Помоги проекту - поделись книгой:
Поручик из Варшавы
Пролог
И кто сказал, что плохие дороги — это исконно русская проблема? Три с половиной сотни километров, которые раньше я бы проехал часа за четыре с половиной, нам пришлось тащиться аж восемь часов — целый рабочий день в просвещённых странах, где работодатель хотя бы делает вид, что беспокоится о своих рабочих.
Хорошо хоть, что пан Ковальский в Париж приехал на прекрасном Хорьхе-600 в комплектации четырёхмерного пульмана-лимузина, благодаря чему наше путешествие на север Французской Республики, несмотря на весьма печальные обстоятельства, было проведено в относительном комфорте. Да и Тереза, которую похитители накачивали снотворным (чтобы особых проблем девушка не создавала), с трудом отходила от пережитого и большую часть времени спала в объятиях отца.
Пару раз по дороге мы застревали, но местные жители, обращавшие внимание на дорогой лимузин (которых было выпущено всего около пятидесяти штук, о чём мне поведал пан Ковальский) регулярно приходили на помощь и помогали выбраться из западни, за что и были вознаграждены такими желанными франками.
К точке назначения — морскому порту города Шербур, мы приехали около одиннадцати вечера. В ночной темноте грузились на небольшой грузопассажирский пароход под шведским флагом. Пан Ковальский был настолько щедрым, что нам с капитаном Врубелем арендовал отдельные каюты класса «полулюкс», впрочем, я оценить их так и не смог, потому что провёл всю часть нашего морского путешествия в обнимку с тазиком — настолько сильно меня доконала морская болезнь.
Во время коротких остановок в Датском городке Эсбьерг и в Германском Ростоке, я с радостью ходил по берегу, нервно кутаясь в свою шинель от холодного ветра, дующего со стороны моря и мысленно пропевая знакомую мне по двадцать первому веку присказку, заменяя её слова под текущую ситуацию, и не важно, что в рифму получалось далеко не всегда:
А ведь действительно — температура вокруг была не ниже нуля, но этот чёртов промозглый ветер…
Впрочем, через несколько дней, когда наш кораблик прошёл почти две тысячи километров и причалил в вольном городе Данциге, который поляки называли Гданьском, я облегчённо выдохнул — нет, не понимаю я моряков, которым только и дай, чтобы оказаться на морской палубе… Может быть когда-то и была какая-то романтика в этом, но уж точно не сейчас…
В Гданьске, после прохождения таможенного контроля, мы тут же заселились в небольшую, но уютную гостиницу, которую держал немолодой немец. За весьма умеренную плату нам выделили по номеру, обеспечили горячим трёхразовым питанием. Меня же больше всего порадовала возможность полежать в горячей ванной, а потом и простая в общем-то возможность завалиться и поспать…
Проспал ваш покорный слуга почти сутки — последняя неделя выдалась слишком уж нервной и морально выматывающей, отчасти даже бессонной, вот организм и потребовал своего.
Стоило мне прийти в себя, как я обнаружил, что соседние номера оказались пусты — ни семейства Ковальских, ни пана капитана Врубеля в гостинице обнаружить не удалось. Было уже, я немного приуныл, но к своему превеликому удивлению обнаружил в кармане своей шинели пухлый конверт, в котором обнаружилась весьма крупная сумма в злотых и коротенькую записку от пана Ковальского:
Отложив письмо в сторону, я пересчитал деньги. Купюры были в номиналах по два, пять, десять, двадцать и сто злотых. На круг вышло — десять тысяч. Очень большая сумма, тем более, что я знал о том, что гражданская версия хорошего польского армейского мотоцикла Sokol-1000 стоит больше четырёх тысяч. Прикинув, я понял, что в этом конверте оказался весь мой оклад за несколько лет. Шутка ли — две штуки баксов в тридцать девятом году[1]!
У меня даже в очередной раз появилась дурная мыслишка — бросить всё, ничего не менять, и, пока есть возможность, прямым ходом рвануть в Соединённые Штаты Америки, ну или в Аргентину. На первое время денег должно хватить, а там уже и я что-нибудь да придумаю. Чай, не совсем дурак. Вот только для этого всё-равно придётся вернуться в Варшаву. Хотя бы для того, чтобы забрать с собой Терезу и попытаться уговорить пана Ковальского продать всё, что у него есть, чтобы с хорошим стартовым капиталом начать всё сначала в месте, где война не сможет помешать мирной жизни…
Прогулка по городу-государству Данциг с первых минут мне не понравилась. Первое негативное впечатление появилось сразу же после того, как я покинул гостиницу — сильный холодный ветер, дувший с моря, несмотря на то, что я закутался в шинель и прикрыл лицо армейским шарфом, пронизывал, кажется, до самых костей. А потом ещё эти… Прикопались…
Троих мужчин, намеренно следующих в мою сторону я заметил сразу. Все в однообразных черных не то шинелях, не то плащах, перепоясанные одинаковыми ремнями, у одного из них на нём крепилась кобура для пистолета, а у двоих других — подсумки для винтовочных патронов. Сами же винтовки, как вы понимаете, весели у двоих на плечах. Головы у них были покрыты непривычного вида шапками.
Вначале я даже подумал, что меня хотят за что-то арестовать. Но кто? Польская контрразведка (дефензива)? Нет — там хватает специалистов, которые приблизились бы просто ко мне на улице и с высокой долей вероятности обезоружили бы так, что я не смог бы оказать никакого сопротивления. Польская полиция? Опять же — нет. За время своего пребывания в Варшаве и во время поездок с командировками по Польше в ту же десятую кавалерийскую бригаду (см. первую часть серии — «Подпоручик из Варшавы»), я успел насмотреться на польскую полицию — те всегда были одеты несколько иначе, да на фуражках носили кокарды с орлом. Тут же у них шапки. И на них эмблема — «Тотенкопф»[2].
Я даже несколько удивился — какого чёрта «эсэсовцы» могут так просто бродить по вроде как ещё польской территории?
Непроизвольно я сжал в кармане шинели миниатюрный браунинг — трофей из Франции, который ваш покорный слуга так и не удосужился сдать. Да и вывезти просто так его бы не получилось — спасибо пану Ковальскому, именно благодаря ему досмотры на обеих таможнях были чисто формальными: сверили документы, поставили печати, да пропустили, даже не заглядывая в багаж, и, уж упаси боже — даже не просили показать, что находится в карманах.
Впрочем, все мои сомнения развеялись, когда я не заметил на шинелях петлиц войск СС, знакомых по фильмам и реконструкциям. Ещё немногим после, когда тот, что вооружён пистолетом (голубоглазый блондин, кстати, сошедший, будто бы с плакатов для Ваффен-СС) чётко козырнул мне и на неплохом польском, но со всё-таки хорошо различимым акцентом (уж не немецким ли?), представился:
— Эрвин Шенк. Полиция Вольного Города Данциг. Предоставьте ваши документы для проверки.
— Подпоручик Домбровский. — С шиком козырнув двумя пальцами, представился я, после чего поёжился от резкого порыва ветра, дующего со стороны моря.
Офицерская книжка и командировочное предписание, полученное в Париже, удовлетворило полицейских.
— Счастливого пути. На вокзал вон туда! — Деланно улыбнувшись, показал мне направление движения старший патруля.
— Благодарю! — Максимально беспечно улыбнулся уже я, убирая свои документы под шинель, а сам едва не поёжился, на этот раз, от взгляда старшего патруля. Он смотрел на меня, будто бы через прорезь прицела. Остальные же патрульные, в это время просто считали ворон.
До здания вокзала, расположенного прямо в самом центре Гданьска-Данцига я добрался, проходя мимо целого ряда гостиниц: «Монополь», «Континенталь», «Гранд отель Рейхсхоф» и «Норддойчер Хоф». Все вывески, как вы понимаете, были на немецком языке. Как и таблички на здании вокзала — «Danzig Hauptbahnhof».
Ещё пару раз мне попадались патрули местной полиции. И, если в первый раз им хватило только командировочного предписания и офицерской книжки, то во второй раз, старший патруля этим не удовлетворился и захотел проверить мои личные вещи.
— Только в присутствии понятых! — Улыбнулся я. — Вон, пан майор стоит, и девушка красивая. Думаю, они могут помочь нам в нашем нелёгком деле?
Старший патруля, невысокий и пузатый мужчина «лет за сорок», с противным, заплывшим лицом, подумав несколько секунд, вернул мне документы и сквозь зубы проговорил по-польски:
— Свободен.
— Свободны, господин подпоручик! — Твёрдо поправил его я, после чего схватил свой чемоданчик, и не козыряя, пошёл в сторону железнодорожных касс, возле которых столпилась небольшая очередь. Впрочем, несмотря на извечный шум в таких местах, как железнодорожный вокзал, я услышал, что полицейский что-то сказал мне в спину по-немецки, а его напарник, громко захрюкав, засмеялся. Понять дословно я бы и не смог, но что-то вроде «полиш швайне» уловил, после чего повернулся через левое плечо и сложил из пальцев правой руки пистолетик, сделав вид, что стреляю в толстого.
Полицейские тут же прекратили смеяться, что-то злобно крикнули в мою сторону, после чего повернулись и пошли к перрону.
Отстояв короткую очередь, и, оказавшись перед стеклом кассы, я обратил внимание на молодую кассиршу по ту сторону. Настроение тут же резко поползло вверх. Любой мужчина меня прекрасно поймёт.
По-немецки я не говорил, поэтому начал по-польски, правда, шуточно козырнув, чем вызвал улыбку у девушки:
— Мне один билет до Варшавы. На ближайший поезд!
К моему счастью, кассирша ответила на неплохом польском, и, что характерно, без акцента:
— Ближайший поезд отходит только через два с половиной часа, но там остались только места в вагоны повышенного комфорта.
Почесав затылок (ох, и била меня мама в своё время по рукам, стараясь избавить от такой дурной привычки), я махнул рукой и весело подмигнув девушке, согласился:
— А давайте! Один раз живём!
Впрочем, когда она озвучила цену билета, я слегка приуныл — сумма получалась вполне приличная, тем более, для моего жалования подпоручика. Но я в очередной раз согласился — вознаграждение за поиск Терезы от пана Ковальского было ещё не тронуто, так почему бы не начать его тратить с пользой для себя и для дела?
Расплатившись в польских злотых, я тут же задал вопрос:
— Прекрасная панночка, не подскажете, где бы тут можно было оставить вещи на несколько часов, и, как бы пройти в ближайшее прекрасное заведение, дабы утолить свой голод?
— Камера хранения за углом! — Улыбнувшись, ответила девушка. — А дальше по улице есть шикарный ресторан. Вы его увидите. Там всегда у входа находится дворецкий в ливрее, мимо не пройдёте!
— А не ответите ещё на один вопрос? — Продолжая улыбаться, спрашиваю я.
— Да, конечно, пан офицер? — Кассирша приподняла на меня свои голубые глаза.
— А у вас случаем перерыв на обед не скоро наступит? Просто понимаете, я жутко не люблю завтракать один, особенно, в обеденное время… А друзья… Я проездом в этом городе и ещё не успел обзавестись ими. Может быть вы составите мне компанию?..
Наблюдая, как лицо девушки покрылось красным цветом, я едва не засмеялся.
— Если вы подождёте меня десять минут, я могла бы составить вам компанию… — Скромно ответила голубоглазая блондинка.
— Отлично! Тогда ровно через десять минут я буду вас ждать вот там! — Я аккуратно показал пальчиком на стенд с газетами, после чего также шуточно козырнул, и, подхватив свой чемоданчик, направился в сторону камеры хранения.
Девушка, чьего имени я пока ещё не узнал, появилась ровно через десять минут. Одета она была в лёгкое пальто бежевого цвета и аккуратную шапочку того же цвета. Подставив левую руку, и вновь улыбнувшись, я проговорил:
— Ведите меня, моя милая богиня… кхм…
Блондинка зардела и негромко представилась:
— Хельга!
— Ян! Очень приятно!..
Шли мы недолго, но за это время я вполне успел узнать немного и о городе-государстве: Вольный Город Данциг был образован в январе двадцатого года согласно Версальскому договору. На его территории находился как сам город Данциг-Гданьск, так и несколько сотен мелких населённых пунктов вокруг. В соответствии с решением Лиги Наций, город не входил ни в состав Польши, ни в состав Германии. В городе была создана своя военизированная полиция (с которой я уже повстречался), в которой служили не только местные, но и приезжие германцы…
— Представляете, неделю назад, на своё день рождение, мой брат пригласил офицера полиции и он, когда выпил и захмелел, во время танца мне признался, что он офицер СС, а я обещала… Ой! — Отстранившись от меня чуть в сторону, девушка прикрыла свой очаровательный ротик ладошкой, прикрытой перчаткой.
— А вы обещали, никому об этом не говорить? — Догадался я. — Не беспокойтесь, Хельга! Я никому не расскажу об этой тайне…
В своё время, читая об обороне Вестерплатте и боях за здание польской почты в Данциге-Гданьске я читал о том, что тут, в городе воевало какое-то подразделение СС. Это, конечно, были не те прекрасно обученные Ваффен-СС, что ломали оборону советских войск под Харьковом в сорок третьем, но… но и этих эсэсовцев хватило, чтобы перевесить чашу весов на германскую сторону. Если же предположить, что в составе местной полиции есть солдаты и офицеры СС, то… То они вполне могут подговорить местных полицейских к участию в погромах и дальнейших боях.
Интересная информация. Вот только что с ней дальше делать? А вот тут — чёрт его знает. Но сообщить об этом полковнику по прибытию в Варшаву — точно стоит!
Успокоившись, девушка тут же вновь обняла меня за левую руку, и мы пошли дальше. Правда, прогулка наша не отличалась большой продолжительностью — я обратил внимание на ресторан, над которым гордо веяла вывеска «Altes Danzig» готическим шрифтом. У массивных стеклянных дверей находился швейцар в богатой ливрее, который, стоило нам только подойти, тут же распахнул перед нами двери.
Желая поблагодарить мёрзнущего на ещё зимней (несмотря на весенний календарь) швейцара, я протянул ему в руки купюру в два злотых — не то чтобы очень много, но приятно. Помню, в своё время, когда там, в веке двадцать первом я работал в одном из предприятия общепита (а куда ещё податься студенту, который учится на очном обучении за свои деньги и ему необходим свободный график?), мне как-то дали на чай обычный полтинник — рад же я был тогда, будто бы мне в карман засунули купюру, тысяч так в пять рублей. А всё почему? Да потому что человеку всегда важно внимание! Деньги, конечно, тоже важны. Но… Внимание важнее что ли? Нет, не для всех, конечно, но всё-таки.
— Благодарю, господин офицер! — Вытянулся во «фрунт» швейцар. Окинув его взглядом, я сразу же различил в нём старого вояку, который, должно быть, сражался в германской армии ещё в Великую Войну. Почему именно в германской? Да потому что по-польски он говорил не то что бы очень плохо, но акцент всё-таки чувствовался!
В небольшом вестибюле мы оставили верхнюю одежду, после чего ведомые немолодым мужчиной-администратором (или как они тут называются), проследовали в зал.
— Рекомендую вам расположиться у вот того столика! — Остановившись, вежливо показал он нам места у окна. — Отсюда вам откроется неплохой вид на наш старый Данциг!
— Благодарю! — Отодвинув массивное кресло перед девушкой, ответил я.
— Официант сейчас подойдёт к вам, одно мгновение, господа!
Глава 1. Новое назначение
Посиделки с Хельгой продлились недолго — уже через час девушка вновь была на рабочем месте. Мы только и успели, что немного перекусить, мило пообщаться и обменяться адресами — зачем только? Я писать вряд ли стану — честно предупредил девушку, что не очень люблю это дело. Может, она мне напишет? Хотя, тоже нежелательно: Хельга — немка, и ей очень сильно помешает её связь с польским офицером, когда придут немцы.
В общем — попрощался я с девушкой, поскучал немного в зале ожидания, поджидая такой необходимый мне сейчас поезд, продумывая попутно то, чем мне предстоит заняться в дороге. К сожалению, раненый Спыхальский так и остался в Париже, поэтому скоротать время за разговором с хорошим собеседником вряд ли удастся, а лезть в душу случайным попутчикам — уже я не люблю.
К счастью, дело я себе нашёл очень быстро — можно подать в приёмную Маршала свои размышления о создании танково-моторизированных групп в составе пехотных дивизий. С одной стороны, это позволит командиру дивизии иметь пусть небольшое, но весьма кусачее и мобильное подразделение для реагирования на различные угрозы, а с другой — постоянный состав таких подразделений может обеспечить удовлетворительную слаженность действий в бою. Уж всяко лучше танкисту идти в бой с пехотинцем, который знает, как взаимодействовать с бронетехникой.
Достав блокнот, тут же написал списочный состав такой группы:
«Мотоциклетный отряд — шесть мотоциклов Sokolс колясками и пулемётами для разведки и связи. Восемнадцать человек личного состава.
Танковый взвод — пять лёгких танков 7ТР или Виккерс. Шестнадцать человек личного состава.
Мотопехотная рота — десять грузовых автомобилей. Сто пятьдесят человек личного состава.
Артиллерийский взвод — два полевых орудия калибром 75-мм, четыре грузовых автомобиля. Двадцать пять- тридцать человек личного состава.
Хозяйственное отделение — полевая кухня, грузовой автомобиль. Шесть-десять человек личного состава.
Итого: двести пятнадцать — двести двадцать четыре человека личного состава, среди них семь — офицеров. Пять легких танков. Шесть мотоциклов. Тринадцать грузовых автомобилей. Два орудия. Полевая кухня.»
Посидев немного, вспомнил, что в сентябре тридцать девятого года Польша сможет выставить против Германии около сорока дивизий. И тогда придётся в состав таких вот отдельных дивизионных групп отдать две сотни танков, ещё больше размазав их по войскам.
— Нет, это нам не подходит! — Почесав затылок, буркнул я, вырывая листок из блокнота. Скомкав его и обнаружив ближайшую урну, отправляюсь выкидывать мусор, продолжая бурчать себе под нос. — Ерунда какая-то, вроде и информации известной много, а как ситуацию исправить, хрен его знает…
За скорбными размышлениями о том, что я какой-то неправильный «попаданец» — как же, вроде и знаю много, но ничего поменять за те три месяца, что нахожусь в прошлом, так ничего и не вышло — не заметил, как прошло время, и на путь подали такой ожидаемый мной паровоз.
После недолгой суеты — проверки проездных документов и устройства на своём месте, я с радостью отметил, что от Гданьска-Данцига у меня нет попутчика. Это означало, что я могу вполне неплохо провести время, пытаясь запланировать свои дальнейшие действия.
Несколько часов провёл в раздумьях «за рюмкой чая» — одну бутылочку которого я успел прихватить из Парижа. И чем больше я сидел, тем больше понимал, что все мои телодвижения, направленные на хоть какую-то попытку изменить историю глобально, просто обречены на провал. Смотрите сами:
С танками у Польши ничего точно не получится — своя школа танкостроения успешно сформировалась, те же 7ТР (весьма неплохая машина по нынешним временам) уже создана и обкатана в войсках, ведутся работы по версии этого танка с противоснарядным бронированием (то, что в моём времени назовут 9ТР). Вот только промышленности, способной производить бронетехнику нет. Воевать на два фронта Польша также не сможет. Ей просто будет нечем воевать. Да и советское правительство от «Освободительного похода» вряд ли откажется. А уж о том, что поляки будут воевать против Красной Армии — это общеизвестный факт. И мне с такими поляками уж точно не по пути. Как представлю, что мне придётся стрелять в своего прадеда, который в сентябре тридцать девятого будет простым красноармейцем — так передёргивает. Польская государственность с идеями от «Можа до можа» нежизнеспособна. Никто не будет терпеть настолько агрессивного соседа. В самой Польской Республике очень много проблем. «Осадничество» на востоке настраивает население против польского руководства. Уже сейчас там действуют различные националистические банды. Да и про лагерь в Берёзе-Картузской, куда можно было попасть только за то, что ты украинец или белорус, в моём времени весьма широко известно. Да и про крестьянские восстания[3] тоже не забываем!
В общем — мне с такой Польшей однозначно не по пути.
Я в очередной раз вздохнул — вот почему я не мог вселиться в какого-нибудь лейтенанта Красной Армии? Жил бы себе спокойно, не тужил, да потихоньку историю менял, благо, про Советский Союз мне известно намного больше, чем про Польшу этого периода. Так нет — вселился в поляка, есть шанс сдохнуть в сентябре тридцать девятого, а есть шанс — что большевики расстреляют! Нет, я, конечно, не верю, что Катынский расстрел устроили советские чекисты, но проверять как оно было на самом деле, у меня желания почему-то нет…
В Варшаву поезд приехал на рассвете. Город ещё был покрыт утренней прохладой, которая совсем скоро должна будет смениться первым апрельским солнышком.
Покинув вагон и пройдя немного по перрону, я тут же был перехвачен военным патрулём. Старшим у них был такой же, как и я, подпоручик. Только пехотинец. С ним была пара стрелков, на плечах которых были повязки с надписями: «Комендантский Патруль». После проверки документов, я тут же был отпущен по своим делам — командировочные предписания, проездные документы у меня были в нормальном состоянии, сроков ваш покорный слуга также не нарушал, поэтому и причин для задержания не было. Хотя… Тут как посмотреть. Любой военный (даже такой липовый, как я) прекрасно понимает, что прицепиться к внешнему виду можно всегда…
До съёмной квартиры добрался на такси — ещё немного опустошив свой запас злотых. Там сразу же направился в ванную комнату, с дороги было необходимо привести себя в порядок. Ещё минут сорок было потрачено на водные процедуры, после чего я достал из чемодана свой парадный мундир и при помощи огромного чугунного утюга, как мог, погладил его. Получилось, по правде говоря, как-то не очень.
Пока собирался, наступило время выдвигаться к месту службы. В моих планах было с утра доложиться полковнику, после чего тихо и незаметно слинять со службы, решая свои дела. Поэтому, на приём к непосредственному начальнику просто необходимо было попасть одному из первых — желания сидеть в приёмной у меня не было.
Поделиться книгой: