Единица безумия

Александр взглянул на нее по-новому, и Женька мысленно второй раз приложилась сковородой к голове Андрюши. Хрен бы знал, что он имел в виду, но точно ничего хорошего.

– А ты у нас врач! – огрызнулась она.

– Я – нет, – после некоторой паузы спокойно сказал Андрей. – Саша – да.

– Правда? – удивилась Женя. – Вы врач?

– Да, – кивнул он.

– Женщины, наверное, готовы подраться за возможность попасть на прием к такому доктору, – выпалила Погодина и тут же подумала: «Господи, что я несу!».

Он посмеялся, помолчал и сказал:

– Нет.

– Коваль классный спец, ты обращайся, если что, – со смехом произнес Погодин.

– Андрюша, не надо так шутить, – глянул на него друг.

Потом Коваль вновь перевел на Евгению свой взгляд, но в нем уже появился отчужденный холодок, мешавший задавать какие-то вопросы.

Ну да, кто в такой момент захочет говорить о работе.

– Мне пора, – сообщила она и решительно поднялась со стула.

– Если это из-за меня, то не стоит. Я не задержусь, – Александр снова взглянул на Андрея.

– Сиди, – сказал тот. – Я провожу.

Женька попыталась как можно быстрее убраться из квартиры, схватила свою сумку и сунула ноги в балетки.

– С тебя ужин, – придержал Погодин дверь.

– Когда?

– Давай завтра.

Женя подумала, перебрала список своих клиентов, записанных на завтра, прикинула, во сколько сможет освободиться. Завтра примерно в шесть, она могла бы быть у него.

– Нет, завтра у меня занят весь день. И вечер тоже. И послезавтра я занята, – сказала по-деловому строго. – Понимаю, в этой жизни за все надо платить. За свою оплошность тоже. Я согласилась кое в чем помогать тебе, но это не значит, что я буду бежать по первому твоему требованию. Я позвоню, когда у меня появится время.

– А если оно у тебя не появится?

– Появится, – уверенно сообщила Погодина, а когда вошла в лифт, нахмурилась.

Кажется, разговор все равно закончился не на той ноте.

Нет, она бы определенно освободилась, если бы ужин пришлось готовить на троих, но, увы, судьба не столько к ней благосклонна. Так что жди, Погодин, когда для тебя найдется время.

Глава 3

Андрей не любил видеться со своей семьей, поэтому делал это по самой крайней необходимости. С детства знал, что для матери он обуза. Таким родился, таким остался. Она этого не скрывала, и вся ее материнская любовь выражалась лишь в новых претензиях. Не ошиблась, мол, она в нем, негодяй – сынок. Вырастили его, выкормили, а от него ни рубля, ни доброго слова.

Дети хранят разные воспоминания о детстве. То и радость, и страх, и сомнения. Эмоции от праздников и подарков. Первый выученный стишок, первая роль в школьной постановке. Вкус любимых блюд, тепло маминых рук. У Погодина это – запахи и звуки. Запах дорогих духов и вина; звуки сказки, льющейся из проигрывателя.

Мама жарила ему яичницу, включала пластинку со сказками, брызгалась духами и куда-то уходила. Говорила: по делам. Он елозил ложкой по тарелке, пытаясь собрать растекшийся желток, и слушал вкрадчивые таинственные рассказы, пока игла не отскочит. Хорошо, если отскочит. А бывало, поставит мать пластинку, а она с царапинкой.

Заикается и заикается, все скрипит и скрипит…

Когда мать возвращалась, она гладила его по голове и говорила, какой он хороший мальчик – не шкодит, не балуется. Потом, наверное, дел у мамы стало больше, и она иногда забывала его покормить. Тогда Андрей понял, что если сам о себе не позаботится, то никто о нем не позаботится. Он научился жарить себе яичницу и переворачивать пластинку.

Потом мамины духи стали пахнуть совсем невкусно, и от запаха алкоголя начало тошнить.

Ворота были открыты, Андрей вошел во двор и пошел меж яблонь по петляющей тропинке. Где-то за домом визгливо залаяла собака, старая немецкая овчарка. Узнала его.

– Ой, отец, ты посмотри, кто к нам приехал! Сынок заявился! – Мать, подбоченившись, встала у крыльца.

Из-за открытого капота старенького «форда» выглянуло мясистое лицо. Отец пыхнул сигаретой и махнул Андрею рукой в знак приветствия.

– Мне некогда. Деньги давай, и я поеду.

– Совести у тебя нет, весь в папашу своего! Готов мать родную без штанов оставить!

– Я тебе добро дал – ты квартиру продала. Половина моя.

Мать пофыркала, изобразила на лице великое одолжение и толкнула обшарпанную дверь.

Андрей зашел в дом следом за матерью. На столе в кухне стоял огромный букет лилий. Но даже их ядовитый сладкий аромат не мог перебить запаха нестиранного белья и еще чего-то прогорклого. Когда-то его мать была красивой женщиной. Но те времена давно прошли. Не столько возраст, сколько годы возлияний и бесшабашной жизни взяли свое, превратив ее в бесформенное одутловатое существо с выжженными желтоватыми волосами и злыми мутноватыми глазами.

– На, – существо бросило на стол шесть пачек пятитысячных купюр, упакованных банковской лентой.

Погодин сунул деньги в черный пакет и, не говоря ни слова, вышел на улицу. Там он глубоко вздохнул.

– Хоть бы брату помог своему… – очередной упрек впился в спину.

– Закодировать его, что ли? – саркастически усмехнулся Андрей.

– На работу устрой!

Мишаня, до этого расслабленно сидевший на лавке у плетеного заборчика, основательно напрягся. Мать заговорила про работу – тревожный знак.

– Слышь, Мишаня, – подошел к нему Андрей, – нащипай-ка мне петрушки. А то в магазинах все пластмассовое.

– Ага, щас, – мясистое лицо, такое же, как у отца, расплылось в улыбке, и Мишаня перемахнул через забор, не дойдя до калитки.

Мать возмущенно надула щеки, но промолчала. Только бдительно следила, как младший сынок мародёрит на грядках с зеленью.

Возвращаясь в Москву, Погодин чувствовал злость. Она всегда в нем поднималась, хотя он старался не поддаваться этому бесполезному чувству. В отношении его семейки оно именно такое. Но с каждым годом эта пустая злость становилась все слабее, и оставалось надеяться, что скоро он совсем перестанет ее испытывать.

* * *

Тонко звякнули колокольчики над дверью, известив о его приходе. Администратор Маша подняла глаза и улыбнулась.

– Привет, – сказал Погодин, подойдя к стойке. – Сева тут?

– Добрый день. Да, Всеволод на месте. Кофе сделать?

Погодин подумал, крепче зажав подмышкой пакет с деньгами, но отказался:

– Нет. Жарко. Лучше что-нибудь холодненькое.

– Сок апельсиновый? Со льдом?

– Отлично, – кивнул он и направился в свой кабинет.

– Андрей! – окликнула его Маша.

Погодин обернулся, и она шепнула:

– Он не один, у него гость. Они в переговорной.

– Баба, что ли? – нахмурился Андрей.

– Нет, мужчина.

– Кто?

– Имени не знаю. Они пришли вместе, и он его сразу туда провел. Но я его уже видела у нас. Такой… на гориллу похож, – хихикнула, – такую маленькую гориллу.

Услышав это, Андрей побагровел и решительно направился к себе. Убрав деньги в сейф, он вошел в переговорную, которая соединялась с его кабинетом общей дверью.

– Давай, обезьяна, уматывай отсюда, – с угрозой сказал он. – Я тебе сказал, что дурь свою толкать вы у меня не будете. Предупреждал, еще раз тут появишься, мозги вышибу.

– Мы с Всеволодом уже обо всем договорились. Не хочешь участвовать в этом, не участвуй, – самодовольно улыбнулся «обезьяна».

– Я тебе сейчас по зубам договорюсь.

– Я бы не стал разговаривать в таком тоне, – гость подпрыгнул с дивана. Сева заволновался.

– А я бы на твоем месте вообще рта не раскрывал. Я тебя не приглашал.

– Андрей, успокойся, – попытался угомонить его приятель, – давай обсудим все еще раз.

– Нечего обсуждать, – жестко сказал Погодин.

До этого живое лицо гориллы закаменело.

– Погодин, ты не жилец, – процедил он и окинул комнату яростным взглядом: – Теперь у тебя такие проблемы будут, не разгребешь.

– Ой, иди отсюда, не пугай, – махнул Андрей рукой, – телок иди своих пугай, что шубу новую не купишь.

– Мы слов на ветер не бросаем. Тебе одолжение сделали, что предложили мирный договор. Но ты, видимо, не умеешь принимать такие подарки судьбы. Теперь все по-другому будет.

Погодин распахнул дверь и мотнул головой:

– Выметайся. Пока я охрану не вызвал.

«Обезьяна» бросил на Севу опасный взгляд и покинул комнату.

Севка тут же взвился:

– Андрей, ты спятил! У нас будут неприятности!

– Хватит орать, голова болит, – скривился Погодин и уселся на диван.

– Мне проблемы не нужны, я еще жить хочу! Ты в своем уме?! – продолжал вопить компаньон.

– Ты даже не знаешь, от кого он. Большие люди, большие люди…

– Именно! Достаточно могущественные, чтобы стереть тебя и меня в порошок! – Сева обессилел орать, упал на диван и в отчаянии принялся ерошить свои темные волосы. – От Рыся, например…

– Рысю это зачем? – не поверил Погодин. – У него такие обороты, нахера ему этот притон.

– Я удивляюсь твоему спокойствию. Я вообще удивляюсь, как мы еще живы. Понятно, что ты везунчик, но не до такой же степени.

Погодин нервно вздохнул и откинул голову на спинку дивана. Прикрыл глаза и вслушался в спокойную медитативную музыку, доносившуюся из динамиков. Это его немного расслабило. Расслабило бы больше, не долби ему Сева мозг, как упоротый дятел.

– Ты не понимаешь всю серьезность ситуации.

– Я все прекрасно понимаю, – проворчал Погодин, не открывая глаз.

– Тогда какого хера ты так себя ведешь? И потом… – заговорил он другим тоном. – Это же такие деньги. Огромные. Мы можем хорошо заработать.

– Тебя потом на кол посадят за эти деньги. Ты идиот, что ли? По-моему, у нас и так дела идут неплохо.

– А могли бы быть лучше. Намного лучше. Меня задолбало задницы лизать, все время обо всем договариваться.

– Ну, тут уж извини, я ничем не могу помочь, у каждого в жизни свое призвание. Задницы чинушей лизать у тебя лучше всего получается.

Лица Севы Андрей не видел, но по сиплому дыханию понял, что тот разъярился не на шутку. Решение было принято за долю секунды, хотя зрело давно. От Севы надо избавляться. Если так дальше пойдет, он превратит его вполне легальное заведение в филиал наркоторговли, а этого Погодин не мог допустить.

– Не устраивает мое решение, я тебя не держу.

– У меня есть доля в этом бизнесе, хоть и небольшая, но есть, если ты забыл, – напомнил Всеволод.

Андрей пружинисто поднялся с места и на минуту исчез в кабинете. Вернулся он, держа две пачки новеньких упакованных банкнот.