— Вы меня не поняли. Отправиться в Ливию нужно не вам.
— А если не мне — к чему этот разговор?
— Нет, отправиться предстоит вам. Но нужно это стране.
— Что значит — нужно стране? Потрудитесь излагать ваши мысли яснее. Чьё это распоряжение? Конкретно?
— Это не телефонный разговор.
— Ну, тогда приезжайте, поговорим не по телефону.
— Я — к вам?
— Ну, не я же к вам. У меня турнир, все дни расписаны, график жесткий. Впрочем, если вы заняты, поговорим по возвращении в Москву.
— Я приеду, — после паузы сказал атташе.
— Тогда до встречи, Егор Степанович, — и я дал отбой.
Сработало!
Очевидно, диск заинтересовал учёных настолько, что они, учёные, убедили власть принять безотлагательные меры. Одна из которых — попытаться выяснить историю диска. А выяснить историю можно у торговца. А с торговцем лучше всего поговорить Чижику.
Ну, поговорю, поговорю. В своё время.
Жорж Сименон для советского молодого читателя и в самом деле был самым известным зарубежным автором-детективщиком. Современные зарубежные детективы в шестидесятые — семидесятые годы публиковали мало, чаще по три-пять страничек в региональных «толстых» литературных журналах. Даже Агату Кристи редко кто читал, потому как — негде-с! Я, помнится, читал её в «Московских Новостях», издававшихся на английском языке, где еженедельно отдавали ей (и другим модным писателям) целую полосу.
А Сименона публиковали на русском. Много — ну, относительно. В знаменитой «Библиотеке приключений», второй серии, Сименону отвели целый том, и какой том — 624 страницы! Три романа и несколько больших рассказов. Роскошь! И тираж внушительный, триста тысяч экз. В 1975 год, опять же «Детская Литература» издала книгу «Мэгрэ сердится» — 200.000 экз. Другие издательства не отставали. Так что при известной удаче человек мог прочитать три, шесть а то и десять романов Сименона. Показывали и телеспектакли по Сименону, с Тениным в роли Мэгрэ — очень хорошая работа.
И потому девушки нисколько не преувеличивали. Сименон был суперзвездой!
Глава 5
Чижик отдыхает и советует
— В Швейцарии прекрасная стоматология, — заметил я.
Никонов поморщился.
— Вы, Михаил Владленович, страшно далеки от жизни посольства. Один доктор на все руки, вот и вся наша стоматология.
Лицо Егора Степановича выражало умеренное страдание. Флюс на левой половине уже спадал, но видно было, что неделя у нашего атташе вышла непростая. А тут ещё я с требованием приехать сюда. Мог бы и сам смотаться в посольство, не барин.
А, собственно, почему не барин? Может, как раз и барин? В смысле — полноправный гражданин?
— Сочувствую, — сказал я без малейшего сочувствия в голосе. Сколько стоит лечение у швейцарских стоматологов, я случайно знаю. Нет, не на собственном опыте. Таля прихватило, Михаила Нехемьевича. «В Швейцарии зубы лучше не лечить, дорого, — сказал он, — но если и лечить, то только в Швейцарии! Если есть деньги».
Деньги у Михаила Нехемьевича были. А у Егора Степановича не было. Атташе в деньгах не купаются. Зарабатывают меньше тракториста. Правда, в валюте. И потому валюту экономят пуще глаза, а уж о зубах и говорить нечего. Остаться без глаза тяжело, а без зуба терпимо. Вернётся в Москву, мост поставит. Золотой. Всё дешевле, чем лечить зуб — здесь.
— К делу, Михаил Владленович, к делу — попросил атташе. — Мне сегодня же следует вернуться.
— Экономия на гостинице, понимаю. К делу, так к делу.
— Вот письмо, — Никонов протянул мне бумагу. Ага, Спорткомитет. Некоторым образом, косвенно, мое начальство. Стипендию платит, командировочные, и вообще…
Бумагу протянул, а не конверт. Ну да, передано по факсимильному аппарату, по факсу, как говорят знатоки. Дорогая вещь, но посольство — не колхозная контора. Имеет. Может.
Мне предлагалось — от лица товарища Миколчука — срочно посетить дружескую Ливию, прочитать там лекцию о шахматных достижениях Советского Союза и дать сеанс одновременной игры для местных шахматистов и советских специалистов.
— Хорошая идея, — ответил я. — Сразу после турнира и махну.
— После турнира?
— Конечно. Или вы думаете, что шахматист, лидирующий в турнире, на котором отбираются претенденты на звание чемпиона мира, вдруг может турнир бросить ради сеанса одновременной игры? Такому шахматисту место в психиатрической лечебнице. В Швейцарии, говорят, хорошие лечебницы, сам Лев Николаевич здесь лечился.
— Граф? — блеснул эрудицией атташе.
— Князь, — в ответ блеснул эрудицией я.
— Ну, хорошо. Но только сразу после турнира. На самолет — и в Триполи.
— Есть прямой рейс?
— Есть! — ответил атташе с гордостью, будто этот рейс — его личная заслуга. — Из Цюриха!
— Чудесно.
— Тогда мы бронируем два билета.
— Почему два?
— С вами полетит товарищ Фролов.
— Тоже давать сеанс одновременной игры?
— Вас это не должно беспокоить. Он же не за ваш счет летит.
— Да и не беспокоит, нет. Пусть летит. Но бронируйте уж четыре билета.
— Четыре?
— Моей команде. Ольге Стельбовой, Надежде Бочаровой и Антону Кудряшову. Ну, и мне. Итого четыре.
— У меня нет на это указаний.
— Ладно, нет, так нет. Сам забронирую. За свой счет, да.
— Но мы не сможем… вы не сможете получить для них визу.
— Это почему же? Позвоню командору, и решим вопрос, только и всего.
— Командору?
— Муаммару Каддафи.
— Вы можете вот так запросто говорить с Каддафи? — недоверчиво сказал Никонов.
— Не только могу, но и говорю. Вчера он мне звонил. Поздравлял с тем, что я вышел на первое место. Пожелал так держать. Он мой болельщик, Муаммар. И командор Ордена Капитанов Ливийской Революции. А завтра я ему позвоню. Самое обыкновенное дело. Так что виза мне не нужна, если честно. Просто для порядка сказал. Чтобы посольство могло в план себе поставить. Но не можете, значит, не можете.
— Я должен проконсультироваться.
— Разумеется, Егор Степанович, разумеется.
И атташе пошёл на автобус. Экономия валюты.
А мы, я, Лиса и Пантера, отправились на пристань. Покататься по озеру. Погода хорошая, солнышко светит, птички летают, рыбки плещутся, отчего бы и не покататься. Утром два часа позанимались с месье Жаном, сейчас вот поговорил с атташе посольства. Сделал дело — и гуляй, не задерживайся.
Катаемся на пароходике. Небольшом, но симпатичном. Озеро не слишком большое, не Байкал. Но и не маленькое. Отсюда, с воды, и Биль, и остальные городки кажутся пряничными. Вот придёт великан с гор, и откусит!
Но великан не приходит.
Пароходик настоящий, с паровой машиной. Её можно посмотреть. Работает, как часы. Швейцарское качество!
Добрались до острова Святого Петра. Собственно, это полуостров, но пусть. Погуляли. Посидели в ресторане. Попели немножко:
Получилось неплохо. Ну, мы же две недели репетировали.
— Готовьтесь, дамы. В Союз будем возвращаться через Ливию, — сказал я.
— А мы готовы, — ответила Ольга.
— Давно готовы, — согласилась Надежда.
Разумеется, готовы. Сразу после моего возвращения из Ливии дамы начали выдумывать и шить одежду на восточный мотив — хоть Ливия и к юго-западу от Чернозёмска, а всё равно восток. Одежда арабских женщин должна прикрывать тело практически полностью, это первое, и не быть облегающей, это второе. Для первого обоснование есть: интенсивное круглогодичное солнечное излучение способно вызвать рак кожи, потому следует прикрываться. Наши предки это понимали, дворянки и мещанки девятнадцатого века носили платья с длинными рукавами, использовали перчатки, шляпки и, в солнечные дни — зонтики. Хоть и не мусульманки, а самые что ни на есть православные жёны.
Второе — тоже неплохо, одежда в обтяжку уже к октябрю станет Лисе и Пантере не вполне удобной.
И дамы постарались сделать одежду на ливийский манер, но красивой. Рисовали, кроили, шили, мерили, опять шили. И получилось, что получилось. Вот только повода надеть не находилось. А известно, что критерий истины — опыт, практика. Гарантий, что прямо после турнира махнём в Триполи, не было, но шансы я расценивал высоко. Оказалось, не зря. И не зря наряды занимают дефицитное место в чемоданах.
Но всегда есть возможность улучшить хорошее. Японский путь — шаг за шагом от хорошего к отличному. И потому дамы, используя швейцарские материалы, желают что-то подправить. Им виднее.
А я прошел к себе. Мне тоже нужно кое-что подправить. В заметке для «Фольксштимме». Пишу, да. Отсюда до Вены почта идет один день. Вечером брошу в ящик, завтра утром получат. Хорошо устроились буржуи. Но я не завидую.
У нас, у советских — разделение труда. Таль пишет в «Известия» и в рижскую прессу. Смыслов — в «Труд», Петросян — в «Советский Спорт» и шахматную газету «64». Лиса — в «Комсомолку» и «Морнинг Стар», Пантера — в «Правду» и «Дейли Уорлд», Антон — в чернозёмский «Молодой Коммунар». А я — в «Советскую Культуру», «Фольксштимме» и «Канадиан Трибьюн». Пропаганда советских шахмат в мировом масштабе.
Положим, не только и не столько шахмат. Просто чтобы читатели в Австрии, Великобритании, Канаде, Соединенных Штатах Америки и прочих швециях знали, что вот живёт такой Михаил Чижик. Привыкали к этому. Тиражи коммунистической прессы невелики, но помимо коммунистов её будут читать и шахматисты, а их, шахматистов, много. Особенно любителей, играющих слабо, но игрою интересующихся. Для них, любителей, я и разбираю партии простым и доступным способом. Чтобы понимали и применяли полученные знания за доской. Где-нибудь в парке, с добрым знакомым. А потом и знакомому расскажут о Чижике. Том самом Чижике, победителе Фишера.
Наши великие чемпионы за границей известны поскольку-постольку. Мол, в таинственной России живут таинственные Кронштейны, отдающие незаурядные таланты на службу КаГеБе, а в перерыве играющие в турнирах. Но мало кто знает в лицо Ботвинника или Петросяна. Опубликуют разок портретик невразумительного качества, да и всё. Нет, это не дело. Чемпионов должны знать миллионы! Не в Союзе, в Союзе-то знают, но во всем мире.
Зачем? Затем!
В дверь постучали.
Вошел коридорный с подносом. На подносе кремовый конверт. Почтовый, но узкий, заграничный. А каким же ему быть, если я — в Швейцарии?
Коридорный, получив франк, удалился.
Конверт я осмотрел. Пахнет — слабо — духами, похожими на «Красную Москву», но не идентичными ей. И в верхнем левом углу конверта корона, вернее, коронка. Баронская. Должно быть, от бабушки письмо. Адресовано мне, господину Мишелю Чижику (Michelle Chizzick). Но без города, улицы, дома. Как дошло?
Я открыл конверт. Внутри листок, на котором каллиграфически выведено:
Та ария, которую мы сегодня пели.
И всё. Ни слова больше.
Что бы это значило?
Бабушка приглядывает за тобой?
Или дает знать, что кто-то приглядывает?
Да и бабушка ли она? Я даже имени её не знаю. И отчества не знаю. Знаю лишь с её слов, что она урожденная Соколова-Бельская, вышла замуж за красного комбрига Кузнецова, которого убили во время чисток, потом — за барона Тольтца, который умер сам — и всё.
И вот новая шарада. Ребус. Этюд Рети.
Снова стук в дверь.
На этот раз Тигран Вартанович. С женой. Они тоже живут в этой гостинице. И тоже в лучшем номере.
— Вы свободны, Михаил?
— Как всякий советский человек. Рожденный свободным, живущий свободным, и умру, верно, тоже свободным.
— Понятно, понятно. У нас тут маленькая проблемка, и, быть может, вы, Михаил, посоветуете…
— Вы проходите, присаживайтесь. Хотите минералки? Крепче ничего не держу.
И я налил всем троим минеральной воды. Местной, «Ксавье», с низкой минерализацией. То, что нужно.