— Клим, я ещё раз повторюсь, что вас беспокоит?
— Птицы, — выдыхаю я.
— Птицы? — Переспрашивает он, в изумлении.
— Да, птицы, они постоянно кричат так сильно, что мне приходится затыкать уши.
— Кхм, значит птицы. С чем у вас ассоциируется их крик, молодой человек? Может быть вас в детстве напугала какая-то из них.
— Нет, — отчеканиваю я, переводя свой взгляд на окно, — они напоминают мне крик моей родной матери.
— Интересно, — он начинает заново писать, и я зеваю, прикрывая рот ладонью. Слишком скучно, чтобы высидеть здесь час, мне придётся приложить все свои усилия. — Молод … Клим, скажите, пожалуйста, может есть ещё что-нибудь, что вас беспокоит, помимо птиц?
— Есть…
— Ну и что же это? — Спрашивает он, внимательно за мной наблюдая.
Я сцепляю ладони, и закидываю руки за спину, одновременно вытягивая ноги, и ухмыляюсь, ловя его недоуменный взгляд. Не люблю перед кем-то обнажать свою душу, но этот дядька, кажется, заслуживает уважения. Слишком мудрый взгляд, за которым нет ни капли притворства, внушает доверие.
— Она, меня беспокоит она.
— Кто? Ваша родная мать?
— Нет, — мой голос ужесточается, — девушка, не буду называть имён.
— Вы влюблены в неё? В чем кроется суть вашего беспокойства?
— Она тоже напоминает мне мать, вот только ее я ненавижу ещё сильнее…
Дана
— Ева, я тебя прошу, не защищай больше этого гада, я же тебе все объяснила, сколько можно уже? — Произношу я, запуская в неё подушкой. Она, смеясь, откатывается назад и садится на диван.
— Прости меня идиотку. Просто он такой самец, что я не удержалась.
— Самец?
— И что, что мы можем придумать?
— Ну не знаю, — проговаривает Ева, глядя в потолок и задумчиво потирая подбородок, — можно яиц тухлых ему в машину накидать, или там навоз, что ещё бывает?
— И где же мы навоз возьмём, скажи мне, а?
Мне становится смешно, как только я представляю его, перепачканного в навозе.
— Фуу, жуть, нет, Ева, нужно что-то ещё. Такое, чтобы он десять раз подумал, прежде чем причинить мне вред.
— Так, что еще, — она поднимается с дивана и проходится по комнате, внимательно оглядывая все, что попадается ей под руку. Берет в руки фотографию, где мы с Дианой совсем дети, и с ухмылкой замирает посреди комнаты.
— Слушай, может твоя сестра? Смотри какая она красотка, влюбит его в себя, а затем бросит. Она же постоянно так делает. Говорят, что даже какой-то сын депутата бегал за ней целый месяц.
Почему-то ее слова больно колют в самое сердце. Как только представляю Клима и свою сестру, по телу пробегают жалящие иглы.
— Нет, исключено. Диану мы в это впутывать не будем.
— Ну не будем и не будем, я просто предложила, а это у тебя что? — Она поворачивается ко мне, сжимая в руках баллончик с краской.
— Это тетя Тамара, попросила купить. Ей нужно что-то разукрасить на даче.
— Тетя Тамара подождет! Быстро собирайся, у меня идея, по дороге все расскажу.
Мы подъезжаем к Тупику, и я паркуюсь в самом темном углу, старясь остаться незамеченной.
— Это плохая идея, Ева. Что если он заметит нас? — Произношу с дрожью в голосе, но подругу, кажется, не остановить.
— Не попадемся, не переживай. Сейчас начнется бой, и на нас даже никто внимания не обратит.
Мы выбираемся из машины, и я смотрю на кричащую толпу. Замечаю Диану вместе с Настей, в окружении каких-то парней
— Диана здесь, — говорю Еве, которая осматривает ближайшие автомобили, — вот он, смотри
— Кто? Ева, ты меня пугаешь
— Автомобиль его. Я прикрываю тебя, пока ты разукрашиваешь его тачку. Только у тебя будет всего пять минут.
— Я не смогу, — произношу я, чувствуя, как мои ноги трясутся.
— Сможешь, если что, я рядом.
Смотрю, как подруга прячется в кустах, и через какое-то время подает мне знак, чтобы я начинала. Сжимаю с силой баллон и пытаюсь успокоиться. Пять минут Диана, у тебя всего лишь пять минут. Вывожу большими буквами «ЛОХ» прямо на лобовом стекле, и улыбка расползается на моем лице. Я израсходовала всю краску, какие только ругательства не красовались сейчас на его ржавой колымаге. Кажется, я выплеснула на ней всю свою злость. Когда все было сделано, я бегу в сторону Евы и практически залетаю в кусты, больно расцарапав руку.
— Тихо, тихо, — она зажимает мне рот рукой, — ты чуть не попалась, он идет сюда.
Я, кажется, не дышу. Мои глаза невольно натыкаются на Клима. В данную минуту он продвигается к машине, на ходу стаскивая с себя мокрую футболку. Я не знаю, куда деть глаза, даже на минуту забываю о своём бесшабашном поступке. Точеный торс, мускулистые руки и низко сидящие спортивки, заставляют меня резко втянуть ртом кислород. Он замирает на месте, и я вижу лишь его напряженную спину.
— Сука, — хрипит он, сжимая кулаки, и я, ненароком, отступаю назад, цепляясь за корягу, с визгом лечу в кусты.
4
ГЛАВА 4
Сердце отплясывает чечетку, и я цепляюсь за какую-то ветку, поднимаясь на ноги. Смотрю на притихшую Еву, она усиленно жестикулирует, пытаясь что-то мне сказать, и стираю кровь со своего колена.
— Выходи, я знаю, что ты здесь, — слышу я разъярённый голос Клима. Поморщившись, ругаю себя, мысленно, на чем свет стоит.
— Ева, уходи! Я сама с ним разберусь, — шепчу притихшей подруге и, поправив задравшуюся кофту, иду на свет.
Он явно взбешён и настроен на расправу. Смотрю на его голый торс и усиленно вздымающуюся грудь, и понимаю, что я его разозлила не на шутку. Не имею ни малейшего понятия, что делать и что говорить, поэтому просто молчу, стараясь не выказать страха. Что у него на уме я не знаю, но сейчас, чертовски, его боюсь.
— Я знаю, что это сделала ты, можешь даже не отрицать, — чеканит он, двигаясь в мою сторону. По инерции отступаю назад, но он одним рывком преодолевает, разделяющее нас расстояние и больно хватает меня за руку.
— Отпусти, сумасшедший, — выкрикиваю я. Запястье опоясано огнём, но он не спешит ослабить хватку. Я кручу головой, уже готовая закричать и позвать кого-то на помощь, но рёв толпы и все внимание молодежи обращено совсем не нас.
Его ноздри раздуваются, кажется, ещё немного и из глаз Клима посыплются искры, до такой степени он разъярён.
— Ты разукрасила мою машину.
Лицо Клима в миллиметрах от моего. Он сверкает своими глазами и мне, на секунду кажется, что это не человек, а разъярённый зверь. Бежать — как стоп-сигнал звучит в моей голове, и я вырываюсь, но он, как беспомощную куклу, притягивает меня к своему телу.
— С чего ты это взял, у тебя есть доказательства? — Выкрикиваю я, ему в лицо. Он сжимает челюсть и с ненавистью смотрит на меня.
— Что ты делала в кустах? Явно не погулять вышла.
— Да мало ли что можно делать в кустах. Ты больной, Клим, отпусти мою руку, немедленно.
— Ну уж нет, не дождешься, — проговаривает он, хищно ухмыляясь, и тянет меня к машине.
Рывок! И резкая боль простреливает все тело. Еще рывок и слезы брызгают из глаз. С каждым новым его шагом я упираюсь назад, но он, как бесчувственный робот, продолжает с силой тянуть меня за собой.
— Ты, как надоедливая букашка, все время путаешься под моими ногами, — произносит Клим, открывая свою разукрашенную машину и швыряя в лицо мне эти слова, — Как же так его высочество королеву обидели, ты слишком много мнишь о себе.
— Если есть на свете такие идиоты, как ты, пытающиеся меня постоянно задеть, таким как я это надоедает, — огрызаюсь я.
Он буквально нависает надо мной, и я задерживаю дыхание. Не знаю куда деть свои глаза, так-как он слишком близко. Его аура и запах окутывают меня. Мне ничего не остается, как самой забраться в его машину, лишь бы не чувствовать его настолько мощно и всепоглощающе. Он со всей силы хлопает дверьми, и я подпрыгиваю на месте. Смотрю, как он обходит машину и забирается внутрь, и оглядываюсь в заднее стекло, в последней надежде позвать кого-то на помощь. Слой краски не дает мне ничего рассмотреть.
— Знаешь, я тебя недооценил, — говорит Клим, на удивление спокойно, — помнишь местную байку о девушке, спрыгнувшей из окна.
Мое тело моментально покрывается мурашками, и я, в шоке, перевожу на него свой взгляд.
— Что у тебя на уме?
— Не бойся, Дана, я не какой-нибудь маньяк, убивать тебя даже не было в моих мыслях, — хриплый смех вырывается из его горла, и я нервно закусываю губу.
— Я не верю во всю эту чушь, и в эту легенду тоже.
Клим вздыхает и заводит двигатель. Наблюдаю за тем, как он отбрасывает челку назад, и выруливает на дорогу, резко отворачиваю лицо. Не желаю на него смотреть, так как его магнетизм заволакивает полностью. Становится очень сложно игнорировать тянущие ощущения внизу живота.
— Легенда гласит, что тридцать лет назад одна прекрасная девушка Луиза, из богатой семьи, полюбила простого рабочего, — хрипит он, посылая снова мурашки по моему телу.
— Не продолжай, я знаю эту сказку.
— Но родители этой девушки были против этих отношений и заперли девушку в Монастыре. Ее отец был очень влиятельным человеком и не смог примириться с выбором дочери, — продолжает говорить он, а я затыкаю уши. — Тогда она сбегает из монастыря и встречается со своим любимым в том самом доме, на девятом этаже. Они совершают грех в одной из комнат, и после ночи любви девушка выбрасывается с девятого этажа, лишая себя жизни. Легенда гласит, что если парень с девушкой займутся любовью в этой комнате, то они примут этот грех на себя.
Машина плавно тормозит около старого дома и я, выдохнув, поворачиваю голову, и смотрю прямиком в его глаза. Клим выглядит непринужденно, его темные глаза, казалось, светятся в темноте, такое ощущение, что мы остались одни в этом мире, только он и я. Тишина давит на уши. Он наклоняется и проводит рукой по моей щеке. Его губы совсем близко.
— Ты веришь во весь этот бред? — Говорю ему прямиком в губы.
— Я нет! А ты веришь, я читаю этот страх в твоих глазах.
— Клим, пожалуйста, я не знаю, что у тебя на уме, но давай все решим миром.
— Нет, ты слишком далеко зашла. Выходи из машины.
Я вырываюсь из странного транса и воздействия его глаз.
— Ты же не потащишь меня в этот дом.
Он снова ухмыляется. — Сумасшедший, тебя нужно лечить, — мой голос, неестесственно, сиплый.
— Выходи сама, Дана, иначе я применю силу. Ты же не хочешь этого? — Угрожающе произносит он.
— Ты маньяк.
С силой дергаю дверь и охаю от очередной боли в запястье. Кажется, я вывихнула руку, пытаясь сбежать от него. Пульс громыхает в ушах, когда я выхожу наружу.
Мне не убежать… Самое страшное, что эта игра начинает мне нравиться, и я страшусь своей реакции на него. Знаю, что где-то километр разделяет нас от всеобщего веселья и как бы я не пыталась, мне не докричаться ни до кого.
— Вот видишь, рядом был небольшой кессон. Я каждый день после учебы приходил разбирать его, вот этими руками, — он поднимает руки вверх, и я смотрю на его ладони, покрытые мозолями, чувствуя, как меня начинает трясти, — трудился, лишь бы накопить на эту машину. Но одна богатая выскочка даже не подозревала об этом. Ей с детства все приходило на блюдечке, с золотой каемочкой.
— Клим, я не знала, прости…
— Иди вперед, Дана.
Я оборачиваюсь и смотрю на темное здание. Ужас сковывает меня изнутри. Делаю несмелые шаги, ощущая его дыхание сзади, и захожу внутрь. Пульс снова забился, невыносимый жар пробежался по моему нутру. Я чувствую его кожей. Поднимаюсь по лестнице и не понимаю, почему не борюсь. Не вырываюсь и не бегу назад, а как ненормальная преодолеваю ступень за ступенью.
— Что, если тут все обвалится?
— Ничего такого не будет, дом еще крепок, как никогда. Замираю на третьем этаже и выравниваю дыхание.
— Зачем мы туда идем? И за что ты так меня ненавидишь?
— Мне просто надоело возиться с тобой. Тебе не тягаться со мной, Дана, в следующий раз десять раз подумаешь, прежде, чем пойти мне мстить.
— Ты же не будешь меня насиловать? — Господи, что я говорю.
— Я не насилую девушек, только если они сами попросят меня о такой услуге.
Я слышу его хриплый смех.
— Никогда … слышишь никогда, — выкрикиваю я, поднимаясь выше. Эхо моего голоса посылает очередную дрожь.
— Еще посмотрим.
Мы поднимаемся на девятый этаж, и мои нервы на пределе. Смотрю на покосившуюся дверь и чувствую, как он тихонько надавливает на мою спину, толкая меня вперед. Я глубоко вздыхаю. Мое самообладание покачнулось. Как же я ненавижу его!