Сохрани мгновения для друга

Этот первый семестр

Несмотря на различные неурядицы, незаметно уходили в прошлое первые знакомства, ненужные споры при выборе старосты и даже борьба за самый крепкий стул в классе. А еще стало понятно — институт — не школа, и дергать девочек за косички как-то не принято. Хотя иногда очень сильно зудят руки. Но здесь уже не девочки, а как-никак — девушки. Да и на обозримых просторах института найти косички не так уж и просто. Разве что у этой скромницы — Людмилы Суворовой. Но, во-первых, она старательная и даже частично откровенная зубрилка, а, значит, может вполне пригодиться на зачете или контрольной. Кроме того, отпугивает такая грозная фамилия. А вдруг дальняя родственница? Лучше сдержать свои руки от греха подальше.

И уже все давно знают друг друга — и в группе, и даже в потоке. Теперь легко прогнозировать, что можно ждать от одногруппников. Или почти во всех случаях. Но зато появился самый настоящий страх. Перед чем? Ну, допустим, что вы хотите пригласить именно ее в кино или в мороженицу. Так в чем дело? Приглашайте. А вдруг откажет? Или на запрос Сидорова последует ответ, что она уже идет с Ивановым. Почему? Хотя бы потому, что Ивановых гораздо больше. И вопрос закрывается. Так что? Сидоров должен ненавидеть Иванова? Одного или сразу все полмиллиона. А может за компанию и Петрова? Ну, нет. Мишку Петрову все любят или, по крайней мере, делают вид, что относятся к нему даже с обожанием. И, кстати, та же Людмила Суворова смотрит на него с явным уважением, что постоянно вызывает резкий и ненавидящий взгляд Алки. А что, в их годы все может быть, и нужно держать ухо востро.

Но неужели нужно идти по жизни, толкаясь локтями, пресекая любую попытку аналогичных противоправных действий однокурсников. Конечно, не надо. Просто пропусти девушку вперед и, обернувшись назад, красноречиво разведи руками — извини, друг, но ты уже опоздал. Главное для мальчиков — это собственное спокойствие и равновесие в душе. А как быть девочкам? Но вас же пропустили вперед. Боитесь, что обернетесь, а пропустивший уже удрал? Но тут человечество накопило такой потенциал ухищрений, способов и средств, цель использования которых состоит только в одном — он не сможет смотреть по сторонам. Его взгляд привязан… В общем, к наиболее значимым частям пропускаемой вперед студентки. И совершенно не факт, что лишенному возможности пропустить ее вперед не повезло. В студенческом возрасте можно еще не раз познакомиться, попытаться, многократно ошибиться и даже попробовать чего-нибудь достичь в этой самой жизни.

Никто не замечал, как часто используют привычный нам марш «Прощание славянки». Под него отправляются поезда, теплоходы, провожают в армию и даже в дальние путешествия. Это наш отечественный символ. И хотя до сих пор имеют место отдельные споры, считается, что его написал простой штаб-трубач Василий Агапкин. И заметьте, без всякого высшего образования и, наверняка, без всяких раздумий о своем вкладе в нашу культуру. Чего же тогда может достичь студент после получения высшего образования?

А теперь немного сочувствия родителям. А как же. Рано или поздно кто-то из них приходит домой, а дверь в комнату дочери закрыта. Непонятно? Родители сразу начинают теряться в догадках. Больше всего переживают, конечно, мамы. Папы обычно намного дольше остаются в относительном спокойствии или начинают разминать кулаки, вспоминая свое далекое армейское прошлое в морской пехоте или занятия по боксу. А если подумать, то разве можно учить уроки при открытой двери? И интересно, кто переживает больше, когда закрыта дверь в комнату сына?

Как-то один человек рассказывал, как стоял в вагоне метро и исподтишка разглядывал двух милых девушек, судя по содержанию разговора и применяемым терминам — студенток. Когда через две остановки одна из них по непонятной причине сорвалась на многоэтажную нецензурную конструкцию, у мужчины едва не случился инфаркт. Впрочем, это как раз естественно. Вопрос только в том, а всегда ли мы правы, ругая детей за повторение наших же собственных проступков и повторение аналогичных ошибок?

Во всем виноват Менделеев

В ноябре случилось нечто непонятное, нарушившее равновесие отношений в сторону Алки. В реальности разрушенный паритет резко выявился в учащении случаев помощи этой, по словам Жеки, бездарности, неумехе и дармоедке. Себя он к заявленным классам и видам людей не относил. Жажда мести потребовала немедленных и оперативных действий. В свои дальнейшие планы Жека посвятил, и это вполне естественно, только Женьку — Мишка как полностью очарованная и околдованная сторона мог помешать.

По словам прирожденного выдумщика и, значит, почти историка Жеки знания Алки по курсу химии явно застряли где-то на уровне доменделеевских времен. А по его словам в рамках возможного перспективного применения на производстве средневековые алхимики несомненно стояли выше нее и знали много такого, чего не знает современная студентка. В то же время, самокритично и обоснованно сомневаясь в своих личных знаниях по данному предмету, Жека не поленился сходить в соседнюю группу. Там тоже имелся очевидный научный авторитет. Конечно, не такого высокого уровня как Мишка, но очень даже неплохого. Результатом похода оказалось выяснение типа катализатора разложения. Вопрос с его покупкой легко решался возле пивной химического завода. Требуемое незначительное количество вещества позволяло надеяться на решение вопроса по его закупке на уровне одного литра пива.

Место встречи действительно было выбрано верно. Заключение договора с его возможной пролонгацией открывало безграничные возможности для предоставления Мишке последующих обоснованных доказательств, что его обожаемая и горячо любимая подруга в интеллектуальном плане — пробка для колбы. Почему именно колбы? Жека хотел, чтобы его месть имела техническую и, может быть, даже научную обоснованность.

Где сядет Алка в химическом кабинете, он знал наверняка. Дело в том, что преподаватель химии — Зоя Лазаревна Ротенберг — зная Мишкину безотказность, легким маневром привязала к нему на занятия Ломакину Женьку. В связи с этой девушкой и ее именем нужно заметить следующее. Если на первом месте, то есть самого главного врага, у Жеки всегда стояла Алка, то на второе место в списке противников могла смело рассчитывать студентка Ломакина. И дело было совсем не в ее полной бестолковости — она не одна такая. В первую очередь проблема заключалась в наглом заимствовании и повседневном использовании этой особой благородного и прекрасного имени. В свое время он и так уступил, причем с очевидными моральными издержками, свое первоначальное обозначение на созвучное ему — Жека. Но тогда все было добровольно. А в отношении этой сокурсницы он не смог смириться с очевидной акцией самозахвата. Неизвестных ему родителей этой Женьки Ломакиной Жека в учет не брал.

Впрочем, сейчас ему было не до захватчицы. Спланированный план проведения акта возмездия предусматривал следующее. Когда перед самым занятием химическая посуда должна была выставляться на столы в лаборатории, у Жеки оставалось всего несколько минут, чтобы засунуть этот самый катализатор в колбу и обеспечить, чтобы он не сполз по стенке раньше положенного времени — на дне могли быть маленькие остатки воды. Любая преждевременная реакция — полный провал.

Сколько великих проигрывало генеральные сражения только из-за своей личной самонадеянности и нежелания учитывать возможность, что противник окажется умнее, подготовленнее и хитрее. К моменту выхода на итоговые приготовления Жеки, раздраженная его постоянным наблюдением и подколками Алка начинала свою большую игру. Она решала задачу без использования опыта и мудрости предыдущих поколений, включая средневековых алхимиков. Для выполнения акции возмездия Алка, используя свои женские связи, на машинке учебной части напечатала соответствующие бирки. И приготовила клей.

Накануне занятия в химической лаборатории две фигуры маячили по длинному институтскому коридору. Одна из них принадлежала Жеке, проклинающему всеми словами Алку, а вторая — самому объекту обличения. Полнота словарей гневных слов с обеих сторон никак не влияла на уровень их взаимной ненависти.

Ситуацию временно разрядило появление преподавательницы. Она, едва заметив Жеку, пригласила его в лаборантскую передвинуть тяжелый стол. Как только фигуры студента и преподавательницы скрылись за толстой деревянной дверью, Алка на редкость быстро и умело реализовала свои замыслы, переклеив бирки. Ей оставалось только замести следы и получить что-то похожее на алиби. И потому она подхватила под руку незнакомого студента со старшего курса и начала мило болтать с ним на непонятную тему. Молодой человек не успел даже среагировать на это грубое посягательство в отношении личной свободы, как был приведен в еще большее замешательство — на углу коридора Алка безжалостно бросила его, оставив в недоумении и полной растерянности.

Выскочив из лаборантской и обнаружив отсутствие своего врага, Жека немедленно приступил к операции «Катализатор». Он успел как раз до начала занятия. В обычной колбе, стоящей на закрепленном за Алкой столе, только тщательный осмотр мог позволить обнаружить маленький и твердый кусочек темного по цвету вещества, наклеенный на внутреннюю стенку посуды.

Минут пять после звонка на занятие Зоя Лазаревна настойчиво подчеркивала значение фундаментальных работ великих русских химиков, потом напомнила о классификации неорганических соединений и пояснила основные этапы проведения опыта. Самого простейшего и почти школьного опыта, связанного с изучением взаимодействия соединений различных классов.

Когда из колбы на столе Жеки послышался слабый гул, а затем на свободу стал вырываться цилиндрический столб дыма с неприятным запахом, у него сразу изменился цвет лица. Впрочем, не только у него. Никакой команды не прозвучало. Но, не дожидаясь ее, инициативным порядком студенты выскакивали из аудитории, побросав сумки и вещи. Через пять-десять минут в непонятной очередности гул и дым прекратились, и студенты начали возвращаться в класс. И как раз в это время на столе Алки возник второй источник выброса. Только был он поменьше, имел другой запах и цвет. Студенты посмотрели на Зою Лазаревну и смело остались в классе. Уже привыкли. А Зоя Лазаревна медленно подошла к столу Жеки, посмотрела на две бирки на сосудах и полуугрожающим тоном произнесла:

— Кто?

Все молчали. Через полчаса по институту поплыли слухи об аварии с тяжкими последствиями и предполагаемыми жертвами. А на следующий день пронесся слух, что преподавателя химии увольняют. Студенты долго шушукались, а потом с горячей и обличительной речью выступил Женька:

— Говорить о том, что у нас появился идиот — совершенно не правильно. И не только потому, что слово идиот — мужского рода. Кстати, себя я отношу сюда же. Нужно размести все, что сделано.

К концу Женькиного выступления мало кто вспоминал, что произошло совсем недавно на уроке химии. Ведь это уже не главное. Нужно спасать человека.

Через считанные минуты ректор с удовольствием смотрел на выправку Женьки. Хотя он сам и никогда не служил в армии, но славное боевое и революционное прошлое его предков всегда вскипало в его душе, едва он видел что-то, с очевидностью связанное с военной службой. Вот и сейчас, едва Женька напросился на встречу и переступил порог кабинета, ректор заявил:

— А вас хвалят. И вы — лидер. В группе порядок. Кстати, надо подумать о замене вашей старосты. Девочка. Ей же трудно управлять такими бравыми парнями. Вот только этот случай, на химии. Ну, мы уже разговаривали с преподавателем. Куда вы спешите? Молодой человек, прерывать ректора, да и не только — неприлично. Итак, что у тебя?

— Николай Капитонович — мы прохвосты.

— Очень интересное начало. Кстати, изначально прохвост — достаточно приличное слово. Но давай конкретнее.

Через десять минут ректор вышел в приемную. Там, невзирая на попытки противодействия со стороны секретаря, собралась вся группа. И все-таки ректор пошел им навстречу. Претензии с Зои Лазаревны сняли. Все пошло своим путем. Но через две недели она все равно уволилась. Людей всегда можно простить, но заставить потом им верить — гораздо труднее. А Женька, только та, женского рода, так и заявила, что во всем виноват Менделеев. Если бы не он, то ничего бы и не случилось. При этом она подразумевала, что и химические реакции тоже он открыл. Знай Ломакина, что Менделеев серьезно занимался и экономикой, то списала бы на него все последние неудачи целой страны.

Новый преподаватель по химии прекратил любую самостоятельность на занятиях. Перед каждым опытом звучала его громкая команда:

— Делаем первое действие. Петров, уберите руки от стола. Что вы делаете Ломакина? Мне жертвы не нужны. Давайте я вам и так засчитаю эту лабу. Тимофеев, я же сказал, что вы нужны живыми. А вы что здесь ходите? Ах, так вы лаборант? Петросян, у меня же дети!

Стало спокойно и абсолютно неинтересно.

Маленькая сестра

Его банально отловили. Или выловили. Едва Женька, легко прыгая через две-три ступеньки, приготовился выскочить в открывающий простор для побега вестибюль, как ему преградили дорогу. В институте желающих пойти на такой поступок найти было трудно. А тут лицо женского пола.

— Вы меня помните? Вы меня тогда спасли.

Женька почти забыл тот случай в клубе. Вернее, он хорошо запомнил групповую африканско-вьетнамскую драку. А вот что было до нее?

— А вы не голодный?

Оценка с высоты его роста дала примерные промеры — на него смотрел почти ребенок. Правда очень пушистый и с большими добрыми глазами.

— Ты кто?

— А, так Вы меня не помните? Я та самая.

Наконец до Женьки дошло. Действительно это та самая, с которой он разыгрывал из себя старшего брата.

— Как же, помню. Ты крепко и надежно держала лапы этого представителя Африки, чтобы он не удрал. Могла бы взять и легко швырнуть его головой на пол.

В круглых глазах прошла череда эмоций: вначале обида, потом злость и, в завершение, Женька не мог поверить, самая настоящая жалость. В жизни его ругали, любили, проклинали, воспитывали и даже угрожали. Но жалеть такого как он? Да и кто? Малышка, сбежавшая с последнего или предпоследнего урока в школе. Кажется, что последние слова он сгоряча произнес вслух. И сразу получил сдачи.

— Во-первых, не с последнего урока, а после последней лекции в институте, только не в вашем. А если я и малышка, то, как говорит мой папа — большая палка годится только г… мешать». Я думала, что вы — настоящий герой. Я ведь давно узнала, где вы учитесь. Только боялась — вас ведь узнают. А вас действительно искали?

Женька на ходу стал проводить анализ сложившейся обстановки:

— Итак, во-первых, не сдала. А могла. Впрочем, а зачем ей это надо. Во-вторых, нужно с Мишкой посоветоваться. Он у нас — аналитик.

В тоже время он чувствовал, что эту малышку нужно как-то отблагодарить. И почти повторяя позу «клубного» приставалы из Африки, Женька уверенно приобнял ее плечи и, только не подумайте ничего плохого, ласково приложился губами к пушистой голове. В дальнейшем должна была появиться уверенная улыбка защитившего девушку джентльмена. И следом — благодарная и восторженная улыбка нашедшей защиту дамы. В смысле — вот этой малышки. Размечтавшийся Женька не сразу понял, что его личность как бы разваливается на две почти равные части: первая все еще продолжала мечтать и представлять триумф целиком состоявшегося героя, а вторая начинала сгибаться от резкой боли в паху. Удар этой малышки оказался настолько неожиданным и резким, что Женька даже боль и то почувствовал не сразу.

— Ты что? Идиотка, — едва не матерился Женька, — тогда надо было бить, а меня-то за что?

Проходящие по улице люди с недоумением смотрели на странный дуэт. Совсем не похожий на классический. Почему-то невысокая девушка с бесконечно расстроенным лицом гладила здорового молодого человека по плечам, голове и даже спине. Но в сложившейся ситуации подозрение падало на какую-то третью и совершенно постороннюю силу, которая почти средь бела дня пришла и поколотила такого бравого парня. Пока боль не отошла, Женька готовился поклясться, что больше никогда не будет пользоваться шпаргалками, целовать девчонок, может только по их специальным указаниям и пройдя необходимые этапы согласований. И полностью перестанет пить. Когда боль стала отпускать, память безжалостно стала выбрасывать все ненужные клятвы, мысли и пожелания. И захотелось взять ремень и поколотить этого маленького садиста. Но, поглядев в расстроенные и блестящие от слез глаза, Женька внезапно передумал и отказался от наказания. И даже как-то неуверенно промямлил:

— А чего же тогда того грубияна также…

— Время не подошло.

— А если бы ты из меня инвалида сделала?

Маленькая девушка встряхнулась, выпрямилась и, становясь даже чуть-чуть выше, гордо, если не сказать напыщенно, заявила:

— Сама потом и вылечу. Как-никак, я — будущий врач.

Женька необыкновенно долго раздумывал, а потом громко рассмеялся. Промелькнувшая на лице девушки обида быстро сменилась готовностью поддержать свою нечаянную жертву. Он никогда не кормил девушек пряниками, а его сейчас кормили настоящими домашними пирожками: с капустой, с мясом и с яблоками. Прошло еще немного времени, и Женька почувствовал себя совершенно маленьким и даже готовым временно сдаться в плен. И захотелось забыть неурядицы, трудности и даже неотвратимое приближение сессии.

Первые экзамены

Первая, самая непривычная, тяжелая и подготовленная сессия. Совершенно неожиданно начали появляться явные герои. Легенды рождались почти по ходу сдачи экзаменов и зачетов. Одни студенты становились предметами поклонения, другие — насмешек, а третьи — добродушно смеялись над собственными ухищрениями и потугами. Первой засветилась студентка так называемого основного потока — Рита. Эта «жемчужина» по-гречески, с роскошной фигурой выступающих на теле округлых неровностей, используя советы и наставления старших товарищей и подруг, подготовилась к экзамену, добросовестно выписав значительную часть учебного материала на поверхности кожи. Начиная почти от коленок и кончая тем местом, откуда растут ноги у всех нормальных людей. Сверху конспект прикрывала позаимствованная у бабушки длинная цветастая юбка.

При входе в аудиторию она услышала легкую похвалу одного из преподавателей:

— Вот, сразу видна скромность. А говорят, что молодежь…

Носительница этой самой скромности, упустив из виду говорящего и выполнив ритуал регистрации своей персоны и получения билета, демонстративно выбрала место на одном из первых рядов. Чем необыкновенно поразила уже сидевших в аудитории студентов. Рита не торопилась. Она старательно переписывала номер билета, учебные вопросы и даже условия задач. И только после этого, почувствовав, что глаза преподавателей свыклись с ее скромным присутствием на первых рядах, Рита начала решительно действовать. Материал первого вопроса располагался чуть выше края юбки и, обладая замечательным зрением, девушка легко перенесла информацию на экзаменационный лист. Это с левой ноги. На правой была позаимствована нужная задача.

Несомненно, что можно было бы и завершить списывание. На тройку вполне хватало. Но Рита решила не останавливаться на достигнутом, а, значит, и показать свои знания во всей красе. И вот тут и возникли проблемы. Одно дело приподнять юбку — со стороны очевидная случайность. И совсем другое — перевести ее в состояние, которое для преподавателей мужского пола однозначно свидетельствует, что студентка прямо во время экзамена почти пытается снять с себя элемент одежды. В те времена пуританские обычаи медленно, но верно уходили в прошлое вместе с выходившими на пенсию ветеранами. Но об эротике речь пока тоже не шла. И остающийся в живых здравый смысл категорически отвергал возможность прихода в институт в одних трусах. Хотя, кажется, даже и сейчас остается предосудительным снимать юбку во время экзамена. Или уже разрешили? Впрочем, на том экзамене длительное время никто не обращал внимания на студентку с юбкой, подол которой все ближе приближался к поясу. И поэтому неожиданно для нее и почти как набат ударил по перепонкам голос одного из преподавателей:

— Что вы делаете?

Как была, Рита от неожиданности вскочила со стула, одергивая свою задранную юбку.

— Что вы делаете?

Это почти как у артиллеристов — перелет, недолет. Второй вопрос, третьего не будет. Привлеченная явно обостряющейся ситуацией в их угол зашла новая молодая преподавательница.

— Я могу быть чем-то полезна?

Рита всеми своими исписанными и даже не использованными частями тела почувствовала, что скоро ее будут раздевать, а потом, что весьма возможно, еще и сечь.

— Ну, так что?

Рита склонилась к уху женщины и шепотом произнесла:

— У меня резинка лопнула.

Все было сказано так тихо, что с задних столов немедленно послышался комментарий в мужском исполнении:

— Освободите нас от экзамена, мы в магазин сбегаем. За резинкой. Если надо, сами и…

Преподавательница немедленно вскинула голову:

— Как вам не стыдно.

Наступившее молчание показало полную стыдливость аудитории.

— Пойдем со мной, — по прозвучавшей как будто где-то вдалеке команде Рита встала из-за стола и пошла на выход, обреченно чувствуя впереди приближающееся тепло, дым и даже гарь разжигаемого костра, приготовленного с одной только целью — сжечь ее как средневековую ведьму.

Сейчас последует тщательный осмотр. Можно, конечно, возмутиться, она не обязана показывать свое тело и нижнее белье. Но рядом идет женщина. И когда Риту привели на место, она, отвернув голову в сторону, начала медленно задирать подол бабушкиной юбки.

— Ты что — дура? — раздался возмущенный голос преподавательницы, — кто же так делает? Нельзя же так высоко писать. Ты еще бы на своей заднице нарисовала.

Выходя из аудитории с красовавшейся в зачетке оценкой хорошо, Рита была полностью согласна, что оценка была снижена вполне обосновано.

В соседней аудитории параллельно с нею мучился и прославлялся сам Женька. И все-таки, практика сдачи экзаменов показывают, что более удобная в быту мужская одежда — брюки — остается категорическим архаизмом. Даже мужественный и сильный Женька мечтал о каком-нибудь шотландском килте. Ну, нет, пока не поймут, а потому приходилось исхитряться и списывать традиционными способами.

Инесса Васильевна грозно уперлась взглядом в Женьку. Пожалуй, что она была из тех немногих преподавателей, кто относился с подозрением к высокому и симпатичному студенту.

— Ну так что, списываете, Сурменко?

— Да вы что? — с искренним недоумением в глазах вопрошал Женька.

— Я же вижу.

— Да где?

Когда спор стал переходить через свой экватор, шпаргалка окончательно соскользнула вниз. Остался только проем в штанах, называемый в народе расстегнутой ширинкой. Ее и обнаружил случайно зашедший на экзамен по аналитической геометрии декан. Он мало того, что осмотрел подозрительного студента. Со стороны могло показаться, что он его даже обнюхал.

— Докатились, Сурменко, — зашипел на ухо студенту декан, — ходишь на экзамен с расстегнутой мотней. Ну, какой преподаватель не станет возмущаться.

— Вот видите? — показала рукой Инесса Васильевна декану. Направление ее замершей руки показывало почти на север. Ширинка находилась явно на северо-западе и декан вначале даже успокоился.

— Где? — поинтересовался глава факультета.

В этот раз женская рука взяла откорректированное строго на ширинку направление с отклонением не более 2–3 градусов.

— Что там? — поинтересовался декан.

— А вы что, не знаете, — немедленно возмутилась Инесса Васильевна, — сейчас там уже ничего нет.

К несчастью для декана он, конечно, знал, но тут начал сомневаться.

— Вот, вот! — кричала вслед выходящим в коридор Женьке и декану Инесса Васильевна, — обязательно проверьте, что у него там осталось.