Помоги проекту - поделись книгой:
И вдруг будто рябь по гладкой поверхности пруда.
Каддафи! Показался Каддафи!
В мундире тоже, как у меня, только золотого шитья много. И орденов, у меня-то один, а у него с полдюжины. И выглядит — как Красс перед битвой.
Сказал коротенькую речь. По-английски сказал, он ведь учился в Англии. В Великобритании то есть, дипломаты не должны путать. Сказал Каддафи, что к социализму ведут многие пути, и Ливия нашла свой. Да здравствует единство арабского мира, да здравствует социализм, да здравствует народ!
Хорошо сказал. Талантливо. Кратко.
Естественно, всё внимание к нему. Как железные опилки реагируют на магнит, так и дипломаты на Каддафи. Выстраиваются по силовым линиям.
Я-то что, я вдалеке. Я, если опилка, то золотая. Или бронзовая. Или вовсе деревянная. Знаю, единственного числа опилки не имеют, такое уж у них свойство. Но я частенько чувствую себя иным. Не совсем как все. А порой и совсем как не все.
Заместитель министра на меня косится. Не понимает, отчего это я не пробиваюсь грудью к Лидеру Ливийской Революции. Начинает хмуриться.
А я не пробиваюсь. Стою, образуя с Лисой и Пантерой аномалию среди опилок. Вне силовой линии.
Время идёт. Мы стоим.
И тут в тишине слышу голос Муаммара:
— Простите, господа, но мне нужно переговорить с капитаном Чижиком!
И тогда я поворачиваюсь к девушкам:
— Простите, красавицы, мне нужно поговорить с командором Каддафи.
Девушки улыбаются, и заместитель министра тоже не может сдержать улыбки. Но улыбаются они разному.
Я, оставляя бокал с минералкой на столике, ухожу. Во дворце найдётся место для частного разговора.
И оно нашлось.
— Как прошёл турнир? — восточные люди сразу к делу не переходят. Сначала поговорят о том, что волнует собеседника. Здоровье, семья, интересы.
— Хорошо прошел, — отвечаю я.
— Ты опять победил, — не спросил, а констатировал Каддафи.
— Победил, — согласился я.
— Доволен?
— Как верблюд, закончивший долгий переход и добравшийся до оазиса.
— Да, ты добрался, — без улыбки сказал Муаммар. — Но ведь пойдешь и дальше?
— Какой прок от верблюда, если он боится отойти от водопоя?
Так мы поговорили минут десять.
— Что поручили передать? — коснулся важного Каддафи.
— Как и ожидалось. Моя страна хочет получить подряд на обводнение твоей страны.
— А она — сможет?
— Я не гидротехник. Но люди серьёзные, специалисты, уверяют, что если и кто сможет, то только она. Советский Союз. Опыт Асуана тому порукой. Впрочем, условия таковы, что Ливия ничего не теряет. Советский Союз дает на строительство кредит, и условия самые лакомые. Утром стулья, вечером деньги.
— Что?
— Сначала выполняется оговоренный объём работ, после приёмки — оплата, с рассрочкой на много лет — и я рассказал Каддафи то, что поручил мне заместитель министра.
— И в чём подвох? — спросил Каддафи.
— Главный подвох, что его, подвоха, нет. Ну, по мелочи, конечно, есть: усиление влияния на Ближнем Востоке, базы, в перспективе — крупно заработать и на орошении, и, возможно, на нефтедобыче. Без этого никак. Ещё, думаю, проверить силы перед своим проектом.
— Это поворот северных рек?
— Ну да. Получится здесь — получится и у нас.
— А если здесь не получится?
— Тогда позовёшь Францию, Германию, да кого захочешь. Только не позовёшь. У нас получится.
— Мои специалисты тоже так считают. Рукотворные моря на Волге — это впечатляет.
— Они пусть посмотрят на Братскую ГЭС. Или на Саяно-Шушенскую.
— У вас есть на что посмотреть, — согласился Каддафи. — А что насчет Тайны Пустыни?
— Будут искать, конечно. Во время изыскательских работ, строительства, всё время.
— Вдруг и найдут. Мы пустыню исходили — но только теми тропами, где можно выжить. А это малая часть её, пустыни. И ты считаешь, что там — корабль со звёзд?
— Может быть.
— А я думаю, что где-то есть старый город. Пустой, конечно. Тысячи лет пустой.
Мы ещё поговорили о диске.
Да, лавочник подарил мне диск. Но я не стал вывозить его тайно. Вдруг этот диск — национальное сокровище? Найдут на таможне — и что тогда? Здесь с этим строго. Да и вообще… Не вор я, не шпион. И потому показал его Каддафи. Во время аудиенции. Муаммар посмотрел и сказал, что да, что в пустыне порой находят всякие редкости, вроде этой. И если торговец мне подарил этот диск, значит, на то воля Аллаха. Но, может, Аллах желает большего? Чтобы рукотворную реку строили русские?
Ну, и вот… Почему бы и нет? Всем польза, большая польза — если в пустыне будут яблони цвети. И плодоносить. Не вся, конечно, пустыня. Местами. Но и это будет чудо.
Будет ли?
Посмотрим.
— Пора возвращаться к гостям, — сказал Каддафи.
— Ещё одно дело, — задержал его я.
— То самое?
— То самое.
— Решился?
— Решишься, как же. Если вдруг изба загорится, или кони поскачут не туда — ты только свисни. Мигом заявимся и выправим дефект, — и мы перешли к делам личным.
Совсем личным.
Поворот северных рек — идея старая, возникла еще до революции. Вместо того, чтобы нести воду в Ледовитый Океан, реки предлагалось направить на Юг. Пусть питают водой Курган, Омск, Челябинск, засушливый Казахстан и другие среднеазиатские республики. Наполняют Каспий и Арал. Более того, возникла идея судоходного канала из Карского Моря в Персидский залив! Фантастика? Однако в РИ проект был принят на 25 съезде КПСС — в 1976 году! — и на Октябрьском 1984 года Пленуме ЦК КПСС.
Правда, два года спустя, уже в Перестройку, решением постановления ЦК КПСС и Совета Министров проект закрыли. Почему? Принято считать это победой экологов и общественников. Мол, поворот рек заболотит Сибирь, повысит соленость Северного Ледовитого океана, и вообще будет ужас-ужас-ужас. Не будучи специалистом, судить не берусь, но уверен, что и тогда, и сейчас экологи и общественники никакого реального влияния не имели. Просто — не хватало ресурсов на подобную работу. Но сказать вслух, что, мол, промотали советскую экономику, провоевали, проворовали — не решились, и сослались на мнение ученых — будто ученые когда-то что-то решали. Ученые мыслили разно, просто отдельной группе поручили озвучить: проекту не быть! Вторая причина, о которой не говорили, крылась в том, что политики уже видели новую конфигурацию страны, в которой среднеазиатские республики были сами по себе. Какой смысл России за собственный огромный счет поить чужие страны? В общем, не выгорело. И теперь — вряд ли, хотя, помнится, Медведев, будучи в ту пору президентом, что-то говорил на эту тему. Но мало ли что он говорил. А вот если бы силы направить на создание Великой Рукотворной Реки в Сахаре…
Во-первых, это проще — из подземных озер проложить каналы по равнине. Несравненно проще (хотя и очень сложно, да). Во-вторых, на этом проекте Советский Союз деньги бы не тратил, а зарабатывал, и не просто деньги, а желанную валюту. В-третьих, накапливался бы новый опыт, что дороже денег. В-четвертых, политическая составляющая — усиления влияния на Ближнем Востоке. И — очень важное — в-пятых. Ливия по площади огромна, а население в описываемое время — два с половиной миллиона человек. Всего. И потому Каддафи звал крестьян соседних стран переезжать в Ливию, где будет просто рай. А почему соседних? На строительство канала можно было завербовать тысячи и десятки тысяч строителей из среднеазиатских республик. Сотни тысяч. Миллионы. Не сразу, потихоньку. Сначала сто, потом тысяча, потом десять тысяч.
Работящие, не капризные, исповедующие ислам, плюс хороший заработок в валюте — желающие нашлись бы во множестве. Объявить Великую Рукотворную Реку ударной комсомольской стройкой, а? В общем, мечты, мечты, мечты…
Глава 7
Шуба подождет!
Громкоговоритель-колокол проникновенным голосом пел добрую песню:
Песня летела над Северным вокзалом, но ни отплывающие, ни провожающие внимания на песню не обращали. Одни предвкушали и радовались, другие… Да кто их поймешь, других?
Слова хорошие, хотя и не вполне соответствовали моменту.
«Мария Ульянова» не пароход, а теплоход. Большой теплоход, красивый. И морем Химкинское водохранилище можно считать условно. Рукотворное море. А так всё верно, провожают иначе. Потому что плавание будет долгим.
Я помахал Лисе и Пантере. Те ответили. Жаль, что плывем не вместе, но так уж выходит. Сначала Биль, потом Ливия, а здесь, дома, поднакопились дела. По журналу, по комсомолу, в новое жилье вселяться нужно, вот и не плывут со мной. Два-три дня проведут в Москве, где, кроме прочего, определят переводчика Сименона, а уж потом вернутся в Чернозёмск.
А я отдыхаю. По настоянию врачей, некоторым образом. Сначала турнир в Джалу, потом турнир в Биле, два марафона подряд — ударный труд. Аккумуляторы немножечко сели, требуют подзарядки. Я, конечно, только рад потрудиться для блага отечества, но время сажать картошку и время картошку выкапывать.
Свою картошку я выкопал. Вчера утром. Урожай приличный. Вечером сели на поезд, наш, «Черноземье», в седьмой вагон, и под звуки «Амурских волн» отправились сюда. В Москву. Где я сегодня с чистой совестью поднялся на борт «Марии Ульяновой».
Отдыхать следует по Павлову, нашему великому физиологу. Лучший отдых есть смена деятельности. Если ты конторский служащий, писатель, математик, в общем, человек, проводящий жизнь в кабинете, то иди в поход. Или займись огородом. Если почтальон, то, напротив, валяйся на песочке у тёплого моря, или на диване, если море далеко, лежи и смотри по телевизору КВН, если погода плохая. Хорошо также посетить концерт классической музыки или сходить в оперный театр, послушать «Малую Землю». Если склонен к аскетизму — кушай лобио, запивай хорошим вином и общайся с дамами. Если, напротив, прожигатель жизни — устрой передышку: диета, самокопание, чтение классиков марксизма-ленининзма.
Кто я в этом ряду? На первом плане — перегруженный шахматами. На втором — перегруженный заграницей. На третьем — мелкими беспокойствами, неизбежными в жизни шахматиста-гастролёра. Потому доктора (в лице профессора Петровой, а также Лисы и Пантеры) и прописали круиз по нашей великой реке. Никаких шахмат, кругом родная земля, ну, и заботы на себя возьмут организаторы круиза. Мое дело спать, есть, ходить на экскурсии, читать веселые книги, общаться с весёлыми людьми и ни в чём себе не отказывать. Разумеется, в рамках кодекса строителя коммунизма.
У меня и мысли нет выйти за рамки, да.
Теплоход дал гудок, и мы тронулись. Отчалили. Пошли. Сначала медленно-медленно, потом просто медленно, а потом и побыстрее. Эх, нужно было настоять, забрать Лису и Пантеру с собой, гроссмейстер я, или не гроссмейстер, повелитель или нет? Я комсомолец! А комсомолец должен уважать стремление девушек занять достойное место в ряду строителей коммунизма.
Уважаю. Но чувствую себя Семёном Семёновичем Горбунковым, которого жена отпустила в морской круиз с заходом в иностранные порты, а сама осталась дома. Шуба-де подождёт! Интересно, дождалась она шубы? А если дождалась, то какой?
Стоял я, смотрел, пока Северный вокзал не стал совсем уж маленьким. Сделал последний снимок, и прошёл в свою каюту. Она, каюта, считается люксом. Ну, пусть считается: компактный телевизор «Шилялис», холодильничек «Морозко», на стене комнатный термометр и, рядом, барометр-анероид. На столике — стеклянная пепельница и, на стеклянном подносе стеклянный графин и два стакана. Граненых. Что ещё нужно для люкса? Впрочем, может, в других каютах то же самое, только на двоих-троих-четверых?
Я развесил и разложил одежду: два костюма (третий на мне), джинсы (на случай «зеленой стоянки»), куртку, плащ. Обувь — туфли замшевые, туфли кожаные, третья пара опять же на мне. На ногах, то есть. Убрал в шкафчик «ФЭД» и «Грюндиг». Положил на тумбочку три книги: десятый том Марка Твена из синего собрания сочинений, «Наши за Границей» Лейкина, дореволюционное издание, и пикадоровский томик Реймонда Чэндлера. Маловато, конечно, на двадцать четыре-то дня — три костюма и три книги, но следует обходиться малым.
Круиз по матушке по Волге и сам по себе дело непростое, а этот рейс — интуристовский. По высшему советскому разряду. Потому нужно соответствовать. Пусть видят иностранцы, что советский студент, комсомолец, строитель коммунизма может позволить себе и круиз в каюте-люкс, и хороший костюм, и галстук-бабочку. Семь. У меня семь галстуков с собой. Галстуки места занимают мало, вес у них никакой, потому и семь.
На столике — брошюрка на трех языках, русском, немецком и английском. О теплоходе — со схемой, о маршруте, опять же со схемой, и всякие полезные сведения. Ага, на борту есть врач! Уже отлично. Три бара! На отдыхе можно и позволить себе расслабиться. Если захочется. Биллиардная. На теплоходе? Нет, тут не качает — почти, но всё-таки… Музыкальный салон, он же читальный зал. Нет, нет и нет. Я обыкновенный пассажир. Не музыкант. Не медик. Не гроссмейстер. Рядовой советский комсомолец.
Как попал на интуристовский рейс? Девочки постарались. Еще в Биле купили путевку. За швейцарские франки, понятно. Путевка была почти горящей и стоила втрое дешевле, чем здесь — по официальному курсу, конечно. Да здесь её ещё поди, купи. Нужно просить в Спорткомитете — чтобы продали по конской цене. А в Биле были рады. Круиз знатный, по матушке по Волге, но швейцарцы брали их не сказать, чтобы бойко. Может, шикарность теплохода их оттолкнула, или цены? А тут нашелся дурак, заплативший кучу денег!
А я и не терялся.
Сменил рубаху, сменил галстук, сменил костюм, светло-серый на тёмно-серый. И время — по внутреннему радио пригласили на торжественный ужин. Торжественный — по случаю начала круиза.
Спустился, ориентируясь по схеме — теплоход-то немаленький, недолго и заблудиться.
Остановился у входа. Зал большой, приятный на вид. Большинство присутствующих, прямо скажу, не молоды. Да что не молоды, откровенно возрастные люди. Похоже, пенсионеры. Оно и понятно: у трудящихся капиталистических стран отпуск крохотный, а то и вовсе без отпуска на эксплуататора вкалывают, а круиз — двадцать четыре дня! Да еще до Москвы добраться… Только пенсионеры и могут.
Что ж, пенсионеры, так пенсионеры. Я, может, и сам когда-нибудь стану пенсионером. Веселись и общайся, Чижик! Понятно, почему девочки загадочно улыбались. Знали!
Милая женщина провела на место, которое определялось соответственно уровню путевки и каюты. У меня, понятно, уровень наивысший, как самый дорогой. Но стол в ресторане не индивидуальный, а на шестерых. Табльдот.
Сотрапезниками оказались немцы. Тут уж пенсионеры без догадок. Пара из Мюнхена, господин и госпожа Шмитды, он бухгалтер на пенсии, она — цветовод, опять же на пенсии. Дедушка из Оснабрюка, господин Мюллер, аптекарь. И пара из Берлина, Западного («Интуристу» западная валюта интересна, а марки ГДР — как-то не очень), предприниматели на покое. Бауэры, конечно, где Шмидты, там и Мюллеры с Бауэрами. Как Ивановы, Петровы и Сидоровы.
В костюмах за столом были лишь я и аптекарь из Оснабрюка. Другие одеты так, как одеваются горожане на картофельный субботник. Ну, примерно. И у каждого — у каждого, даже у пар! — фотоаппараты на ремне. «Смены». Еще пахнут магазинно. Только у оснабрюковца — старая «лейка» в обтерханном футляре.
Что ж, буду блистать манерами. Демонстрировать преимущество социалистического строя. У них, немецких пенсионеров, поди, и одежды приличной нет, вот и одеваются как пугала.
Или считают, что белому человеку среди туземцев стесняться нечего? А «Смена», что «Смена», отличный фотоаппарат за свои деньги. Замечу: нужно будет купить дюжину «Смен», как призы для турниров Школы «Ч».
В ответ на представления я правдиво ответил, что зовут меня Михаил, и что я — студент. Советский. Из Чернозёмска. Немцы переглянулись понимающе — мол, агент КГБ, не иначе. Потом засомневались — уж больно я молод для агента. Хотя… Может, такой у меня грим, омолаживающий?
— И что, в России любой студент может поехать в круиз? — ехидно спросил Мюллер из Оснабрюка.
— Не любой. У меня родители — артисты. Известные оперные певцы. Очень хорошо зарабатывают — ни слова неправды не сказал, но ввел в заблуждение.
Немцы успокоились. Родители хорошо зарабатывают — в мире капитала понятно. Это не КГБ. Хотя чего им бояться КГБ, если совесть чистая?
А она чистая? Положим, Мюллеру — и остальным мужчинам — шестьдесят пять. Плюс-минус Значит, к сорок пятому им было тридцать пять или около того. Не могли они мимо войны пройти. Но спроси каждого — скажет, что был астрономом, синоптиком, библиотекарем. Или вовсе борцом сопротивления.
Но я не спрашивал. Раз считается, что немцев следует привечать, раз им предоставляют лучший теплоход страны — перечить не стану. Да и кончилась война. Давно. Как говорит Леонид Ильич — «Хочешь мира — готовься к миру!»
Поделиться книгой: