Творения преподобного Симеона Нового Богослова. Слова и гимны. Книга третья

Безмолвник, если желает быть таким, как следует, пусть будет и как блудница, о коей упоминает Евангелие – пусть емлется и он за ноги Господа нашего, целует их и омывает слезами своими и ни на кого другого не смотрит, кроме Его единого, могущего отпустить грехи его. Пусть будет и как невеста – пусть и засыпает с Женихом Христом, чтоб и просыпаться с Ним, чтоб потом возбудиться с Ним и к вечной жизни, или, лучше сказать, пусть всегда пребывает в Нем и Его всегда имеет пребывающим в себе. Пусть будет, если может, и как один из тех вельмож, которые предстоят земному царю и дружески беседуют с ним втайне, в его внутреннейшем покое царском, и пусть беседует с Владыкою Христом лицом к лицу.

Кто убезмолвился, тот пусть будет и как три апостола, которые восходили со Христом на гору Фавор и видели сияние, облиставшее Его, и изменение одежд Его, и просвещение лица Его и которые, увидев светлое облако и услышав глас Бога и Отца, свидетельствовавший свыше и говоривший: Сей есть Сын Мой возлюбленный, стали вне себя и пали ниц на землю, чтоб и он мог сказать, подобно Петру: добро есть нам зде быти, сотворим три сени – для Тебя, и для Отца Твоего, и для Духа Святого, единое Начало и единое Царство, то есть сотворим три новые обиталища – ум, душу и тело, очистив их сокрушением, слезами, покаянием, молитвою и исповедью, возведем строение их повыше и украсим всяким убранством добродетелей, да обитаете в них вечно.

Кто безмолвствует, тот пусть сидит в келлии, как сидели апостолы в иерусалимской горнице, ожидая свыше силы Всевышнего Духа, чтоб восприять и благодать Святого Духа, как восприяли ее апостолы, и потом быть почитаему плотскими людьми за пьяного, за возносливого и самохвала по той причине, что он станет тогда предлагать новые догматы, инако некако излагать древнее учение, говорить иным языком и опровергать слова тех, которые имеют противное понятие о духовном учении.

Пусть будет он еще и как Моисей, да взыдет на верх горы, да внидет и он внутрь облака и скроется там от очей других. Если он соделается таковым, то не только задняя Божия узрит, но сознательно предстанет пред самое лицо Божие и, видя Самого Бога, и видим будучи от Него, и слыша глас Его, сначала сам научится тайнам Царствия Небесного, потом преподаст законы его и другим; сначала сам просветится, потом просветит и других светом ведения; сначала помилован будет Богом, потом и сам станет миловать других; прежде он взыщет у Бога и получит, а когда получит, станет и сам сообщать другим, которые взыщут у него; прежде он разрешится от уз грехов его, потом и сам станет разрешать других.

Добрый безмолвник пусть будет и как апостолы, которые, по Воскресении Господа, сидели в горнице дверем заключенным страха ради иудейска, чтоб сподобиться и себе увидеть Христа вошедшим или, лучше сказать, видеть Его непрестанно присущим, видеть, что Он внутри вместе с ним и дает мир, который и да взыщет, и да приимет от Него. Если при сем Господь дунет и на него, как дунул на апостолов, со словом: приими Дух Свят, да приимет то со страхом и трепетом. Да углубляется также в точнейшее созерцание Господа и да осязает Его руками ума своего и чувствами души своей, чтоб увидеть и познать, что Он есть истинный Бог всяческих. Если и к Самому Господу обратится он при сем с вопросами, Он не вознегодует на него, но, похвалив похвальную его боязнь (впасть в ошибку), скажет ему такие слова: «Что смущаешься и почто помышления входят в сердце твое? Мир тебе! Аз есмь, не бойся. Виждь славу Божества Моего. Осяжи Меня и познай, что это Я самый. Вкуси и виждь. Диавол, который есть тьма и преобразуется в Ангела света призрачно, а не истинно, не имеет сам и тебе не может сообщить ни благонастроения и сладости, ни радости и свободы, ни мирного состояния или чувства умного и просвещения души, которые Я, как видишь, имею Сам и тебе даю».

Безмолвник долг имеет всячески смотреть, чтоб все сказанное нами выше не говоримо было только о нем по роду его жизни, но чтоб самым делом все то происходило в нем каждодневно. Если же он сидит в келлии своей, но не в таком устроении держит жизнь свою, то что пользы от того, что он тело свое заключил в стенах? Ум невеществен и бестелесен и не удерживается стенами, но удерживается благодатию Духа Святого и стоит неподвижно в естественном своем чине и беседует с Богом. Если сидящий в келлии уединенно не знает точно того, что мы сказали, и не имеет того постоянным своим духовным деланием, то какое же другое дело имеет он делать? Кто оставил труд делания по заповедям, и прекратил дела по заповедям, и прекратил дела телом, по сему совершаемые, тот если не знает, как делать делания духовные, то, конечно, пребывает в бездействии, оставя оба рода дел – и телесных, и духовных. Если теперь бездействие худо, то несомненно, что тот, кто сидит в бездействии, грешит. Тот, кто умеет делать делания духовные, тому это не мешает, при делании духовном, совершать и дела по заповедям, телесно делаемые. На них он получает от духовного делания великую помощь и делает их с большой легкостью. Но кто упражняется только в телесных делах подвижничества, тот, когда упразднится от них, не может еще по тому одному делать и духовные делания. Он носит еще в руках своих орудие видимого действования и вещество для работания ими, то есть заповеди и добродетели, телом совершаемые. Но он еще неопытен и не обучен художеству духовному и не может сего вещества обделать в дело духовное и явить его совершенным, но делание его является слабым и бесплодным.

Чтоб тебе лучше понять, что я сказал, объясню тебе это другими примерами. Сколько людей плакали, как блудница, но не получили прощения грехов своих, как она? Сколькие восходили на гору Фавор, но не видели там преобразившегося Христа, не потому, чтоб там не был присущ Господь наш Иисус Христос и Бог (ибо, конечно, Он и там есть, яко везде сый), но потому, что сами были недостойны того, чтоб увидеть Божество Его? Сколько евреев перебывало в том доме и в той горнице, где сидели апостолы, но никто из них не получил благодати Святого Духа? Сколькие изъясняли Божественные Писания, но не познали Того, Кто есть глаголяй в них? Сколькие померли на горах и в пропастях, но не были достойны паче всего мира, так чтоб мир весь не был их достоин, но и они (дивны суды Твои, Господи!) поставлены наравне со всем миром и сопричислены к нему? Сколькие безмолвствовали и безмолвствуют доселе и не знают даже и того, что значит самое имя безмолвия, а не только того таинства, которое совершается в безмолвии? Ибо познание Бога (спознание с Богом) не порождается внешним безмолвием, как иные думают, ошибочно толкуя изречение пророка Давида, которое гласит: упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11); но, напротив, безмолвие порождается познанием Бога (спознанием с Богом) в том, кто добре и законно подвизается. Если назовем сим упразднением устранение от дел и скажем, что безмолвие есть бездействие, и предпочтем устранение от дел и бездействие деланию заповедей, то как можем явиться исполнителями закона Христова, который говорит: якоже хощете, да творят вам человецы, и вы творите им такожде (Лк. 6, 31); и в другом месте: аще Аз умых ваши нозе, Господь и учитель, и вы должны есте друг другу умывати нозе (Ин. 13, 14); и опять: хотящий в вас быти первым, буди из всех последнейший, вам раб и служитель (Мф. 20, 26, 27; Мк. 10, 43, 44); также заповеди апостола Павла, который говорит: аще не хощет кто делати, ниже да яст (2 Фес. 3, 10); и в другом месте: вся сказах вам, яко тако труждающимся подобает заступати немощныя (Деян. 20, 35); и еще: требованию моему и сущим со мною послужисте руце мои сии (Деян. 20, 34)? Святые апостолы и богоносные отцы, после них бывшие, не предпочитали безмолвия богоугождению, которое бывает чрез добрые дела, но, показав веру свою чрез исполнение заповедей Божиих, они сподобились познать Бога и возлюбить Его; и так как по сем возжелали пребывать с единым Богом, то вышли из поприща мирского и от беспокойств, причиняемых тамошними бранями, и убезмолвились. И теперь еще подвизающиеся законно уходят из мира и шума его и убезмолвливаются, чтоб вкусить от плода трудов своих, не будучи смущаемы ничем земным: ни приятным, ни скорбным. Когда же насладятся они ненасытно, вкусив всех благ безмолвия, и получат удостоверение в чувстве, что, как говорит апостол: недостойны страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас (Рим. 8, 18), тогда не довольствуются уже они теми подвигами, какие подъяли прежде, но, по отдохновении от них в таком утешении и услаждении, подаемом в безмолвии, выходят опять на подвиги в исполнении заповедей Христовых и в добродетелях, телесно являемых, не с тою целью, чтоб сделать добро для самих себя, не спасения ради своего – хотя это, конечно, будет во спасение – но с тою целью входят они опять в такие подвиги и начинают подвизаться в них, чтоб делать угодное Богу, Коего любят и Коим любимы (действовать по воле Его, бывая в руках Его благопокорливым орудием). Они уже более не борются с диаволом, как боролись прежде – терпели от него удары и сами наносили их, но враги, как только увидят их, приходят в страх и убегают. Еще и тех, которые бывают изранены врагами, они тотчас берут на свое попечение, помазывают елеем раны их, обвязывают и вылечивают; вылечив же, научают, как надобно вести брань с этими врагами, какими орудиями и машинами.

Всего сказанного нами, если не знает добре тот, кто убезмолвился, или тот, кто стал настоятелем над другими, или кто взялся быть учителем других – в таком случае ни убезмолвившийся не есть безмолвник, хотя думает, что безмолвствует, но сидит только в келлии один, запертый телом, не зная цели безмолвия; ни тот, кто взял на себя настоятельство, не есть воистину настоятель, но идет путем, сам не зная каким, или, лучше сказать, блуждает вне пути настоящего и находится в опасности ввергнуть в бездну вечного мучения и себя, и тех, которые последуют ему; ни тот, кто взялся учить других, не есть истинный учитель, но лживый и заблудный, потому что не имеет в себе истинной премудрости Господа нашего Иисуса Христа. Но что сказать о власти вязать и решить, какой пользуются и таковые, когда даже те, которые имеют в себе Духа Святого, разрешающего грехи, или суть духоносны, страшатся и трепещут, как бы не сделать чего-либо несообразного с волею Святого Духа, Который обитает в них и изрекает чрез них волю Свою? И как можно доходить до такого умоисступления и такой дерзости, чтоб, не получив благодати Святого Духа, говорить или делать дела Святого Духа – делать дела Божии без воли на то Божией? Увы и горе тем, которые дерзают поступать так, потому что они будут осуждены на вечное мучение в день Суда, в который Господь наш Иисус Христос, непогрешимый и нелицеприятный Судия, воздаст каждому по делам его, по его помышлениям и словам. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение, со безначальным Его Отцем и Всесвятым Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят шестое

1. Душеполезная повесть об одном послушнике, получившем Святого Духа молитвами отца своего духовного.

2. О действиях Святого Духа и созерцании таин Его.

1. Один юный рассказывал мне, что был он послушником у одного старца благоговейного, равного по добродетелям великим святым, и, слыша, как он часто говаривал, что на тех, которые подвизаются, свыше приходят Божественные озарения и множество света, в каковом состоянии бывает и собеседование Бога с человеками, удивлялся сему, и такое, говорил он мне, возымел я желание получить и себе такое благо, что от жаждания того забывал все и земное, и небесное – забывал пищу и питие и всякий телесный покой. Старец же мой, будучи великим святым, имел и дар прозорливости и, видя, что я без размышления исполнял все его повеления, между тем не ел и не пил, а был весь погружен в свои мысли, приказал мне есть, потому что имел великое и безмерное ко мне сострадание и благоутробие. Я ел и нехотя, ибо боялся греха преслушания. Но сколько ел, столь паче разгоралось во мне пламя внутри. Невыносимо было мне насилие, какое делает мне старец; слезы текли у меня как река, и, плача так, вскакивал я часто из-за трапезы, думая, по малосмыслию, что он полагает препоны доброму моему стремлению, не зная, какую чрезмерную боль и тяготу ношу я в сердце своем. В один день пошли мы в город, близ которого он жил, для посещения духовных детей его и пробыли там весь день. Вечером возвратились мы в келлию, от большого труда и жара алчные и жаждущие, ибо старец не имел обычая где-либо есть или отдыхать; было же тогда лето, и старцу – годов с шестьдесят. Когда сели мы за стол, я не ел, потому что очень утомился и думал, что если поем и попью, то совсем не смогу стать на молитву и с обычным жаром испрашивать желаемого. Так думал я и сидел, как бы находясь вне себя. Тогда святой мой, смотря на меня и, по дару прозорливости, зная причину, по которой я не ел, и какими мыслями занята голова моя, возымел жалость ко мне и сказал: ешь, чадо, и пей и отныне оставь всякую печаль; потому что если бы Бог не хотел явить милость, то не благоволил бы Он привести тебя ко мне. Итак, поели мы и напились паче нежели вдоволь; ел и он, снисходя к моему изнеможению. Когда потом убрали мы трапезу, говорит мне он: ведай, чадо, что Бог не благоволит много ни к посту, ни к бдению, ни к другому какому телесному труду, ни к какому другому доброму делу и не являет Себя никому другому, кроме только смиренной, непытливой и благой души и сердца.

Слыша это, я удивился слову и наставлению святого и, горя сильным внутренним огнем и все грехи свои во мгновение ока приведши на мысль, облился весь слезами, текшими из очей моих, и, падши к ногам святого и обняв их, сказал: молись о мне, святче Божий, да обрету милость по твоему ходатайству, так как из тех добрых расположений, о коих сказал ты, я не имею ни одного, да и ничего доброго, кроме только грехов моих многих, которые знаешь и ты. На это святой мой показал мне такое сильное соболезнование, что сам заплакал, и, велев мне подняться с земли, сказал: «Имею веру, что Бог, такие богатые явивший ко мне Свои милости, дарует и тебе сугубую благодать, ради одной веры твоей, какую имеешь ты к Нему – Богу и ко мне, последнейшему и худейшему». Это слово я принял так, как бы слышал его от Самого Бога, и, помышляя о сугубой благодати, какую получил Елисей чрез пророка Илию, уверовал, что, хотя я и недостоин, но человеколюбивый Бог скоро очень творит волю боящихся Его, и, с поклоном испросив молитвы, пошел в келлию свою. Отпуская меня, старец дал мне заповедь – прочитать на ночь лишь Трисвятое и лечь.

2. Вошедши туда, где имел я обыкновение молиться, и начав: Святый Боже, и вспомнив слово святого старца, я вдруг заплакал и в такие пришел слезы, и в такой пламень к Богу, что не могу выразить того словом, ни той радости и сладостного утешения, какие были тогда во мне. Падши затем лицом наземь, я увидел нечто дивное, ибо се – воссиял мысленно во мне великий свет и взял к себе весь мой ум и всю душу. Изумился я такому чуду внезапному и стал как вне себя, забыв и место, в котором стоял, и что такое я, и где я – вопиял только: Господи, помилуй, как догадался, когда пришел в себя. Впрочем, отче мой, кто был тот, кто говорил во мне и приводил в движение язык мой, не ведаю, Бог то весть, не ведаю и того, как соединился я с тем светом, в теле ли быв или вне тела. Ведает сие тот самый свет, который изгнал и из души моей всю тьму и всякое земное мудрование, отъял от меня всю вещественность и тяжесть тела и произвел в членах моих великое расслабление и изнеможение. Это изнеможение и расслабление членов моих и нервов было так сильно от крайнего напряжения, что мне казалось, будто я слагаю с себя бремя тления. В душе же моей он произвел радость великую, чувство умное и сладость, высшую всякой сладости чувственной. Сверх того, он даровал мне дивно свободу и забвение всех помыслов, кои в мире, и открыл самый способ исхождения из настоящей жизни, потому что все чувства ума и души моей прилеплены были тогда к единому неизреченному веселию и радости от того света. Но когда безмерный тот явившийся мне свет мало-помалу умалился и наконец совсем стал невидим, тогда я пришел в чувство и познал, какие дивности внезапно произвела во мне сила того света. Почему, испытав удаление его и видя, что он опять оставил меня одного в этой жизни, я столь много опечалился и душа моя так сильно возболезновала о том, что не могу выразить тебе, как следует, великой скорби, которая как огонь возгоралась тогда в душе моей. Если можешь, отче мой, сам вообрази и болезнь разлучения того, и высоту великого оного благодеяния, и безмерную любовь, явленную мне и возгоравшуюся во мне, а я не могу ни языком сказать, ни умом понять безмерность оного видения.

Я сказал ему: нет, всечестный отче и брате! Ты изобрази мне действия того света, который явился тебе. И он, сладкий, исполненный Духа Святого и сподобившийся такого видения, ответил мне кротчайшим и медоречивым гласом: о, отче! Свет оный, когда является, веселит, а когда скрывается, оставляет рану и болезнь в сердце. Приходя или нисходя на меня, он возводит меня на небеса, одевая и меня светом. Он является мне как некая звезда и есть невместим для всей твари; сияет как солнце, и мне понятно, как вся тварь держится силою его. Он показывает мне все, что есть в творении, и повелевает мне не заходить за пределы человеческого естества. Меня объемлют кровля и стены, а он отверзает мне небеса. Поднимаю чувственные очи мои, чтоб посмотреть, что есть на небе, и вижу, что там все так же есть, как было прежде. Удивляюсь этому – и слышу свыше глас, таинственно говорящий мне: «То, что видишь теперь, есть таинственное предызображение будущих благ, которых, совершенно как они есть, не увидишь, пока носишь плоть. Но возвратись в себя самого и смотри, чтоб не сделать чего-либо такого, что может лишить тебя благ, которые сподобился ты получить. Если же и погрешишь когда, в научение смирению, позаботься не бегать покаяния; потому что покаяние вместе с Моим человеколюбием изглаждает и прежние, и настоящие грехи».

Слыша такие слова юного оного, я едва не стал вне себя и вострепетал весь, помышляя, на какую высоту созерцания и ведения востек он от одной любви и веры, какую имел к духовному отцу своему, и сколь великие блага сподобился увидеть и получить в самом начале, как бы отложивши всякую немощь человеческую и ставши из человека Ангелом. Почему прошу вас, братие мои, отринем и мы далеко от себя всякое пристрастие и заботу относительно того, что касается жизни настоящей; возненавидим плотские удовольствия, удобрение тела, его покой и бездейственную негу, по причине коих обыкновенно тело восстает на душу; возымеем чистую веру в Бога и в отцов и учителей наших, кои по Богу; стяжем сердце сокрушенное и смиренное мудрование души; очистим сердце свое от всякой нечистоты и от всякого осквернения греховного слезами покаяния – да сподобимся и мы достигнуть некогда в полную меру совершенства христианского, да увидим и восприимем еще в настоящей жизни неизреченные оные блага Божественного света, хотя не вполне, но сколько можем вместить, по степени очищения нашего. Ибо сим образом мы соединимся с Богом и Бог с нами – и соделаемся мы светом и солью для ближних наших, на всякую им пользу духовную, во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят седьмое

О тех, которые сами собою делаются учителями, отцами духовными и руководителями других и, не имея Божественной благодати, руководят и учат других, и о том, что не должно никому, прежде чем рожден он будет и просвещен от отца духовного, руководить или учить других.

Желал бы я, возлюбленный брате, так умертвиться миру сему, чтоб меня не знал ни один человек, но чтоб мне проводить жизнь как истинно мертвому и жить неявно, сокровенной во Христе жизнью, коею други, любители Божии, знают Бога и знаемы бывают от Бога только, держа себя неразлучно в живом единении с Ним во всякое время и на всяком месте. К такой жизни горел я желанием сначала, к такой горю им и ныне. Но так как мы, по слову святого Павла, не сами собою управляем, куплени бо есмы Пречистою Кровию Христовою, и так как должны искать не своей только пользы и угождать не самим только себе, но и ближним нашим во благое, то всячески необходимо и мне со всем усердием творить повеления Владыки моего Иисуса Христа, искупившего меня. Ибо если рабы, купленные людьми, имеют неотложный долг творить повеления господ своих и, когда преслушают, их наказывают, не тем ли паче мы должны, даже до смерти, творить веления Господа и Бога нашего Иисуса Христа, искупившего нас собственною Своею Кровию? К тому же за то, что делать получают повеление от господ своих рабы и что делают, они или совсем никакой не получают платы, как бывает большей частью, или если получают иногда, то она бывает крайне невелика и ничтожна – и опять наказания, какие даются рабам за ослушание господ своих, как бы ни были велики, все суть временные. Но заповеди Господа нашего имеют воздаяние бесконечное и вечное, так как в тех, кои исполняют их, вселяют жизнь бессмертную и такие подают им блага, ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша; и напротив, наказания, какие ожидают преступающих их, суть вечны и нескончаемы и потому более страшны, нежели всякое другое наказание, какому подвергаются рабы, преступающие волю господ своих. И что я говорю о рабах, тогда как и те, которые богаты и почтены достоинствами, и они не всегда бывают там, где им желательно, и не то одно делают, что им угодно, но где и что повелевает им царь, там и то делают они с полною покорностью велениям его?

Итак, что же? Рабы господам своим и начальники царю своему имеют долг оказывать всякого рода покорность и послушание, а мы, ставшие воинами Царя царей и Бога богов и обещавшиеся во Святом Крещении быть рабами Его, не имеем долга слушаться повелений Его и исполнять заповеди Его? И какое извинение можем мы получить, когда вознерадим об этом? Но горе мне, что, говоря сие и указуя другим путь спасения, ведущий в Царство Божие, сам судим бываю всеми людьми, не только мирянами, но осуждаюсь, приговариваюсь к наказанию и ненавидим бываю как нечистый даже монахами, и иереями, и архиереями. И о, когда бы это было без причины, по одному подозрению и действу диавольскому, действующему в сынах противления, на пагубу им!

Но се говорю то, что узнал из опыта, что если бы демоны не имели людей содейственниками злобе своей, то, наверное, совсем (дерзаю так сказать) не могли бы они отдалить от заповедей Божиих тех, которые таинственно возродились через Святое Крещение и соделались сынами Божиими по благодати. Я верую, что младенцы окрещенные освящаются и соблюдаются под кровом Всесвятого Духа, что они суть овцы стада Христова и агнцы избранные, поколику запечатлены знамением Животворящего Креста и освобождены совсем от тиранства диавола. И если бы диавол не находил пригодных орудий злости своей к совершению того, что желает, или в родителях детей, или в кормилицах, или в тех, которые с ними обращаются (как в начале – в змее и жене), то, наверное, не мог бы он похитить и себе присвоить ни одного из них. Ибо, как свидетельствует действительность, эти сказанные нами лица учат их с детства всякому злу и лукавству, срамословию, чревоугодию, плясанию, щегольству и всяким другим худостям – сребролюбию, тщеславию, славолюбию, гордости, и к этим худостям они приучают их с детства и воспитывают в них. Почему прежде еще, чем дети придут в познание себя и начнут сами рассуждать, они через научение их означенным худым навыкам и расположениям предают их диаволу в рабы, лишая их, несчастных, благодати сыноположения и полученного ими освящения, сами не зная, что делают, как несмысленные.

Из отцов нынешнего века никто почти не воспитывает детей по-христиански и не обучает их правилам и заповедям Христовым, но все почти воспитывают их в обычаях мирских и нравах эллинских. О чем-либо христианском и заботы им нет, и не говорят они с Иовом: негли когда сынове мои согрешиша и в мысли своей злая помыслиша противу Бога (Иов. 1, 5). Не страшатся они и не трепещут при мысли, не сделали бы дети их что-либо неуместное и не отпали бы чрез то от рабства и сыноположения Христа, заклавшегося для спасения нашего, и не сделались опять рабами врага нашего, тирана – сатаны – и не были осуждены на смерть и вечное мучение в огне. Один страх обдержит их всех за детей своих, и одна у них забота относительно их – как бы сделать их показными пред людьми, славными и блестящими не добродетелью и целомудрием и не равнодушием к пышностям и утехам мирским, но раззолоченными сбруями лошадей, щегольскими одеждами и рабами, предшествующими и последующими им. От этого и дети их привыкают к славолюбию, к пышности, к богатству и возношению. Так родителями своими дети вводятся во всякий вид страстей и без искушения бесов, а нередко, по их же (родителей) влиянию, впадают они в срамные дела и дают вход в себя диаволу, отцу зла, чрез нарушение обетов, данных во Святом Крещении. Будучи таким образом воспитаны и выросши среди таких худых влияний, они внедряют в душу трудноизгладимую привычку к худому, которая со временем превращается в природу и делается уже неисправимою. По сей причине иные из них (детей) остаются в злых навыках своих до смерти, не имея сил оторваться от похотей, страстей и удовольствий плотских, с коими так и умирают; другие же приходят несколько в чувство, познают возгосподствовавшее над ними зло и стараются освободиться от него. Но если они не отделятся совсем от злых учителей своих (так следует их называть, а не родителями), то невозможно им будет освободиться от укоренившихся в них злых навыков. И сие-то провидя, Бог взывает ко всем нам: аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и братию, не может Мой быти ученик (Лк. 14, 26). Ибо по другой какой причине несправедливо ненавидеть родителей, как сознавши душевный вред, причиняемый ими. Кто восчувствует этот вред, тот уже не смотрит более на родителей и родных как на друзей, но естественно ненавидит их, как наветников души своей и бегает сообращения с ними, стараясь всячески прежде совсем отделиться от тех, которые сделались причиною для него толиких зол, чтоб потом свободнее подвизаться и об освобождении души своей от оных устарелых злых навыков и от самых похотей и страстей. Прежде же всего этого ему надлежит облегчить совесть свою от бремени грехов через покаяние и исповедь.

Теперь послушай, честный отец, что я имею намерение сказать тебе. Которые из таковых отрекаются от мира и не имеют духовных себе отцов и старцев, те, конечно, не сделались и чьими-либо духовными чадами. Но которые не сделались чадами, те и не родились; которые не родились, те не пришли в бытие; которые не пришли в бытие (духовное), тех совсем нет в духовном мире. Как те, которые не родились телесно, не находятся в видимом мире, так и те, которые не родились духовно, не находятся в оном умном мире и не входят в оный дивный свет, в который вводит Бог верующих в Него. Еще, как те, которые не родились телесно, совсем не существуют, так и те, которые не родились духовно, не существуют духовно. Но о, когда бы были они совсем не сущими, а не существующими. Но дело не так есть, ибо родившихся телесно, но не родившихся духовно ожидают тьма, огнь и мука вечная, по определению Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, рекшего: аще кто не родится свыше, не может видети Царствия Божия (Ин. 3,3). Рождением называет здесь Господь наш благодать Святого Духа, как Сам сказал апостолам: Иоанн крестил есть водою, вы же имате креститися Духом Святым (Деян. 1, 5). Так вот что есть духовное крещение и духовное рождение, и невозможно сему быть иначе.

Надобно нам теперь узнать причину, по которой иные не знают, что они родились духовно. Какая же этому причина? Невежество и слепота очей души их. И внимай поусердней. Как детям рождаемым невозможно засемениться и родиться без отца, так невозможно родиться свыше, то есть принять благодать Святого Духа, и тому, кто не имеет духовного отца, рожденного свыше. И как плотской отец рождает и детей плотских, так и отец духовный тех, которые желают быть чадами его, делает чадами духовными. Но тот, кто сам еще не родился или родился, но еще дитя есть, то есть не достиг еще совершенства, тому как возможно быть отцом других? Нет, невозможно. И тому, кто не соделался сыном Света, с чувством и сознанием того, с опытным удостоверением и духовным созерцанием, тому как возможно знать и видеть Отца светов? И как возможно ему руководить других к Свету или научить их, что есть Свет, который пришел в мир, чтоб просвещать сидящих во тьме? Сам он слеп и не видит, как же может он показать путь другим? Кто не видит света, тот всеконечно ходит во тьме, спотыкается непрестанно и имеет нужду в путеводителе: как же путеводить ему других? И если станет он путеводить их, то наверное будет для них виновником пагубы. Ибо Господь говорит: слепец слепца аще водит, оба в яму впадут (Мф. 15,14) – в ров неведения или пагубы.

Итак, все те, которые видят только телесными очами и только этот чувственный свет, слепы суть; и им ни о чем другом не должно заботиться, кроме как о том, чтоб отверзти умные очи души своей и увидеть невечерний Божественный свет. Ибо как слепой не может видеть никаких вещей мира сего, ни различать золота, например, от серебра или меди, хоть они пред ним находятся, он не видит, и многоценные камни и маргариты, если они брошены на пол, попирает, как прах; и самого себя не видит и не знает, какая на нем одежда: белая или черная, чистая или измаранная – так и тот, кто слеп умными очами, не может знать самого себя, ни состояния своего; тем паче невозможно ему увидеть и познать Бога. Открываются же умные очи и прогоняется духовная слепота благодатию Святого Духа. И никто из святых, от века бывших, не делался святым, не познавал Бога, не становился рабом и другом Его, если прежде ум его не бывал просвещен от Святого Духа, если не получал от Него ведения, слова и силы и не был Им доведен до познания хотений и велений Божиих. Кто не просвещен Духом Святым, тот не только не знает себя самого и ближних своих, но и заповеди Божии, кои суть как маргариты, и веления Божии, кои суть как камни многоценные, и живодательные словеса Его, кои суть как монеты, имеющие на себе пречистый образ Его – все это попирает ногами, как ненужный прах, нимало не чувствуя ни их, ни того, как относится к ним, потому что не может чувствовать. Никто убо, братия мои, да не прельщает вас, говоря, что видит то, о чем я сказал, тогда как очи души его не просвещены Божественным светом.

Итак, если всякий ученик есть духовное чадо учителя своего, то всячески тому, кто ищет духовного отца, должно искать человека, который родился духовно и сознательно знает Бога и Отца своего, чтоб он родил духовно и его и сделал воистину сыном Божиим. Если теперь ученик оный нуждается и ищет такого духовного отца (ибо, как говорит Писание, добрых учителей – добры и учения, от злых же семян злые бывают и порождения), то, с другой стороны, есть в настоящей жизни и добрые учители и отцы истинно духовные, такие, как мы сказали выше. Но подле них есть и такие, которые еще не родились свыше и еще не познали себя самих, а не только Бога; которые, однако ж, сами себя выставили учителями и отцами других и всякими способами стараются привлечь к себе всякого, отрекшегося от мира и, как мы сказали, ищущего духовного себе отца; и если заметят, что он хвалит кого-либо из истинно духовных отцов, тотчас спешат эти несчастные представить нехорошим того духовного, чтоб соблазнить душу юноши и помешать ему пойти к нему. Спрашивается теперь: если юный сей, обманувшись, пойдет к тем, которые его обманули, и лишится таким образом пользы, какую имел бы получить от того духовного отца, то кто виновен в потере его, равно как и всех тех, которые таким же образом лишаются пользы от духовных отцов и учителей, будучи соблазняемы словами оных самозванцев? Не виновны ли в этом эти соблазнители, которые сами себя поставили в руководители и отцы и всех отдаляют от добрых учителей, не допуская их дойти до них, чтобы получить от них настоящее руководство и войти по нему в Царствие Небесное? Всеконечно они виновны в этом, и от рук их взыщется кровь соблазненных ими, как сказал Господь. Они, будучи обладаемы тщеславием и гордостью и думая о себе, что суть великие некие, хотя ничто суть, делаются отцами, учителями и апостолами, сами себя рукоположив, между тем как ни благодати Святого Духа не получили, как апостолы, ни светом ведения не просветились, ни Бога, Коего проповедуют, не видели, чтоб Он открылся им, как обетовал: имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя: и Аз возлюблю его и явлюся ему Сам; и опять: Аз и Отец Мой к нему приидем и обитель у него сотворим (Ин. 14, 21, 23); и еще: ядый Мою Плоть и пияй Мою Кровь во Мне пребывает, и Аз в нем (Ин. 6, 56); также: аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет: веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы (Ин. 7, 37, 38); опять: всяк пияй от воды сея (естественной) вжаждется паки: а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки: но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный (Ин. 4, 13, 14). Итак, кто явно не видит, чтоб все такое было в нем действительно и совершилось самым делом, тот еще слеп. Ибо кто не соблюл Божественных заповедей, кто не видел Сына Божия явившимся ему, кто не возлюбил Его как подобает, кто не познал в чувстве души своей, что Отец и Сын во Святом Духе обитель у него сотворили, тот пострадал одно из двух следующих: или Бог оставил его и душа его пуста, или диавол, изгнанный из него во время крещения, опять возвратился к нему по причине греха; и это или прежде чем он стал монахом, или после того – и будут последняя человеку тому горша первых (Мф. 12, 45). Кто изгнал лукавого из души своей великими подвигами, смиренномудрием, многими болезненными трудами, плачем и слезами, а потом опять попустил себе обольститься его внушениями, и это прежде, чем заведомо ему возобитал в нем Христос, и прежде, чем стяжал он истинное, всуществленное смирение – тот опять принимает к себе самого диавола, который входит в него без ведома его по причине самомнения и гордости. Такой не может прийти в чувство и познать грехи свои и зло, которому подвергся. Ибо диавол закрывает очи души его и не дает ему познать гордости, которая властвует над ним. Тогда диавол не нудит его на плотские сласти, ни на чревоугодие, или сребролюбие и многостяжание (ибо эти страсти некоторым образом смирительны, наводят стыд и отнимают у совести побежденного ими всякое дерзновение, хотя бы его хвалил и величал весь мир, яко святого), но побуждает его держать посты, бдения, всенощные стояния, нестяжание, спание на голой земле, немытость и все другое, что, как знает он, может возращать страсть гордыни. Ибо такие дела, если не бывают построеваемы на основании христоподражательного смирения, высят душу до небес и тем низвергают ее в бездну. Она думает, что возвышается, на деле же бывает, что насколько она высится, настолько падает и низвергается долу, сама того не замечая. Как невозможно стоять дому без основания, так невозможно сказанным добродетелям быть твердыми, если они не имеют в основании своем смирения. Если оно не будет прежде положено в основание или, быв положено, будет потом похищено духами злобы, тотчас все здание добродетелей, назданное с такими потами и трудами, падает долу и уничтожается. Ибо Господь гордым противится, смиренным же дает благодать (Иак. 4, 6); и – нечист пред Господем всяк высокосердый (Притч. 16, 5). Между тем, кто имеет в себе сей источник и корень всех страстей душевных, тот почитает себя высшим и бесстрастнейшим всех людей и поверить не может, чтобы был кто-либо деятельнее и созерцательнее его; почему презирает всех и не верит дарам благодати, какие даются им от Бога, завидует им и осуждает их и всячески усиливается доказать, что одни из них (даров) ложны, а другие – невозможны. Этим способом он увлекает вслед себя и других, ввергая и их в свой собственный ров зависти, неверия и пагубы.

Кто вкушает Тело Сына Божия и пиет Кровь Его, тот, если не знает чувством и опытом душевным, что в Боге пребывает, а Бог в нем, поистине еще не причащался достойно Пречистых Таин. Ибо как возможно тому, кто соединился с Богом, не знать о том, хотя бы был он и не совсем чувствительного сердца? Также, если вкушающий Тело и пиющий Кровь Христову имеет живот вечный и на суд не идет, но прешел от смерти в живот, то явно, что кто не сознает, что имеет в себе живот вечный и прешел от смерти в живот, так же, как иной знает, что из темного дома перешел в светлый и блестящий – таковой не познал еще таинства Домостроительства Божия и не вкусил жизни вечной. И еще, если Господь наш обетовал, что верующим в Него будет подавать Духа Святого, чтобы Он был для них источником воды, текущей в живот вечный, и реками, истекающими из чрева их, то кто не видит, чтоб в нем совершалось это каждодневно, не видит и всего другого, что обещал Господь давать верующим в Него или совершать в них, тот как может называть себя совершенным верующим? Но, с другой стороны, если кто думает, что такое совершенство прилично только апостолам и древним святым, и говорит, что мы, сколько бы ни подвизались, не можем уподобиться древним святым, и надежды даже не имеем сделаться подобными им, то кто из знающих Бога и состраждущих братиям своим не восплачет о таковом от всей души своей? Ибо если Бог велегласно взывает: святи будите, яко Аз свят есмь (1 Пет. 1, 16), и в другом месте: подобны будьте Отцу вашему, Иже есть на небесех (Мф. 5, 48; Лк. 6, 36), и Павел: подобни мне бывайте, якоже аз Христу (1 Кор. 4, 16) – а этот противные сему пишет законоположения, то наивернейше он явный есть антихрист и богоборец. Ибо говорит, что иные были те, и иные мы – иначе тех любил Бог, сподобивший их великих даров Святого Духа, и иначе относится Он к нам; нас, говорит, Он едва милует – прощает только нам грехи наши и спасает нас, если покаемся, понесем какие-либо произвольные лишения и поплачем; быть же нам как апостолы или как древние святые никак невозможно. И тех, которые почитают сие возможным, называет он гордыми и хульниками, которых, говорит, не надо совсем слушать, и повелевает бегать от них. Какое пагубное заблуждение, чтоб не сказать, какое нечувствие и неверие! Говорящие и мудрствующие так надеются быть спасенными без приятия благодати Святого Духа и думают быть сынами Божиими, не имея сознательно Духа Святого, Который един творит верующих сынами Божиими. Они называют Бога Отцом своим, но говорят, что никогда не видели Его, и думают, что любят Его, не видавши Его. Даже слушая апостола Иоанна, который говорит: не любяй брата своего, егоже виде, Бога, Егоже не виде, како может любити? (1 Ин. 4, 20) – не приходят они в чувство и не понимают, в каком худом находятся состоянии, но завидуют, и ненавидят братий своих, и такие употребляют против них препрительные словеса, которых не мог бы никогда изобресть сам диавол, отец лжи и зависти. А пред иными они рисуются, будто говорят все сие с богоугодною и братолюбною целью, хотя между тем у всех людей посевают худое мнение об истинно святых мужах, и не подозревая, что, действуя так, они действуют против себя или тем самым себя обличают; ибо если кто не бесстрастен, тот не свят, то, конечно, и ты, говорящий так, таков, так как злое износится обыкновенно из злого сокровища сердца.

Страстные думают, что и все другие также страстны, и судят всех по себе, забывая, что есть Бог, рекший: не судите, да не судими будете (Мф. 7, 1) – есть Судия, имеющий воздать каждому по делам его. С таким тщеславием и дерзостью оговаривают и судят они братий; а не знают, что таковым не позволяется даже читать Божественные Писания, как говорит Сам Бог устами Давида: вскую ты поведаеши оправдания Моя, и восприемлеши завет Мой усты твоими, и потом, указывая причину такого приговора, прибавляет: седя на брата своего клеветал еси (Пс. 49, 16, 20). Если же таковому запрещается читать даже Божественное Писание, тем паче не должно бы ему было входить в храм Божий и стоять с верными. А он, несмотря на это, делается учителем с великою гордостью и дерзко восходит на престол апостолов (ибо достоинство и власть апостолов есть всеконечно учение, бывающее в Духе Святом). Какого после сего наказания и какой казни не заслуживает таковой? Кто не сделался еще учеником, как должно, а между тем восхищает достоинство учителей, тому следует наказание в тысячу раз большее, чем разбойникам и убийцам. Эти тело только убивают, а он убивает души. Как тот, кто взял бы у царя какой-нибудь многоценный камень или маргарит, чтоб на камне выделать изображение царя и при этом обточить его и обделать прилично, а на маргарите поделать отверстия и вделать его в корону или в одежду царскую – если б на камне не выделал сходного с царем изображения, обточил его неискусно и сделал ни к чему не гожим, а на маргарите не сделал ровных отверстий или бы расколол его и совсем испортил – не только не получит награды от царя, но еще подвергнется великому наказанию, в таком же точно положении находятся и учители, взявшиеся учить других истинному христианствованию. Если по нерадению кого-либо из них, или по неспособности, или по необдуманности, или по неведению и невежеству повредятся мысли какого-либо брата или развратятся дела и мудрования, если не сделает он каждого из слушателей своих рассудительным, мудрым и совершенным, с великим искусством, знанием дела, мудростью и рассудительностью воображая в нем, сколько возможно, Христа, так, чтоб Он виделся в нем воображенным и блистал, и не возведет его таким образом в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова – если, напротив, душу каждого из таких учеников сделает непотребною и искусного превратит в неискусного, честного в бесчестного, тогда как его не бе достоин весь мир, то таковой явно не награду получит за труд свой, но муку и наказание за тех, которых сделал непотребными учением своим. То же заслужит он, если кто-либо через учение его лишится чего такого, что способствовало бы спасению его, или не возможет по причине его достигнуть совершенства, могши достигнуть его под руководством других учителей.

Итак, отче духовный, надлежит тебе прежде сделаться учеником Христовым и добре научиться заповедям Его и таинствам и тогда уже браться учить других; надлежит тебе прежде подчиниться и последовать духовному отцу, который провел бы тебя путем, ведущим ко Христу, так чтоб ты достиг Христа или, лучше сказать, чтоб тебя обрел Христос; причем надлежит тебе заметить все повороты и все знаки пути, которым незаблудно проведет он тебя туда, где увидишь ты Христа благодатию Святого Духа – и тогда уже руководи и других ко Христу; надлежит тебе прежде самому просветиться истинным светом, а после того вводить и других в сей свет; надлежит тебе прежде самому получить христианскую свободу, а потом берись руководить к ней и других, ибо совершенно бессмыслен и буй есть тот, кто, будучи сам рабом, берется освобождать сорабов своих, восхищая власть господина своего.

Каким же образом можем мы сделаться учениками Христовыми? Послушаем Самого Христа, Который говорит: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе и возмет крест свой и по Мне грядет (Мф. 16, 24). Идти вслед Христа есть подражать Ему в делах Его и жить так, как жил на земле и Он, Господь наш, терпя с радостью искушения и поношения, чтобы получить благодать Святого Духа. Ибо ни бдение, ни уединение, ни пост, ни ничего неимение, ни труд телесный, ни другая какая добродетель не могут без Святого Духа доставить нам слова премудрости, или знания, или рассуждения, потому что все это есть путь, ведущий к свету, а не самый Свет. Почему если я и тысячу лет буду идти путем сим и не достигну Света (Который есть Дух Святой, от Отца исходящий и просвещающий в Сыне всякого человека, грядущего в мир), но и в конце жизни моей окажусь еще сущим во тьме, то что пользы для меня от этого? И апостол Павел, сказав, что иному дается слово премудрости, иному слово разума, иному дарования исцелений и прочее, потом прибавил: вся же сия действует един и тойжде Дух (1 Кор. 12, 11). Видишь, что без Духа никто не может ни сам научиться, ни других научить? Почему, если кто прежде получения Духа истины, Егоже мир не может прияти, яко не видит Его, ниже знает Его (Ин. 14, 17), дерзнет и покусится, еще будучи от мира, в мире взять на себя степень и достоинство учителя и стать духовным отцом и ходатаем за других перед Богом, то не достоин ли он несметного числа молнийных ударов и мук? Чтоб тебе видно было, что я ничего не говорю не находящегося в Писании, слушай, что говорит апостол Павел: аще же кто Духа Христова не имать, сей несть Егов (Рим. 8, 9). Видишь, что тому, кто не имеет Духа Святого, не только непозволительно учить других, но что ему невозможно даже быть от части Христовой? Ибо со Христом соединяет благодать Святого Духа; и кто не имеет Духа Святого обитающим в себе, заведомо тому невозможно иметь общения со Христом или видеть славу Христа сознательно. Он не может и Божественных Таин умно созерцать так, как бы видел Самого Христа и Бога, но видит только чувственно хлеб и вино, которые стоят на трапезе и видимы чувственно. И сие праведно страждут таковые, потому что не получившие благодати Святого Духа не могут видеть, ни познать Христа – Бога. Которые не испытали и не удостоились сего, те не суть и род Божий, или свои Богу, и не знают Его. Ибо Того, Кто есть выше всякого ума и помышления, как возможно познать уму нашему, созданному Им, если он не будет просвещен от Него и не соединится с Ним? Как от Него получил он бытие, так опять от Него же должен он сподоблен быть увидеть и познать Его знанием неведомым и созерцанием незримым. Те же, которые не сподобились стать такими, ни Духа Святого не имеют и не суть Христовы, и пусть они не обольщают себя. Когда получат они Духа Святого и станут Христовыми, верным и несбивчивым признаком того будет для них то, что сказал божественный апостол: идеже Дух Господень, ту свобода (2 Кор. 3, 17), где под свободою разумеет он совершенное освобождение от всех страстей и от похотей мирских и плотских. Почему в другом месте он же говорит: а иже Христовы, то есть рабы Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми (Гал. 5, 24), и еще негде: аще же Христос в вас, плоть убо мертва греха ради, дух же живет правды ради (Рим. 8, 10). Итак, кто не сознает, что сие и то, что сказано выше, бывает в нем явно, тот пусть сидит один и плачет о себе, что еще не сделался рабом Христовым, еще не стал причастен славы и Божества Христова и что состояние его еще неявно. Почему пусть наипаче печется о себе самом, до других же да не будет ему дела, потому что страстный не может рассуждать дел братий бесстрастно, как слепой не может видеть чувственных вещей, хотя бы держал их в руках своих.

Но моли, прошу тебя, отче, Бога о мне, бедном, если не по чему другому, то ради любви к Тому, Кто сказал: возлюбиши Господа Бога твоего и ближняго твоего яко сам себе. Помолись о мне, грешном, ненавидимом за любовь ко Христу, гонимом за то, что хочу жить благочестно о Христе, осуждаемом всеми за то, что чту отца моего духовного и учителя, оглашаемом всюду, яко еретик, за то, что учу всех искать свыше благодати и заведомого присутствия Духа Святого, потому что без сего не бывает отпущения грехов, что без благодати Святого Духа невозможно ни освободиться от страстей и бессловесных похотей, ни соделаться сыном Божиим, ни освятиться, и что те, которые сподобляются таких даров Духа, не только освобождаются от всех похотей, страстей и непотребных помыслов, но бывают и богами по благодати, пребывают близ Бога и бывают вне плоти и мира; и не только они сами святы бывают и как бы бестелесны в мире, но и всех других верных видят как святых, и не только как святых, но и как во Христа облеченных и соделавшихся христами; и что кто не стяжал еще таких душевных очей, тот явно не достиг еще света Христова и не просветился от него, ибо свет Христов даруется, да видим бывает тем, кои сподобились покаянием внити в него.

Кто достигнет в меру сию, тот всех любит и почитает их, как Христа, не презирает никого из тех, кои кажутся нам низкими и ничтожными, но и другого никого не ненавидит, не поносит, не осуждает и не терпит слышать, как другие осуждают кого. Такими да будем и мы с вами (говорю к этим осуждающим), братия. Ибо если не сделаемся такими, то невозможно нам будет внити в Царство Небесное.

Так вот, поелику я говорю все такое и проповедую, что отец мой духовный сделался таковым, то все осуждают меня за то, как гордого и хульника – и диавол поднял против меня служителей своих и ведет войну, чтоб заставить меня перестать проповедовать словом и исполнять делом евангельские заповеди и апостольские постановления, перестать стараться обновить евангельскую жизнь, которая некоторым образом одряхлела и забыта, чтоб люди в самовольной дерзости не помышляли, что могут спастись без получения благодати Святого Духа и без бесстрастия, не прельщались тем и не погибали, сами того не понимая. За это вместо того, чтоб благодарить меня, что говорю им и побуждаю их стремиться к совершенной добродетели, они паче осуждают меня и ненавидят, отвращаются от меня и предали меня на алчбу, жажду и смерть – за то, что я не обольщаю их и не говорю: дерзайте, все имеем спастися без трудов и болезнований, без покаяния и точного исполнения заповедей Божиих, каковыми речами те, которые говорят их, извращают все ученье Христа и апостолов Его.

Нам же не буди мудрствовать и говорить так, но да глаголем всем с дерзновением, что поелику веруем во Христа яко Бога истинного и приемлем апостолов яко учеников Его, то долг имеем всячески соблюдать и заповеданное ими, каяться и плакать с болезнью сердца о всяком преслушании и преступлении заповедей Господних, если желаем получить блага, обетованные нам от Бога, каковые когда бы сподобились получить и мы, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Коим Отцу и вместе Духу Святому подобает всякая слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят восьмое

О том, что желающий пасти словесное стадо Христово прежде должен рассмотреть и с точностью исследовать себя самого и свое состояние и тогда уже браться учить других.

Господь наш Иисус Христос ублажает не того, кто учит только добрым делам, но того, кто прежде творит их и потом научает им и других. Ибо говорит в Святом Евангелии: иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небеснем (Мф. 5, 19). Почему и божественные отцы Церкви нашей ни словом, ни писанием не учили никакому добру, которого не делали бы сами, прежде чем учить о нем. И те, которые слушают таких учителей, бывают более готовы на то, чтоб подражать им в добром, потому что не столько пользуют их слова, сколько пользуют дела, которые побуждают их делать и себе подобное же. Но горе нам, братия мои, что до такой великой дошли дерзости мы, монахи, что беремся пасти словесных овец Христовых, не имея благодати Христовой, и всячески домогаемся получить степень апостольскую (увы мне, треокаянному!) для довольства и упокоения тела, для выгод и чести человеческой, и даже за деньги покупаем сие достоинство апостольское, ни Бога не боясь, ни человеков не срамляясь. Хотя ни один человек не дерзнет приблизиться к царскому престолу без воли царя, хотя никто из неученых не посмеет взять на себя чин грамматика или ритора, хотя никто из неграмотных не согласится быть чтецом; но мы не таковы, и несмотря на такие примеры, ищем и берем на себя достоинство апостольское, не имея благодати апостолов и не видя в себе плодов благодати Святого Духа. И как допускаем мы себя даже подумать только о такой великой дерзости? Скажите мне, возлюбленные: если бы этот великий и многолюдный город, Константинополь разумею, встретив какого-либо человека странного, который никогда не входил в царские палаты и которого не знает ни царь, ни царские люди, стал просить его, говоря: мы делаем тебя меченосцем царевым, входи ты один в царские палаты и говори царю о нашем благе и проси его сделать для нас то и то, то странный тот человек захотел ли бы принять предлагаемое ему достоинство и пришло ли бы ему даже на ум, что он сможет делать такие дела? Все мы, наверно, в один голос скажем, что он никогда не поступил бы так, даже тех, которые предложили б ему это, осудил бы, обозвав их бессмысленными и сумасшедшими, и никак не согласился бы принять сказанное достоинство, видя, что оно доставило бы ему не честь, а скорее, бесчестие и царское наказание. Итак, если в человеческих делах не можем мы поступать так, то как же не страшимся мы и не трепещем брать на себя апостольское достоинство с такою дерзостью приближаться к неприступному свету Царя царствующих, Бога, и становиться посредниками между Богом и человеками? Или считаем такое покушение малым и ни во что ставим как ничтожное? Увы мне, братия мои! Страшно подумать, до какого крайнего дошли мы ослепления и нечувствия, что даже не знаем, сколь великие и страшные дела соглашаемся брать на себя. Ибо если бы знали, то никогда не могли бы дойти до такой дерзости, чтоб шутить Божественным и являть больший страх и большую честь земному, чем Небесному Царю Христу.

Будем же непрестанно себя самих рассуждать и постараемся, сколько можем, и других отклонять от покушения – искать и брать недостойно такую власть, чтоб и их избавить от осуждения, и самим пожить прочее безопасно. Кто, впрочем, исследуя себя с точностью, находит, что он свободен от всякого славолюбия и даже следа не имеет сластолюбия и плотской похотливости, чист также совершенно от сребролюбия и злопамятства, имеет безгневие и совершенную кротость, стяжал такую любовь к Богу, что лишь только услышит одно имя Христа, тотчас начинает гореть пламенем к Нему и проливать слезы, плакать при этом и о братиях своих, почитая грехи других собственными своими и от всей души имея себя самого грешнейшим паче всех, и, наконец, видит в себе благодать Святого Духа, просвещающую его богатно и делающую сердце его солнцем, видит, что в нем явно совершается чудо купины, так что он горит, поелику душа его соединена с неприступным огнем Божества, и не сгорает, поелику она свободна от всякой страсти, еще смиряется так, что почитает себя недостойным и недовольным для такой степени, зная немощь человеческого естества, но питает дерзновенное упование на Божественную благодать и силу, ею подаемую, и если с готовностью решается на такой шаг, то делает это, понуждаемый теплым веянием и мановением благодати, и с отвержением при сем всякого человеческого помысла и с желанием живот свой положить за братий во исполнение заповеди Божией и любви к ближнему; при всем же сказанном имеет еще ум обнаженным от всякого мерзкого воспоминания и одеян в светлую одежду смирения, так что ни к тем, которые содействуют ему по такому предмету, не имеет особенного расположения и любви, ни на тех, которые противятся тому, не держит ни малого зла в сердце и не ненавидит их, но равно относится ко всем с благорасположением, простотою и незлобием сердца – кто все такое имеет, тот пусть решается принять предлагаемое ему достоинство. Однако ж и при этом всем да не дерзает он приступить к сему без воли и разрешения отца своего духовного. Пусть смирится пред ним и решается на такое дело как бы по приказанию его и с молитвою его, приемля такой сан единственно для спасения братий. Впрочем, так следует поступать ему, если знает, что духовный отец его имеет явно благодать Святого Духа и сподобился приять свыше ведение и премудрость, чтоб не сказал ему при сем того, что противно воле Божией, но, по сущему в нем дару, сказал то, что Богу угодно и для души его полезно, дабы не оказалось, что он слушается человека, а не Бога. Если найдет он доброго содейственника и советника в духовном муже, то принятие им сана будет более безопасно и мудрование более смиренно.

Если теперь таковой смотря посмотрит на дело, то найдет истинным все, мною сказанное, гораздо же больше этого узнает он сам собою или, лучше сказать, научен будет от Самого Солнца правды, если сподобился когда-нибудь видеть сие Солнце. Если же начало сего дела таково, что так трудно познать, по Богу ли оно, тем паче трудно должно быть ведение его и исполнение. Сколько потребно терпения в перенесении искушений, какие имеют сопровождать его! Какое надлежит иметь тонкое рассуждение во время браней, какие всеконечно встретит он! Почему внимай добре, отче духовный, и тщательно смотри за сердцем своим, особенно же очисти око ума своего и храни его чистым и незапорошенным, потому что при помощи его ты можешь и за сердцем своим смотреть добре, и право обсуждать порученные тебе дела по настоятельству твоему и особенно потребности отцов и братий, чтоб все устроять как подобает. Ибо, как слышишь, собрание братий есть тело, а настоятель их голова. Как в теле прочие части каждая имеет свое одно дело: ноги, например, ходить, руки – брать и работать, а голова есть ссоюзение всего тела, так как в ней находятся все чувства, ум и самое слово – так в монастыре братия не все во всех добродетелях упражняются, но один в одной, другой в другой, почему ты с трудом найдешь в брате две или три добродетели в одно и то же время; и в этом ничего нет дивного, потому что братия суть уды от части (1 Кор. 12, 27); но настоятель должен иметь все добродетели, не душевные только, но и телесные, и вместе с сими добродетелями особенно надлежит ему иметь великие сокровенные дары благодати. Ибо как голова снаружи красивая и хорошо убранная, если не имеет в себе ума и всех чувств целыми и здоровыми, всеми считается ни к чему не гожею и недостойною почета, так и настоятелю мало быть убрану и краситься только телесными и душевными добродетелями, но надлежит при сем наипаче сиять духовными дарованиями. Ибо добродетели исправляются собственным старанием и усердием и приобретаются собственными нашими подвигами и трудами, а духовные дарования суть свободные дары милости, от Христа подаемые тем, кои подвизаются. Так, например, пост и воздержание есть добродетель, от которой увядают греховные сласти и похоти и замирает огонь плоти, и это есть дело собственного нашего произволения; но чтобы кто держал пост и воздержание без всякого чувства прискорбности и приболезненности сего подвига, и еще более, чтоб кто достиг чистоты и совершенного бесстрастия, сие есть дар Божий весьма высокий. Опять, удерживать гнев и серчание есть собственное наше дело и требует подвига великого и труда немалого; но чтоб совсем не смущаться и стяжать невозмутимость сердца и совершенную кротость, это есть дело в нас единого Бога и измена десницы Вышняго. И еще, раздать все имущество свое бедным и, став нищим, просить милостыню, в нашей состоит воле; но совсем ничего не желать и с радостью переносить горение в пещи бедности, это есть таинственное действие в нас Божие. Так и всякое доброе дело, бывающее по заповеди Божией, называется добродетелью. Но как в житейском быту земледелец, обрабатывающий землю и сеющий семена, трудится только, а чтоб семена проросли и дали плод, сие есть дар Божий, так бывает и в духовном порядке – делать добрые дела и сеять семена добродетелей с трудом и подвигом многим есть наше дело, но чтоб Бог оросил сие дождем благодати Своей и Своего человеколюбия и сделал бесплодную землю сердца вашего плодоносною, сие есть дар и милость единого Бога. Он Божественною благодатию орошает семя слова, посеянного в сердцах наших, проращает его и возращает, да будет в древо великое, в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова.

Итак, надлежит тебе, пастырю овец Христовых, стяжанною иметь всякую добродетель и телесную, и духовную, так как ты – глава прочего тела братий, чтоб братия смотрели на тебя, как на первообраз добра, и отпечатлевали в себе самих добрые и богоподобные черты твои. При этом и труба твоя да не знает никогда покоя, но непрестанно да издает глас: одним братиям предсказывай меч, то есть гнев Божий, грядущий на упорных сынов противления, чтоб их исправить, или, если не послушаются, свою душу избавить от страшного гнева Божия; других вразумляй, учи и подвигай на всякое добро; но и тех, которые требуют обличения и укора, не оставляй без внимания, но обличай их благовременно и безвременно, запрещай им и всячески старайся отклонить их от недобрых поступков, как заповедует тебе божественный Павел. Милостивость свою являй равно ко всем братиям и любовь тоже одинаковую имей ко всем, но честь воздавай каждому по добродетели его, как подобает, и мужу добродетельному и духовному не предпочитай даже и того, кого первым имеешь по устроению монастыря. Эти строители дел монастырских состоят в чине седьми диаконов, о коих говорит книга Деяний апостольских; они же суть и как служебные духи, посылаемые в служение (Евр. 1, 14); и если исправляют свое служение верно, без всякого лукавства, как и оные семь диаконов, то получают от Бога великое воздаяние и в сей жизни, и в будущей. Но которые подвизаются в молитве и безмолвии и в учении словом и упражняются с терпением в добродетелях и добрых делах, те вместе с тобою состоят в чине апостолов. Этих братий тебе следует иметь помощниками в благовестии духовного учения своего и в восприятии на себя тягот братних, чтоб они облегчали труды твои, так как они среди братий суть как камение многоценное. Не ищи покоя телесного или какого-либо утешения. И ночи и дни иждивай на попечение о вверенных тебе от Бога душах, да не попадет какая-либо из них в зубы врага, быв побеждена или злою похотью, или неразумным гневом, или помыслами тщеславия, но соблюдай все свое стадо целым и безущербным, стараясь представить его Пастыреначальнику, Христу Богу, все плодоносным, исполненным добродетелей и просвещенным Божественным ведением, чтоб ни одной овцы не было, которая имела бы струпы и раны, или была лишена какого члена, или казалась захирелою. Если будешь всегда держать такое попечение о братиях, то спасешь многих, делая их совершенными, не имеющими недостатка ни в чем добром, и принося их Христу своему всех непорочными, всех чистыми от нечистых дел. За это сподобишься ты получить от Бога великое воздаяние, будешь вселен в скинию апостолов и пастырей Христовых и вечно царствовать с Самим Сыном Божиим. Посему жизнь твоя должна быть пред лицом братий и отцов как некий образец, чтоб братия брали с него пример. Не люби вещей, ни славы, ни удовольствий и утех, ни трапез с яствами многими и винами, ни щеголеватых одежд. Не будь тщеславен, гневлив, бранчив, злопамятлив и не воздавай злом за зло. Но будь нестяжателен, ненавидь показливость, почет и всякое удобрение плоти. Будь смирен, нищ духом, сокрушен, тих, кроток, безгневен, несребролюбив, умерен, покоен, благочинен, терпелив, воздержан, немногопопечителен, неусыпен, усерден, ревностен. Пекись о душах, кои имеешь под своим смотрением, как о собственных членах, и будь каждый день готов живот свой положить за них, если потребуется, и никакого дела мира сего не предпочитай любви к братьям. Так как ты всем другим предпочтен и поставлен пасти словесных овец Христовых, то надлежит тебе, по слову Господа, быть ниже всех мудрованием и смирением, еже по Богу, как сильному – носить немощи немощных, как врачу – врачевать болезни братий, которые заболевают душой, как пастырю – возвращать опять в стадо овча отбившееся и заблудшее – то, которое хорошо, старайся сделать преуспевающим в добродетелях, а которое паршиво и не подает надежды на уврачевание, то отдели от стада, чтоб не запаршивели и другие овцы. Подвизайся, чадо мое о Господе, со всем усердием умножать стадо Христово. Да не искусит тебя желание покоя и удобрения тела сокровиществовать монастырские вещи в собственное употребление, а не для братий. Не люби часто выходить из монастыря; довольно для тебя выйти однажды в месяц по крайне нужным потребам монастырским, прочие же пусть исправляют помощники твои, чтоб не иметь тебе развлечений, но беспрепятственно заниматься составлением поучений и наставлений братиям в попечении о душах их. Не готовь для себя разные избранные яства, а для братий какие похуже, ничтожные и без приправы; не делай также так, чтоб самому пить хорошее вино, а братиям подавать закисшее; но пусть будет у вас трапеза общая и для тебя, и для братий: или растительная, или рыбная, по воскресениям и праздникам, кроме разве когда случатся у тебя друзья или болезнь. Твоим послушанием да будет попечение о душах братий; прочие же послушания монастырские раздай благочестивым и богобоязненным братиям, испытывая их на всех послужениях, по преданию преподобного отца нашего Феодора Студита. Не гневайся на братий без какого-либо повода, причиняющего вред душе; лучше кротким словом учи их, как надлежит им держать себя в среде братства. Юным и новоначальным повелевай наипаче быть скромными, чтоб они не причинили вреда смотрящим на их продерзость и беспорядочные ребяческие дела. Тем, которые уже долгое время живут в подвиге, внушай терпеливо сносить искушения, смиренномудрствовать, плакать, прилежать молитве и служить добрым примером для других в исполнении заповедей. Иеромонахов учи благоговеинству, безмолвию, размышлению о Божественных Писаниях, изучению апостольских правил и преданий, точному познанию догматов веры, чистоте сердца, непрестанной молитве и сокрушению и тому, чтоб они с великим страхом стояли пред святым престолом, были для всех братий словом и делом, Божественной солью и светом и имели в себе слово жизни. Если иной раз нужно будет по благословной причине явить гнев против беспорядочных братий и вразумить их жезлом наказания, чтоб они отстали от худого какого-либо навыка, не худо и это и не необычно в Церкви Христовой. Свидетель слова сего Сам Господь Иисус, Который, сотворив бич от вервий, бил им непокоривых иудеев за то, что дом молитвы превратили в торжище, трапезы меняльщиков опроверг и пенязи рассыпал (Ин. 2, 14, 15). Ибо всякое дело, которое делается для того, чтоб или помешать злу и уничтожить его, или помочь добру и добродетели и защитить их, похвально и богоугодно. Монастырские вещи храни добре, как посвященные Богу, почему за самую малую имеешь дать отчет Богу. Родителям своим и родственникам помогай так же, как и другим бедным, доставляя им только потребное для жизни. Не пропускай без внимания и исправления ничего, даже малого, что бывает не по заповеди Божией и служит к извращению апостольских и соборных правил и постановлений, к осуждению и бесчестию евангельской жизни и к унижению монашеского чина, для того одного, чтоб показать себя кротким и чтоб люди похвалили за то; но, подражая Христу и Богу своему, ревностно, с жаром, но без страсти гнева, восставай против всего такого и защищай, сколько можешь, заповеди Божии и священные каноны.

При этом старайся благоустроять и помыслы каждого и заповедуй, чтоб благоговеинствовали и держали себя почтительно пред святым престолом и священными сосудами храма. Только иереям, освященным и благоговейнейшим монахам, которые причащаются Пречистых Таин, позволено отцами Церкви нашей входить во святилище и касаться священных сосудов. Но прочим братиям, особенно бесчинно ходящим, надлежит запрещать входить в алтарь и касаться святых сосудов. Ведай добре, что правосудный Бог нередко пресекает жизнь тех, кои презирают сии вещи, крови же их всеконечно взыщет Он от рук твоих, потому что ты понебрег о них, допустил их оказать презрение к Божественному.

Все сказанное мною и многое другое, больше сего, надлежит тебе знать до точности, как пастырю стада Христова, и исполнять то со всем усердием, во спасение овец своих. Почему если сознаешь, что ты достиг в такую меру и получил такие дарования, что все, приближающиеся к тебе, просвещаются светом добрых дел твоих и Божественной премудрости и разума, сияющих в тебе, паси с дерзновением овец Христовых мудрым словом благодати, дарованной тебе Богом, как я заповедал тебе прежде, и изводи агнцев Христовых питаться на пажитях спасительных Его заповедей, пока вырастут и достигнут в меру возраста исполнения Христова – и получишь от Него великую награду, сделан будучи сопрестольником и сожителем святых апостолов. Если же ты не таков, то удержись от такого дела и всю заботу обрати на себя самого. Послушай в этом меня, от души желающего спасения тебе. Ибо Бог наш есть огнь поядающий и истребляющий. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение во веки веков. Аминь.

Слово восемьдесят девятое

О том, что опасно для души скрывать талант, или данную от Бога благодать, но следует всем проповедовать о благодеяниях Божиих на пользу слушающим, хотя иным это и неприятно бывает.

Возлюбленные слушатели мои и братия во Христе! Что думаете вы о том, что я так часто говорю вам разные слова? Что положили вы с самими собою обо мне, так дерзновенно говорящем к вам? Не подумали ль вы, что я сказал вам что-либо не по Божественным Писаниям? Не осудили ли меня тайно, что я держал речь к вам гордостно? Не осуждаете ли также, что я хвалюсь тем и величаюсь? Если вы действительно делали и делаете так, то да будет милостив к вам Господь наш, и я прошу любовь вашу не оставаться более в такой вине. Я ничего не писал с тем, чтоб себя показать. Не дай Бог, явивший милость Свою ко мне и поставивший меня на это дело. Но, помня дарования, какие даровал Бог мне, недостойному, благодарю и славлю Его как благоутробного Владыку и благодетеля нашего Господа, и чтобы не скрывать таланта, который Он мне дал, подобно худому и неключимому рабу, проповедую милость Его, исповедую благодать, всем показываю сделанное Им мне добро, чтоб подвигнуть тем и вас словом учения восподвизаться получить и себе то, что получил я. Ибо человек, когда дает бедному какую монету, а тот бедный покажет ее другим, чтоб и те просили себе того же, гневается за это, ожесточается и не дает более. Но Бог не поступает так, а совсем напротив, именно, гневается, когда дает кому-либо какое дарование духовное, а тот не воспроповедует о нем и не станет показывать его всем, говоря: теките к Богу, Который всем дает щедро и никого не оставляет возвратиться от Него тощим. Если же кто, получив от Бога талант, совсем скроет его, тогда Он наиболее гневается на этого взявшего и скрывшего, ибо явно, что он завистлив и не желает, чтоб и братия его получили так же, как и он получил. Сего-то ради я и не терплю молчать о дивных дарах Божиих, но проповедую о них всем прочим и велиим гласом взываю: теките все, прежде чем заключится для вас дверь покаяния вашего смертию; теките, да постигнете, прежде чем умрете; ищите, да обрящете; толцыте, да отверзет вам двери рая Владыка наш Христос и явит вам Себя Самого, прежде чем придет смерть ваша; подвизайтесь стяжать сознательно внутрь вас Царствие Небесное, то есть благодать Святого Духа, чтоб не отойти из жизни сей пустыми от нее, особенно те, которые думают, что имеют ее в себе, не сознавая того, тогда как ничего не знают по причине тщеславия своего.

Скажи мне, как возможно увидеть Отца Христова тому, кто не стяжал ума Христова? И тому, кто не видит, что внутрь его говорит Христос, скажи мне, как и каким способом возможно сказать: «Авва Отче»? Кто не стяжал сознательно внутрь себя Царства Небесного, тому есть ли способ внити в него по смерти? Тому, кто не увидел, что в нем пребывает Сын со Отцом Его во Святом Духе, как возможно быть с Ним в будущей жизни? Ибо Христос Господь так сказал: Отче, ихэюе дал еси Мне, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною (Ин. 17, 24); и опять: не о сих же молю токмо, но и о верующих словесе их ради в Мя: да вси едино будут: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, да и тии в Нас едино будут. И Аз славу, юже дал еси Мне, дах им, да будут едино, якоже Мы едино есмы. Аз в них, и Ты во Мне, да будут совершени во едино, и да разумеет мир, яко Ты Мя послал еси, и возлюбил еси их, якоже Мене возлюбил еси (Ин. 17, 20–23).

Вот, братие, чем я, как думают некоторые, хвалюсь! Вот чем любовь Божия подвигает меня раскрывать пред вами, братиями моими, неизреченную благость и любовь, какую имеет к нам Бог и по которой Он богато прославляет такими великими дарами тех, кои возуповали на Него! Теперь ответьте мне, прошу: Отец не заведомо любит Сына и Сын не заведомо и невидимо, то есть не зная того и не видя, есть со Отцом? Конечно, вы не скажете этого. Ибо если предположим это и станем догматствовать, что Отец не знает Сына и Сын не знает Отца, то от этого сгибнет и уничтожится вся вера наша. Если Отец и Сын не знают один другого, то следует, что и мы не знаем их совсем. Если же мы не знаем их, то мы безбожники, так как не познали Бога. Если же (как говорит Христос) Отец знает Сына и Сын Отца и, как Бог, есть с Богом и Отцом, и Отец есть так же с Сыном, как Сам Он говорит: якоже Ты, Отче, во Мне, и Аз в Тебе, так и тии да будут во Мне и Аз в них, то явно, что как соединены между собою – Сын с Отцом и Отец с Сыном, так соединены и мы с Сыном и Сын с нами. Только единение Сына с Отцом есть естественное и безначальное, а наше единение с Сыном есть по особенному состоянию нашего естества, или по благодати, хотя мы истинно воедино соединены бываем с Богом и нераздельны бываем с Ним, как опять Сам Христос говорит: Аз в них, и Ты во мне, да будут совершени во едино. Для чего? Да разумеет мир, яко Ты Мя послал еси и возлюбил еси их, якоже и Мене возлюбил еси; и святой Павел: идеже несть еллин, ни иудей, варвар и скиф, раб и свободь, но всяческая и во всех Христос (Кол. 3, 11).

Послушайте же этого вы, почитающие себя духовными, и поверьте Духу Святому, говорящему сие, как свидетельствует Господь наш: не вы будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголяй в вас (Мф. 10, 20). И не браните меня, говорящего вам словом благодати о дарах, которые получают от Бога прибегающие к Нему с теплою верою и исполняющие заповеди Его. Ибо я, говорящий сие, слуга есмь и говорю вам словеса Божии, проявляю дар учения, данный мне, и открываю вам сокровенные тайны Божии силою сего дара, полученного мною чрез возложение рук архиерея, рукоположившего меня во иерея, как заповедует наш верховный апостол Петр: кийждо якоже прият дарование, между себе сим служаще, яко добрии строителие различныя благодати Божия. Аще кто глаголет, яко словеса Божия: аще кто служит, яко от крепости, юже подает Бог (1 Пет. 4, 10, 11). Итак, братия мои, Дух есть говорящий сие, а не я. Если же и говорю ложь, то куда убегу от Страшного Суда Божия, по коему в пагубу посылаются глаголющие ложь, как говорит Давид: погубиши вся глаголющия лжу (Пс. 5, 7)? Ибо как неверующий тому, кто говорит Духом, согрешает и проявляет хулу на Духа Святого, Который говорит через него, так опять и лишенный благодати Духа, если дерзнет сказать: я говорю благодатию Святого Духа, есть богоборец и противник Божий, как, например, Симон маг и едино-мысленные ему. Кто противится словесам Духа, тот, конечно, есть противник Божий, так как Бог неразделен и Дух Святой не отделен от присносущия и Царства Отца и Сына.

Не будьте же, братия мои, богоборцами и противниками Божиими, но приидите, поклонитесь и припадите к Богу вместе со мною и не вставайте, пока не получите благодати Божией. Я не говорю вам ничего противного, но показываю великую любовь, какую имею ко всем вам. Если б я говорил вам, что получил благодать от Отца светов, Коим подается всяк дар совершенный, но не желал, чтоб и вы получили ее, тогда, конечно, я был бы несправедлив в отношении к вам. Но теперь, когда я представляю вам истину от Божественного Писания и показываю вам царский путь, чем онеправдываю вас? Если вы не хотите быть учимыми мною, почитая меня неименитым, безвестным и ничтожным, то припомните и вразумитесь, что буяя мира избра Бог, да премудрыя посрамит, и немощных и уничиженных избрал, чтоб посрамить крепких и славных (1 Кор. 1, 27, 28). Но, может быть, иной скажет, что то, что я говорю, чрезмерно велико и превышает силы человеческие. И я говорю, что это воистину велико и выше естества, так как то суть словеса Божии, как я сказал. Но как же, прибавит другой, никто из великих отцов не говорил так явно о себе и такими словами, как ты говоришь? Ошибаешься, человече. И апостолы, и отцы древние говорили сходно и подобно моим словам и еще выше. Но как они достойны всякой веры, то и сказанное ими признается верным и удобоприемлется, а мое ничтожество делает, что и то, что явно для всех и всеми исповедуется, кажется ложным и отвергается. Укажу, впрочем, и другую причину, по которой я объявил вам то и не хотя. Какая же это причина? Ложное, несмысленное и невежественное предположение тех, которые говорят, что в нынешние времена и между нами, такими христианами, нет такого человека. И смотри, прошу, как многокозненна злоба и какие изменчивые употребляет она способы. Если я не говорю явно истины, но всячески стараюсь скрывать дар Святого Духа, они полагают, что я говорю истину; напротив, когда я объявляю такую истину, они тотчас обвиняют меня как гордого, не зная слов, какие сказали божественные апостолы. Какие слова? Следующие: мы же ум Христов имамы (1 Кор. 2, 16). Это как вы полагаете, что есть, хотел бы их спросить. Преизбыточество гордости? А следующие слова: о сем разумеем, яко пребывает в нас, от Духа, Егоже дал есть нам (1 Ин. 3, 24), как объясните вы – тоже в укор тому, кто их сказал? Но вот и об этом еще как вы думаете: понеже искушения ищете глаголющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3)? И вот об этом: мнюся бо и аз Духа Божия имети (1 Кор. 7, 40)? Еще о сем: не приясте Духа работы паки в боязнь, но Духа сыноположения, о Немже вопием: Авва Отче (Рим. 8, 15)? И вот еще о чем: Бог рекий из тьмы свету возсияти, Иже и возсия в сердцах наших (2 Кор. 4, 6)? Все эти слова апостольские вы словами гордости почитаете? О бессмыслие! Если еще желаешь знать и образ воссияния сего света, как это бывает в тех, кои любят Господа, послушай, что говорит Павел: имамы же сокровище сие в скудельных сосудех (2 Кор. 4, 7), то есть в телах.

Если скажешь, что так было тогда, но в настоящее время нет такого человека, который так одарен был, то скажи мне, прошу, почему ныне нет такого? Полагаю, говоришь ты, что как вообще никогда невозможно быть таким человеком тому, кто сего не хочет, так в нынешние времена невозможно быть таким даже и тому, кто хочет сего. Но если ты так думаешь, что ныне невозможно быть таким даже и тому, кто сего хочет, то где же ты положишь то, что говорит евангелист Иоанн в Святом Евангелии: елицы же прияша Его, даде им область чадом Божиим быти (Ин. 1, 12), и сие: святи будите, яко Аз свят есмь (1 Пет. 1, 16)? Но посмотри-ка: говоря, что тому, кто не хочет, невозможно быть таким, ты ведь сам себя обличаешь, что не хочешь и не произволяешь быть им, ибо если захочешь быть им, можешь. Пусть, впрочем, ты не таков; но Богу хотящу, есть другие многие, которых ты не знаешь. Если во время пророка Илии Бог имел семь тысяч человек, не преклонявших колен пред Ваалом, то есть не идолопоклонствовавших, то гораздо больше найдется истинно Богу поклоняющихся во времена сии (новозаветные), когда Бог богато излил на нас Духа Святого. Впрочем, если кто не совлечется всего препятствующего сему, и не притечет к Богу нагим, и не взыщет получить то, виноват в этом тот, кто не хочет, а не Бог. Ибо как огонь, как только найдет дрова, зажигает их естественно, так и благодать Святого и поклоняемого Духа ищет возгораться в душах наших, чтоб сиять и просвещать сущих в мире и чтоб посредством тех, коих просвещает, направлять стопы многих или чтоб приводить в должный чин жизнь всего народа христианского, да живут богоугодно все христиане, да приближаются к огню божества и возгораются от Него или каждый особо, или все вместе, если возможно, и сияют посреди как боги, во благословение и умножение семени Бога Иаковля, чтобы человек благовидный никогда не преставал сиять на земле как свет.

Я думаю, что сие так есть воистину и что такова о нас воля Бога, создавшего нас и нас почтившего и прославившего славою образа Своего, создавшего, то есть, нас по образу и подобию Своему. Теперь обдумайте вы слова мои и рассудите, истинны ли они. Я же с дерзновением возглашаю, что если я не мудрствую и не говорю, что говорят и мудрствуют апостолы и святые отцы, если не повторяю только Божиих словес, сказанных во Святом Евангелии; если не возжигаю явно во всех животворное действо и благодать, сущую в сих словесах евангельских, которая зле погашается со стороны противников умствованиями необдуманными и несмысленными; если не показываю, что свет благодати сияет и в нынешние времена, доказывая все сие и подтверждая из Божественного Писания – да будет на мне анафема от Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа чрез Духа Святого как на человеке, учащем инаково от того, чему учили божественные апостолы – и вы не заткните только уши свои, чтоб не слышать слов моих, но побейте меня камнями и убейте, как нечестивого и безбожного. Если же я защищаю и восстановляю Господние и апостольские догматы, которые извратить и растлить покушаются некоторые зломудрствующие, и выбирая из Божественных Писаний такие слова, которые сильны исправить и утвердить в истине ум таковых и тех, кои верят им, внушая им, чтоб они не думали, что только в одной будущей жизни имеют получить все блага о Христе, как то: воскресение, нетление, жизнь новую, Царство Небесное и самые вечные блага, но учу их, что еще отселе, от настоящей жизни, блага оные даются как залог избранным и тем, кои ревнуют быть спасенными, и что они открываются, явны бывают и видимы в них еще здесь, и при этом доказываю им и утверждаю их в том убеждении, что в окончательной полноте блага сии даются избранным после смерти и общего воскресения – то за это все вообще долг имеют принимать меня и любить как человека, показывающего им дело совершенной любви. Ибо как тот, кто, нашедши сокровище, спрячет его для одного себя, достоин осуждения и осуждается как сребролюбивый, напротив же, кто не спрячет его для себя одного, но объявляет о нем всем и дает позволение всякому брать, сколько хочет, достоин всякой похвалы и возлюблен Богу и людям, так и я открывал и буду открывать всем духовное сокровище благодатию Божиею. Несмысленно глаголю (2 Кор. 12, 11).

Когда один духоносный человек известил меня писанием, что в одном месте находится сокровенное сокровище Божественных Писаний, то я не поленился подняться и пойти испытать и увидеть, что там такое, прося и оного святого мужа быть мне помощником и содействователем. Для лучшего успеха я оставил всякое другое занятие и дело относительно настоящей жизни и пошел на то место, где, как показал мне писанием тот добрый человек, находится сокровище, и пришедши, начал рыть землю, не переставая день и ночь и не жалея никаких трудов и потов. Так рыл я и выбрасывал вон землю, все более и более углубляясь, пока, наконец, начало показываться сокровище и издавать свет вместе с землею. Наконец после того, как потрудился много времени, роя и выбрасывая землю, увидел я все сокровище простертым, как полагаю, чрез всю землю, беспримесное и чистое от всякого засорения и запятнания. С тех пор, смотря на сие сокровище, я непрестанно кричу тем, которые, не видевши, не веруют и потому не хотят копать и трудиться, и говорю им так: идите, смотрите все, которые просто и прямо не веруют Писанию Божественному. И делаю так, подражая премудрому Соломону, который говорит: нелестне научихся, без зависти преподаю (Прем. 7, 13). Слыша это, и я кричу: идите научитесь, что не только в будущей жизни, но и теперь, в настоящей, лежит пред очами нашими, и пред руками, и пред ногами неизреченное сокровище, которое выше есть всякого начала и власти; идите, уверьтесь и убедитесь, что это сокровище, о коем говорю вам, есть свет мира. И не сам от себя я это говорю, но само сокровище сие, то есть Христос, сказал и говорит: «Я есмь воскресение и живот; Я есмь семя горчичное, скрываемое под землею; Я есмь камень драгоценный, который покупают верные; Я есмь Царство Небесное, сокрытое внутри вас. Как бываю Я видим теперь, в настоящей жизни, тем, кои взыскали и обрели Меня, так и в будущей жизни воссияю в них и поверх их всех, как сияю теперь в них, будучи сокровен превыше всех небес. Я, будучи невместимым по естеству, бываю вместим в вас в настоящей жизни по благодати. Я невидимый бываю видим, являюсь не каков есмь, хотя и весь пребываю зримым, но сколько вмещает естество и сила тех, кои видят Меня. Я есмь закваска, и душа, которая приемлет Меня и влагает в три части свои, то есть в силы разумную, раздражительную и желательную, вскисает и делается вся подобною Мне, ибо что есть закваска, тем делается и мука, которая смешивается с нею вместе с водою и солью; вместе со Мною, Сыном, есть и единодушный Мне Отец и Его Утешитель, Всесвятой Дух, и Они бывают для души, что вода и соль для муки. Я есмь для рабов Моих мысленный рай вместо чувственного, и в сей мысленный рай Я вселю всех, которые веруют в Меня и возрождаются благодатию Святого Духа, каковые не могут более грешить, и князь мира сего, диавол, не имеет над ними никакой власти и силы, ибо Я в них и они во Мне и побеждают мир, так как суть вне мира и имеют с собою Меня, сильнейшего всяческих. Я есмь световидный источник бессмертного потока и реки, в каковом источнике моются водою, текущею из Меня, и очищаются душевно и телесно от всякого осквернения и начинают сиять как светила и как лучи солнца все те, которые любят Меня от всей души. Я есмь солнце, мысленно зримое, и каждочасно восхожу, как солнце чувственное восходит утром, являя себя достойным, как прежде являл пророкам, которые, видя Меня, всегда славили и призывали, как говорит Давид: заутра услыши глас мой, заутра предстану Ти, и узриши мя (Пс. 5, 4); и другой: тогда разверзется рано свет твой, и изцеления твоя скоро возсияют (Ис. 58, 8) – когда, то есть, исполнишь и ты заповеди Мои».

Но для чего я нужу себя сказать любви вашей все, что говорит к нам Бог, жаждущий спасения нашего? Не для чего другого, кроме как для того, чтоб вы все познали и убедились, что сидящие во тьме должны видеть (если только смотрят) великий свет, всюду сияющий, и чтоб не думали некоторые из вас, что хотя свет воссиял, но невозможно видеть его людям, которые находятся еще в настоящей жизни с телом. Ибо если бы невозможно было его видеть, то для чего же он воссиял и сияет, если не видится ими? Свет всегда был, всегда сиял и сияет в тех, которые очистились: и во тьме он светится, и тьма не объемлет его, то есть не затемняет! Что говорится, что он ныне воссиял людям, сидящим во тьме, означает, что ныне он благоволил открыться в тех, которым и является. Другие, находящиеся во тьме, не понимают света. Что говорится, что невидимый стал видим, показывает, что невидимый Сын и Бог Слово явлен был посредством тела всем тем, которые видели Его телесными очами, верным и неверным, но свет Божества Его дал Себя познать и открылся только тем, кои и делами были верны, и говорили к Нему: се, мы оставихом вся и вслед Тебе идохом (Мф. 19, 27), этим одним словом вся объемля: и имущество, и деньги, и свои склонности, и презрение сей временной жизни, и даже отвращение к ней, потому что вкусили сладости ипостасной и вечной жизни. То же, что слаще, конечно, и предпочтительнее – и это есть Сам Бог.

Но прошу всех вас, братия мои возлюбленные, восподвизайтесь получить сию вечную жизнь, которая есть свет Божий, Самый, говорю, Дух Святой, освящающий приемлющих Его и делающий их богами по благодати, и не забывайте сказанных мною слов. Научитесь прежде сами делать добро и тогда беритесь научить и других делать то же, чтоб слово учения вашего было соединено с делом и через то становилось более удобоприемлемым для тех, кои будут слушать его. Если же не станете так поступать, я чист от всех вас, потому что ничего не скрыл от вас, но передал вам все, что во мне было возглаголано, что дано было мне познать и что повелено Господом нашим Иисусом Христом, через поклоняемого и Святого Духа Его, о высоких дарах собезначального Бога и Отца Его, каковые подает всегда, даже доселе, всем взыскующим их усердно и с верою Сам Благий и Благодетельный Бог наш. Ему подобает слава и поклонение вовеки. Аминь.

Слово девяностое

Благодарение Богу за дары, какие сподобился получить святой отец, и поучение, в коем он показывает, как и каковым является Бог тем, кои чисты сердцем.

Поклоняюся, припадаю и благодарю Тебя, Господи всяческих и Всесвятый Царю, что Ты явил милость Свою мне, не достойному никакой милости. В самом начале бытия мира облекши меня славою и честию в образе Твоем, по коему благоволил создать меня, Ты и все прочее устроил для меня, человека, бывшего по образу и подобию Твоему, и сделал меня царем над всеми земными тварями Твоими, во славу величия Твоего и благости. Благодарю Тебя, что всякое мое прошение и желание Ты совершил во благо, как обещался нам, рабам Твоим, и мне, недостойному неба и земли, даровал паче того, чего я надеялся и желал. Ты сказал: елика аще просите от Отца во имя Мое, даст вам. Просите, и приимете (Ин. 16, 23, 24). Благодарю Тебя, благий и великодаровитый Господи, что когда я сильно возжелал увидеть одного из святых Твоих, веруя, что посредством его обрету милость у Тебя, Ты, многоблагоутробный Боже мой, не только сделал сие для меня и мне показал искреннего раба Своего, блаженного, говорю, и святого Симеона и благоволил быть мне любимым от него, но даровал мне и другие бесчисленные блага, которых я и не чаял. Ибо откуда было мне, бедному, узнать, что Ты таков, благий Владыка наш, чтоб восприять желательное стремление к Тебе? Откуда бы узнал я, что Ты являешь Себя приходящим к Тебе, если они находятся и в мире, чтоб притрудно взыскать, да вижду Тя? Откуда было знать мне, что приемлющие в себя свет благодати Твоей сподобляются получить такую радость и такое утешение? Откуда и как узнал бы я, бедный, что верующие в Тебя получают Святого Духа Твоего? Я думал, что верую в Тебя совершенно и имею все, что даруешь Ты боящимся Тебя, тогда как совершенно ничего не имел, как после узнал я самым делом. Откуда было узнать мне, Владыко, что Ты, невидимый и невместимый, видим бываешь и вмещаешься в нас? Как мог я подумать когда-либо, что Ты, Владыко, создавший всяческая и сотворивший человеков, соединяешься с ними и делаешь их богоносными и сынами Своими – чтоб прийти в пламенное возжелание того, взыскать и получить то и себе? Откуда было узнать мне, Господи, такого Бога, такого Владыку, такого Заступника, Отца, Брата и Царя – Тебя, ради меня обнищавшего и приявшего зрак раба? Воистину, Владыка мой, человеколюбче, совсем не знал я ничего такого. Хотя и случалось мне читать Божественные Писания о сем, но я думал, что там говорится о других лицах и вещах, а не об этом, и был бесчувствен ко всему написанному и не мог никогда войти в смысл того. Слыша, что взывал и говорил апостол Твой Павел: ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его (1 Кор. 2, 9), я думал, что в созерцание таких благ невозможно прийти человеку, находящемуся еще в теле, и заключил, что Ты ему только показал их по особенной к нему милости – не зная, бедный, что это дается от Тебя всем любящим Тебя. И откуда и как мог я знать, что всякий верующий в Тебя бывает членом Твоим и сияет божеством, по благодати Твоей? И кто бы поверил сему и стал блаженным, не сделавшись воистину блаженным членом Тебя, блаженного Бога? Откуда было знать мне, что Ты вместо чувственной пищи бываешь бессмертным и нетленным хлебом, ненасытно вкушаемым теми, кои алчут и неудержимо желают Тебя – источником бессмертным для тех, кои жаждут Тебя, и одеждою пресветлою для тех, кои ради Тебя носят смиренные и нищенские одеяния? Слыша же, как это говорили проповедники Твои, я думал, что и это будет лишь в будущем веке и после общего воскресения; но не знал, что все сие бывает и теперь для нас, крайнюю в том имеющих нужду.

Всего такого и не знал я, Всесвятый Царю, и не желал никогда, и не искал получить от Тебя, но, воспоминая грехи свои, искал только отпущения их и желал, как сказал впереди, Владыка, найти какого-либо посредника и ходатая, чтоб через посредство его и мое собственное рабское ему послушание получить прощение многих моих грехов, хотя в будущем. Слыша при сем, как все согласно говорили, что в нынешние времена нет такого святого на земле, я впадал в великую печаль. Впрочем, никогда вполне не верил тому, но отвечал таким, Владыка мой, и говорил, как знаешь: «Господи, помилуй!» Ужели диавол настолько стал сильнее Господа Бога нашего, что всех увлек к себе и перетянул на свою сторону и никого уже не осталось на стороне Божией? За это, как я думаю, человеколюбче Царю, Ты и воссиял свет Твой святой во мне, сидевшем в тьме мира сего и среди стольких зол, и показал мне единого от святых Твоих, как сделал Ты с рабом Твоим Павлом, коего Божественным Своим явлением призвал Ты к Себе, когда он гнал Тебя. Ибо когда он увидел Тебя и вопросил: кто еси, Ты не сказал ему: Я есмь создавший небо и землю, Я есмь устроивший все твари; и так не сказал: Аз есмь Сый, или – Бог Саваоф, или – Бог отцов твоих, не сказал и никакого другого из славных наименований Твоих, но сказал ему только: Аз есмь Иисус, Егоже ты гониши – давая ему ясно разуметь, что Ты еси Бог, воплотившийся ради нас, Которого он гнал. То же самое сделал Ты и со мною, когда благоволил указать мне святого Твоего Симеона. Ибо когда Божественный Твой свет осветил все и меня, бедного, и сделал ночь светлейшею паче дня, тогда сподобил Ты меня с трепетом увидеть и его на оной высоте Божества Твоего как на небе, где стоял он близ Божественной славы Твоей, не венцом каким украшенный, не в светлую одежду одеянный и не в другом каком виде, но каким был он, когда находился со мною, и каким видели его каждый день на земле, таким Ты показал мне его и на небе. Чего же ради таким? Того ради, чтоб я не думал, что иной есть тот, кто бывал со мною, и иной тот, который явился мне на небе, не впал чрез то в ошибку и не лишился доброго пастыря – я, овча погибающее. При всем том, однако ж, и этим бывшим со мною чудом не вразумился я, окаянный, и не пришел в чувство, но мало-помалу увлекся опять миром, по нерадению моему и лености, и впал в прежние худости или еще и большие. Ты же, благоутробный и долготерпеливый Царю, и после сего не отвратился от меня, но меня обратил к Себе опять посредством сего святого, сподобив меня припасти к святым стопам его, когда державною рукою Твоею и мышцею Твоею высокою исхитил и извлек меня из прельстительного мира и от всех мирских дел и утех, отдалил вместе с тем от всего телесного и душевного (о чудо, о любовь, о снисхождение, какое являешь Ты к нам, человеколюбче Боже!) и ввел в чин работающих Тебе единому. После сего Ты даровал мне, Владыко, молитвами святого не только прощение бесчисленных грехов моих, но и все блага, о коих я сказал выше, или, лучше сказать, Ты Сам соделался для меня всем. Ибо так как Ты прежде обитал внутрь его и просвещал его светом Божественной славы Твоей, то, когда я приблизился к нему и ухватился за ноги его с покаянием и верою, тотчас почувствовал в себе Божественную теплоту; потом от слов его почувствовал некое Божественное веяние, после – огнь сердечный, в силу коего начали источаться непрестанные потоки слез; затем – почувствовал внутрь ума моего тонкий луч, блеснувший быстрее молнии; далее – явился мне как бы свет ночью и малое облако пламеневидное, которое село на главе моей в то время как я, павши лицом ниц, творил молитву мою; потом оно взлетело горе и спустя немного опять явилось мне на небе.

После сего, когда я рассуждал, что бы значило такое явление, совершилось нечто другое, еще более дивное, чем это. Ибо, будучи однажды искушаем во время сна злыми демонами и некиим их искусством возбуждаем к страстному истечению и по сему случаю сильно противоборствуя им и призывая Тебя, Господа света, помочь мне, я проснулся и избежал от рук демонов неискушенным. Когда затем дивился я сам в себе противоборству своему и мужеству, и особенно неподвижности на страсть и рассуждал, откуда бы явилась во мне такая необычная победа, что даже когда сплю противоборствую и бываю сильнее борющих меня врагов и побеждаю их державно дивною победою – вдруг (о чудо!) Того, Кого я воображал сущим на небе, узрел внутрь себя – Тебя, говорю, Творца моего и Царя, Христа. Тогда уразумел я, что то была Твоя собственная победа, в коей Ты соделал меня победителем диавола. Впрочем, я еще не знал, Владыко, как следует, что в видениях тех Ты еси, создавший меня и даровавший мне все сии блага; не знал еще, что Ты еси в них, многоснисходительнейший Бог мой и Господь. Ибо я не сподобился еще слышать глас Твой, чтоб познать, что это Ты. Ты еще не сказал мне таинственно: Аз есмь; потому что я был недостоин того и нечист, так как имел слух душевный еще заложенным перстью греховною и очи мои держимыми (из слов: очи ею держастеся) неверием, неведением и мраком страстей. В таком находясь положении, я и видел Тебя, Бога моего, но как не знал и не верил, что Бог является человеку, поколику возможно Ему явленным быть ему, не понимал, что Бог или слава Божия есть то, что мне являлось иногда одним, иногда другим образом. Необычайное оное чудо привело меня в изумление и исполнило радостью всю душу мою и сердце до того, что мне подумалось, что даже и тело мое стало причастным неизреченной благодати. Впрочем, я все еще не знал ясно, Кто есть Тот, Кто являлся. Я часто видал свет, и иной раз он являлся внутрь меня, когда душа моя имела мир и тишину, а иной раз являлся он вне, вдали, или даже совсем скрывался, и когда скрывался, причинял мне чрезмерную скорбь, потому что тогда думалось мне, что, верно, он совсем не хочет уже более являться. Но когда я начинал плакать и проливать слезы и показывать всякую отчужденность от всего и всякое послушание и смирение, тогда он являлся опять, как солнце, когда оно разгоняет густоту облака и мало-помалу выказывается радостотворное, блестящее и круговидное. Так наконец Ты, неизреченный, невидимый, неосязаемый, приснодвижный, везде, всегда и во всем присущий и все исполняющий, видимый и скрывающийся каждый час или, скажу так, и днем и ночью, удаляющийся и приходящий, исчезающий и внезапно опять являющийся – мало-помалу прогнал бывшую во мне тьму, рассеял покрывавший меня облак, очистил зеницу умных очей моих, открыл душевный слух мой, снял покрывало нечувствия с сердца моего и вместе с сим усыпил плотскую сласть и совсем изгнал из меня всякую страсть. Сделав меня таковым, Ты очистил от всякого облака небо мое, то есть душу очищенную, в которую приходя невидимо, не знаю, каким образом и откуда, Ты, вездесущий, внезапно обретаешься в ней и являешься как другое солнце. О неизреченное снисхождение!

Вот, братия мои, дивности Божии, которые творит Он в нас! Когда же приходим мы в совершенную добродетель, тогда не приходит уже Он более, как прежде безобразным и безвидным, и не делает присещения и прихода света Своего в нас без шума, но приходит в некоем образе, впрочем, в образе Бога; ибо Бог не является в каком-либо очертании или отпечатлении, но является как простой, образуемый светом безобразным, непостижимым и неизреченным. Больше этого я не могу ничего сказать. Впрочем, являет Он Себя ясно, узнается весьма хорошо, видится чисто невидимый, говорит и слышит невидимо, беседует естеством Бог с теми, кои рождены от Него богами по благодати, как беседуют друг с другом, лицом к лицу, любит сынов Своих как Отец и любим бывает ими чрезмерно и бывает для них дивным некиим видением и страшным слышанием, о которых не могут они говорить как должно, но опять, и молчать не могут. Горя всегда сильною к Нему любовию и научаемы будучи от Него, сыны Его, иногда болезнуя и плача о чужих страстях, пишут о них; иногда выставляют, как на зрелище, собственные свои падения, иногда с благодарностью повествуя о благодеяниях и действах благодати, бывших в них, богословски песнословят Того, Кто богодейственно изменял их на лучшее; иногда, слыша, что что-нибудь говорится о душевном спасении нашем противно истине и погрешительно, исправляют то по мере данного им ведения, пиша и представляя свидетельства из Божественного Писания. И не могут они совсем иметь покоя или насытиться возвещением истины, потому что не суть более господа над самими собою, но суть органы Духа Святого, в них обитающего, Который подвизает их и Сам опять подвизаем бывает ими – и бывает в них все, что, как слышим, в Божественных Писаниях говорится о Царстве Небесном, именно: маргарит, семя горчичное, закваска, вода, огнь, хлеб, питие жизни, одр, чертог брачный, жених, друг, брат и отец. И что много говорить мне о неизглаголанном? Ибо чего око не видало, о чем ухо не слыхало и что на сердце человеку не всходило, то как может измерить язык и как можно сказать словом? Поистине сие невозможно. Хотя мы стяжали все сие и имеем внутрь себя от Бога, давшего нам то, но нисколько не можем ни умом того измерить, ни словом изъяснить.

Все сие написал я, возлюбленные братия, не с тем, чтоб себя показать. Да не будет. Что имею я собственного, чтоб показывать то и хвалиться тем, кроме грехов, нечистот и беззаконий многих, еще от чрева матери моея, которых больше песка морского? Но за тем возвещаю вам о сем, чтоб открыть вам чудеса Божии и представить их в слове хотя столько, сколько достало у меня на то сил. При этом и для того я это сделал, чтоб сказанием сим попользовать тех, которые думают, что от Святого Крещения имеют Духа Святого, хотя не сознают того. Ибо настоящее слово поучает нас, во-первых, о полной темноте и мраке, или о совершенном отсутствии Божественного света, которое бывает в человеке, когда он явно сказывает о неведении, какое имеет о Боге; потом оно поучает нас об обличении, которое бывает от совести; далее – о страхе; затем – о желании человека получить отпущение грехов, когда он ищет и какого-либо посредника и помощника в сем деле, так как ни один не имеет дерзновения приступить к Богу, чувствуя себя обремененным многими грехами; после сего слово наше сказывает, как человек улучил посредника и пастыря, которого искал, и как видел его при своем умном осиянии от Святого Духа, которое показывает, что в нем положилось начало внутреннего озарения, о котором он не знал прежде; сказывает еще при сем, как после того, как совершилось в нем такое откровение, опять удалилось видение Духа, и он, лишившись его, опять впал во тьму многих согрешений; за этим слово объявило о втором призвании, какое сделал ему Бог чрез пастыря его; за этим – о послушании, вере, смирении и покорности, какие имел он к сему пастырю; за этим – о явном изменении, которое совершилось в нем мало-помалу с сознанием и видением дела, которого если кто не сознает совершившимся в себе, о том, как сказало слово, никак нельзя полагать, что в нем обитает Дух Святой. Все сие настоящее слово, как я сказал, излагает пространно и выставляет меня не хвалящимся, а повествующим о дивных благодеяниях Божиих, какие по любви и благости делает Он взыскивающим Его от всей души и от всего сердца, чтоб всякое преслушание получило праведное воздаяние в день он, в который Бог имеет судить род человеческий. Ему подобает всякая слава, честь и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово девяносто первое

Благодарение Богу за полученные от Него благодеяния; о духовной молитве и о преспеянии в ней; о Божественном озарении, о необманчивом созерцании и о любви к Богу.

Благодарю Тебя, Владыко, Господи неба и земли, что от сложения мира предопределил Ты произойти мне из несущего в бытие. Благодарю Тебя и поклоняюся Тебе, Всесвятый Царю, что прежде рождения моего Ты, единый бессмертный, единый всемогущий, единый благий и человеколюбивый, снисшел с высоты святыя Твоея на землю, воплотился и родился от Святой Девы, чтоб меня воссоздать, меня оживотворить, меня освободить от прародительского греха и приготовить мне восход на небеса. Потом, когда я родился и немного подрос, Ты обновил меня возрождением во Святом Крещении, облек меня одеждою благодати Святого Духа, дал мне светлого Ангела Хранителя и, пока пришел я в совершенный возраст, Ты хранил меня невредимым от всякого зла и от всех сетей диавола. Но как Ты праведно постановил, чтоб мы, разумные, спасались не по какому-либо принуждению и насилию, но по произвольному избранию и решению, то оставил и меня явить в себе честь самовластия, чтоб через исполнение заповедей Твоих я показал самопроизвольную мою любовь к Тебе. Я же, небрежник и неблагодарный, подумал, что достоинство самовластия есть разрешение такое же, как разрешается неразумное животное от пут; почему, как только почувствовал разрешение, так удалился от господства власти Твоея и вверг себя в ров многих зол.

При всем том, однако ж, что находился в том глубочайшем рве в бесчувствии и потерпел большие повреждения, Ты не отвратился от меня и не оставил меня навсегда валяться в этой скверноте, но по благоутробию милости Твоея извлек меня оттуда и почтил меня еще паче, неисповедимыми судьбами Твоими избавив меня от царей и начальников, которые желали обратить меня на служение мирским и житейским пользам, не попустив мне увлечься дарами злата и сребра, хотя я и сребролюбив, и расположив меня презреть, как мерзость, славу и честь настоящей жизни, которые мне давали вместо стяжания святости Твоей. Я же, все такие Твои ко мне благодеяния вменив ни во что (исповедаюсь Тебе в сем, Господи неба и земли), опять вверг себя, бедный, в ров тинный и нечистоту скверных помыслов и дел, и когда низринулся я опять в этот ров, то попал во власть мысленных разбойников, из рук которых не только я один не мог бы освободиться, но если бы и весь мир собрался, то и он не мог бы освободить меня. Но Ты, благоутробный и человеколюбивый Владыка, не потерпел, чтоб я оставался в этом рве в жалком состоянии, был бедственно влачим и посмеваем этими врагами, не попомнил худостей моих, не отвратился от непотребного нрава моего и не допустил долгое время быть мне мучиму теми душегубцами; и хотя я, держим будучи у них в плену, рад был тому, как бесчувственный, но Ты, Владыко, не мог более смотреть, чтоб они составляли из меня безобразные зрелища и к сраму моему влачили меня туда и сюда, а сжалился надо мною и явил милость Свою ко мне, не Ангела и не человека послав ко мне, окаянному и грешному, но Сам, движимый утробами благостыни Своея, преклонил к тому глубочайшему рву и простер пречистую руку Твою ко мне, который, быв погружен в глубину тины той, не видел Тебя, ибо как бы мог я открыть глаза и видеть, будучи потоплен в ту скверноту и поглощен ею? Так Ты взял меня за волоса головы моей, то есть просветил помыслы мои и, потянув с великим усилием, извлек оттуда. Я чувствовал влечение и понимал, что поднимаюсь наверх, но совсем не знал, Кем влеком есмь или Кто есть держащий меня и поднимающий наверх. После же того как Ты извлек меня из того блата наверх и, поставив на землю, передал одному рабу и ученику Своему меня, всего оскверненного, у которого и уста, и уши, и очи завалены сквернотою, я же, несмотря на то, что вышел на землю, все еще не видел Тебя, Кто Ты; только одно то узнал я, что Ты – некто благий и человеколюбивый, извлекший меня из глубочайшего рва всяких нечистот. Но Ты, сказав мне: прилепись к этому человеку и последуй ему, потому что он проведет тебя к источникам и омоет там, и даровав мне твердую к нему веру, удалился и отошел, не знаю куда. Я же, всесвятый Владыко, по повелению Твоему, не озираясь вспять, последовал за тем, кого Ты указал мне.

Он с большим трудом повел меня к источникам, то есть к Божественным Писаниям и Божественным заповедям Твоим, а я, как слепой, взявшись за него сзади рукою веры в него, которую Ты дал мне, нудил себя следовать за ним. При этом он, как хорошо видевший, поднимал ноги свои и переступал через камни, рвы и всякие преткновения, попадавшиеся по пути; я же спотыкался о камни и падал во рвы и много терпел трудов, прискорбностей и бед. Он в каждом источнике и ручье мылся и омывался каждый час, а я, не видевший хорошо, большую часть из них проходил так. Ибо когда он не брал меня за руку, не привлекал к источнику и не направлял рук ума моего, то я не мог находить совсем и струи водной, где она. И опять, когда он подводил меня к струе и оставлял одного мыться чистою водою, то я много раз вместе с водою захватывал и сор, какой случался там подле источника, может быть, захватывал иногда в горсти и грязное что и тем замарывал лицо свое. Не раз бывало, что, ища ручья или колодца воды, сталкивал вниз всякой сор, землю и глину и возмущал воду; но как совсем не видел ничего, то, моясь без опаски, пачкал лицо мое грязью, думая, что мою его чистою водою. Ах! Где мне рассказать все неприятности, какие я испытывал опять от этого? Где мне описать также, сколько зла терпел я от тех, кои советовали мне и говорили каждый день: что трудишься попусту, глупый, и последуешь этому обманщику и прельстителю и бесполезно и тщетно терпишь, чая прозреть? Того, чего ты желаешь, невозможно достигнуть в настоящие времена. Что же и следовать тебе за ним, раздирая и кровеня только ноги свои? Почему бы тебе не пойти к милостивцам сострадательным, которые просят тебя к себе, обещая добре покоить тебя, питать и врачевать? Ибо в теперешние времена невозможно тебе избавиться от душевной проказы и прозреть.

И откуда явился этот обманщик-старец таким чудотворцем и обещает тебе такие вещи, которые невозможны для людей нынешнего рода? Горе тебе, что и покой со всяким угодием, какие обещают тебе сострадательные люди, христолюбцы и братолюбцы, потеряешь, и скорби и лишения, какие переносишь, протерпишь с тщетною надеждою, не получив ничего из того, что обещает тебе этот обманщик и обольститель. Что может он тебе сделать? Ужели и сам ты не можешь этого рассудить, хотя бы мы и не говорили о том? Что же, и мы все ужели не видим? Или мы слепы, как говорит тебе этот в прелести сущий? Поистине мы все видим, не прельщайся. Никакого другого зрения и нет, которое было бы лучше того, какое имеем мы.

Но Ты, милостивый и благоутробный Боже, от всех этих заблудших прельстителей, которые, по пророку, напаяют подруга своего развращением мутным (Авв. 2, 15), избавил меня силою веры и надежды, данных Тобою мне. Ими укрепил Ты меня перетерпеть все это и другое многое. Итак, в то время, как я переносил все это и не пропускал ни одного дня, чтоб не мыться и не измываться водою, как научил меня апостол Твой и ученик, в один день, когда я бежал на источник воды, встретил меня на пути Ты, опять Тот же, что и прежде извлек меня из нечистоты. Тут в первый раз блеснул Ты в слабые очи мои Пречистым сиянием Божественного лица Своего – и я тотчас потерял и тот малый свет, который, как мне думалось, имел я, не могши узнать Тебя. И как было возможно увидеть мне Тебя и узнать, Кто Ты был, когда я и самого сияния лица Твоего не мог видеть и разуметь? С тех пор благоволил Ты, снисходительнейший, чаще приходить ко мне в то время, когда я стоял у источника, брал голову мою и погружал ее в воду и давал мне видеть чаще свет лица Твоего – и тотчас отлетал, делаясь невидимым и не давая мне понять, Кто был Ты, делавший сие, откуда приходил и куда уходил, как даже и доселе не даешь мне понять сие.

Приходя таким образом ко мне и отходя довольно долгое время, Ты мало-помалу все яснее и яснее являлся мне, все больше и больше омывал меня водами Своими и даровал мне видеть свет все более и более чисто, более и более обильно. Делая это для меня многое время, Ты наконец сподобил меня увидеть и некое страшное таинство. Однажды, когда Ты, пришедши, орошал и омывал меня, как мне казалось, водами и многократно погружал меня в них, я видел молнии, меня облистававшие, и лучи от лица Твоего, смешивавшиеся с водами, и, видя, как омываем был водами световиднейшими и блестящими, пришел в исступление. Как же это было и от чего, и кто был податель сего, не знал – только, омываем будучи, радовался, возрастая в вере, окрыляясь надеждою и воспаряя созерцанием даже до небес. Обманщиков же тех, которые говорили мне ложные и обольстительные слова, я возненавидел сильно, и хотя жалел о них по причине заблуждения их, но не хотел входить с ними в беседу и бегал встречи с ними, почитая и одно воззрение на них вредным. А пред содейственником и помощником моим святым, разумею, Твоим учеником и апостолом, я благоговеинствовал и почитал его, как Тебя Самого, Создателя моего, любил его от души, припадал к ногам его день и ночь и просил его помочь мне во сколько может, уверен будучи, что он все может у Тебя, что захочет.

Проведши так благодатию Твоею довольное время, я опять увидел другое страшное таинство. Я видел, что Ты, взяв меня, восшел на небеса, вознесши и меня с Собою – не знаю, впрочем, в теле ли Ты возвел меня туда или кроме тела. Ты один то знаешь, сделавший сие. После того как я пробыл там с Тобою довольный час, удивляясь величию славы (чья же была та слава и что она такое, не знаю), я пришел в исступление от безмерной высоты ее и вострепетал весь. Но Ты опять оставил меня одного на земле, на которой я стоял прежде. Пришед в себя, я нашел себя плачущим и дивящимся скорбному обнищанию своему. Потом, немного спустя после того, как я стал долу, Ты благоволил показать мне горе, на небесах отверзшихся, лице Свое, как солнце, без образа и вида. Впрочем, и тогда Ты не дал мне познать, кто Ты был. Ибо как можно было мне познать Тебя, когда Ты не сказал мне ничего, но тотчас скрылся? Я искал Тебя, Которого не знал, сильно желая увидеть образ Твой и познать точнейше, кто Ты. Почему от сильного желания Тебя и от пламенной любви к Тебе всегда плакал, не зная, кто Ты, приведший меня из небытия в бытие, извлекший меня из пропасти греховной и соделавшийся для меня всем тем, о чем я сказал прежде.

Так, часто являлся Ты опять мне и опять, ничего не сказавши, скрывался и не показывался уже более. Я же, видя в водах, как видал прежде, молнии и блистания лица Твоего, которые меня окружали, которых, однако ж, я не мог ухватить, часто воспоминал, как видел Тебя однажды горе и, думая по своему невежеству, что тот был другой, все искал и искал со слезами увидеть Тебя. Когда, наконец, подавленный печалью и скорбью, я забыл всецело и себя самого, и мир весь, и все, что в мире, не держа на уме совершенно ничего из всего видимого, тогда опять явился Ты, невидимый, неосязаемый, неуловимый. Я чувствовал тогда, что Ты очищал ум мой, открывал пространнее очи души моей и давал мне видеть славу Твою обильнее и что Сам Ты увеличиваешься паче и паче и блистанием паче и паче расширяешься, и мне казалось, что с удалением тьмы Ты приближаешься ближе и ближе, как это часто испытываем мы и в чувственных вещах. Ибо когда сияет луна и облака бегут гонимые ветром, тогда кажется, что и луна бежит скорее, хотя на деле она нисколько не скорее бежит обыкновенного своего течения.

Таким образом, о Владыка, мне казалось, что Ты – недвижимый грядешь, неизменяемый увеличиваешься, не имеющий образа приемлешь образ. Ибо как бывает со слепым, что он мало-помалу привыкает видеть и ясно обнимать весь образ человека, или все очертание человеческого тела, и мало-помалу живописует его в себе, как он есть; как, говорю, у слепого не изменяется и не переделывается в глазах образ человека, но глаза слепого, более и более очищаясь, видят наконец образ человека, как он есть, когда начертывается все подобие образа человека в сих глазах и через них проходит в ум и рисуется в памяти человека, как на доске – так и Ты, когда очистил совершенно ум мой, явился мне ясно во свете Духа Святого, и как ум мой видел Тебя яснее и чище, то мне и казалось, что Ты будто выходишь откуда-то, являешься светлейшим и даешь мне видеть черты беззрачного зрака Твоего. Тогда Ты сделал, что я вышел из мира сего, мне кажется, скажу так: и из тела моего, потому что Ты не дал мне уразуметь сие до точности. Но Ты сиял чрезмерно и, как мне казалось, явился весь во мне всем, видевшем добре. Когда я спросил Тебя, говоря: «О, Владыко, кто Ты?» – тогда Ты в первый раз сподобил меня, блудного, услышать и сладчайший глас Твой, и столь сладко и кротко беседовал со мною, что я пришел в исступление, изумлялся и трепетал, помышляя в себе и говоря: как это славно и как блистательно? Как и за что удостоился я таких благ? Ты сказал мне: «Я – Бог, соделавшийся человеком по любви к тебе. Так как ты взыскал Меня от всей души, то се отныне будешь ты братом Моим, и другом, и сонаследником». Слыша это, я весь вострепетал, иссякла вся сила моя и едва не вышла душа моя. Опомнившись немного, я отвечал: «И кто есмь я, Господи, и какое добро сделал я, окаянный и бедный, что Ты удостаиваешь меня толиких благ и делаешь меня соучастником и сонаследником славы Твоея?» – держа при сем на уме, что эта слава и радость выше всякого ума. Ты же, Владыко мой Христе, опять сказал мне: «Я говорю с тобою, как друг с другом, через Духа Святого, Который вместе со Мною говорит тебе. Это даровал Я тебе за одно твое произволение и веру, и дам еще больше сего. Ибо ты, созданный Мною нагим, кроме произволения своего, что другое имеешь ты или имел когда-либо собственно твоего, чтоб Я принял то от тебя и вместо того даровал тебе это? Впрочем, если не отрешишься ты совершенно от тела, то не увидишь совершенного и не можешь получить его все здесь». Когда я сказал на это: «Господи! И что другое блистательнее или выше сего? Для меня довольно в такой славе быть и по смерти» – тогда Ты опять ответил мне: «Чрезмерно мала душа твоя, человече, когда ты довольствуешься только таким благом. Ибо оно в сравнении с будущим похоже на то, как если б кто нарисовал небо на бумаге и держал ее в руках: сколько разнится нарисованное небо от истинного, столько, или несравненно более, разнится будущая слава от той, какую видишь ты теперь». Сие сказал Ты и умолк – и мало-помалу скрылся от очей моих Ты, сладчайший и добрый Владыка мой. И не знаю, я ли отдалился от Тебя или Ты отошел от меня. Впрочем, мне думалось, будто я пришел откуда-то и вошел в мое жилище, а тут и совсем пришел я в себя.

После сего, воспоминая красоту славы Твоея и Твои слова, Владыко, я плакал – и когда шел, и когда сидел, и когда ел, и когда пил, и когда молился – и имел неизреченную радость, что познал Тебя, Творца всяческих. Да и как мог я не радоваться? Впрочем, потом пришла и печаль – печаль о том, что давно не видел Тебя. Но когда, сильно желая Тебя опять видеть, пошел я однажды приложиться к святой иконе Пречистой Матери Твоей и припал к ней, умоляя Ее, Ты, прежде чем я встал, явился внутрь бедного сердца моего, сделав его все светом. Тогда я познал, что воистину имею Тебя в себе. С того времени я стал любить Тебя не от одной памяти, то есть не от того только, что вспоминал Тебя и славу Твою, но от того, что уверовал воистину, что имею внутрь себя Тебя, ипостасную Любовь, ибо истинная любовь – Ты, Бог. Когда таким образом насадилась надежда в вере, воспоилась покаянием и слезами, просветилась собственным Твоим светом, вкоренилась и возросла добре – тогда пришел Ты, добрый художник и делатель, ножом искушений, то есть смирением, отрезал излишние отростки помыслов, поднявшихся было высоко вверх, и привил к единой надежде, как к какому корешку древесному, святую любовь Твою. И я, видя, как сия любовь растет день ото дня и беседует со мною всегда или, лучше сказать, видя, как Ты чрез нее учишь меня, осияваешь и просвещаешь, радуюсь и веселюсь, как превзошедший уже всякую веру и надежду, как и Павел говорит: еже бо видит кто, что и уповает (Рим. 8, 24).

Итак, если я имею Тебя, чего и надеяться мне более? И Ты опять сказал мне, Владыко: слушай, чего надеяться Тебе. Как когда видишь солнце в воде, самого солнца не видишь, потому что тогда смотришь вниз, так разумей и то, что бывает в тебе; затвори себя самого и старайся всегда видеть Меня чисто и ясно внутрь себя, как солнце в чистой воде. Поступая так, ты удостоишься потом по смерти увидеть Меня, как Я предсказал тебе. Если же не станешь так делать, то все дела твои и труды и эти слова не принесут тебе никакой пользы, а, напротив, послужат к большему осуждению твоему и причинят тебе большую скорбь, ибо, как слышишь в Писании, сильний сильне истязани будут (Прем. 6, 6). Бедность не причиняет такой печали и стыда тому, кто беден с самого начала рождения своего, какой стыд и какую печаль причиняет она тому, кто был прежде и богат, и славен, и в дружбе с царем, потом испал от всего этого и пришел в совершенную бедность. Так бывает и в духовном порядке вещей, хотя земные и видимые дела текут не совсем так, как духовные и невидимые. Испавшие, например, от дружбы царя земного по какой-либо причине могут удержать при себе имущество свое, пользоваться им и жить. Но кто испадает от Моей любви и дружбы, тому невозможно уже жить. Тотчас обнажается он от всех благ и предается в рабы врагам Моим и его, которые, как только примут его, устремляются на него с крайним неистовством и зверством по причине прежней любви его ко Мне.

Так, Всесвятый Владыко, так воистину бывает. И я верую Тебе, Богу моему, и, припадая, умоляю Тебя: сохрани меня, грешного и недостойного, Ты, явивший милость свою ко мне, и росток любви Твоей, какой привил Ты к древу надежды моей, укрепи силою Твоею, да не поколеблют его ветры, не сломит буря, не похитят враги, да не опалит огонь нерадения, не иссушат парения ума, не уничтожит совсем тщеславие. Ты, даровавший мне его, знаешь, что ради сего ростка любви Твоей я остался беспомощным от всякого человека, так как помощника и содействователя моего и Твоего апостола Ты удалил от меня телесно, как восхотел. Ты ведаешь немощь мою, знаешь бедность и совершенное бессилие. Сего ради умилосердись ко мне паче отныне Ты, многоблагоутробный Господи. Припадаю к Тебе всесердечно и умоляю Тебя, не оставляй меня на волю мою Ты, даровавший мне столько благ. Но восприими в любовь Твою душу мою и в ней укорени любовь к Тебе, да будешь Ты во мне и я в Тебе, по утешительному, святому и неложному обетованию Твоему, да любовь Твоя покрывает меня и я покрываю и блюду ее в себе, да Ты взираешь на меня с любовию и я да сподоблюсь воззревать с нею к Тебе в настоящей жизни, по сказанному, яко зерцалом в гадании, тогда же, в другой жизни, да узрю со всею любовию всего Тебя, сущего любы и благоволившего именоваться любовию. Яко Тебе подобает всякое благодарение, держава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Слово девяносто второе

О созерцании и откровении и о душе просвещенной; и как действует благодать Святого Духа в том, в коем царствует любовь к Богу и кто пришел в глубину смирения.

Возлюбленные братия мои! Велико и безмерно есть снисхождение и человеколюбие Божие к человекам. Почему, удивляясь неизреченной благости Божией и трепеща, взываю так: сколь изумительно дивна сила заповедей Божиих и в какое дивное состояние приводят они тех, которые творят и исполняют их! И я начал некогда исполнять заповеди Божии, когда немного выступил из глубины грехов и несколько освободился от покрывавшего меня мрака. При этом нередко, будучи тесним злыми навыками своими, боялся я за себя, но любовь и вожделение добра гораздо чаще направляли меня к добру. В начале все, что я делал, было одно лишь удаление от зла, но потом оно само начало подвигать меня на добро. В это время одно особенно причиняло мне тяготу и неприятность, это злой навык сластолюбия, который уничтожается чтением Божественных Писаний и навыком в добрых деланиях. Ибо как, когда утром восходит солнце, мало-помалу разгоняется тьма и исчезает, так и когда воссиявает добродетель, прогоняется грех, как тьма, и наконец совсем уничтожается. Тогда мы являемся добрыми и добродетельными во всем, как прежде были злы и порочны. Так помощью небольшого терпения и малого доброго произволения или, лучше сказать, помощью Бога живого воссозидаемся мы наконец и обновляемся после того, как очистимся душою и телом и умом. Вследствие сего мы делаемся тем, о чем прежде не знали, будучи омрачены страстями, и получаем еще то, чего недостойны.

Из этого получил нечто и я, непотребный и худейший всех. Ибо добро есть проповедовать с великим благодарением благодеяния, полученные от человеколюбивого Бога благодатию Искупителя нашего Иисуса Христа. Я получил благодать на благодать и благодеяние на благодеяние, огнь на огнь и пламень на пламень. К моему восхождению и преуспеянию даны были и другие восхождения и преуспеяния, а в конце восхождения свет; к этому свету – другой свет светлейший; среди сего света воссияло блестящее Солнце, из которого явился луч, исполнивший всяческая. Что бы это значило, было недомыслимо. В это время я только проливал сладкие слезы, удивляясь неизреченному.

Тогда Божественный, первый ум стал беседовать с моим собственным умом и так поучать его: понял ли ты, в какое дивное состояние возвело тебя оное человеколюбие и сила ради веры твоей и малого терпения твоего, свидетельствовавшего о любви твоей? Се, подлежа смерти, ты сделался бессмертным и, одержим будучи тлением, стал нетленен. Се, живя в мире, ты пребываешь со Мною. Се, нося тело, не бываешь влачим сластьми телесными. Ты мал телом, но умом созерцаешь все. На это, со страхом и вместе с радостью, я отвечал: кто есмь, Господи, я, грешный и нечистый, что Ты воззрел на меня и снисшел до беседы со мною? И Ты, пречистый, невидимый и неприступный для всех, как являешься мне приступным и сладостнейшим и видим еси краснейшим во благодати и славе, Тебя осиявающей?

Слышанное мною слышал я таинственно и отвечал некако необычно. Сверхъестественность созерцания привела меня в удивление, но пристрашность его будто душу разлучила с телом. Неизреченная красота Явившегося поразила сердце мое и подвигла к беспредельной любви; любовь же не дала уже мне обратиться опять долу, но я радовался, как совсем исторгшийся из уз плоти и, однако ж, все же пребывающий целым человеком. Мне даваемо было удостоверение, что прощены все грехи мои, и опять я видел себя самого грешнейшим паче всякого человека. Не мог я не верить Тому, Кто говорил мне, и опять боялся Ему верить, чтоб не впасть в превозношение. Нередко восхожу я на высоту созерцания без воли моей и опять схожу с нее волею моею, чтоб не забыть меры человечества и безопаснее соблюсти смирение. Я знаю много такого, чего не знают другие, и опять паче всех невежествен есмь. Радуюсь, что Христос, в Которого я уверовал, даровал мне Царство вечное и непоколебимое, и опять, как недостойный благ оных, плачу и никогда не перестану плакать. Не смею отверсть уст своих, чтоб просить отпущения грехов моих – и опять, движимый любовию, воодушевляюсь и приемлю дерзновение молить Бога за других братий и (да реку в безумии) услышан бываю. Предстою с дерзновением пред Богом и молюсь, как сын, а в чувствах сердца моего имею себя чуждым и бездерзновенным. Слышу: добре, рабе верный, и пр., и нахожу себя поистине таким, что не только не употребил как должно, но даже и не сохранил ни одного таланта из всех тех даров, какие мне даны. Мне кажется, что я достиг самого крайнего предела добродетели, и в то же время чувствую себя погруженным в бездну грехов моих и клонюсь к отчаянию. Когда бываю в чувстве ниже всех, тогда возношусь превыше небес и любовию опять соединяюсь с Иисусом Христом, Богом нашим, на Коего и уповаю, что когда освобождусь от этой земной и тяжелой плоти или когда умру, тогда ближе представлен буду пред Него и просвещен Им, да познаю яснее вечную радость и ликование тамошней любви.

Это пожелал я написать вам, братия мои, не для того, чтоб стяжать славу и быть прославленным от людей. Да не будет! Ибо такой человек безумен и чужд славы Божией. Но написал для того, чтоб вы увидели и познали безмерное человеколюбие Божие и то, сколь легко бремя заповедей Спасителя нашего Бога, и, напротив, сколь велико и несравненно воздаяние благости Его; познав же это, чтоб или возжелали улучить и себе любовь Его, или убоялись и вострепетали, как вечной смерти, лишения оной. При этом и для того пожелал я написать о всем сказанном, чтоб вы познали высоту смирения и знак совершенной любви. Еще и для того, чтоб вы познали и дело снисшествия Божия, и дар Божественной Его благодати, то есть эту мену, какую сделал Он с нами, человеками, прияв человечество и дав вместо его Божество, чтоб познали дивный образ восстановления нашего и то, как живут восхотевшие веровать в распеншегося Христа, те, то есть, которые восподражали Его послушанию и смирению и решились, отвратясь от худшего, устремиться к лучшему, от греха к добродетели, от земного к небесному, от плотского к духовному, от человеческого к Божественному; и еще чтоб увидели, как изменяются те, которые оставляют все по любви к возлюбившему нас Богу и, однако ж, не лишаются ничего ни из настоящего, ни из будущего – то есть как омраченные входят дивно в свет, приближаясь к великому свету, и как они, соединяясь с горним, поставляются богами и над дольним, как это было в древнее время с Моисеем; как, находясь среди всех, не оскверняются нисколько сообращением с ними и, благотворя ближним, не терпят никакого ущерба в добре, но, оказывая милость другим, сами получают больше, чем дают – особенно когда по человеколюбию делаются подобными человеколюбивому Богу; как они смиряются по мере того, как возвышаемы бывают, и как возвышаются по мере того, как смиряются; лишаются всего необходимого в жизни по смирению – и не терпят никакого лишения, будучи питаемы вечною жизнью святой любви.

Се, открыл я вам таинства, которые были сокрыты во мне, ибо вижу, что близок конец жизни моей. Я желал дать вам увидеть и познать и образы покаяния, и первые ступания новоначальных, и успехи средних, и меры совершенных и расположить вас подражать, если не хотите другому кому, то мне, духовному отцу своему, породившему вас духовно, возлюбившему вас от всей души, воздоившему вас млеком слова Божия, напитавшему хлебом животворящим всяческая и показавшему, как шествовать путем спасительных заповедей Бога, Коему подобает всякая слава, ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Божественные гимны преподобного Симеона Нового Богослова

О гимнах преподобного Симеона Нового Богослова

Читателям, интересующимся духовной литературой, давно уже известны слова или беседы прп. Симеона Нового Богослова, переведенные на русский язык епископом Феофаном и изданные в двух выпусках Афонским Пантелеимоновым монастырем; между тем гимны прп. Симеона доселе оставались у нас непереведенными и неизвестными. В греческом издании творений Симеона Нового Богослова слова и главы, которые именно все сполна и переведены епископом Феофаном, составляют первую часть книги; во второй же, значительно меньшей, части помещены гимны прп. Симеона, написанные в поэтической, стихотворной форме. Настоящий перевод и имеет целью дать возможность русским читателям ознакомиться с этим другим родом произведений прп. Симеона Нового Богослова – его Божественными гимнами, не менее интересными и примечательными, чем изданные ранее в русском переводе слова святого отца.

Подлинность гимнов прп. Симеона доказывается из жития его, из древних рукописей и на основании тождества идей, заключающихся в словах Симеона и в гимнах. В житии прп. Симеона Нового Богослова, написанном учеником его Никитой Стифатом, неоднократно говорится, что Симеон, занимаясь писательством, слагал исполненные любви Божественные гимны, составлял экзегетические, катехизические и другие слова, писал аскетические главы, послания и пр. В разных библиотеках существует немало рукописных кодексов XII, XIII, XIV и позднейших веков, в которых или особо, или наряду со словами Симеона помещаются и Божественные гимны, надписанные именем прп. Симеона, игумена монастыря святого Маманта, или Нового Богослова. Сличение содержания гимнов и слов Симеона показывает, что в них развиваются одни и те же, как общие, или основные, так и частные идеи. К первым должно быть отнесено учение Симеона о Боге как Свете, являющемся верующему в непосредственном созерцании, и его учение о том, что для спасения необходимо еще здесь, на земле, воспринять внутрь Царствие Божие – благодать Святого Духа, и опытно познать и ощутить ее умом и чувством. Кроме этих главных идей, слова и гимны Симеона совпадают и в некоторых частных пунктах, именно в учении о непостижимости Божества, о человеке как образе Божием, о будущем суде, о плаче и слезах и пр.

Хотя в словах и гимнах прп. Симеона содержится одно и то же учение, но между ними, однако, замечается и немалая разница. Слова Симеона представляют собою по преимуществу беседы или поучения, составленные для народа или для одних монахов и большей частью, вероятно, произнесенные в храме; тогда как гимны суть не что иное, как келейные записки или дневники Симеона, в которых он описывал свои видения и созерцания и изливал чувства любви, благоговения и благодарности к Богу. Слова Симеона излагают его учение, его богословские и аскетические взгляды; гимны же изображают нам самую душу Симеона, ее чувства и переживания. Поэтому гимны прп. Симеона наиболее характерны не для его богословской системы, не для его учения, а для личности Симеона, для его настроения, для его мистики. Гимны Симеона Нового Богослова вскрывают пред нами как бы ту лабораторию, в которой изготовлены и сложились глубокие и оригинальные взгляды этого святого отца.

Чистосердечное исповедание своих грехопадений и немощей, описание необычайных созерцаний и откровений, каких сподобился Симеон, и благодарение Богу за воспринятые от Него дары и благодеяния – таково общее содержание гимнов прп. Симеона. Являясь лирическим излиянием религиозных чувств святого отца, почти всякий гимн Симеона начинается обращением к Богу и имеет форму благоговейного размышления или беседы души с Богом, в которой прп. Симеон излагает пред Богом свои тревоги и недоумения и, предлагая вопросы, получает на них ответы от Бога и разъяснения, или же просто форму молитвы, преисполненной глубочайшего сокрушения, смирения и пламенной любви к Богу, молитвы, в которой Симеон, исповедуя дивные пути Промысла Божия в своей жизни, воссылает Богу хвалу и благодарение за все Его милости и которую заканчивает обычно прошением или мольбою о спасении и помиловании. Четыре гимна, помещенные в греческом издании в конце (52, 53, 54 и 55-й), могут быть названы молитвами в тесном смысле; две последние из них получили у нас и у греков даже общецерковное употребление (мы разумеем «Молитву ко Святой Троице» и «Молитву ко Господу нашему Иисусу Христу о Святом Причащении», которые вошли в последование ко Святому Причащению, особенно вторая), как лишенные специально биографических черт своего автора и образцовые по силе и глубине чувства.

Помимо такового общего характера и содержания, в гимнах прп. Симеона можно различать и некоторые частные элементы: богословско-догматический, нравственно-аскетический и историко-биографический. Так, в некоторых гимнах святой отец затрагивает темы догматического или вообще богословского характера, трактуя, например, о непостижимости Божества (41 и 42-й гимны), о Святой Троице (36, 45-й и др. гимны), о Божественном свете и его действиях (37 и 40-й гимны), о творении мира (44-й гимн), об образе Божием в человеке (34 и 43-й гимны), о крещении, причащении и священстве (3, 9, 30 и 38-й гимны), о Страшном Суде, воскресении и будущей жизни (27, 42 и 46-й гимны) и пр. Сравнительно немногие гимны представляют нравственные предписания общего характера – для всех верующих, или частного – для монахов (таковы гимны: 13, 18–20 и 33-й). Есть гимны, имеющие и историческую ценность: в одном, например, из гимнов (50-м) прп. Симеон дает подробную характеристику разных классов современного ему общества, особенно высшего и низшего духовенства, в другом гимне (37-м) рисует духовный облик своего старца, Симеона Благоговейного, или Студита. Наконец, есть гимны, в которых заключаются указания на некоторые факты из жизни самого Симеона Нового Богослова (см. 26, 30, 32, 35, 53-й и др. гимны). В этом случае особенно примечателен 39-й гимн, где прп. Симеон говорит об отношении к нему родителей, братьев и знакомых и о дивном водительстве Промысла Божия в его жизни. Впрочем, внешнего, фактического материала для биографии прп. Симеона в гимнах сообщается весьма мало, черты же и события, касающиеся внутренней жизни Симеона, рассеяны едва ли не по всем гимнам.

Это именно и является, можно сказать, общею основою, общим фоном или канвою для всех гимнов Симеона, то есть то, что все они изображают внутреннюю жизнь святого отца, его переживания, мысли, чувства, видения, созерцания и откровения, то, что продумано, прочувствовано, выстрадано, увидено и дознано им на непосредственном, живом и постоянном опыте. В гимнах прп. Симеона нет и тени чего-либо искусственного, выдуманного, сочиненного или сказанного для прикрасы; все его слова идут прямо из души, от сердца и вскрывают, насколько возможно, его сокровенную жизнь в Боге, высоту и глубину его мистических переживаний. Гимны Симеона суть плод самого непосредственного духовного опыта, плод живейшего религиозного чувства и чистого, святого вдохновения.

Созерцая Бога то вне себя, как пресладкий Божественный свет, то внутри себя, как незаходимое Солнце, непосредственно беседуя с Богом, как друг с другом, и получая от Него откровения через Духа Святого, отделяясь от видимого мира и становясь на грани настоящего и будущего, восхищаемый на небеса, в рай, и бывая вне тела, горя внутри пламенем Божественной любви и слыша, наконец, в глубине души повелительный голос записать и поведать о своих дивных созерцаниях и откровениях, прп. Симеон невольно брался за перо и в поэтической, вдохновенной форме излагал свои мысли, чувства и высокие переживания. Необычайность созерцаний, сила чувства и полнота счастья и блаженства в Боге не давали Симеону возможности молчать и заставляли писать. «И хотел я – говорит он – молчать (о, если бы я мог!), но страшное чудо возбуждает сердце мое и отверзает оскверненные уста мои. Говорить и писать, даже и не хотящего, меня заставляет Тот, Кто воссиял ныне в моем мрачном сердце, Кто показал мне дивные дела, которых не видели очи, Кто снисшел в меня» (27-й гимн) и пр. «Внутри меня – пишет Симеон в другом гимне – горит как бы огонь, и я не могу молчать, не вынося великого бремени даров Твоих. Ты, сотворивший птиц, щебечущих разными голосами, даруй, – просит далее святой отец, – и мне, недостойному, слово, дабы всем письменно и не письменно поведал я о том, что Ты соделал на мне по беспредельной милости и по одному человеколюбию Твоему. Ибо превыше ума, страшно и велико то, что подал Ты мне, страннику, неученому, нищему» (39-й гимн) и пр. Вообще прп. Симеон неоднократно заявляет в гимнах, что он не может выносить молчания и предать забвению то, что ежедневно и ежечасно в нем видится и совершается. Если так, то на гимны прп. Симеона нельзя смотреть как на одно лишь свободное поэтическое творчество писателя; в них нужно видеть нечто большее. Сам прп. Симеон дар «петь… гимны, новые вместе и древние, Божественные и сокровенные», сознавал в себе, как благодатный дар новых языков (см. 49-й гимн), то есть он видел в этом даре нечто подобное древним первохристианским глоссолалиям. Поэтому Симеон смотрел на себя лишь как на орудие и свое духовное дарование не считал чем-либо особенным. «Уста мои, Слове, – пишет он, – говорят то, чему научен я, равно и гимны и молитвы я воспеваю те, которые давно уже написаны приявшими Духа Твоего Святого» (9-й гимн).

Прп. Симеон хотел поведать в гимнах о дивных делах милости и благости Божией, явленных в нем и на нем, несмотря на всю его греховность и недостоинство. С полной откровенностью, не щадя своего самолюбия, святой отец обнажает в гимнах все свои духовные немощи и страсти, прошлые и настоящие, грехи делом и мыслью, беспощадно бичуя и окаявая себя за них. С другой стороны, он совершенно неприкровенно описывает и те видения и откровения, каких он сподоблялся от Бога, и ту славу и обожение, которых удостоился по благодати Божией.