Кержак

Ощупав бритый череп, Иван пригорюнился. Нет, когда в поездку, он обязательно стригся, но не столь радикально. Хорошо еще, что неизвестные доброжелатели бороду и усы не тронули. В остальном – загривок выскоблили, в одиночке заперли и где шляются – одному черту известно.

Вздохнув, Осокин аккуратно слез со стола и пошел одеваться. Каждую вещь аккуратно встряхивал, разглядывал множество новых дыр и подпалин. Любимую штормовку, в которой сидел в погрузчике, так вообще проще было на тряпье пустить – вся изжеванная, грязная и по спине будто табун вражеской конницы пробежал – натоптали от души. Когда последней натянул вязаную шапочку, за спиной протяжно заскрипело и в комнату вошли двое мужчин, лет под сорок. Оба в бурых латаных комбинезонах, грубых облупленных ботинках и со следами похмелья на лицах. Или может – не похмелья, но рожи мятые и неприятные. Не вызывающие никакого доверия. Причем тот, что слева, хотя бы пытался бриться, а вот правый походил на крысу после болезни – весь в клочьях щетины, на голове остатки шевелюры и какой-то дерганный. Иван для себя первого назвал Пижоном, а второго Лепрой. Настолько ему худой и перекошенный на один бок мужик не понравился.

– Я не понял, – притормозил у входа Пижон, – этот что здесь делает?

– Ну, я приказал сюда перенести, чтобы вопросы задать.

– Сюда? Значит, половину груза вышибло в коридоры, откуда шваль растащила наш товар по всему сектору, а ты спасаешь дикаря? Не ожидал.

– Должны же мы понять, что произошло.

– Какая разница? Даже если базовая станция работает, с нашей стороны ретранслятор выжгло вместе с техническим персоналом. Все, лафа закончилась. И лучше бы ты собрал жопу в кучу и хотя бы часть коробок вернул до того, как концов не найдем. А не таскал в изолятор отребье.

Поняв, что парочка будет препираться еще долго, Осокин аккуратно поинтересовался:

– Уважаемые, а можно мне в двух словах разжевать, что стряслось? А то я после смены как-то не очень все это понимаю.

Сказал и замолчал. Потому что выдал фразу на автопилоте, но русским языком и рядом не пахло. Ощущение – будто прокрякал что-то на китайском, с их подвываниями. Только вот “китаец” явно простудился, поэтому на высоких нотах хрипел, а на низких гундел. Дикое ощущение, будто по носоглотке рашпилем прошлись.

– Он еще и говорит на общем? – выпучился Пижон. Его напарник сделал осторожный шажочек назад и забубнил в оправдание:

– Я же объясняю, надо понять, что и как. Вот я ему в воткнул “маму” со всем барахлом, что в самом начале собирали для чужаков. Там и языковой пакет был.

Подойдя к гостю, Пижон попросил:

– Повернись. Медленно, без резких движений… Вижу. Да…

Сгорбившись, встал рядом с Иваном, постукивая костяшками пальцев по глухо загудевшей столешнице:

– Значит, ты воткнул ему гелевую матрицу транслятора, которую нам дали на время под проект. Которую нам надо было отдать, как закончим основные поставки. С расширенной базой, ценой под двадцать тысяч кредитов и людьми, кто потребует вернуть в любом случае их имущество… Я правильно тебя понял?

– Расспросим и выдернем, в чем проблемы?

– Проблемы?.. Проблемы в том, что ты идиот… А я еще удивлялся, чего это Жорри на радостях надрался, как услышал, что мы стали напарниками. Он еще орал тогда в баре, что пальцем меня не тронет, я сам сверну шею, без посторонней помощи… Проблема в том, что “мама” устанавливается на всю жизнь, переходит в разряд постоянного симбиота и прорастает в затылочную долю, мозжечок и продолговатый мозг. Это не слотовые базы, которые можно тасовать на посадочных местах. Это – навсегда. И теперь двадцать штук воткнуты в бедолагу, который явно не блещет интеллектом…

– Но, я не думал… Ведь всегда…

– Заткнись…

Пижон повернулся, посмотрел на Ивана и грустно покачал головой. Взгляд у него при этом был очень неприятный. Нет, мужик не корчил гримасы, не хмурил брови, просто явно где-то в башке списал чужака с баланса. И смотрел как на мусор, от которого нужно избавиться. Похожий взгляд Осокин один раз видел у человека, приезжавшего по делам на буровую в тайге. Как шептались, тот худой старик контролировал почти всех нелегальные золотые прииски по району. И мог пустить под нож любого, кто ему не понравился.

– Значит, информация… Кто ты и чем занимался?

– Вахтовик. Половину месяца работал на базе, половину отдыхал.

– Что делал?

– Железо разбирали под переплавку, потом еду и одежду в коробках складировали.

– Что еще?

– Только это. Говорили, что с отобранного металлолома золото добывали. Но я в этом не участвовал.

– Золото, – поморщился Пижон. – Конечно. Золото, серебро, платина и прочие глупые мелочи. Контакты, проводка, разъемы для кабелей. Оборудование для нищих провинций с минимальным технологическим уровнем. Кто же вам полиморфы даст или пластификаторы. И кто станет делиться трансураноидами и редкоземельными.

– А потом у нас один из руководителей рычаг дернул и шарахнуло. Еще что-то про сбои в энергии и запасном канале.

– Долбаные идиоты, – прижав к лицу ладони, мужик тихо застонал. – Везде одно и то же. Везде… Мы предлагали вам технологический пакет, когда впервые установили связь. Предлагали интересные проекты. Но все свелось к торговле бусами и болванам, которые дергают рубильник…

– Установку я вроде не видел, только раму железную.

– Установка небольшая, эдакая труба метров двадцать в длину… Ваши археологи нашли ее на месте рухнувшего поискового зонда. Такие зонды давным-давно рассылали по всей Галактике в попытках обнаружить подходящие для колонизации планеты и провести картографирование еще не разведанных секторов. Кто-то из головастиков смог запустить коммуникационный канал, мы ответили. Два года сначала пытались хоть как-то общаться, подготовили пакет технической информации по основам стандартного оборудования для колонизации, ремкомплектам и прочему. Вдруг удалось бы из обломков не только ретранслятор запустить. Но твои боссы заявили, что не хотят пока слишком светиться, чтобы не отобрали столь ценный ресурс. В итоге – мы вам пихали с местной свалки барахло на переработку, где был высокий процент дурацкого золота, а вы в ответ слали еду, которая отлично продавалась на местном рынке. Похоже, в управленцы отбирают исключительно идиотов, другого объяснения у меня этому нет. Идиотизм – он вечен и неистребим.

Обидевшись, что его игнорируют, Лепра подал голос:

– Да ладно, снова подцепимся! Координаты же известны!

– Координаты… – Пижон орать не стал. Он только цедил слова, но от этого у Ивана по шкуре побежали мурашки – очень уж тон был неприятным: – И как я купился на твои несуществующие таланты? На твою якобы удачливость, пронырливость и умение решать проблемы?.. Ты же элементарных вещей не знаешь, которые у технарей не один раз обсуждали… Лифтовая червоточина работает всегда на уникальной паре: ретранслятор и пакетник. Оборудование может менять полярность для передачи массы, но оба устройства настроены друг на друга еще на заводе, согласно принципам квантовой неопределенности. Именно для того, чтобы в момент передачи твою посылку не вышибло к другому получателю… По данным телеметрии, что удалось считать с резервной площадки, в результате сбоя уничтожены обе точки. Не знаю, что там с другой стороны, а у нас вместо арендованных складов и технологического отсека теперь оплавленная пустая сфера диаметром метров в сто. И три туннеля от “выхлопа”, один из которых заканчивается в общем коридоре, куда вывалились остатки оплаченного груза. И эти остатки теперь растащили по всей округе… Все, мой уважаемый напарник. Проект накрылся. Совсем.

– То есть мы больше не сможем получать жратву? – до Лепры постепенно начало доходить.

– Именно. Ни жратву. Ни одежду. Ни чистую воду. Ни-че-го.

– А я у Гарди деньжат занял под новую хату. Под поставки.

– У Гарди?.. – Подойдя к двери, Пижон притормозил и прошипел тихо-тихо, глядя прямо перед собой: – У главаря Тутси, чей клан держит Предбанник рядом с чистыми секторами? Ты занял под будущий товар, которого не будет? И наверняка еще и прикрылся моим именем?..

– Так ведь нормально же все было! Мы каждую неделю на рынок вываливали товар!

– Знаешь, мне почему-то кажется, что с тобой очень захотят поговорить. А шаттлом я вполне смогу воспользоваться в одиночку. Без балласта.

Повернувшись, Пижон протянул правую руку вперед. Тонкая трубочка в его руке щелкнула один раз – и Лепра повалился на спину, завизжав, будто его резали. Трубочка щелкнула второй – и теперь уже Иван отлетел к стене, скрючившись от боли. Из глаз потекли слезы, горло перехватило, а в живот будто воткнули раскаленную кочергу и хорошенько там пошерудили.

Подождав, когда дверь откроется, обладатель равнодушных глаз жестом позвал четверых мордоворотов и приказал:

– Обоих в Отстойник. Живыми. Как разберетесь, жду на третьей палубе. Нам придется спешно собирать вещи.

* * *

Нормально вдохнуть Иван смог минут через десять после того, как скрюченное тело бросили в груде мусора. До этого – даже ноги волочить не мог, поджимались. Но здоровяков это абсолютно не волновало – полчаса тащили, открывая бесконечные двери и гремя ботинками по железному полу. Затем на “раз-два” запустили полетать и ушли. Рядом приземлился и Лепра. Орать в голос он не мог, но скулить продолжал, жалуясь на жизнь, на урода-компаньона и неизвестного Гарди, с которым он на пару…

С трудом поднявшись, Осокин ощупал многострадальную тушку и решил, что легко отделался. Во-первых, его хотя бы не пристрелили. Пижон использовал какую-то странную штуку, типа шокера. Очень действенную, не поспоришь, но не смертельную. Во-вторых, до начала разговора все барахло удалось напялить на себя. Поэтому одет, обут, даже мелочевка в карманах осталась кое-какая, типа старенькой зажигалки. Жевать хочется – но с этим можно и попозже разобраться. Пока же – надо осмотреться.

Выкинули их в ангар, иного слова и не подберешь. Прямоугольное помещение с потолком метров под пять высотой и размерами где-то со стадион. Дверь, через которую “отправили в полет” – заперта, поверх непривычными кракозябрами красной краской написано “Технологический шурф номер пять”. Слева и справа – похожие овалы, с аналогичными отметками, только номера другие. Читается – без проблем, но подсознание постоянно шипит недовольно – какая зараза вместо нормального русского всякой дряни поналепила. Спасибо еще неизвестной “маме”, что не как турист в Китае, твоя-моя понимай получится организовать.

Слева и справа в торцах “стадиона” темные провалы коридоров. В одном далеко-далеко мигает полусдохший плафон, подсвечивая редкими вспышками замусоренный пол и пошарпанные стены. На длинной стене напротив – дверей нет, под самым потолком круглые отверстия, забранные решетками. В одном медленно крутит лопасти вентилятор, похрипывая и шевеля потоком воздуха длинные нити паутины.

Осталось определиться – куда идти. Живых здесь не видно, но если есть мусор, то должен быть кто-то, кто его оставляет?

Эту проблему за Ивана решил Лепра. Крысорожий с трудом поднялся, прижимая левую руку к животу, затем засеменил вправо, опираясь о стену:

– Я с тобой еще поквитаюсь, урод! Шаттл он решил угнать! А кто за ремонт платил? Кто договаривался?! Да я…

Что там именно будет дальше – уже не разобрать. Лепра ускорился и засеменил быстрее. Ладно, раз он двинул туда, то Ивану в другую сторону. Не хотелось с барыгой по одной дороге идти. И встречаться с неизвестным Гарди, которому кто-то там должен. Поэтому нашарив в кармане маленький “твикс”, Осокин пошуршал оберткой, отправил соевую шоколадку в рот и спрятал фантик обратно. Надо было искать аборигенов. Возможная работа ради ужина сама себя не найдет.

Живые нашлись буквально через пятнадцать минут. Надо было пройти по одному из коридоров, уходившему в сторону от основного зала. Проход привел в вереницу “ангаров” габаритами поменьше. Эти пустые пространства в итоге собирались в подобие сот и цеплялись друг на друга. Между ними или змеились широкие проходы, или торчали распахнутые разномастные двери в стенах, или торчали пандусы и лестницы, зачастую без каких-либо ограждений. И везде – мелькали мужчины и женщины в залатанной одежде, стоптанной обуви, с пакетами или коробками в руках. В явно ключевых точках торчали по две-три мрачные рожи бандитского вида. Может, контролировали территорию, а, может, сканировали пытающихся прошмыгнуть мимо жителей на предмет, чем поживиться. Иван шел неспеша, разглядывая округу и один такой пост протопал без проблем. А вот на следующем к нему прицепились:

– Баул давай, – шагнул вперед парень лет двадцати пяти в когда-то белом комбезе и с жилеткой поверх.

– Баул – мой, – постарался как можно вежливее ответить бывший вахтовик.

– Ты совсем тупой, холо? Не понял, что сказали? – в лямку вцепилась грязная рука.

Вот надо оно ему? Аккуратно прижав сверху чужую ладонь, Осокин чуть надавил и заставил идиота заплясать от боли. Когда на буровой трубы кантуешь и “нитку” собираешь, только и успеваешь тяжести ворочать. Да и мама с папой здоровьем не обидели. И пусть внешне Иван не выглядел анаболическим мутантом, но гвозди пальцами гнул запросто. Что уж чужая рука.

– Баул мой. И я не хочу неприятностей.

Но мутные персонажи не послушали, наоборот – левый пнул в многострадальный живот, а правый попытался выдрать руку подельника из чужого захвата. Поняв, что по-хорошему разойтись не получится, землянин аккуратно пихнул дурачка в жилетке вместе с его товарищем с пандуса. Вроде не высоко, всего пару метров. Но полетели хорошо, с руганью.

Любителю пинаться без изысков дал в ухо с левой. Без фанатизма, исключительно, чтобы в чувство привести. Мужик ухнул в распахнутый проем двери и уже из очередного небольшого зальчика заголосил. Шагнув следом, Иван огляделся. Интересное место. В отличие от предыдущих пустых помещений, больше смахивающих на пешеходные площади, здесь явно народ попытался обустроить что-то вроде городка. Многочисленные контейнеры громоздились вдоль стены, облепленные разнокалиберными лесенками. Ближе к потолку тянулись вереницы сохнущего белья на тонких черных кабелях, развешенные рядом в трубами вентиляции. На балкончиках торчало несколько аборигенов, разглядывавших редкую толпу внизу. Справа пахнуло вонючим варевом – за бредущими людьми было плохо видно, но косая крыша из жести и тонкая труба вверх с присобаченной рядом вывеской наверняка могла принадлежать какой-нибудь точке быстрого питания. Жаль, полюбоваться видами не получилось: на вопли неожиданно быстро со всех сторон устремились еще человек семь в похожих жилетках. И у двоих в руках Иван заметил дубинки.

Пришлось озаботиться чем-то понадежнее, чем просто кулак. Справа у входа – пластиковый стул, даже на вид хлипковатый. Слева – еще один, рядом с пошарпаным столом. К ножке пластиковым хомутом привязан пацан лет девяти, с грязными разводами на насупленном лице. А вот вдоль железной серой стены тянется неисправный трубопровод, с которого какие-то умельцы отодрали все полезное: соединительные муфты, коленца и даже большую часть болтов для крепежа. Но прямой кусок метра так на два с лишним еще остался. Его Иван и потянул на себя. Не береза, которой давным-давно вразумлял обкурившихся хиппарей на турбазе, но тоже неплохо. Перехватив поудобнее, оценил вес и надежность орудия для причинения добра, затем коротко ткнул торцом в лоб самому шустрому и приготовился к битве. Главное, не пришибить насмерть кого ненароком. За мордобой спрос один, а за покойников – уже совсем другой. Этому жизнь научила.

* * *

Эпического сражения не получилось. Нет, пару раз по бокам и спине сумели дубинками достать, но размеры “дубины” и доброе слово смогли быстро вразумить недовольных. Четверо легли, без малейшего желания подняться. Двое отползли в сторону. Еще двое удрали вслед за рванувшей во все стороны толпой. Убедившись, что желающих обидеть на горизонте не наблюдается, Иван оперся о трубу и перевел дух.

– Они сейчас стволы возьмут и вернутся, – подал голос привязанный мальчишка. – Если не хочешь, чтобы завалили, лучше топай отсюда.

– А куда? – повернулся к грязнуле Осокин. – Я не местный, раскладов не знаю.

– Могу к нам, до утра. Если освободишь.

Шагнув к одному из “приголубленных”, Иван снял с пояса ножны на клипсе, вынул нож и разрезал стяжку. Пацан тут же поднялся на ноги, подошел к одному из “поверженных” и от души пнул того по голове:

– Урод паршивый, я с тобой еще поквитаюсь…

Затем быстро обшарил карманы, сунул все добытое в драный мешок и легкой рысцой двинул влево, к дальнему проходу. Поняв, что отдельного приглашения не будет, Осокин пристроил на плече столь удачно подвернувшуюся трубу и пошел следом. Карманы обшаривать не стал – не совсем понятно, как к этому отнесутся окружающие. Нет, трофеи, дело святое. Но хорошо бы сначала хотя бы чуть-чуть в местных реалиях разобраться. Накосорезить легко, исправить потом куда сложнее.

Мальчишка явно был местным. Он просквозил через соседнюю “деревушку”, ловко ввинтился в завешенный пластиковым куском узкий проход, затем свернул в один коридор, другой. И скоро Иван уже брел за ним, согнувшись в три погибели по каким-то технологическим колодцам, где лампочки горели в лучшем случае метров через пятьдесят, над головой и на стенах торчали обрывки кабелей, под ногами змеились жестяные короба и в нос шибало пылью. Наконец, свернув в очередной отнорок, парень опустился на корточки и полез в дыру, заусеницы на краях которой кто-то заботливо отогнул, чтобы не рвать одежду.

Внутри оказалась комнатка с теми же трубами по стенам, двумя примотанными к потолочному крепежу лампами и железным полом, на который свалили кучу матрацев. На лежбище кучковалось пятеро малолеток и двое подростков, ближе к возрасту старшеклассников.

– Блоха, кого это ты притащил? – спросил один из старших, с выкрашенной в разные цвета патлатой шевелюрой.

– Офеня из пришлых.

– Я разве просил тебя торгаша пригласить? Я тебе сказал барахлом разжиться, а ты?

– Нету больше барахла. “Канарейщики” остатки прихватили, на ящики с одеждой лапу наложили. Меня даже поймать смогли, пока в коробках шарил. Вот, он спас.

– Ты не понял, Блоха. Я вас держу здесь, пою, кормлю, защищаю. А толку?..

– Я завтра еще чего-нибудь добуду, Клир.

– Завтра? Как с утра, когда этот дурацкий утеплитель притащил?

Поднявшись, парень шагнул вперед и попытался отвесить оплеуху. Но Иван перехватил его руку и попросил, придержав на секунду:

– Не надо драться. Дракой ничего не решить.

Ощерившись, Клир вырвался и зашипел:

– Слышь, ты, дундук без имени! Я тебя сюда не звал! И мне без разницы, какого рожна ты в Отстойнике делаешь! Это – моя территория, это моя стая и мне решать, что можно, а чего нельзя! Слишком умный – так проваливай туда, откуда заявился. И Блоху с его крысенышем забирай! Валите, мигом! Можете его добычу забрать, не претендую!

Похоже, переночевать здесь не получится. Но выяснять отношения Иван не стал. Жалко, что младшему досталось, хотя он в этой банде явно был на самом низу пищевой пирамиды. Блоха тоже скандалить не стал, пошел в дальний угол, стал складывать в небольшую коробку нехитрые пожитки. Рядом крутилась девочка лет семи, в безразмерной кофте, заменявшей ей платье. Наверное – сестра, лица очень похожие.

Закончив с нехитрым скарбом, парочка остановилась рядом со сваленным в углу мусором. Там сбоку грудилось штук сто брикетов в яркой пластиковой обертке. Некоторые были вскрыты и торчали наружу желтыми потрохами.

– Бери, бери! Нечего мне дрянь всякую оставлять!

Подойдя поближе, Иван молча снял рюкзак и начал набивать его “утеплителем”. Хотя – да, китайская лапша по внешнему виду – полный отстой. И воняет неприятно. Но в голодное время вполне съедобно. Главное – не увлекаться.

Когда рюкзак оказался заполнен, в ход пошел синтетический мешок, который про запас лежал в крохотном боковом кармашке. Обычно в нем сменную обувь в балке держал или разную мелочевку. Вот и пригодился.

Через пять минут троица стояла на перекрестке, разглядывая темные дыры проходов.

– Нам бы на ночлег где пристроиться, – сказал Иван, перехватывая поудобнее мешок. – И кипятком бы еще разжиться.

– Тогда на старое место придется идти. Но нас оттуда прогнали. Там панели были рабочие, вот на них и позарились.

– Со мной тоже прогонят?

Посмотрев на трубу, Блоха поскреб грязные волосы:

– Вряд ли. Ты сам кого угодно прогонишь… Ладно, пошли. Нам еще что-то поесть надо будет у соседей стащить.

– Поесть – не проблема, если питьевую воду найдешь… Кстати, меня Иван зовут.

Кивнув, Блоха пошел вперед. Девочка на секунду задержалась, с любопытством посмотрела на мужчину и еле слышно пискнула: