Моя фиктивная жена

Лариса Петровичева

Моя фиктивная жена

Глава 1

Хельга

— Все, мать, неси икону заступницу. Пришла беда, пробил час.

Примерно так мой отец отреагировал, когда я сказала, что уезжаю в Холинбург — искать работу и творить.

Мать поддержала: выбежала с иконой святой Марфы, которая избавляла от глупости, стукнула меня по лбу и воскликнула:

— Дурища! Тебе о чем надо думать? О замужестве! О детках! О том, как мужу помогать? А ты?

— А она только о книгах! — поддержал отец. — Над одними чахнет до утра, все никак не начитается, а вторые пишет! Потому, видать, и тоща!

Да, да, да. Так всегда было. Родители с раннего детства считали меня позором всего гномьего рода. Порядочной девочке из приличной гномьей семьи надо играть в куклы одной рукой, держа во второй руке большой пирог с мясом и луком. А в куклы я не играла и пироги ненавидела — я носилась по полям и садам, которые лежали у нашей горы, ловила бабочек и придумывала сказки.

Дальше, с точки зрения родителей, все стало еще хуже. Я не набрала приличного гномьего веса, мои рыжие косы не лежали на груди параллельно полу, как у сестер и всех подруг, а желания и мечты не крутились вокруг семьи и замужества, как у правильной гномихи. Я хотела стать писателем — мои детские сказки давно остались в ящиках стола, теперь я писала о приключениях отважных воительниц и верила, что мои книги обязательно будут изданы, когда я повзрослею.

— И ладно бы писала о любви! — всхлипнула мать, глядя на икону, словно рассказывая обо всем доброй святой и ища ее поддержки. — О свадьбе, о муже с детками, о приличных и приятных предметах! Это бы еще ничего, так ведь нет! Все у нее там какие-то принцессы с топорами носятся, вот где ты, Хельга, видела принцессу с топором?

— Нигде не видела, — вздохнула я, укладывая в чемодан свои юбки и рубашки. Пожитков набралось очень много, надо было решить, что взять, а что можно оставить. — Мам, пап, ну вы сами мне всегда говорили: я позор гномьего рода, я тощая жердь, я никогда не выйду замуж. Вот и ладно. Я буду жить в Холинбурге и писать книги. Я уже совершеннолетняя, имею на это право.

Мать снова стукнула меня иконой, словно святой заступнице требовалось вразумить дурищу. Примерно так меня называли, когда я говорила, что в жизни много других занятий, и не надо все сводить к свадьбе и дитачкам.

— О сестрах подумай! — воскликнула она. — Кто их замуж возьмет, если у них сестра в городе книжонки пишет! Мартин, ты-то не молчи, скажи ей!

Мой старший брат, у которого борода была такой длины, что уже можно заплетать в ней косы и украшать золотыми колечками, кашлянул в кулак.

— Хельга, ну правда. Ты на себя-то посмотри, какой из тебя писатель? Оставайся дома, выйдешь замуж хоть за Олава…

Я кинула в него пеналом с карандашами. Попала. Сам пусть выходит замуж за Олава, он дурак и пьяница. Но у гномов считается, что лучше муж-выпивоха, чем никакого мужа.

— Мало я тебе косы драл, клянусь святым Николасом, — вздохнул отец. — А теперь уж поздно, выросла дочка…

Воспользовавшись возникшей паузой, я подхватила вещи и вылетела на улицу. Все семейство высыпало за мной, крича, рыдая и умоляя, но я быстрым шагом двигалась к выходу из горы. Соседи выглядывали из окон и дверей — да уж, им теперь будет, о чем поговорить.

Я не оборачивалась. Незачем.

Прощай, прежняя жизнь. Здравствуй, Холинбург, город людей и эльфов, я обязательно устроюсь, как надо.

Дорога заняла полтора часа: трясясь в почтовом дилижансе в обнимку с чемоданом, я повторяла себе, что у меня все получится. Я найду жилье — деньги у меня были, как у всякой гномихи. Глупо пускаться в путешествие, не отложив приличного золотого запаса. Я найду и работу — работы я не боялась и готова была взяться за любое дело, благо руки росли, откуда нужно. А потом, когда устроюсь на новом месте, отправлюсь в издательство.

Родители всегда говорили, что гномиха-писательница это дурь и несусветная блажь. Ну вот и посмотрим, кто из нас прав, а кто нет.

В сравнении с Подгорьем Холинбург показался мне маленьким и каким-то приплюснутым, что ли — зато в нем было много зелени, а я обожала сады и парки. Расплатившись за проезд, я неторопливо побрела по широкой светлой улице, которая текла среди бесчисленных магазинов и кафе: надо было осмотреться и прикинуть, что к чему. Я уже бывала здесь, но одно дело просто таращиться по сторонам, как и положено туристам, и совсем другое — искать кров и заработок.

Вот висит табличка на двери ресторана: «Требуется судомойка» — прекрасно, запомним, может, пригодится. Вот еще одно объявление: «В ювелирный магазин требуется продавщица» — о, а это уже интереснее. Гномы лучше всех разбираются в золоте, я тут точно справлюсь, главное, не упустить свой случай.

Толкнув дверь, я скользнула в сверкающее царство витрин и роскоши, и меня тотчас же окликнули:

— Эй, гномиха! А ну-ка на выход!

Я увидела, что ко мне движется возмущенный мужчина в красном сюртуке — не продавец, охранник с усами-пиками.

— Давай, давай, шагай отсюда! Здесь не подают! — рыкнул он, и от обиды и возмущения я залилась багровым румянцем, от него даже глазам сделалось горячо. Меня приняли за нищенку? За побирушку?

Осмотревшись, я едва не выругалась: магазин был эльфийский, занесло же меня! И если люди относятся к гномам, как к равным, то эльфы нас на дух не переносят. Мы им извечные конкуренты по золотодобыче, мы гораздо лучше работаем с драгоценностями, да и вообще история нашего противостояния очень долгая и не слишком приятная. Охранник был человеком — выслуживался перед хозяевами — а вот все продавщицы были эльфийками, и единственный покупатель, который склонился над витриной, тоже был эльфом.

— Сам ты попрошайка! — парировала я. Надо было не сдаваться и не уходить отсюда с опущенной головой и капающими слезами. — Я ищу работу! Сюда ведь нужна продавщица!

Эльфийка в синем форменном платье поджала губы, протянула покупателю бумажный пакет с гербом магазина и пропела:

— Она еще и неграмотная! Написано же ясно: требуются только эльфы!

Вот тут я едва не расплакалась — с таким пренебрежением и ледяной ненавистью это было сказано. Да что плохого я сделала, чтобы выставлять меня отсюда, как воровку или нищенку? Почему не сказать нормально: спасибо, ничего не нужно?

Воспользовавшись моим замешательством, охранник подхватил меня под локоть и выставил из магазина. Молодец, выслужился, возьми сладкую косточку у добрых хозяев.

Мне было так обидно, так горько, что я почти без сил опустилась на ступеньки. Нет, не плакать, ни в коем случае не плакать — эти остроухие дряни наверняка смотрят и ждут, что я расплачусь, а город катится себе мимо со своими домами, витринами, парками и зеваками, и все в нем советует: возвращайся домой, дурища, выходи замуж за Олава, строй обычное гномье счастье…

— Барышня, — окликнули откуда-то сверху. Я подняла голову и увидела эльфа-покупателя: он вышел из магазина и задумчиво рассматривал меня с высоты своего роста. Долговязая тощая громадина, холеное лицо театрального красавца, очень дорогой костюм — не магазинный, а пошитый по мерке: этот эльф был не каким-нибудь банковским клерком, а кем-то на очень высоком месте.

— Ищете работу? — спросил он. Я кивнула. Почему-то, несмотря на привычное эльфийское презрение к миру, в этом мужчине было что-то располагающее. Он, возможно, был не таким вредным, как его сородичи. И не так ненавидел гномов. Если бы ненавидел, то не заговорил бы со мной.

— Да, ищу, — кивнула я. Встала — незачем рассиживаться на ступеньках — и оказалась ростом как раз до середины груди незнакомца.

Неудивительно, что эльфы вырастают такими вот махинами. Господь создал их в березовых рощах и поселил среди ветра, листьев и ручьев, а нас выкопал из горных пещер, да так там и оставил: ройте золото да уголь, плодитесь и размножайтесь.

— Магии боитесь?

Магия, вот оно что. Эльф был артефактором — покупал в магазине золотые и серебряные пластинки для работы. Тогда неудивительно, что он такой холеный и важный: артефакторы очень богаты.

— Нет. Почему спрашиваете?

Эльф снисходительно окинул взглядом мое платье и чемодан и ответил:

— Мне нужна помощница. Тридцать крон в месяц, плюс комната в моем доме для проживания. Плюс еще работа на кухне. Стряпня, закупка, мытье посуды и все в таком духе. Согласны?

Мне захотелось сплясать от радости. Два часа назад я покинула родительский дом — и вот у меня уже есть работа и крыша над головой. Обида, нанесенная в ювелирном магазине, поблекла перед тридцатью кронами — хорошие деньги, этот артефактор не жадина.

Дела налаживались. Вот только если отец узнает, что я работаю на эльфа — проклянет.

Ну и ладно. Пусть проклинает. Я и так позор семьи, потому что тощая, пишу книги и не хочу замуж.

— Согласна, конечно, — улыбнулась я и спросила: — В двух словах, в чем моя работа?

* * *

Анарен

Сначала я подумал, что она человечка — потом посмотрел на золото в косах и на шее и понял, что ошибся. Из магазина вытолкнули гномку. Неудивительно — ей стоило смотреть внимательнее, куда она идет. Эльфы на дух не переносят гномов, особенно если те трутся рядом с эльфийским золотом.

Если бы отец узнал, что мне стало жаль ее, эту девчонку с рыжими косами, круглым лицом и огромными карими глазами, то проклял бы меня еще раз. А я ее пожалел — никто не заслуживает того, чтобы его выкидывали едва ли не пинками.

У девчонки был большой чемодан, нарядное по гномьим меркам платье и неукротимая решительность. Мне даже показалось, что над ее головой сверкали маленькие молнии. Она готова была расплакаться от обиды, но старательно сдерживала слезы — достойное поведение. Интересно, ее изгнали из Подгорья или она сама отправилась на поиски новой жизни? Если верно второе, то она бунтарка, такая же, как я.

— Работа состоит в том, что вы будете помогать мне в лаборатории, — ответил я, когда мы пошли по улице. Горожане смотрели в нашу сторону с нескрываемым удивлением: надо же, гномка идет рядом с эльфом, и они не скандалят и не дерутся. — Чистить пробирки, мыть столы, раскладывать инструменты. Отправлять мою почту и заказы. Получать мою почту и заказы. Покупать реактивы и камни по списку. Работы много, не сомневайтесь.

Отец проклял меня, когда я сказал, что хочу быть артефактором. Магия, которая жила во мне, была намного больше, чем у остальных эльфов, и постоянно требовала выхода — отец сказал, что можно пойти, например, по военной стезе, если уж мне настолько невтерпеж угробить жизнь на волшебство. Можно, допустим, стать боевым магом, который расшвыривает войска ударом посоха — это и медали, и деньги, и звания, все, как полагается. Артефакторика — это грязная наука для людей, которые обучились управлять течениями магических полей, и эльфам не положено ей заниматься.

— Хорошо, — кивнула гномка. — Я никогда ничего такого не делала, но думаю, что справлюсь. Меня зовут Хельга Густавсдоттир, а вас?

— Анарен Эленандар, — с достоинством представился я. На какой-то миг остро захотелось, чтобы отец вдруг оказался здесь и увидел бы меня в такой компании. На сегодня моя потребность в бунтарстве была бы удовлетворена, а отец кричал бы так, что с веток падали бы птицы, почти лопаясь от гнева. Эльф из благороднейшей семьи королевства — мало того, что я стал артефактором, так теперь еще и завожу дружбу с гномами, земной грязью.

Отец и вся семья считали гномов и людей пылью на своей обуви — это очень эльфийская точка зрения, и мы можем ее себе позволить с нашими деньгами и властью. Но я придерживался другого мнения: нельзя презирать кого-то просто за то, что он родился не таким, как ты. Надо брать все лучшее у всех — у людей, у гномов с кирками, даже у орков с их лошадиными табунами и степными юртами — только тогда ты сможешь подняться выше.

— Это магия в нем говорит, — вздыхала мать. Отец только за голову хватался. Какое-то время он пытался выбить из меня глупость своей тростью, потом понял, что это бессмысленно. Я переносил побои без криков и слез и стоял на своем: съезжаю из родительского дома, поступаю в академию артефакторики, учусь и работаю.

— Так и шел бы тогда в армию, если ему так приспичило работать с артефактами! В боевые маги! Так ведь нет. Ох, какой стыд… Что скажут главы эльфийских семей? Как нам пережить этот позор?

— А какие артефакты вы делаете? — спросила Хельга. Я вырвался из задумчивых размышлений, увидел, что мы почти подошли к моему дому, и ответил:

— Я работаю с магией исцеления. Делаю артефакты для детских больниц всего королевства, часть идет за рубеж. Для каких-то болезней есть лекарства, но есть и такие, где справляются только артефакты.

Гномка ахнула. В карих глазах мелькнуло искреннее уважение, и я неожиданно отметил, что она смотрит на меня без неприязни и зависти, как остальные ее сородичи. Это был не вечный недруг, а просто девушка с длинными косами и лучистым взглядом — артефакторы-люди всегда красуются перед такими, и я надеялся, что не делаю этого. Просто рассказываю о том, чем занимаюсь, вот и все.

— Маленьких лечите? Вот вы молодец! — одобрила она. — Достойное дело.

— Да, лечу маленьких. И иногда помогаю коллегам с большими, — снисходительно улыбнулся я, открыл ворота и пропустил Хельгу в сад. Она пошла по дорожке к моему дому, и было видно: девчонка в восторге. Ей нравились и пышные плетистые розы всех оттенков желтого и розового, которые кивали тугими головами, и яблони, которые опускали тяжелые ветви к земле, рассыпая плоды на траву, и старинные статуи, что сопровождали идущих любопытствующими взглядами. Дом, который утопал в зелени сада, я приобрел три года назад, когда смог заработать и скопить достаточно денег: белый, старинной архитектуры, он сразу пришелся мне по душе. В нем было что-то очень загадочное, с его балкончиками, лесенками и высокими окнами — и в то же время в доме таилось нечто радостное, по-настоящему гостеприимное. Он словно негромко приглашал: входи, тебе здесь будет хорошо.

Не столица. Далеко не столица. Но — это место было моим, и мне в нем было хорошо.

Отец ждал, что я приду, склоню голову и обращусь к нему за помощью — он, конечно, поможет во всем, пристроит меня на непыльную работу и выделит в личное пользование один из столичных дворцов, но для этого я должен буду отказаться от артефакторики. А я не собирался этого делать: работал, копил, жил так, как считал нужным.

— Вон видите те два окна? — указал я. — Ваша комната. Напоминаю, помимо помощи в лаборатории вам придется готовить. Садом занимается специальный человек, приходит раз в неделю.

— Я справлюсь, — решительно заявила гномка. Я заметил, что ее чемодан приоткрыл пасть, выпуская край тетради, и поинтересовался:

— Это ваш дневник хочет сбежать или вы пишете книги?

На круглых щеках Хельги снова выступил румянец, сделав девушку совсем юной и трогательной. Она застегнула чемодан и с поистине королевским достоинством сообщила:

— Я пишу книги. Вот устроюсь и обязательно пойду в издательство.

Я улыбнулся. Надо же, какую диковинку повезло найти: юная гномка, которая мало того, что уехала из своей горы, так еще и пишет книги. Гномки ничем таким не занимаются: у них слишком много забот с домом и многочисленными детьми. Когда ты одной рукой мешаешь суп, а другой пеленаешь пятого ребенка, то тебе будет не до творчества и книг. Видно, мой взгляд вышел слишком выразительным, потому что румянец Хельги сделался еще гуще, она гордо посмотрела мне в лицо и отчеканила:

— Да, я пишу книги. Да, я уехала из дому, потому что не хочу идти замуж за пьяницу, раз тоща, как стиральная доска, и хороший жених на меня не взглянет. И если вы будете надо мной смеяться, то я…

Дальше она не придумала, лишь решительно засопела, давая понять, что в случае насмешек меня ничего хорошего не ждет. Открыв дверь, я пропустил девушку в гостиную и спросил:

— Наподдадите мне как следует? Впрочем, я не собираюсь смеяться над вами. Я и сам своего рода бунтарь.

Хельга осторожно прошла по старинному светлому ковру, рассматривая мебель из белого дуба с перламутровой инкрустацией. Зеркала перебрасывались ее отражением, и на мгновение показалось, что гномка идет под водой. Мы поднялись по лестнице на второй этаж к дверям, которые вели в ее комнату, и Хельга полюбопытствовала:

— Бунтарь — это как?

Я усмехнулся. Моя история была не той, которую рассказывают о себе мужчины из благородных семей, когда беседуют с барышнями. Впрочем, это гномка — и она не та барышня, которой мне стоит стесняться.

— Моя семья порвала со мной, когда я стал артефактором, — сообщил я, стараясь говорить как можно равнодушнее. — Это не дело для достойного эльфа, а грязная человеческая работа. Но она мне нравится, моя душа ей радуется, так что теперь я здесь.

Глаза Хельги распахнулись еще шире — и в них я удивленно увидел уважение. Надо же, еще ни один гном на свете не уважал эльфа — а мне вот повезло.

— Устраивайтесь и приступайте, — сказал я строже, чем собирался, чувствуя, что в душе что-то дрогнуло, наполняясь звоном. — Сегодня с вас ужин.

* * *

Хельга

Кухня сверкала чистотой, белизной всех поверхностей и абсолютной пустотой. В шкафах ничего не было — ни соли, ни сахара, ни кофе, не говоря уж о мясе, овощах и специях. Эту кухню словно привезли из мастерской дорогого мебельщика, собрали и больше на ней не появлялись. Я растерянно посмотрела на сковороду, которую повесили на крючок и ни разу не взяли в руки и спросила:

— А как же вы едите?

А ведь тут одно удовольствие готовить! Здесь отличная плита, в которой огонь разжигается сразу же, стоит только похлопать в ладоши. Здесь замечательные сковороды, которые стоят целое состояние — на них никогда ничего не пригорает. А кастрюльки, а салатницы, а фарфоровые тарелки, расписанные цветами и птицами! Все это так и просило: Хельга, приготовь еду! Хельга, наполни нас!

— Заказываю все в ресторане, — ответил Анарен. — Но у них сменился повар, так что вы очень вовремя.

Я вздохнула. Этот эльф питается в ресторанах, вот уж глупость так глупость. Денег, видно, некуда девать.

А денег у него немерено, это ясно с первого взгляда. Дом был огромный, старинный, все в нем дышало и сочилось роскошью. Такую мебель, ковры и зеркала я видела только в журналах о богатой жизни дворянства и королевской семьи, которые в Подгорье читали, как диковинку и подумать не могла, что когда-нибудь окажусь рядом. Кровать и шкаф в моей комнате были антикварными, из южного черного дерева с позолотой и вензелями — на них дышать-то жутко, не то, что спать и раскладывать вещи.

— Тогда давайте денежки. Тут надо много чего купить.

Эльф кивнул, вынул из кармана бумажник и, отсчитав на стол пятьдесят крон, небрежно произнес:

— Покупайте все, что потребуется. Не хватит денег — скажете. Я ужинаю в семь. Успеете?

Я покосилась на часы, которые показывали ровно три. Успею. И накормлю его так, что он будет дышать через раз. Рестораны, заказы — тоже мне, выдумали моду. Разве там приготовят нормально?

Все гномы умеют готовить и делают это не левой рукой из-под правой пятки, а так, что можно взять сковороду с любой гномьей кухни, отнести в столовую к королю-батюшке и наслаждаться одобрительными возгласами его величества. Я никогда не была такой объедалой, как мои сестрицы, способные съесть запеченного поросенка и закусить пирожками да салатом, но стряпня была моей сильной стороной.

Особенно хорошо готовить, когда не нужно высчитывать монетки и кромсать несчастную курицу на пятнадцать блюд — просто идешь в лавку или на рынок и покупаешь самое лучшее. Что душенька пожелала, то и берешь.

Прилавки городского рынка так и ломились от всяческого добра — лавкам и лавочкам нашего Подгорья не сравниться с тем великолепием, которое лежало здесь на столах. Не каждый поставщик и фермер отправится к гномам, которые прижимисты и бьются насмерть за каждую монетку, требуя скидок и критикуя товар на все лады, чтобы сбить цену. Я набрала круглопузых мясистых помидоров и пупырчатых огурцов — сделаю салат, эльфы любят салаты. Если верить моим родителям, они ничего не едят, кроме салатов, ну да это мы еще посмотрим. Ни один мужчина, эльфийский он, гномий или человеческий, не откажется от хорошего ужина.

Я купила славный кусок свинины, попросила разрезать — скручу из него рулет с сыром, луком и грибами: вот, кстати, и грибы, крепенькие боровички со смуглыми шляпками, только что собранные, которые так и просятся на сковороду. Лук, чеснок, картошечка — куда же без жареной картошки? Без картошки это не ужин, а так, скудный перекус на один зубок. А на завтрак возьму говяжьи колбаски и бекон — пожарю с яичницей и овощами, день нужно начинать с сытым животом и хорошим настроением.

А вот и оливковое масло — южное, очищенное, как золотая слеза. А икра? Сверкающая, рассыпчатая, ляжет горкой драгоценностей на подсушенный хлеб и пасту из авокадо с каперсами — и еще перышко лука сверху, как завершающая точка. Рыбка! Куплю тяжеленные стейки, положу на холод, приготовлю завтра на обед. А к рыбке нужны лимончики, розмарин, черный рис — они с рыбкой лучшие друзья. А к черному рису надо особые специи, от одного взгляда на которые душа начинает танцевать. И кофе, кофе обязательно!