасных чулок, если те, что на ней, промокнут, несколько платков разных размеров и еще кое-какие другие полезные предметы, включая небольшой складной нож для очинки перьев, на случай, если им придется пользоваться ими. Сестер никогда не заставили бы мириться с подобным неудобством, но они-то не сестры.

Повесив суму на плечо, Морейн прихватила свой плащ, подол которого, а также края капюшона были обшиты каймой, и выскочила наружу как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мейдани и Брендас торопливым шагом покидают галерею. Суан с нетерпением ждала подругу, на ее плече под плащом тоже висела сума, голубые глаза блестели от возбуждения. Морейн была не единственной, кому пришлось наверстывать упущенное время. По другую сторону галереи Кэтрин Алруддин высунула голову из комнаты, во все горло потребовала, чтобы Карлиния отдала ее швейный набор, и тут же нырнула обратно, не дожидаясь ответа.

— Аланна, Приталле, кто-нибудь из вас не одолжит мне пару чистых чулок? – донесся крик откуда-то снизу.

— Я же вчера дала тебе пару, Эдесина, – ответили сверху.

Повсюду хлопали двери, женщины выбегали из них, окликая Тимэйл или Десандре, Коладару или Атуан, и с десяток других, требуя вернуть ту или иную взятую на время вещь или, наоборот, прося одолжить что-либо. Если бы сейчас появилась сестра, за тот шум-гам, какой они здесь подняли, неприятностей у девушек было бы по горло.

— Что ты там копалась, Морейн? – выдохнула Суан. – Идем скорее, не то опоздаем!

Она пустилась прочь быстрым шагом, словно впрямь думала, что гвардейцы отправятся без них, если они не поспешат. Такого, разумеется, не могло произойти, однако Морейн не стала терять время зря. Она нипочем не будет медлить, коли выпал случай покинуть город – тем более такой случай!

Солнце все еще не прошло и полпути к зениту. По небу катились сгущавшиеся темно-серые тучи. Возможно, сегодня снова пойдет снег. Из-за снегопада стоявшая перед ними задача проще не станет. Впрочем, идти было легко, поскольку широкая, усыпанная гравием дорожка, которая вела между деревьями к Западной Конюшне, мимо крыла Башни, отведенного для Принятых, была расчищена. Разумеется, снег убрали не для удобства Принятых – просто в Западной Конюшне держало лошадей большинство сестер, и рабочие расчищали эту дорожку лопатами по два-три раза в день, если в том была необходимость.

Сама конюшня представляла собой вытянутое трехэтажное строение из серого камня, более вместительное, нежели главная конюшня Солнечного Дворца. На просторном мощеном дворе перед ней было не протолкнуться из-за толпы конюхов в грубых куртках, оседланных лошадей и гвардейцев Башни в шлемах и серых стальных кирасах поверх темных, почти черных мундиров и таких же темных плащах с изображением белой слезинки Пламени Тар Валона. Плащи-табарды с семью цветными полосами поверх кирас отличали знаменосцев и единственного здесь офицера. Брендас и Мейдани взбирались в седла, а полдюжины других Принятых, в плащах и капюшонах, вытянувшись цепочкой, уже ехали по направлению к Закатным Воротам в сопровождении своих гвардейцев. Морейн на секунду разозлило, что столь многие опередили их с Суан. Они что, совсем не собирались в дорогу, раз управились так быстро? Но зато они не знали, что на самом деле должны искать. Эта мысль вновь вернула ей хорошее настроение.

Протолкавшись сквозь толпу, Морейн отыскала свою гнедую кобылу. Ее держала под уздцы долговязая женщина-конюх, на узком лице которой читалось осуждение. Скорее всего, она хмурилась при виде Принятой, которая могла похвастаться собственной лошадью. Таких было очень немного – большинство не могло позволить себе содержать лошадь, да и возможность выехать за пределы Башни все равно выпадала чрезвычайно редко, – но Морейн купила себе Стрелу, отпраздновав таким образом получение кольца. Это проявление тщеславия, как она подозревала, едва не стоило ей вызова в кабинет Мериан. Но даже если и так, она не жалела о покупке. Кобыла была невысокой – Морейн терпеть не могла выглядеть маленькой девочкой, что было бы неизбежно на фоне крупного животного, – однако Стрела еще долго могла скакать после того, как выдыхались другие более статные лошади. Быстрый скакун – это хорошо, но выносливый – еще лучше. Стрела же обладала обоими качествами. Кроме того, она преодолевала такие препятствия, перед которыми пасовало большинство лошадей, наотрез отказываясь даже пытаться. Выяснение этого обстоятельства действительно стоило ей визита к Наставнице Послушниц. Сестры с неодобрением смотрели на Принятых, которые рисковали сломать себе шею. С очень большим неодобрением.

Женщина-конюх хотела сразу же отдать поводья, но Морейн, повесив суму на высокую луку седла, принялась расстегивать пряжки на седельных сумках. В одной лежал сверток – в салфетку были завернуты полбуханки черного хлеба, курага в вощеной бумаге и большой кусок светло-желтого сыра. Это было больше, чем она могла бы съесть в одиночку, но кое у кого из Принятых аппетит был не чета ее. Из второй сумки торчал деревянный полированный планшет, к которому прилагалась толстая пачка плотной бумаги и две хороших ручки со стальными перьями.

Зря взяла перочинный нож, с огорчением подумала Морейн, стараясь, чтобы лицо оставалось бесстрастным. Она вовсе не желала показывать конюху свое смущение. По крайней мере, она подготовилась ко всему.

В планшет также была вделана плотно закупоренная чернильница из толстого стекла. К вящему изумлению женщины-конюха, которое та даже скрывать не стала, Морейн не поленилась проверить, действительно ли она закупорена достаточно плотно. Что ж, эта женщина может усмехаться сколько ей угодно, даже не прикрываясь рукой, но Морейн не хотелось возиться с кучей перепачканной бумаги, если чернила все же протекут. Иногда она жалела о том, что слуги не смотрят на Принятых так, как послушницы.

Женщина-конюх отвесила ей иронический поклон, вручив, наконец, поводья, а потом нагнулась, сложив руки перед собой так, чтобы подсадить в седло, – еще один жест, в котором сквозила насмешка, – но Морейн презрела ее помощь. Натянув тугие перчатки для верховой езды, она одним махом взлетела в седло. Пусть-ка эта женщина посмеется над этим! Морейн посадили на ее первого пони – разумеется, его держали под уздцы, – как только она научилась ходить, не держась ни за чью руку, а первую настоящую лошадь ей подарили в десять лет. К несчастью, на юбке Принятой не было разрезов для верховой езды, и необходимость поправлять одежду в тщетной попытке прикрыть ноги несколько подпортила предполагаемый эффект. Причем дело было в холоде, а не в застенчивости. Ну... по крайней мере, не только в застенчивости. Заметив, что некоторые гвардейцы бесцеремонно поглядывают на ее ноги, обтянутые чулками и открытые чуть ли не до колена, Морейн вспыхнула от ярости. Стараясь не обращать на мужчин внимания, она огляделась в поисках Суан.

В ознаменование получения кольца она хотела купить лошадь и для Суан и теперь жалела, что позволила той отговорить себя: иначе Суан могла бы практиковаться сколько душе угодно. Теперь же она взбиралась на свою лошадь, крепкого серого мерина, с такими предосторожностями, что с виду совершенно безмятежное животное даже вывернуло шею назад и с испугом глядело на будущую наездницу. Суан чуть не выпала из седла, пытаясь засунуть в стремя вторую ногу. Когда это ей наконец удалось, она стиснула поводья с такой силой, что ее темно-серые перчатки натянулись на костяшках пальцев; на лице девушки застыло угрюмо-решительное выражение, словно она готовилась к тяжелому испытанию, которое могла провалить. Впрочем, для нее так оно и было. Суан вообще-то умела ездить верхом, но просто делала это очень плохо. Ее полуобнаженные ноги тоже привлекли взгляды некоторых мужчин, но она, по-видимому, ничего, не замечала. Впрочем, даже если бы она и заметила это, то, разумеется, ничуть не смутилась бы. Если верить Суан, работа на рыбацкой лодке требовала подтыкать юбку, оголяя ноги куда выше колена!

Когда обе девушки оказались в седле, стройный молодой офицер, шлем которого украшало короткое белое перо, выделил им в сопровождение восьмерых гвардейцев. Его лицо за решеткой забрала было, право же, довольно привлекательным, однако любой из гвардейцев Башни знал, что ему грозит, если вдруг ему вздумается улыбаться Принятым. Поэтому офицер, прежде чем отвернуться, взглянул на Морейн и Суан лишь мельком. Не то чтобы Морейн хотела, чтобы он улыбнулся, или жаждала улыбнуться ему в ответ – она ведь не какая-то безмозглая послушница! – но она бы с удовольствием, посмотрела на него немного подольше.

Командира их эскорта назвать привлекательным было трудно. Высокий, седоватый знаменщик с вечно хмурым видом и низким хриплым голосом, коротко назвавшийся Стилером, окружил девушек кольцом своих солдат и, не говоря больше ни слова, развернул длинноногого чалого мерина по направлению к Закатным Воротам. Гвардейцы пришпорили коней, спеша за ним, и тут девушки сообразили, что их гонят вперед, словно овец. Гонят! Морейн струдом сохраняла невозмутимость. Хорошая практика, кстати. Суан, однако, практиковаться, по-видимому, не желала.

— Мы должны ехать на западный берег, – окликнула она Стилера, сердито вперившись взглядом в спину знаменщика. Тот не отвечал. Колотя пятками по упитанным бокам своего серого, она нагнала командира, чуть не слетев при этом с седла. – Ты слышал меня? Нам следует ехать на западный берег.

Знаменщик громко вздохнул и, в конце концов, соизволил повернуть голову и взглянуть на Суан.

— Мне и приказано доставить вас на западный берег... – Стилер замолчал, словно раздумывая, какой титул следует употребить, обращаясь к ней. Обычно у гвардейцев не было причин разговаривать с Принятыми. Очевидно, ему так ничего и не пришло в голову, поскольку продолжил он без почтительных обращений и более твердым тоном. – И вот что: если кого-нибудь из вас поцарапают, то аукнется мне, а мне вовсе этого не хочется. Поэтому лучше не выезжайте из оцепления, ясно? Ну ладно, поехали. Иначе мы остановимся и не сдвинемся с места, пока вы не послушаетесь.

Сжав зубы, Суан присоединилась к Морейн.

Быстро оглянувшись и удостоверившись, что никто из солдат не услышит ее, Морейн прошептала:

— Суан, ты на самом деле думаешь, что именно мы найдем его? – Конечно, она надеялась на это, но вокруг реальная жизнь, а не баллада менестреля. – Может, он еще даже и не родился.

— С тем же успехом это можем быть и мы, и кто-то другой, – пробормотала Суан. – У нас шансов даже больше, ведь мы знаем, что искать. – Она не сводила сердитого взгляда со знаменщика. – Когда я решу привязать узами к себе Стража, первое, о чем я позабочусь, – чтобы он делал то, что ему сказано.

— Ты думаешь, не связать ли узами Стилера? – невинным тоном спросила Морейн. Во взгляде Суан промелькнула такая смесь изумления и ужаса, что она чуть было не рассмеялась, но тут Суан снова едва не свалилась со своей лошади, а над этим смеяться было нельзя.

Когда отряд миновал окованные железом Закатные Ворота с золочеными изображениями заходящего солнца на толстых балках высоко вверху – именно благодаря им ворота и получили свое название, – вскоре стало очевидно, что они заворачивают к юго-западу, направляясь мощеными улицами к Алиндейрским Воротам. В городе было множество речных ворот, через которые из реки могли заходить небольшие лодки, – и, разумеется, Северная и Южная Гавани для больших судов, – но на мосты вели только шесть ворот. Алиндейрские Ворота были самыми южными из трех, расположенных на западе города, и если девушки хотели оказаться поближе к Драконовой Горе, то это направление уводило их в сторону. Но Морейн не тешила себя иллюзиями, что Стилер позволит сбить себя с намеченного пути. Смирись с тем, что изменить не можешь, кисло подумала она. Суан, должно быть, готова ногти грызть от разочарования.

Суан, однако, молчала, разглядывая спину Стилера. Ее взгляд больше не был сердитым, скорее просто изучающим, словно она смотрела на одну из головоломок, которые так любила, – сводящие с ума своей запутанностью, где отдельные части прилегали друг к другу так плотно, что казалось, будто их вообще нельзя разъединить. Вот только, в конце концов, они всегда разделялись – в руках Суан. То же относилось к загадкам, ребусам и математическим задачам. Суан видела закономерности там, где никто другой не способен был их разглядеть. Она была настолько поглощена рассматриванием знаменщика, что ей даже удавалось ехать верхом довольно ловко, чуть ли не с изяществом. По крайней мере, с виду не скажешь, что она готова свалиться с лошади при каждом шаге.

Возможно, ей и удастся выдумать, как вынудить Стилера повернуть, но что до Морейн, то она с наслаждением всецело отдалась прогулке по городу. Ведь Принятым не каждый день разрешали выезжать за территорию Башни, а Тар Валон был огромным городом, величайшим городом во всем известном мире. Да и наверняка вообще во всем мире. Остров протянулся почти на десять миль, и, не считая общественных парков, частных садиков – и Огирской Рощи, разумеется, – каждый квадратный фут земли занимал город.

Улицы, по которым ехал отряд, были широкими, их давно не чистили от снега, повсюду – толпы людей, большей частью передвигающиеся пешком, хотя изредка в толпе попадались и портшезы или закрытые носилки. По запруженным людьми улицам идти пешком куда быстрее, и лишь самые заносчивые или упрямые – тайренская дама с гордо поднятой головой, в высоком кружевном воротничке, окруженная свитой слуг и охранников, группа кандорских купцов с серебряными цепочками поперек груди, спокойно смотрящих по сторонам, несколько кучек разряженных в пух и прах усатых щеголей из Муранди, которым следовало находиться не здесь, а там, где шел бой, – ехали верхом. И еще те, кому предстоит долгий путь, поправила она себя, тщетно попытавшись в который раз прикрыть ноги и кинув сердитый взгляд на раскосого салдэйца, – судя по простой суконной куртке, купца или ремесленника, – который разглядывал их слишком уж откровенно. О Свет! Мужчины, кажется, не способны понять или попросту не обращают внимания, когда женщина хочет, чтобы на нее смотрели, а когда – нет! Как бы там ни было, но Стилер и его солдаты своим присутствием расчищали перед собой путь. Никто не хотел мешать отряду из восьми вооруженных и закованных в доспехи гвардейцев Башни. Должно быть, именно это заставляло толпу расступиться. Она сомневалась, что кому-нибудь в этой толпе известно, что платье с белой каймой означает принадлежность к Белой Башне. Те, кто приезжал в Тар Валон, обычно старались держаться подальше от Башни, если только у них не было никаких дел к Айз Седай.

В этой толпе были представлены, казалось, все страны. «Весь мир приходит в Тар Валон», – гласит пословица. Тарабонцы с дальнего запада в полупрозрачных вуалях, которые закрывали лицо до самых глаз и сквозь которые явственно виднелись густые усы, соседствовали здесь с обветренными и, несмотря на холод, босыми матросами бороздивших воды Эринин речных кораблей. Вот навстречу проехал верхом Порубежник в броне и кольчуге – каменнолицый шайнарец с бритой головой и единственным пучком волос на макушке; его шлем с гребнем был приторочен к седлу. Наверняка это гонец, направлявшийся в Башню, и у Морейн промелькнула мысль, не остановить ли его. Но вряд ли он открыл бы ей содержание своего послания, и к тому же тогда ей пришлось бы пробиваться через стену из гвардейцев Стилера. О Свет, как невыносимо это неведение!

Здесь были кайриэнцы в темных одеждах, они выделялись среди прочих низким ростом и бледной кожей; алтаранцы в богато расшитых платьях; алтаранки запахивали свои плащи, ярко-красные, зеленые, или желтые, оберегая от холода те части тела, которые низкие вырезы их платьев открывали на поживу ледяному ветру; тайренцы в куртках в широкую полоску и тайренки в обшитых кружевами нарядах; незамысловато одетые андорцы шагали так, словно не только знали в точности, куда они идут, но и намеревались достичь цели как можно скорее. Андорцы терпеть не могли делать несколько дел одновременно. Для этого они были слишком упрямыми и гордыми, и, кроме того, им зачастую просто не хватало воображения. Пять или шесть меднокожих доманиек в причудливо расшитых плащах – несомненно, купчихи; почти все доманийские женщины, выезжавшие за пределы своей страны, были купчихами, – покупали пирожки с мясом с ручной тележки. Поодаль, одетый в куртку с красными рукавами арафелец с черными волосами, собранными в две косицы, свисавшие на спину и украшенные серебряными колокольчиками, размахивал руками, увлеченно споря с флегматичным иллианцем, а того казалось, больше интересовал яркий полосатый плащ, в который он тщательно кутался. Морейн заметила даже одного очень темнокожего парня, который вполне мог принадлежать к Морскому Народу – хотя и некоторые тайренцы были не менее смуглыми. Его рук не было видно под обтрепанным плащом, и он пробирался сквозь толпу так поспешно, что Морейн не сумела разглядеть, была ли у него на руках татуировка.

От одних разговоров такой уймы народа шум стоял изрядный, но к нему добавлялся еще скрип плохо смазанных осей тележек и фургонов, стук копыт и скрежет окованных железом колес по камням мостовой. Возчики орали на прохожих, требуя освободить дорогу, что последние делали весьма неохотно; лоточники расхваливали свой товар, разложенный на тележках и подносах, – ленты, иголки, жареные орешки и другую дребедень. Невзирая на холод, на перекрестках то и дело попадались жонглеры и акробаты – женщины и мужчины, положив на землю шапки для монет, играли на флейтах, рожках, арфах. Лавочники, стоя в дверях своих лавок, громогласно утверждали превосходство своего товара над любым другим. Метельщики улиц с метлами, лопатами, тележками, убирали то, что оставляли за собой лошади, и всяческий другой мусор, выкрикивая: «Дорогу чистым сапогам! Дорогу, если хотите, чтобы сапоги были чистыми!» Это было так... в порядке вещей. Никто, казалось, не замечал тяжелого кислого запаха дыма, висевшего в воздухе. Битва за стенами Тар Валона не могла изменить того, что происходило внутри этих стен. Возможно, изменить это оказалась бы не в состоянии даже сама война. Но те же самые сцены можно увидеть и в Кайриэне, хотя, наверное, людей там не так много и разнообразия поменьше. Такой город, как Тар Валон, – единственный, он не похож ни на какой другой.

Белая Башня высилась в самом центре города – массивная, белая, как кость, колонна, почти на сотню спанов вздымающаяся в небеса и видимая на десятки миль. Путники, направлялвшиеся к городу, видели ее еще задолго до того, как могли разглядеть сам город. Она являла средоточие силы Айз Седай; ее одной хватило бы, чтобы придать Тар Валону незабываемый облик, но кроме нее по всему городу возвышались и другие, меньшие башни. Не только шпили – здесь были и спиральные, и желобчатые башни; между теми, что располагались близко друг к другу, в сотне футов над землей, а иногда и в двух сотнях или больше, были переброшены мосты. Даже Поднебесные Башни Кайриэна не могли сравниться с ними. В центре каждой площади располагался фонтан, памятник или большая статуя, установленная зачастую на постаменте высотой шагов в пятьдесят. Но и сами здания были несравнимо величественнее, нежели в других городах. Вокруг принадлежащих купцам и банкирам роскошных особняков, украшенных куполами, шпилями, колоннадами, теснились лавки и гостиницы, таверны и конюшни, доходные дома и жилища простого народа. Однако даже они были отделаны резьбой и фризами, которые сделали бы честь любому дворцу. Да многие из них и сошли бы за дворцы. Почти все они были огирской постройки, а огир строили ради красоты. Еще более чудесными были те разбросанные по всему городу строения – они виднелись тут и там, по полдюжины на каждой улице, – где каменщикам-огир предоставили свободу самовыражения. Трехэтажное здание банка вызывало в памяти стаю птиц в полете, изваянных в золотистом мраморе; при виде здания гильдии купцов Кандора перед глазами вставал образ табуна лошадей, купающихся в прибое, – а может быть, это волны прибоя превращались в лошадей. Огромная гостиница «Синий Кот» больше всего напоминала то, что значилось в ее названии, – а именно синего кота, спящего свернувшись в клубок. Большой Рыбный Рынок, крупнейший из городских рынков, казалось, и впрямь был косяком здоровенных рыб, зеленых и красных, голубых и полосатых. Другие города тоже могли похвастаться зданиями, построенными огир, но среди них не было ничего подобного тому, что было представлено в Тар Валоне.

Одно из огирских творений окружали строительные леса, поэтому Морейн разглядела лишь то, что возведено оно из зеленого и белого камня и, казалось, сплошь состояло из изгибов. По деревянным платформам ходили каменщики-огир, некоторые из них с помощью торчавшего над улицей длинного деревянного крана поднимали вверх огромные куски белого камня. Даже произведения огир время от времени требовали ремонта, и ни один каменщик из людей не мог воспроизвести их искусства. Впрочем, видеть огирских каменщиков доводилось не так-то часто. Сейчас один из мастеров стоял на мостовой, у основания широкой лестницы, ведущей к нижнему ярусу лесов; на строителе был длинный темный кафтан, колоколом висевший над сапогами, под мышкой огир держал толстый рулон бумаги. Если не присматриваться, мастера можно было принять за человека. И если не обращать внимания на то, что его огромные глаза оказались на одном уровне с глазами Морейн, когда та проезжала мимо. А также на торчавшие из волос длинные уши с кисточками на концах, на нос чуть ли не во все лицо и на рот, только что не разрезавший это лицо пополам. Брови свисали ему на щеки, словно усы. Морейн приветствовала огир, церемонно поклонившись со своего седла, и он ответил ей не менее торжественным поклоном, поглаживая узкую бородку, спускавшуюся ему на грудь. Однако когда огир повернулся и начал взбираться по лестнице, его уши дернулись, и Морейн почудилась в этом усмешка. Любой встречный в Тар Валоне огир распознает платье Принятой с первого взгляда.