Москит. Том I

Был он определённо не в самом лучшем расположении духа, так что мы сочли за благо от оправданий воздержаться и отправились в душ.

— Слышал, тебе младшего сержанта присвоили, — заметил вдруг Бондарь. — Поздравляю!

— Спасибо!

— Вот это да! — оживился Карл. — Пьер, и ты молчал? Это дело надо отметить!

— Почему бы и нет? — пожал я плечами. — Макс, ты как?

— Извини, сегодня не могу, — отказался тот и поделился новостью: — Кстати, Малыша тоже повысили. Он старшина теперь.

— Никак заместителем командира учебного взвода поставили? — предположил я.

— Нет уже учебного взвода. Осенний поток выпустили, а нового набора не было, залётчиками едва отделение укомплектовали. Малыша туда командиром поставили. Он осенью сам учиться пойдёт. Институт и корпус курсы повышения квалификации организовали, теперь не только военная кафедра будет кандидат-лейтенантов выпускать.

Карл кивнул.

— Да, слышал что-то такое, — подтвердил он.

Мы наскоро приняли душ и договорились встретиться на веранде «Под пальмой», только не сейчас, а через два часа. Дальше у меня по расписанию была йога, так что я просто натянул обратно чуть влажные от пота трико и майку и перешёл в соседний, куда более просторный зал.

Там то и дело раздавались резкие выкрики и шум падения тел на маты. Несколько десятков студентов в экзотичных восточных одеяниях кланялись друг другу, а потом не слишком умело, зато очень старательно отрабатывали броски. Их товарищи странно вышагивали то на полусогнутых ногах, то боком, плавно водили руками и отрабатывали связки не ударов даже, скорее просто движений. Здесь же прохаживался господин Горицвет, который с недавних пор не только вёл занятия йогой, но и обучал всех желающих ориентальному боевому искусству, именовавшемуся им путём гармонии духа, или же путём прекращения убийства.

— Неправильно отвечать агрессией на агрессию! — вещал Михаил Прокопьевич между делом. — Агрессию противника стоит гасить его же агрессией, а вы при этом должны оставаться в гармонии с окружающим миром и с самим собой! Обращайте силу нападающего против него же!

Внимали ему неофиты едва ли не с открытыми ртами. После недавнего нападения на институт немалая часть студентов разочаровалась в идеях пацифизма, именно они и составили костяк группы, численность которой увеличивалась не по дням, а по часам. Уж не знаю, где господин Горицвет нахватался премудростей рукопашного боя, но горазд он был не только болтать языком, мог и на практике доказать собственную состоятельность в качестве наставника.

Уклонения и броски в его исполнении поражали чёткостью и отточенностью, тем более что выходил он победителем из учебных поединков отнюдь не только лишь с одними неумёхами-новичками. Тот же Лев оказался мало что способен противопоставить гуру, поэтому забросил тренировки саватом, переключился на новое направление и так преуспел в нём, что вскоре стал помогать Горицвету натаскивать других студентов. Вторым ассистентом сделался председатель студенческого клуба Яков Беляк, но этот здоровяк пока что компенсировал недостаток техники грубой физической силой.

Шум и крики мне нисколько не мешали, я уселся в уголке, закрыл глаза и постарался расслабиться. Пусть техника закрытой руки и позволила избежать синяков и ушибов, пренебрегать восстановлением организма не следовало, вот я и погрузился в лёгкий транс, принялся гнать сверхэнергию волнами и очень быстро покрылся лёгкой испариной. Упражняться после этого не бросил, напротив — стал усложнять воздействие, до предела ускоряя процессы регенерации.

Занятие рукопашным боем подошло к концу, студенты потянулись в раздевалку, им на смену начали подходить те, кто желал обрести просветление путём медитаций. Хватало и тех, кто практиковал оба подхода.

К их числу относился и Лев. На правах помощника он завёл разговор с Михаилом Прокопьевичем, и тот принялся что-то ему разъяснять, отвлёкся лишь, чтобы отвесить ритуальный поклон Федоре Васильевне.

К этому времени собралась и прикладная группа, как именовали нас подопечные Горицвета, эти наставнице вопросами не докучали, у неё всё было по-армейски строго. Расселись и без дополнительных указаний погрузились в транс, добиваясь полнейшей сосредоточенности перед началом отработки индивидуальных упражнений.

Федора Васильевна подошла ко мне и спросила:

— Ну и что у тебя с энергетическими каналами?

— Полный порядок.

— Так я и думала.

Я рассказал о новом способе развития внутреннего потенциала, и на жёстком лице мануального терапевта по бокам ото рта залегли вертикальные морщины-складки. Как видно, симпатии к Лизавете Наумовне она отнюдь не испытывала, но после недолгих раздумий кивнула.

— Да, в твоём случае это не лишено смысла. С этого и начни. — Федора Васильевна кинула косой взгляд на Горицвета и досадливо поморщилась. — Ишь, раздухарился, многостаночник! И в том он эксперт, и в этом! А на деле дилетант дилетантом! И как только могло в голову прийти пахартские медитативные техники с нихонскими боевыми искусствами совместить!

Я никак откликаться на это замечание не стал, но и обратиться к сверхсиле не успел.

— Длинный — друг твой? — спросила вдруг Федора Васильевна.

— Вместе в гимназии учились.

— Они с Мишей — два сапога пара! Оператор несостоявшийся и оператор невозможный.

Сосредоточенность как рукой сняло, я поднял взгляд и спросил:

— Почему — невозможный?

— Он где инициацию прошёл?

— На первом румбе первого витка.

Федора Васильевна тяжело вздохнула, будто моей тупости поразилась.

— Истинный радиус Эпицентра какой? — поинтересовалась она после этого.

В памяти засело какое-то некруглое число, но вводный курс общей теории сверхэнергии давно выветрился из головы, и я неуверенно произнёс:

— Точно не тринадцать километров, чуть меньше.

— Двенадцать километров семьсот шестьдесят два метра! — отчеканила Федора Васильевна. — Фактически первый виток начинается с девятого румба!

— Да не… — протянул я. — Прекрасно помню, что давить сразу начало, как только на Спираль заехали.

Тётка презрительно фыркнула.

— Давить вас ещё на двадцать пятом километре начало, бестолочь! Всё дело в соотношении интенсивности излучения и скорости движения!

Я нахмурился.

— И как тогда Лев инициацию прошёл?

Федора Васильевна пожала плечами.

— А бес его знает! Но раз твой друг здесь, а не заперт в какой-нибудь лаборатории, с этой загадкой кто-то уже разобрался. Всё, приступай!

И я приступил. Сначала скинул внутренний потенциал, затем начал набирать его заново и успел довести до одиннадцати мегаватт, прежде чем накатила дурнота. Следующие два подхода оказались и того менее результативны, ну а дальше я занялся выполнением своих обычных упражнений, чтобы уже в финале тренировки погрузиться в полноценную медитацию.

Некоторое время спустя уловил приближение Федоры Васильевны и мягко скользнул в резонанс. Тотчас хлынула энергия, очень скоро заполнила меня целиком, я едва не утонул в ней, лишь каким-то чудом не позволил сознанию вынырнуть из транса и сохранил связь с Эпицентром. Жёсткие пальцы сжали шею и надавили меж лопаток, заставив выпрямить спину, сразу стало легче, входящий канал перестал судорожно сокращаться, пропали будоражившие внутренний потенциал колыхания.

А потом меня вышибло из резонанса, и навалилась невероятная тяжесть. Пятьдесят с лишним миллионов сверхджоулей рвали изнутри, и удержать их под контролем не было ровным счётом никакой возможности.

— Терпи! — потребовала Федора Васильевна.

Секунда, вторая, третья… Давление стало невыносимым, обернулось холодным огнём, выжигавшим меня изнутри.

— Терпи!

Пятая, шестая…

Ледяное пламя принялось пульсировать, растеклось по телу, заморозило кровь и конечности.

Седьмая…

Скрипнули зубы, на глазах выступили слёзы, и я спешно разжёг алхимическую печь. Разом отступил холод, и стало легче дышать, но распиравшее изнутри давление никуда не делось, лишь самую малость ослабло.

— Не торопись! — потребовала Федора Васильевна, которая отпустила мою шею и теперь нажимала пальцами на спину тут и там в попытке стабилизировать внутренний потенциал.

Я до предела уменьшил интенсивность алхимической печи, ощутил головокружение, но совладал с ним и пережигал сверхэнергию никак не меньше четверти часа. Удержать сумел три с четвертью мегаджоуля.

Федору Васильевну мой очередной рекорд отнюдь не впечатлил, но и от критики она воздержалась. Да я был сейчас и неспособен воспринимать нотации, еле дополз до раздевалки и минут пять мок под душем, прежде чем хоть как-то прояснилось сознание.

Тогда вытерся, оделся и вышел в коридор, а там столкнулся со Львом, который оживлённо втолковывал Якову:

— Представляешь, он встретил учителя в своих странствиях по Джунгарии! Они уже почти двадцать лет знакомы, он даже в Нихоне его навещал несколько раз! — И уже мне: — Привет, Петя!

Председатель студенческого клуба прошёл в раздевалку, на меня даже не взглянув, а я поздоровался с бывшим одноклассником и справился о его планах на выходные, но долго разговор не продлился, разошлись в разные стороны. Разве что ещё брошюру о йоге за авторством господина Горицвета получил.

Дальше я первым делом заглянул в общежитие Лии и — безрезультатно, она с выезда к этому времени ещё не вернулась. Сие обстоятельство откровенно раздосадовало, но трагедии из этого делать не стал и отправился в студенческое кафе.

Там меня уже дожидались Карл и Ян, а немного позже подошёл Костя; компанию ему составила симпатичная брюнетка — та самая, которая поинтересовалась результатом нашей игры в вышибалы с компанией Северянина. Потом ещё знакомые подтянулись, даже несколько столов сдвинуть пришлось. Изредка я отлучался позвонить Лии, но всякий раз ответ дежурной по этажу оставался неизменным: «не появлялась», «не появлялась», «не появлялась». А на дворе — поздний вечер, ночь даже!

Как на грех слова о свободных отношениях вспомнились, тошно стало. Умом понимал — ерунда это всё, только зря себя накручиваю, а самого так и потряхивало всего. Пришлось налечь на пиво…

Глава 4

Утро началось с головной боли. Не помогли ни крепкий чёрный чай, ни контрастный душ, так всю смену и промучился. Ладно хоть сегодня абитуриенты проблем не доставляли, а работало наше звено на свежем воздухе. Всю ночь шёл дождь, да и к двум пополудни толком не распогодилось: небо хмурилось низкими облаками, было непривычно влажно. Надо сказать, меня отсутствие обычной для лета испепеляющей жары откровенно порадовало.

Покинув «отстойник», я распрощался с товарищами и поспешил в спортивный комплекс. Служебное удостоверение и клятвенные заверения, что пришёл по делу, позволили миновать тётеньку-вахтёра без приобретения входного билета, ещё и Лию успел перехватить на выходе из раздевалки до начала тренировки.

— Петя! — Девчонка обрадованно подбежала, привстала на цыпочки и поцеловала. — Представляешь, а мы вчера уже за полночь вернулись! Нас гроза в поле застала, все до нитки промокли, потом ещё грузовик сверхсилой из грязи вытягивали!

Я улыбнулся и спросил:

— Сходим куда-нибудь вечером?

— Давай в кино? Сто лет в кино не была!

— Замётано! Останешься у меня с ночевой?

Лия наморщила свой вздёрнутый носик и уточнила:

— А Миша не вернулся ещё?

— Завтра только.

— Тогда останусь. Гера обещал нас сегодня на полигон взять, там всё и обговорим. Хорошо?

— Конечно!

Я поцеловал Лию, а когда та побежала, шлёпая босыми ступнями по кафельному полу, перехватил какие-то очень уж оценивающие взгляды других пловчих и спешно ретировался.

Пообедал, ознакомился со свежей прессой да и отправился в первую лабораторию, а там всё как обычно: таблетки, капельницы, грибы. Разве что показался каким-то непривычно хмурым Леопольд, но на прямой вопрос о причинах дурного настроения лаборант лишь вздохнул:

— Не нравится мне всё это, — и от пояснений воздержался.

Ну а я цепляться к нему не стал; и не так близко мы знакомы были, и не до того уже. На этот раз простынку накрутил на себя не тогой, а юбкой, поскольку сегодня контролировать процесс резонанса должна была Федора Васильевна с ассистентами, что подразумевало обязательное использование пиявок.

Нацепили их на этот раз в двойном размере: спереди дали присосаться к виску, ключице, груди, солнечному сплетению, животу и паховой складке, а сзади посадили на основание затылка и уже ниже вдоль всего позвоночника.

Впились те будто бобры. Терпеть этих кровососущих гадин не могу!

После капельницы и студня белёсых грибов меня и без того уже мутило, так что смотреть я старался строго перед собой и за действиями Федоры Васильевны не следил. Размеренно дышал, удерживая сознание на грани транса, даже не морщился от болезненных укусов. Скривился лишь раз — когда минут через пятнадцать к мануальному терапевту присоединилась пятёрка ассистентов, и все они дотянулись сверхсилой до пиявок. Тогда меня словно спицами ткнули, ещё и леску сквозь тело протянули.

Я повёл плечами, и Федора Васильевна немедленно потребовала:

— Не вертись! — И сразу начала обратный отсчёт.

На счёт «три» закрылась дверь и помещение погрузилось в кромешный мрак. На счёт «два» пиявки засветились едва различимым сиянием. На счёт «один» места их укусов отозвались болезненной пульсацией. Ну а последовавшая затем команда «поехали!» была адресована отнюдь не мне. Самостоятельно войти в резонанс я не успел, шестёрка операторов попросту вогнала меня в него, даже марионеткой себя ощутил.

И вместе с тем столь чисто в транс не входил ещё никогда, прежде и не осознавал даже, насколько несовершенна моя техника и как сильно сказывается на турбулентности входящего энергетического потока проблемная инициация. А тут — оценил, тут всё как по маслу прошло.

Призрачные светила не завертелись безумным хороводом, они сразу возникли там, где надо, сверхсила лилась предельно упорядоченным потоком, мне только и оставалось, что равномерно распределять её по организму, что давалось на удивление легко. И даже, когда приблизился к пределу потенциала, не проявилось ровным счётом никаких побочных эффектов. Меня вели чётко и слаженно, будто блесну тянули через толщу воды.

Ну а потом блесна из воды выскочила. Резко дёрнуло, призрачные светила крутанулись колесом, и колесом крутануло меня самого. Столь управляемый до того внутренний потенциал разом вырвался из-под контроля — словно упавшая с высоты капля ртути расплескалась, и я сумел удержать в себе лишь малую его часть. Соединявшие пиявок с ассистентами энергетические нити лопнули, помощников мануального терапевта раскидало по сторонам, а сама она хоть и устояла на ногах, но оказалась вынуждена отступить на несколько шагов назад. Я же остался недвижим, только внутри так всё свело, что ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Бестолочи! — проскрипел жёсткий голос Федоры Васильевны, она сотворила сгусток сияния, оглядела в его болезненно-белом свете пятёрку операторов и тяжко вздохнула. — Как есть бестолочи!

Если кого-то из её ассистентов и приложило о стены, виду они не подали, все по взмаху руки покинули помещение, температура в котором разом опустилась градусов так на двадцать. Меня даже дрожь колотить начала, но не из-за того, что озяб, вовсе нет.

Шок. Просто шок.

Я попытался сделать вдох и не смог, тогда попробовал встать, но мышцы свело спазмом, завалился набок.

— И этот туда же! — проворчала Федора Васильевна и принялась реанимировать меня быстро и жёстко.

Сам не заметил, как дышать начал.

— Сорвалось? — послышался от входа голос Леопольда. — А я ведь предупреждал!

— Ой, да не зуди ты, умник! — отмахнулась от него тётка и похлопала меня ладонями по щекам. — Ну как, очухался?

— Ага, — подтвердил я с некоторой долей неуверенности.

Но нет — и в самом деле очухался.