О повѣрьяхъ, суевѣріях и предразсудкахъ русскаго народа

Въ древней рукописной книгѣ «Иконопись», можетъ быть частію переведенной съ греческаго, или позаимствованной у грековъ, вставлены тутъ и тамъ, между описаніями постановки, положенія и одежды, любопытныя замѣтки о тайнахъ живописи, въ родѣ слѣдующихъ:

«Подзолотой пробѣлъ краски творитъ на яйцо, а яйцо бы свѣжее было, желтокъ съ бѣлкомъ вмѣстѣ сбить гораздо, да тутъ закинуть соли, ино краска некорчитца, на зубу крѣпка. И первое разбить, процѣдить сквозь платъ.»

«Вначалѣ тереть мягко со олифою вохры, въ которой примѣшать шестую часть сурику. И истерши вложить въ сосудъ мѣдной и варить на огнѣ и прибавить малу часть скипидару, чтобъ раза 3 или 4 вскипало кверху, потомъ пропусти сквозь трепицы, чтобы не было сору, а какъ будетъ варитца, то хотя прибавить смолы еловой чистой пропускной.»

«Трава на рѣкѣ на берегу растетъ прямо въ воду. Цвѣтъ у нея желтъ, и цвѣтъ отъ нея отщипать да ссушить. Да камеди положить и ентарю прибавить да стереть все вмѣсто и месить на пресномъ молокѣ. Пиши, что хошь, будетъ золото.»

«Взять яйцо свѣжее отъ курицы молодушки и выпусти изъ него бѣлокъ чистой и положи въ желтокъ ртути и запечатать сѣрою еловою и пложить подъ курицу, которая бъ по три цыпленка высиживала, и выпаря взять яйцо изъ-подъ курицы и смѣшать спичкою чистою и будетъ яко золото и пиши на чемъ хочешь, перомъ или кистью.»

Обратимся теперь ко второму разряду повѣрій, изобрѣтенныхъ первоначально для того, чтобы застращать человѣка, заставить малаго и глупаго, окольнымъ путемъ, дѣлать то, чего напрямикъ добиться отъ него было бы несравненно труднѣе. Эти повѣрья каждый мальчишка затверживаетъ съ тятей и мамой, повинуется имъ безотвѣтно и слѣдуетъ имъ безотчетно. Напримѣръ: не сорить, не ронять ни одной крошки хлѣба, иначе будетъ голодъ и неурожай; другими словами: хлѣбъ дорогъ, береги его и уважай его, какъ нужнѣйшій намъ Божій даръ. Если кто за обѣдомъ, не доѣвъ своего ломтя хлѣба, возьмется за другой, или отломитъ кусокъ отъ другаго, то кто нибудь изъ близкихъ голодаетъ или будетъ терпѣть нужду. Это, какъ повѣрье, глупо; но какъ правило житейское, хорошо и полезно. Не мокать хлѣба въ сольницу, потому что крошки туда падаютъ и соль, вещь покупная у мужика, засорится; не класть испеченный, особенно горячій хлѣбъ на горбушку, потому что она такъ легко отстаетъ и хлѣбъ въ промежуткѣ этомъ легко плѣсневѣетъ; кто ѣстъ хлѣбъ съ плѣсенью, будетъ хорошо плавать; другими словами: не прихотничайте, дѣти, ѣшьте сподрядъ хлѣбъ, каковъ ни есть. Скорлупу отъ выѣденныхъ яицъ должно давить на мелкія части, иначе, если она попадетъ на воду, то русалки построятъ себѣ изъ нея корабликъ и будутъ плавать, на зло и смѣхъ крещенымъ людямъ; а если скорлупа останется на дворѣ и въ ней накопится дождевая вода, да сорока напьется, то у того, кто выкинулъ скорлупу, будетъ лихорадка. Сущность дѣла, вѣроятно, та, что скорлупа, выкинутая цѣликомъ, поваживаетъ собакъ таскать яйца и даже учитъ куръ и утокъ наклевывать и выпивать ихъ. Кто, не разбирая постовъ, ѣстъ скоромное, у того будетъ рябая невѣста; почитая большимъ грѣхомъ не соблюдать постовъ, старики выдумали острастку эту для легкомысленныхъ ребятъ. Маленькимъ ребятишкамъ говорятъ также въ постъ, что молочко улетѣло на березку, и указываютъ на перваго веселенькаго воробья. Муха во щи залетѣла — счастье, придумано, конечно, для успокоенія брюзгливыхъ и прихотливыхъ. Ѣсть и читать въ одно и то же время не годится; память проглотишь; и врачи наши даютъ то же наставленіе, подкрѣпляя его только болѣе дѣльными доводами. Свистать въ комнатахъ почитается или грѣхомъ, или дурнымъ предзнаменованіемъ; вѣроятно потому, что въ жиломъ покоѣ, гдѣ люди есть, не всякому пріятенъ свистъ шалуна, который этимъ многимъ досаждаетъ; чтобы застращать его, говорятъ, что отъ этого домъ пустѣетъ. Повѣрье моряковъ, что въ тихую погоду можно насвистывать вѣтеръ, который отъ свиста мало-по-малу свѣжѣетъ, должно отнести къ тому, что въ безвѣтріе отъ скуки и нетерпѣнія морякамъ нечего дѣлать, и надо чѣмъ нибудь позабавиться. Порожней колыбели не качать, а то дитя жить не будетъ; этимъ унимаютъ старшихъ баловней, отъ которыхъ и безъ того въ тѣсной избѣ некуда дѣваться. Новорожденную должно купать въ бѣломъ бѣльѣ, чтобы бѣла была и нѣжна. Это не дурно придумано, для того, чтобы заставить неопрятную мать или мамку не мыть ребенка въ грязномъ бѣльѣ, отъ котораго и вода вся дѣлается грязною; хотя многія этого не понимаютъ. Черезъ порогъ не здороваться; поссоришься, либо дѣти нѣмыя будутъ. Невѣжливость здорованья черезъ порогъ, не давъ гостю войти, противна русскому хлѣбосольству; почему и придумали острастку. Не хорошо возвращаться, идучи отъ людей изъ дому, когда уже совсѣмъ собрался, одѣлся, простился и ушелъ, потому что это по-пустому тревожитъ хозяевъ; а если что забудешь и воротишься, то значитъ скоро опять свидѣться. Не заставляй пришивать пуговицы на себѣ, или зашивать платье, которое надѣто; пришьютъ тебѣ память. Это явно выдумка хозяекъ нашихъ, которымъ весьма неловко чинить платье на нетерпѣливомъ супругѣ, если онъ не хочетъ раздѣться и еще торопитъ. Кто свищетъ въ ключъ, занятіе не для всѣхъ слушателей пріятное, тотъ просвищетъ память, позабудетъ, гдѣ что положилъ. Кто сидя отъ бездѣлья ногами болтаетъ, тотъ чорта качаетъ; этимъ просто отучаютъ отъ дурной привычки. Ребенка до шести недѣль никому не показывать, т. е., не раскрывать и не выносить; ребенка до году не стричь, и притомъ стричь въ великій четвертокъ, разъ въ годъ! и многіе врачи совѣтуютъ то же, полагая, что стричь ребенка должно только на весну, а никогда попало. Беременной не велятъ заготовлять бѣлья для младенца, а то онъ жить не будетъ[6]. Это значитъ: такъ какъ ей работать и шить тяжеле, то ей обязаны помогать другія, а кто помогаетъ обшивать невѣсту, тотъ помолодѣетъ — и это придумано съ добрымъ разсчетомъ. Кто, выстригшись, кинетъ куда нибудь волоса у того голова будетъ болѣть; должно собрать ихъ въ кучу, свертѣть и заткнуть подъ стрѣху или въ тынъ, подальше: это, при неопрятности крестьянъ нашихъ, не дурное правило; иначе, можетъ быть, по всей избѣ и по двору валялись бы кучи обстриженныхъ волосъ. Впрочемъ, о повѣрьяхъ, касательно соотношеній разныхъ частицъ, взятыхъ отъ плоти нашей, къ живому тѣлу и объ основанныхъ на этомъ чарахъ, — было говорено выше. Коли домовой завьетъ у лошади по своему гриву, то не трогать ее, а то онъ разсердится и испортитъ лошадь: правда, космы въ гривѣ — это болѣзнь, родъ колтуна, и если ихъ остричь, то лошадь всегда почти захвораетъ. Порядочнымъ людямъ грѣшно купаться послѣ Ильина дня (20-го іюля); а послѣ Ивана постнаго (29-го августа) грѣшно уже всякому, даже и сорванцу; потому что въ концѣ іюля вода дрогнетъ, какъ говорится, и зацвѣтаетъ; а въ концѣ августа она холодна и ребятишки, набѣгавшись напередъ, легко простужаются. Яблоки грѣшно ѣсть до Спаса, а орѣхи прежде Воздвиженья; это основано на томъ, что до сихъ сроковъ яблоки и орѣхи рѣдко вызрѣваютъ и что ребятишекъ трудно удержать отъ незрѣлаго, нездороваго лакомства, если не настращать ихъ и не увѣрить, что это грѣшно. Слово грѣшно, въ народномъ преданіи, отвѣчаетъ извѣстному табу островитянъ Южнаго океана и заключаетъ въ себѣ понятіе о строгомъ запрещеніи, не входя въ смыслъ, значеніе и причины его. Если кто бьетъ домашнихъ своизъ лучиной, какъ иногда привыкли дѣлать злыя старухи, тотъ самъ изсохнетъ какъ лучина; не дурно, если бы всѣ этому свято вѣрили. Кто въ большой праздникъ проспитъ заутреню, того купаютъ, бросаютъ съ размаху въ воду, или обливаютъ — обычай старинный, запрещенный даже особымъ указомъ 1721 года апрѣля 17-го. Вдова не должна быть въ церкви, когда вѣнчаютъ; потому что въ такое время вдова напоминаетъ молодымъ непріятное и тѣмъ нарушаетъ общее веселье. Ключей не класть куда попало на столъ, иначе выдетъ ссора въ домѣ, а класть ихъ всегда на опредѣленное мѣсто, въ сторонѣ. Это повѣрье удивительно полезно и справедливо: какъ только хозяйка станетъ раскидывать ключи по столамъ, куда попало, то непремѣнно вслѣдъ затѣмъ станетъ искать ихъ, обвинять и подозрѣвать другихъ, и выйдетъ брань и ссора. Перебираясь на новое жилье, въ старомъ не покидать сору, тряпья, черепковъ и проч. Во-первыхъ, это-де подастъ поводъ обвинять васъ въ колдовствѣ, а во-вторыхъ, и васъ можно надъ этимъ изурочить. Въ сущности же, полезное повѣрье это велитъ всякому, выбираясь изъ дому, выметать хоть сколько нибудь жилье, гдѣ доведется вслѣдъ затѣмъ жить другому. Корова съ подойникомъ продается, а лошадь съ недоуздкомъ: это должна быть выдумка дешевыхъ покупателей и хозяйственныхъ скопидомокъ, и дѣло вошло въ обычай; продавцу, взявъ деньги, можно придать къ скотинѣ такую бездѣлку, притомъ и необходимую при самой покупкѣ, а покупателю все годится, какъ Осипу Хлестакова. Не должно спрашивать хозяйку, сколько у нея дойныхъ коровъ, сколько куръ несется, сколько насѣдокъ; это значитъ, кажется: не заботься о чужомъ хозяйствѣ. Съ кладбища, съ похоронъ, ни къ кому не заѣзжать; привезешь смерть въ домъ; или же, возвратившись, приложить ладони трижды къ печи: это не есть повѣрье простолюдина, а изобрѣтеніе нашихъ старушекъ, которыя боятся смерти и не любятъ объ ней вспоминать. Покойника должно какъ можно скорѣе снять съ постели и положить на столъ; душа его мучится за каждое перышко въ перинѣ и подушкѣ; это крайне дурное, безчеловѣчное повѣрье, которое причиною тому, что у насъ весьма нерѣдко человѣка еще заживо стаскиваютъ съ постели и тормошатъ на всѣ лады, также придумано досужливыми вѣщуньями, коимъ вездѣ и до всего дѣло и которыя не могутъ дождаться часу, гдѣ до нихъ дойдетъ очередь распоряжаться. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ безсмысленная и наглая услужливость ихъ доходитъ до того, что онѣ стаскиваютъ умирающаго съ одра смерти и торопятся обмыть и одѣть его, покуда онъ еще не остылъ, можетъ быть, покуда онъ еще дышитъ. Первоначально всѣ обычаи, относящіеся къ этой торопливости, возникли, вѣроятно, отъ желанія кончить, какъ можно скорѣе, печальные обряды и дать осиротѣвшимъ покой; но это употребили во зло, самымъ непростительнымъ, безчеловѣчнымъ образомъ. Повѣрье, что у грѣшника ангелы душу сквозь ребра вынимаютъ, чтобы она только не досталась сатанѣ, принадлежитъ къ числу вымысловъ поэтическихъ и также къ числу суевѣрныхъ острастокъ; подробный разсказъ о томъ, какъ это дѣлается, можетъ быть удержитъ инаго отъ дурнаго поступка.

Если гости уйдутъ домой, послѣ обѣда или ужина, прежде, чѣмъ скатерть снята со стола, то женихи откажутся отъ хозяйскихъ невѣстъ; у насъ говорятъ, вмѣсто этого, просто: невѣжливо бѣжать отъ стола, какъ отъ корыта, и это выходитъ на то же. Какое-то естественное приличіе требуетъ посидѣть, поблагодарить хозяйку, дать ей время управиться немного съ хозяйствомъ и не принимать такого вида, будто пришелъ съ тѣмъ только, чтобъ накушаться и уйти. Разбить посуду, стекло во время какого нибудь пира или празднества, свадьбы, крестинъ и пр., хорошая примѣта. Безъ сомнѣнія, это хорошее повѣрье сочинено для того, чтобы разбитая рюмка или стаканъ не нарушили спокойствія и удовольствія хозяйки, а съ тѣмъ вмѣстѣ не лишили бы гостей веселаго расположенія. Кто змѣю убьетъ, тому прощается 40 грѣховъ. Это поощреніе, конечно, изобрѣтено бабами, которыя боятся змѣй. Кто 40 покойниковъ проводитъ, тому отпускается три тяжкіе грѣха; выдумка охотницъ до кутейныхъ пирушекъ. Не годится прощаться и уходить, если у хозяйки не допита чашка чаю, и точно, не годится, можно обождать, покуда она ее допьетъ. Бабѣ грѣшно рѣзать или колоть птицу, а четвероногое животное и подавно; это долженъ дѣлать мужчина. Въ этихъ повѣрьяхъ обычай, приличіе, взаимныя правила житейской вѣжливости соединяются въ суевѣріи; оно заставляетъ народъ исполнять то, что другими способами трудно было бы завести. Въ послѣднемъ по мѣрѣ мы видимъ отговорку или оправданіе женщинъ, коихъ чувство противится нанесенію смертнаго удара, или у коихъ рука не поднимается на утку или курицу.

Обратимся к третьему разряду повѣрьевъ, къ такимъ, кои въ сущности своей основаны на опытѣ, на замѣчаніяхъ, но которыя при всемъ томъ къ каждому частному случаю примѣнены быть не могутъ, потому что въ нихъ есть только общій смыслъ. Сюда относятся замѣчанія о погодѣ, объ урожаѣ, или такъ называемый календарь земледѣльца. Зима безъ трехъ подзимковъ не живетъ; черезъ 6 недѣль послѣ перваго снѣга съ морозомъ, становится зима; въ день Благовѣщенія и Свѣтлаго Христова Воскресенія бываетъ одинаковая погода; въ день Алексѣя Божьяго человѣка, 17-го марта, разверзаются всѣ подземные источники; въ день Преполовенія, и въ день Казанскія Богоматери, 22 октября, всегда идетъ дождь: въ день Иліи пророка всегда бываетъ громъ — а къ этому уже досужіе толкователи прибавляютъ: а если не будетъ грома, то въ этотъ годъ кого нибудь убьетъ грозою или зажжетъ домъ. Рѣки вскрываются, когда дня бываетъ 14 часовъ, это повѣрье со средней Волги, и тамъ оно подходитъ довольно близко къ истинѣ. Если бѣлякъ заяцъ рано бѣлѣетъ, и когда зайцы съ осени жирны, когда хомякъ таскаетъ рано большіе запасы, — то будетъ внезапная и холодная зима. Если пчелы рано закупориваются, то будетъ ранняя и строгая зима, и наоборотъ: когда онѣ заводятъ въ другой разъ дѣтку, то будетъ продолжительная и темная осень. Не знаю, до какой степени всѣ эти примѣты вѣрны, но нельзя утверждать, чтобы у животныхъ не было какого-то, для насъ вовсе непонятнаго, предчувствія относительно погоды. Извѣстно, напримѣръ, всякому, что скотина глухо мычитъ передъ дождемъ и бурей, дышитъ и роетъ землю; собака скучаетъ и ѣстъ траву; петухи кричатъ взапуски съ лягушками; воробьи и утки купаются въ пыли, на сухой землѣ; галки съ крикомъ вздымаются высоко, роями; ласточка ширяетъ низко; на морѣ морская свинка играетъ, бурная птица является внезапно и скользитъ по волнамъ; на этомъ и основаны живые барометры; зеленая лягушка, піявица, рыба вьюнъ, предвѣщаютъ довольно вѣрно погоду, если держатъ ихъ въ склянкѣ съ водою. Нерѣдко человѣкъ предчувствуетъ ведро и ненастье: мозоли болятъ, пальцы горятъ, ломота появляется въ раненыхъ или ушибенныхъ членахъ и проч. Есть люди, кои безотчетно, по какому-то темному, но вѣрному чувству, угадываютъ близость кошки, какъ бы она ни спряталась. Если солнце красно заходитъ, то на другой день будетъ вѣтренно; если пасолнца является, то это на морозъ. Передъ ненастьемъ, табакъ льнетъ къ крышѣ табакерки, какъ замѣчаютъ табачники; передъ ведромъ крышка ослабѣваетъ. Горничныя наши знаютъ, что послѣ дождя и передъ вѣтромъ подушки и перины дѣлаются, какъ онѣ говорятъ, легче, выше вздуваются. Такимъ образомъ, разсматривая собственно повѣрья, основанныя на правильныхъ замѣчаніяхъ, но не всегда вѣрно примѣняемыя, мы невольно опять возвратились къ повѣрьямъ сочувственнымъ или симпатическимъ, какъ мы и впередъ оговорились, сказавъ что всѣ принятые нами разряды незамѣтно другъ въ друга переходятъ. Если лучина трещитъ, когда горитъ, и мечетъ искры, то будетъ ненастье. Это довольно вѣрно; значитъ, лучина отсырѣла болѣе обыкновеннаго и воздухъ вообще сыръ. Если кошка спитъ, подвернувъ голову подъ брюхо, то это зимой на морозъ, а лѣтомъ къ ненастью. Сюда же принадлежатъ повѣрья и примѣты относительно ожидаемаго урожая, и между ними есть такія, кои достойны всякаго вниманія; напримѣръ: крестьянинъ замѣчаетъ, какъ колосъ зацвѣтаетъ: снизу, со средины, или сверху; чѣмъ ниже, тѣмъ дешевле будетъ хлѣбъ, а чѣмъ выше, тѣмъ дороже. Другими словами: здоровый и обильный колосъ всегда долженъ зацвѣтать снизу; тогда можно надѣяться урожая, если градъ не побьетъ и червь не поѣстъ, и тогда хлѣбъ будетъ дешевъ; а чѣмъ выше колосъ зацвѣтаетъ, тѣмъ менѣе онъ дастъ, потому что плевелки ниже цвѣта всегда бываютъ пусты и не даютъ зерна, и, стало быть, тѣмъ дороже будетъ хлѣбъ. Зимняя опока на деревьяхъ обѣщаетъ, какъ говорятъ, хорошій урожай на хлѣбъ; урожай на орѣхи обѣщаетъ обильную жатву хлѣба на грядущій годъ, по-крайней мѣрѣ замѣчено, что сильный урожай на орѣхи и на хлѣбъ никогда не бываетъ вмѣстѣ; что кромѣ того никогда не бываетъ большаго урожая на орѣхи два года сряду; стало быть, при обиліи въ орѣхахъ, ихъ на слѣдующій годъ не будетъ, а вѣроятно будетъ урожай на хлѣбъ. Когда рябина сильно цвѣтетъ, то будетъ, говорятъ, урожай на овесъ; много ягодъ на рябинѣ предвѣщаетъ строгую зиму, можетъ быть, если предположить, что природа заготовляетъ на этотъ случай кормъ для птицы. Посему и заготовляютъ тогда рябинный квасъ, слабительный и прохладительный, предсказывая на зиму воспалительныя болѣзни, неразлучныя со строгою зимою. Если день Богоявленія (января 6) теплый, то хлѣбъ будетъ темный, т. е. густой; если ночь звѣздистая, то будетъ много ягодъ; а если, во время посѣва, у жуковъ подъ брюхомъ много яичекъ (вшей), то будетъ урожай; если они на переднихъ лапкахъ, то должно сѣять ранѣе, если на среднихъ, то позднѣе, а если на заднихъ, то еще позже. Послѣднія примѣты, вѣроятно, одна только шутка. На средокрестной недѣлѣ великаго поста, постъ преломляется пополамъ, пекутъ кресты, а ребятишекъ покрываютъ рѣшетомъ или кадкой и бьютъ сверху палкой, чтобъ слышали и помнили, какъ постъ переломился пополамъ. Судя по цѣнамъ въ день Ксеніи полузимницы или полухлѣбницы (янв. 24), заключаютъ объ урожаѣ и о цѣнахъ на хлѣбъ во весь предстоящій годъ. Съ этого дня остается ждать новаго хлѣба столько же времени, сколько ѣли старый. Февраль — широкія дороги — 4-го марта Герасима Гречевника. Въ день 40-ка мучениковъ, 9-го марта, прилетаютъ сороки и жаворонки, почему и пекутъ 40 жаворонковъ. Марта 17-го, Алексія Божьяго человѣка: Алексѣя съ горъ потоки, съ горъ вода, а рыба со стану, т. е., рыба трогается съ зимовья и трется подъ берегами. Марта 19-го Хрисанфа и Даріи; Даріи, желтыя проруби, замарай проруби; Марта 25-го, Благовѣщеніе, если морозъ, то будетъ много огурцовъ. Апрѣля 1-го, Маріи Египетской, зажги снѣга, или заиграй-овражки. Апрѣля 3-го ап. Иродіона: уставь или заставь соху, пора пахать подъ овесъ; когда заквакаютъ лягушки, то пора сѣять овесъ; когда появятся крылатые муравьи, сѣютъ хлѣбъ. Овесъ сѣять хоть въ воду, да впору; а рожь, обожди часокъ, да посѣй въ песокъ. Въ великій четвертокъ морозъ, такъ и подъ кустомъ овесъ; а озимь въ засѣку не кладутъ, т. е., не вѣрь всходамъ съ осени. Снѣгу много, хлѣба много, говоритъ народъ. Апреля 16-го, Ирины разрой берега. Апрѣля 25-го, Великомученика Георгія, выгоняютъ скотину. Если дождь, то въ этотъ годъ скотъ хорошо пойдетъ. Георгій везетъ корму въ торокахъ, а Никола (9 мая) возомъ. Мая 5-го, Ирины разсадницы: сѣютъ капусту. Это же время считается вѣтрянымъ и потому удобнымъ для паловъ, для выжиганія полей, потому что палъ, для безопасности, всегда пускается по вѣтру туда, гдѣ неопасно. Мая 13-го, муч. Гликеріи, Лукерья-комарница, появляются комары. Мая 14-го Исидора, садятъ огурцы. Мая 18-го, семи дѣвъ: сѣютъ первый ленъ. Мая 21-го Константина и Елены: ранній ленъ и поздняя пшеница. Мая 29-го, Ѳеодосіи волосяницы: рожь колосится. Мая 31-го, Еремія повѣсьсѣтево: т. е., кончай посѣвъ. Іюня 13-го, Акулины гречушницы: сѣютъ греху. 1-го іюля, Казанскія Богоматери, лучшій день для сбора касмахи или червца, который будто собирается изо всей окружности подъ одинъ кустъ; кто найдетъ его, найдетъ много вдругъ. Іюня 20, пророка Иліи: если дождь, то будетъ мало пожаровъ; всегда-бываетъ громъ и гдѣ нибудь убиваетъ человѣка. Въ иныхъ мѣстахъ говорятъ еще, что въ этотъ день дана воля всѣмъ гадамъ и лютымъ звѣрямъ, а потому и нельзя выгонять скотину въ поле. Иные вѣрятъ также, что въ день Рождества Христова скотину не должно выпускать изъ хлѣвовъ. Въ Стефановъ день поятъ лошадей черезъ серебро. Августа 1-го, происхожденіе св. Древъ: первый Спасъ; можно ѣсть яблоки. Августа 13-го, Флора и Лавра, кончай посѣвъ ржи. Августа 23, св. Луппа, морозомъ овесь лупитъ; первые утренники. Безъ воды зима не станетъ; дожди, потомъ слѣдуютъ подзимки, а тамъ морозы, которые раздѣляются на никольскіе, рождественскіе, крещенскіе, афанасьевскіе, стрѣтенскіе, и наконецъ мартовскіе заморозки. Оттепели должны быть: михайловскіе, 3-го ноября; введенскіе, 21-го ноября и проч. Августа 29-го, Іоанна Предтечи: не варятъ щей, потому что кочанъ капусты напоминаетъ усѣченную голову. Сентября 1-го, бабье лѣто, начало женскимъ сельскимъ работамъ; сентября 14-го Воздвиженіе, кафтанъ съ шубой сдвинулся. Октября 22-го, Парасксвіи-льняницы; пора мять ленъ. Ноября 26-го, Егорій съ мостомъ, а Никола съ гвоздемъ, декабря 6-го. О зимнемъ пути говорятъ: либо недѣли не доѣдешь до Благовѣщенья, либо недѣлю переѣдешь. Первый прочный, постоянный снѣгъ выпадаетъ ночью, а денной сходитъ; это довольно вѣрно. 12-го декабря, солнце поворотилось на лѣто, а зима на морозъ. Если въ день Рождества Христова много инею, опоки на деревьяхъ, то будетъ урожай на хлѣбъ. Въ день Наума, 1-го декабря, въ Малороссіи отдаютъ дѣтей въ школу, полагая, что они тогда болѣе ума наберутся.

Въ южной Руси частью тѣ же, частью и другія повѣрья, о погодѣ, урожаѣ и проч., и въ особенности замѣчается игра словъ или созвучій, подающихъ поводъ къ повѣрью; наприм., 23-го іюня, Іоанна Предтечи, смѣшиваютъ съ Крестителемъ и съ Купалою языческимъ и называютъ день Ивана-Купалы; Пантелеймона (27-го іюня) называютъ Палій и боятся въ этотъ день грозы; празднуютъ, мая 11, обновленіе Царяграда, иначе хлѣбъ выбьетъ градомъ; іюня 24, Бориса и Глѣба, называютъ барышъ день, и празднуютъ его для полученія во весь годѣ барышей; если іюля 19: въ день Макрины, ясно, то осень будетъ сухая, а если мокро, такъ ненастная. 26-го января, Ксеніи полухлѣбницы или полузимницы, замѣчаютъ цѣны на хлѣбъ: если поднялись, будетъ дорогъ, если нѣтъ, то наоборотъ. Февраля 9-го, въ день Срѣтенія Господня, лѣто встрѣчается съ зимою; коли снѣгъ мететъ черезъ дорогу, то будетъ поздняя весна, а коли не мететъ, то ранняя, и проч.

Къ сему же и частью къ предъидущему разряду принадлежатъ и слѣдующія повѣрья, не относящіяся до календаря земледѣльца: если выкинетъ изъ трубы, то должно опустить въ нее живаго гуся: распустивъ въ испугѣ крылья, гусь, при этомъ паденіи, можетъ иногда погасить пламя. Извѣстныя пятнышки на лицѣ, въ родѣ веснушекъ, появляющіяся временно у женщинъ, называютъ метежами, и говорятъ, что внезапное появленіе ихъ есть вѣрный признакъ беременности. Въ этомъ повѣрьѣ есть истина; но она отнюдь не безусловна. Телятину ѣсть считаютъ грѣхомъ; вѣроятно, это произошло отъ хозяйскихъ разсчетовъ: во-первыхъ, деревенскія коровы перестаютъ доиться безъ телятъ; вовторыхъ же, не разсчетъ съѣсть теленка, изъ котораго черезъ 2, 3 года выйдетъ полнорослая скотина. Кромѣ того, почитаютъ грѣхомъ ѣсть голубей, какъ священную птицу; не ѣдятъ зайцевъ и всѣхъ вообще слѣпорожденныхъ животныхъ и однокопытчатыхъ, т. е., съ нераздвоенными копытами, вѣроятно, на основаніи Ветхаго Завѣта. Угря не ѣдятъ, не признавая его рыбой; а какъ, по пословицѣ, въ полѣ и жукъ мясо, то разрѣшаютъ ѣсть угря, когда въ семи городахъ нельзя будетъ найти рыбы. Сома не ѣдятъ, потому что сомъ чортовъ конь; рыба эта жирна, не вкусна и нездорова, кромѣ плеса, который идетъ въ пирогъ. Раковъ не вездѣ ѣдятъ; уральскіе казаки называютъ ихъ водяными сверчками и выкидываютъ изъ сѣтей. За то во многихъ мѣстахъ простолюдины не брезгаютъ грачами, галками и воронами; но сорокъ нигдѣ не ѣдятъ; а по увѣренію бывалыхъ людей, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ Россіи запекаютъ въ пироги полевыхъ мышей, подъ названіемъ житничковъ. Очень умно, если это дѣлается; но я нигдѣ толкомъ не могъ о томъ доспроситься.

Ямщикъ, если вы нанимаете его на протяжныхъ, ни за что не повезетъ барыню съ кошкой, увѣряя, что отъ кошки лошади худѣютъ; отъ табаку, напротивъ, по увѣренію извощиковъ, лошади добрѣютъ, и потому табакъ для нихъ кладь желанная. Извощики, съ коими рядились для отвоза изъ Ромна шерсти и табаку, за провозъ послѣдняго дѣлали маленькую уступку. Если вѣрить другому повѣрью, что чепракъ изъ барсовой кожи вреденъ для лошади, то можно допустить также однородное вліяніе кошки; я говорю только, что подобное дѣло сбыточно, хотя и не совсѣмъ вѣроятно. Такъ напримѣръ, извѣстное вліяніе кошки же на змѣю весьма замѣчательно: змѣя не боится самой злой собаки, напротивъ, самая злая и смѣлая собака сильно пугается змѣй; но лишь только подойдетъ къ ней кошка, какъ змѣя мгновенно свертывается въ клубокъ и, схоронивъ голову, лежитъ не смѣя дохнуть, не бѣжитъ, не защищается, и кошка смѣло ее грызетъ. Индюшки также заклевываютъ змѣй, преслѣдуя ихъ съ остервененіемъ; овцы пожираютъ ядовитыхъ тарантуловъ, отъ укушенія коихъ другія животныя умираютъ, по-крайней-мѣрѣ долго хвораютъ.

Суевѣріе, будто у скопы ядовитые когти, вѣроятно, вышло просто изъ того, что скопа довольно странная птица, соединяющая въ себѣ свойства хищныхъ и водяныхъ птицъ; она питается рыбой, хватая ее не клювомъ, а когтями.

Выше говорили мы объ остаткахъ язычества; христіанство вытѣснило ихъ изъ области вѣры, и они нашли пріютъ въ повѣрьяхъ или суевѣріяхъ.

Нельзя не отнести сюда всѣхъ суевѣрныхъ обрядовъ, соединенныхъ у простолюдиновъ съ обрядами вѣры; ихъ много; всѣ пересчитать трудно. Обращаются, напримѣръ; въ извѣстныхъ случаяхъ, съ молитвою исключительно къ тому или другому св. угоднику, полагая, что тогда молитва будетъ лучше услышана; молятся отъ слѣпоты — Казанской Богоматери; отъ глазныхъ болей — Минѣ Египтянину, Лаврентію Архидіакону, Логину сотнику; отъ болѣзней вообще, Богородицѣ Всѣхъ Скорбящихъ; отъ головной боли — Іоанну Предтечѣ; отъ зубной боли св. Антипію; отъ лихорадки — св. Марою, также Фотиніи или Василію Новому; отъ грыжи, — Артемію; отъ безчадія, — Роману чудотворцу, также св. Ипатію; отъ трудныхъ родовъ: — Богородицѣ Ѳеодоровской или св. Екатеринѣ, если мужъ возненавидитъ жену — св. Гурію, Самону и Авивѣ; о согласіи супруговъ — св. Евангелистамъ; о здравіи младенцевъ — Богородицѣ Тихвинской, Симеону Богопріимцу; отъ родимца — св. Никитѣ; отъ оспы, Конону Саврійскому; о просвѣщеніи разума на грамоту — Козмѣ и Деміану; на иконное писаніе: Іоанну Богослову; о сохраненіи отъ смерти безъ покаянія, — св. Палсію; объ изгнаніи лукавыхъ духовъ — св. Нифонту, или Марофу; о сохраненіи цѣломудрія — Мартиміану, Іоанну многострад., Моисею Угрину, Финаидѣ; отъ запоя — Вонифатію, также Моисею Мурину; отъ грозы — Богородицѣ Неопалимой Купины, также Никитѣ Новгородскому; о ведренной погодѣ — св. Иліи; отъ потопа и бѣды на войнѣ и на морѣ — св. Николаю Чудотворцу; отъ скотскаго падежа — св. Медосту, также Власію; отъ конскаго падежа — св. Флору и Лавру; о сохраненіи скота отъ звѣря — св. Георгію; онъ же защитникъ дѣвицъ и покровитель сельскихъ работъ; объ овцахъ, св. Мамонту, или св. Анастасіи; о свиньяхъ, — св. Василію Великому; о пчелахъ — св. Зосимѣ и Савватію; о курахъ — св. Козмѣ и Деміану, или св. Сергію; о гусяхъ — св. муч. Никитѣ; о рыболовствѣ — св. Ап. Петру; о добромъ снѣ и грезахъ — девяти мученикамъ; отъ вора и обидчика, Іоанну Воину; о обрѣтеніи покражи и бѣжавшихъ рабахъ — Ѳеодору Тирону; о укрощеніи гнѣва человѣка — Прор. Давиду; отъ очарованія — св. Кипріану и Устиніи, — и проч.

Многія изъ принадлежащихъ сюда повѣрьевъ до того тѣсно связаны съ народною поэзіею, что настоящій ихъ источникъ не всегда можетъ быть указанъ, особенно при малыхъ свѣдѣніяхъ нашихъ и до-христіанскомъ русскомъ мірѣ, въ существѣ своемъ также поэтическомъ. Сюда принадлежатъ обычаи, повѣрья и обряды въ различные праздники, столь подробно описанные г. Снѣгиревымъ. Наприм. игры и обрядъ на Ивана Купала, колядованье на Рождество, щедрованье на Новый годъ, семикъ и проч. Сюда же принадлежитъ повѣрье, что въ пятницу грѣшно работать, а наши субботники, или русскіе жиды, шабашатъ въ субботу; также обычай опахивать въ полночь деревню, впрягая дѣвокъ въ соху, чтобы избавиться отъ мора, отъ скотскаго падежа. Бабы и дѣвки ѣдутъ, вѣрхомъ на помелахъ и лопатахъ, и убиваютъ до смерти первую попавшуюся на встрѣчу живую тварь; это неистовыя вакханаліи, шабашъ вѣдьмъ, гдѣ въ прежнія времена нерѣдко случались убійства, для избавленія околодка отъ чумы. Вмѣсто того заливаютъ также въ одну ночь во всей деревнѣ огонь, а тамъ разносятъ по всѣмъ дворамъ древесный или живой огонь, добытый треніемъ; для него устраиваютъ родъ деревяннаго точила, которое послѣ хранятъ въ тайномъ мѣстѣ. Этимъ же огнемъ поджигаютъ разложенное въ разныхъ мѣстахъ курево. Это средство извѣстно по всей южной и восточной границѣ Россіи, начиная съ Чернаго моря до Китая. Есть еще иное средство отъ падежа на скотъ: должно согнать съ вечера внезапно весь скотъ на одинъ дворъ и обставить его строго карауломъ. Съ разсвѣтомъ хозяева должны сами разбирать скотину, каждый свою, выпуская ее осторожно по одной изъ ограды; останется одна корова лишняя, ничья: это-то и есть самая моровая, или коровья смерть, и ее должно взвалить на полѣницу и сжечь живьемъ. Эти повѣрья постепенно переходятъ къ поэтическимъ вымысламъ, въ коихъ видна игра воображенія, или духъ времени, или просто иносказаніе и народная поэзія, принимаемая нынѣ нерѣдко въ прямомъ, насущномъ смыслѣ за наличную монету. Напримѣръ: въ Благовѣщенье птица гнѣзда не вьетъ; если же она завьетъ гнѣздо или проспитъ заутреню, то у нея на время отымаются крылья и она дѣлается пѣшею. Къ послѣднему повѣрью, вѣроятно, подали поводъ подлини, птица, у коей правильныя перья вылиняли и которую тогда можно ловить руками. Въ день 40-ка мукниковъ, 9-го марта, когда пекутъ жаворонковъ, увѣряя, что они непремѣнно въ этотъ день прилетаютъ, говорятъ также, что сорока положила уже 40 палочекъ въ гнѣздо свое. Въ южной Россіи, ласточка есть представительница чистоты христіанской; воробей же, напротивъ, представитель жидовства. Къ повѣрью, что птица въ Благовѣщенье не вьетъ гнѣзда, присовокупляютъ: кромѣ окаяннаго воробья, который не знаетъ праздника. Въ день Благовѣщенья и въ Свѣтлое Воскресенье, между заутреней и ранней обѣдней, солнышко отъ радости играетъ, въ чемъ не трудно убѣдить кого угодно, заставивъ его смотрѣть прямо на солнце, оно заиграетъ въ глазахъ. Въ Петровъ день, 29-го іюня, солнце играетъ радугой на восходѣ, то выказывается, то опять прячется; въ ночь Іоанна Крестителя, на 6-е января, вода въ проруби играетъ и плещетъ. Если курица снесетъ яйцо въ Благовѣщеніе и его подсылить насѣдкѣ, то непремѣнно выйдетъ уродъ. Во все время между Рождествомъ и маслиной, гдѣ цѣлый рядъ праздниковъ, грѣшно прясть. Если дѣвка, или баба шьетъ, работаетъ въ заговѣнье, или по праздникамъ, то у нея будутъ заусеницы и ногтоѣдъ. Кто въ ночь родительской субботы, послѣ трехдневнаго поста, придетъ съ молитвой на погостъ, тотъ увидитъ тамъ тѣни тѣхъ, кому суждено умереть въ теченіе года. Повѣрье это принадлежитъ южной Россіи и Украинѣ. Есть много преданій о томъ, что испытали и видѣли на томъ свѣтѣ обмиравшіе и очнувшіеся впослѣдствіи люди: страшные, для суевѣровъ, разсказы эти обыкновенно оканчиваются тѣмъ, что трехъ словъ нельзя сказать, нельзя выговорить; это было имъ запрещено и языкъ отымается при всякой къ тому попыткѣ; а въ этихъ-де трехъ словахъ и заключается все главное и существенное. На Украйнѣ, каждый человѣкъ, отговѣвъ, покупаетъ вязанку бубликовъ (баранковъ) и дѣлитъ ее со всѣми пріятелями, чтобы увидѣться съ ними на томъ свѣтѣ. При первомъ ударѣ колокола, во время благовѣста, мужикъ не перекрестится; за вторымъ перекрестится, за третьимъ поклонится. Коли звѣзда падаетъ, то это ангелъ за душой усопшаго полетѣлъ; а если успѣешь, не давъ угаснуть этой искоркѣ, пожелать чего нибудь, то оно исполнится; ангелы на этомъ перелетѣ никому ни въ чемъ не отказываютъ. Остригши ногти, собирать обрѣзки въ одно мѣсто; на томъ свѣтѣ придется по крутой горѣ лѣзть и ногти пригодятся. Это повѣрье принадлежитъ раскольникамъ. Для той же причины не велятъ бить кошекъ; онѣ тогда снабдятъ изъ дружбы своими когтями. Когда убираютъ подъ вѣнецъ невѣсту, то почетная, счастливая супруга должна ей вдѣть серьги; тогда молодая будетъ счастлива. Изстари водилось, что братъ невѣстинъ или другой мальчикъ долженъ въ продолженіе дѣвишника укладывать жениховы подарки, на дому у жениха, который привозитъ ихъ невѣстѣ; мальчикъ же долженъ обуть невѣсту подъ вѣнецъ, подвязать ей подвязку и продать жениху косу ея; молодая, въ знакъ покорности, разуваетъ молодаго, у котораго въ сапогахъ плеть и деньги; ударивъ жену слегка, онъ ее награждаетъ. У крестьянъ, новобрачныхъ укладываютъ не въ жилой избѣ, а въ пустой клѣти или другомъ мѣстѣ; стелютъ постель изъ сноповъ, и кладутъ именно 21 снопъ; дарятъ младенца на зубокъ, дарятъ и родильницу, подкладывая тайкомъ деньги подъ подушку. Во время вѣнца кто первый изъ новобрачныхъ ступитъ на подножіе, тотъ будетъ властвовать; у кого свѣча длиннѣе остается, или у чьихъ дружекъ, тотъ долѣе проживетъ; если вѣнецъ, для облегченія не надѣваютъ на голову невѣсты, то народъ считаетъ такой бракъ недѣйствительнымъ, незаконнымъ, и предсказываетъ бѣду; если же надъ головою уронятъ вѣнецъ, то и подавно. Молодыхъ иногда осыпаютъ деньгами, хмѣлемъ и хлѣбомъ; впрочемъ, большая часть сихъ и множество другихъ, сюда относящихся, обычаевъ, не принадлежатъ собственно къ повѣрьямъ, а именно къ обычаямъ и къ числу празднествъ. Въ иныхъ мѣстахъ кладутъ подъ порогъ замокъ, въ то время, когда молодые идутъ къ вѣнцу, и лишь только они перешагнутъ порогъ, какъ вѣщія старухи берутъ замокъ, запираютъ его и хранятъ, а ключъ закидываютъ въ рѣку; отъ этого молодые будутъ жить хорошо. Если баба заспитъ младенца, то онъ, по народному повѣрью, дѣлается оборотнемъ, или по-крайней-мѣрѣ не будетъ принятъ въ число праведниковъ. Кромѣ того, мать должна идти на покаяніе и стоять 3 ночи въ церкви, очертившись кругомъ; въ первую ночь бѣсы будутъ только дразнить и казать ей младенца; во вторую будутъ его мучить и приглашать ее, чтобы она вышла изъ круга и взяла его; въ третью замучатъ его въ глазахъ матери до смерти, а сами исчезаютъ съ первыми пѣтухами, покинувъ трупъ. Мать должна вынести все это; если же она перешагнетъ завѣтный кругъ, то сама сгинетъ. Встарину родители иногда скрывали крестное имя дитяти, его называя вовсе инымъ, въ увѣренности, что человѣка нельзя испортить, изурочить, не зная имени его. Есть изрѣдка также обычай, особенно когда дѣти не долговѣчны, чтобы вслѣдъ за народившимся младенцемъ выйти на улицу, дать ребенку имя перваго встрѣчнаго человѣка и даже звать этого человѣка въ кумовья. Въ прощеный день (воскресенье, передъ чистымъ понедѣльникомъ) дарятъ другъ друга куличемъ, или огромнымъ пряникомъ (фигура), съ солдатиками или надолбами по краямъ и съ чашкой посрединѣ; такой же пряникъ везутъ молодые, на другой день брака, къ родителямъ, которые имъ кладутъ деньги или подарки на пряникъ. Если смочитъ поѣздъ свадебный, то это счастье, какъ и вообще дождь означаетъ благодать, обиліе. Усопшихъ младенцевъ непремѣнно подпоясывать: во-первыхъ, для того, чтобы ихъ на томъ свѣтѣ по первому взгляду можно было распознать отъ татарчатъ и жиденятъ; во-вторыхъ, чтобы малюткамъ, гуляя по вертоградамъ небеснымъ, можно было собирать за пазуху виноградъ. Если ребенокъ умираетъ, то подать его нищенкѣ христа-ради въ окно; коли та, ничего не зная, приметъ его, помолится и посадитъ подъ избой, то будетъ живъ. Затмѣнія, какъ извѣстно, предзнаменуютъ, въ глазахъ народа, бѣдствія, чему вѣрили невѣжды почти во всѣ времена и во всѣхъ земляхъ. Явленія эти весьма приноравливались къ событіямъ настоящимъ, будущимъ или прошедшимъ и по необычайности своей всегда поражали умы народа и настроивали ихъ на ожиданіе чудесъ или бѣдствій.

У раскольниковъ есть много странныхъ повѣрьевъ, нерѣдко порожденія довольно дикаго, необузданнаго воображенія, кои иногда основаны на безрамотной игрѣ словъ: кто пьетъ чай, отчаявается отъ Бога; кто пьетъ кофе, налагаетъ ковъ на Христа; хмѣль и табакъ произросли на могилѣ знаменитой блудницы, — хмѣль изъ головы, а табакъ изъ чрева. На этомъ основаніи вѣроятно хмѣль считается у нихъ благороднѣе табака, и многіе раскольники не чуждаются его, тогда какъ табаку всѣ они не терпятъ, называя его смертельнымъ грѣхомъ. Раскольники въ особенности настоятельно требуютъ, чтобы остриженные ногти класть съ ними вмѣстѣ въ гробъ, и даже носятъ обрѣзки эти въ перстняхъ. Земля, по народному повѣрью, лежитъ на трехъ рыбахъ, китахъ, или даже на четырехъ; но одинъ изъ нихъ умеръ, отчего и послѣдовали потопъ и другія перевороты; когда же перемрутъ они всѣ, то послѣдуетъ преставленіе свѣта. Между тѣмъ, когда киты эти, отлежавъ бока, начинаютъ оправляться да повертываться, то бываетъ трусъ, землетрясеніе. Иные, напротивъ того, утверждаютъ, что свѣтъ стоитъ на трехъ слонахъ. Прежде насъ жили на свѣтѣ волоты, великаны, а послѣ насъ будутъ пыжики, т. е. карлы. Народное повѣрье волотамъ назначаетъ мѣсто жительства въ вологодской сторонѣ; вѣроятно этому подало поводъ одно только сходство звуковъ. Народъ ожидаетъ преставленія свѣта непремѣнно въ одну изъ великихъ субботъ, передъ Троицей. Если по торной дорогѣ подымается столбовой вихорь, то это чортова свадьба, вѣдьма съ сатаной вѣнчается, или, по-крайней-мѣрѣ, возится; а потому, если кинуть въ вихорь этотъ ножъ, то онъ будетъ въ крови. Чума летаетъ уткой, а голова и хвостъ у нея змѣиные. Не садиться по 13-ти человѣкъ за столъ и не подавать другому соли; если два повѣрья, какъ всякому извѣстно, напоминаютъ измѣну Іуды. Не дарить ни ножа, ни ножницъ, не принимать булавки, развѣ уколоть слегка подателя, или отдать грошъ, т. е. купить вещи эти. Взявъ отъ сосѣда прививку плодовую, или отводокъ, также должно положить около дерева копѣечку, чтобы вѣтка хорошо принялась. Молодыхъ супруговъ сажаютъ на мохнатую шубу, въ ознаменованіе привольной жизни; велятъ также стричь ребенка на шубѣ: богатъ будетъ; когда ребенокъ впервые пойдетъ, то черкнуть ножемъ по землѣ между ногъ, что и называется перерѣзать путы. Если у ребенка долго зубы не рѣжутся, то проколоть черному пѣтуху гребешокъ, костянымъ или деревяннымъ гребнемъ, и кровью помазать десны. Это повѣрье, принадлежа отчасти къ разряду симпатическихъ средствъ, конечно, придумано для того, чтобы успокоить встревоженную мать, при такихъ обстоятельствахъ, гдѣ человѣческая помощь невозможна. Совѣтуютъ также надѣвать ребенку ожерелье изъ рачьихъ жерновинокъ, носить фіалковый корень и проч. Пожаръ отъ грозы заливать парнымъ молокомъ отъ черной коровы. Коли черная корова свечера впереди стада идетъ на село, то день будетъ ненастный, коли бѣлая, ясный. Коли корова перестанетъ доиться, то кто нибудь изъ счастливыхъ въ семьѣ, обыкновенно дѣвушка или ребенокъ, должны выкупить ее у хозяйки или у коровницы, за грошъ; корова называется съ того времени собственностью покупателя и будетъ опять доиться. Коли корова доится съ кровью, что между прочимъ случается-де оттого, когда, подъ брюхомъ у нея пролетитъ невзначай ласточка, то подоить ее сквозь обручальное колечко хозяйки; ласточка же пролетаетъ подъ коровой въ наказаніе за то, когда кто разоритъ у нея гнѣздо. Чтобы предупредить порчу свадьбы отъ недобраго кудесника, который-де не только сдѣлаетъ, что кони не пойдутъ со двора, но, пожалуй, оборотитъ и гостей и молодыхъ въ волковъ, всѣ гости и поѣзжане опоясываются, сверхъ рубахи, вязанымъ, а не плетенымъ, пояскомъ, въ которомъ тма узелковъ. Колдунъ ничего не можетъ сдѣлать, не развязавъ сперва всѣхъ узелковъ, или не снявъ съ человѣка такой поясокъ. Крестьяне разсказываютъ, что такіе оборотни, т. е., волки, бывшіе когда-то свадебными гостями, попадаются; если подобнаго звѣря убьешь, то на немъ, къ крайнему удивленію всѣхъ крещеныхъ людей, найдешь подъ шкурой красную рубаху, — но только безъ опояски! Такъ дорого можно поплатиться иногда за небольшую оплошность! Есть повѣрье, что воронъ купаетъ дѣтенышей своихъ въ великій четвертокъ, и приноситъ для этого воду въ гнѣздо свое въ выѣденномъ яйцѣ. Воронъ, ворона, грачъ, сычъ, сова, филинъ, пугачъ, иногда также сорока и кукушка, — почитаются зловѣщими птицами, и притомъ не только у насъ, но почти повсюду. Если воронъ и филинъ кричатъ, сидя на кровлѣ, то въ домѣ быть покойнику. Ночныя птицы получили прозваніе зловѣщихъ, конечно, за дикій, непріятный крикъ, который, среди глухой ночи, иногда чрезвычайно непріятенъ; такъ наприм., пугачъ, большой лѣсной филинъ, завываетъ точно какъ человѣкъ, зовущій отчаянно на помощь; а иногда, какъ ребенокъ; иногда хохочетъ, стонетъ или ржетъ. Нѣтъ сомнѣнія, что пугачу надобно принять на свой счетъ большую часть того, что разсказываютъ о лѣшемъ. Суевѣры носятъ при себѣ когти филина, чтобы отвратить отъ себя зло. Воронъ, ворона, сорока, грачъ, вѣроятно, попали въ этотъ разрядъ, какъ полухищныя, жадныя къ падали и до нестерпимости крикливыя, вѣщуньи. Иногда загадываютъ, сколько лѣтъ кому жить, и считаютъ, сколько разъ кукушка кукутнетъ. Отчего вообще птица, залетѣвшая нечаянно въ покои, особенно воробей, предзнаменуетъ бѣдствіе, смерть въ домѣ и проч., этого объяснить не умѣемъ; но птичка, залетѣвшая въ чистомъ полѣ прямо въ руки, а равно и гнѣздо, свитое гдѣ нибудь въ домѣ, бываетъ, какъ думаютъ, къ добру. Не велятъ бранить пойманнаго сома, хотя это для рыбаковъ не находка, стращая тѣмъ, что водяной чортъ за такую брань отомститъ. Ласточку, голубя, пигалицу и синичку, по мнѣнію народа, бить грѣшно, за это бываетъ падежъ на скотъ. Есть еще повѣрье, что если собаки ночью воютъ, или когда онѣ роютъ норы, то будетъ въ домѣ покойникъ. Много разъ увѣряли тутъ и тамъ люди, что собаки, лошади или другая домашняя скотина предчувствовали, предугадывали смерть хозяина, и что животныя показывали это воемъ, мычаньемъ, ржаньемъ, ночнымъ топотомъ, необычайною пугливостью, страхомъ и проч. Тамъ, гдѣ подобное предчувствіе относится до внезапной, насильственной, смерти, оно во всякомъ случаѣ необъяснимо, а потому уже слишкомъ невѣроятно; но нельзя оспаривать возможности того, чтобы какое либо животное не могло чувствовать, не знаю какимъ чутьемъ или чувствомъ, невидимой для насъ перемѣны, происшедшей съ такимъ человѣкомъ, который по состоянію своего здоровья не можетъ прожить болѣе извѣстнаго и весьма короткаго срока, который обреченъ уже тлѣнью, носитъ въ себѣ ничѣмъ неутолимый зародышъ смерти, и поэтому самому, можетъ быть, въ испаринѣ своей, или Богъ вѣсть какъ и гдѣ, представляетъ для нѣкотораго рода животныхъ нѣчто особенное и непріятное. Я не утверждаю всего этого; я только не отвергаю такую возможность. Опытные врачи, фельдшера, сидѣлки и хожалки видятъ иногда по первому взгляду на больнаго, что его спасти нельзя; иные утверждаютъ даже, что слышутъ это чутьемъ, по испаринѣ; почему же другое существо, или животное, не можетъ видѣть или слышать то же самое, но только еще гораздо ранѣе, можетъ быть, наканунѣ, или даже нѣсколькими днями прежде насъ? Какъ объяснить себѣ чутье, которое безошибочно указываетъ собакѣ, что на такомъ-то мѣстѣ пробѣжалъ заяцъ, причемъ собака еще знаетъ, до какой степени слѣдъ этотъ свѣжъ, и что всего мудренѣе, въ какую сторону заяцъ пробѣжалъ, взадъ или впередъ?

Есть чисто-шуточныя повѣрья, или лучше сказать, просто, шутки, въ кои однако же иные свято вѣрятъ; наприм., когда стоятъ жестокіе морозы, то должно свечера насчитать 12 лысыхъ, по-именно, назвавъ послѣднимъ самаго лысаго, у котораго голова какъ ладонь, отъ бровей до затылка: на немъ морозъ лопнетъ. Когда въ банѣ моютъ барченка, то приговариваютъ: Шла баба изъ-за морья, несла кузовъ здоровья; тому, сему кусочекъ, тебѣ весь кузовочекъ; а когда окачиваютъ водой: Съ гоголя (гуся) вода, съ тебя худоба; вода бъ книзу, а самъ бы ты кверху; сорокѣ бъ тонѣть, а тебѣ бы толстѣть, и проч. Дѣвицъ умываютъ съ серебра, чтобъ была дѣвушка бѣла и богата; что называется умыться водой, въ которую, при первой весенней грозѣ, брошена серебряная ложка. Чтобъ быть бѣлой и чистой, дѣвушки моются также первымъ снѣгомъ, съ кровли бани. Если все дѣвочки родятся, то въ этотъ годъ войны не будетъ; если ребенокъ напередъ станетъ говорить папа, а также если младенецъ родился съ косичкой, то вслѣдъ за нимъ родится сынъ; а если заговоритъ мама, то дочь. Сидѣть между двухъ сестеръ или братьевъ, значитъ вскорѣ жениться, или замужъ выйти. Правый глазъ чешется къ смѣху, лѣвый къ плачу. Правая ладонь чешется — отдавать деньги, лѣвая — получать; локоть чешется — на новомъ мѣстѣ спать; переносье чешется — о мертвомъ слышать; кто щекотливъ, тотъ и ревнивъ; за первымъ вешнимъ громомъ выбѣжать умыться дождевой водой, съ золотымъ кольцомъ на пальцѣ, или ухватиться за карманъ, въ которомъ деньги, что дѣлаютъ также, увидавъ молодой мѣсяцъ, и сказать, при деньгахъ! — богатъ будешь. Если зеркало поднять надъ головой, такъ, чтобъ въ немъ отразился молодой мѣсяцъ, то увидишь столько лунъ, сколько лунѣ дней. Эта шутка основана на томъ, что при такомъ косвенномъ отраженіи мѣсяцъ въ зеркалѣ точно двоитъ и, пожалуй, иногда семеритъ. Если волосокъ изъ рѣсницъ вывалится, положить его за-пазуху, будетъ подарокъ. У кого рѣдкіе зубы, не будетъ долго жить. Если забывшись ляжешь спать въ одномъ чулкѣ, то пріѣдетъ тотъ, кого ждешь. Если булавку на полу увидишь къ себѣ головкой, то это хорошо, а къ себѣ остріемъ, худо. Если брови свербятъ, будешь глядѣть на потныхъ лошадей, т. е., принимать гостя; выщербленныя деньги обѣщаютъ прибыль, и поэтому ихъ должно хранить въ кошелькѣ. Когда у дѣтей падаютъ зубы, то велятъ стать тыломъ къ печи, закинуть зубъ черезъ себя и сказать: мышка, мышка! на тебѣ костяной зубъ, а мнѣ дай желѣзный; или: на тебѣ репяной зубъ, а мнѣ костяной. Смѣшное и глупое повѣрье, что икота есть бесѣда души съ небомъ вѣроятно также было сначала неумѣстной шуткой; кому икается легко, того добромъ поминаютъ, а при тяжелой икотѣ, за глаза бранятъ. Когда лошадь дорогой распряжется, то что нибудь дома нездорово, либо жена измѣнила, если самъ хозяинъ въ дорогѣ. Если мышь попортитъ часть свѣжаго товара, то купцы утѣшаются тѣмъ, что товаръ отъ этого скоро и хорошо съ рукъ пойдетъ. Если кто въ бесѣдѣ скреститъ незамѣтно ноги, нога на ногу, то отъ этого послѣдуетъ всеобщее молчаніе. Если кто плюнетъ себѣ на платье, то это означаетъ, что скоро будетъ обнова. Въ новый годъ должно надѣть обновку; тогда ихъ много будетъ въ теченіе года. Другіе толкуютъ, что плюнуть на себя, значитъ терпѣть напраслину. Кто ущемитъ платье въ дверяхъ, выходя изъ дому, тому скоро въ этотъ же домъ возвратиться. Если изъ вязанки дровъ вывалится полѣно, то будутъ гости. Кто поперхнется въ разговорѣ, тотъ хотѣлъ соврать; кто поперхнется первымъ глоткомъ, къ тому спѣшитъ обѣденный гость. Обнову предвѣщаетъ и то, когда собака, ставъ передъ кѣмъ, потянется. Если уши горятъ, то заглазно надъ тобой издѣваются; если въ ушахъ звенитъ, то загадываютъ что нибудь и спрашиваютъ: въ которомъ ухѣ? когда отгадаютъ, то загаданное сбудется. Если въ бесѣдѣ чихнешь, то это подкрѣпляетъ истину того, что говорится. Кромѣ того иные говорятъ, что чихнуть въ воскресенье, значитъ въ гостяхъ будешь; въ понедѣльникъ, прибыль будетъ; во вторникъ — должники надоѣдятъ; въ среду, станутъ хвалить; въ четвергъ, будешь сердиться; въ пятокъ, письма или нечаянная встрѣча; въ субботу, о покойникѣ слышать. Если у женщины, при одѣваньи юпки, подолъ случайно загнется, то предсказываютъ ей роды. Если каша или пирогъ-баба подымется изъ горшка и наклонится въ печь, то къ добру; если же изъ печи, то къ худу. Если кузнечикъ куетъ въ домѣ, то иные увѣряютъ, что онъ выживаетъ изъ дому. Счастливый сынъ походитъ на мать, а счастливая дочь на отца. Самоваръ играетъ, гостей зазываетъ, кто мимо пойдетъ, зайдетъ. Невзначай свѣчу погасить — нежданный гость. Булавочка изъ наряда молодой хранится подругами и обѣщаетъ счастье, а дѣвушкѣ скорое замужество. Свѣча грибкомъ нагорѣла — будетъ письмо, и съ той стороны, куда нависла. Если шутка эта не въ связи съ повѣрьями о вѣдьмѣ, то она просто придумана для потѣхи; но я зналъ помѣщицъ, кои читали Сю и Занда, а строго придерживались помела и кочерги. Кто не веселъ, съ утра брюзжитъ, всталъ лѣвой ногой съ постели. Кто утретъ лицо первымъ яичкомъ рябенькой курицы, у того небудетъ веснушекъ. Руки горятъ — бить будешь; руки стынутъ — кто нибудь тебя злословитъ; если мужчина бѣлоручка, то невѣстѣ его не быть красавицей; нагорѣла свѣча — долгоносая невѣста; кошка умывается, сорока у порога скачетъ, самоваръ поетъ, полѣно дровъ изъ беремени повалится, нечаянно свѣчу погасить, все это значитъ: будутъ нежданные гости. Теплая или холодная лапа у кошки, означаетъ добрыхъ или недобрыхъ гостей. Чулокъ или рубашку наизнанку надѣть, потерять подвязку, остегнуться пуговкой — пьянъ или битъ будешь. Не строить новаго дома подъ старость, не шить обновы, въ особенности бѣлья, иначе вскорѣ умрешь; эти повѣрья, можетъ быть, частью придуманы наслѣдниками, чтобы удержатъ стариковъ отъ безразсуднаго мотовства, а можетъ быть, возникли и оттого, что, затѣвая житейское, старику и старушкѣ по неволѣ приходитъ въ голову близкій конецъ ихъ, а это, для многихъ, воспоминаніе непріятное. Кромѣ того, весьма не рѣдко случается, что, затѣявъ подъ старость обшиваться и строиться, человѣкъ умираетъ, не покончивъ дѣла, и это въ такихъ случаяхъ служитъ подтвержденіемъ суевѣрью. Я зналъ въ Москвѣ старушку, богатую вельможу прошлаго вѣка; она уже лѣтъ 20 не шила на себя бѣлья, ни за что не соглашалась къ этому, считала всякаго, кто ей о томъ говоритъ, смертнымъ врагомъ своимъ, и ходила въ такомъ бѣльѣ, на которомъ, кромѣ подновляемыхъ по временамъ заплатокъ, не оставалось ровно ничего.

XIII. Басни, притчи и сказки

Поэтическія повѣрья переходятъ непосредственно въ басни, притчи или иносказанія; не менѣе того, по невѣжеству иногда принимаются въ прямомъ смыслѣ и многіе вѣрятъ слѣпо тому, что придумано было для одной забавы. Къ этому числу принадлежатъ: повѣрье о томъ, что медвѣди были нѣкогда людьми, къ чему конечно подала поводъ способность медвѣдя ходить на двухъ ногахъ и поступь его, всей плюсной, по-человѣчьи; люди эти жили въ лѣсу ни съ кѣмъ не знались и были не хлѣбосольны, не гостепріимны. Однажды зашелъ къ нимъ какой-то благочестивый старецъ, постникъ и сухоядецъ, и постучавшись тщетно сподрядъ у всѣхъ воротъ прошелъ все село изъ края, въ край, отрясъ прахъ съ ногъ своихъ и проклялъ не добрыхъ хозяевъ, велѣвъ имъ жить отнынѣ въ берлогахъ. Собака, по такой же сказкѣ, также была человѣкомъ; но обращена въ пса за обжорливость свою. Пчела просила себѣ смертоносное для человѣка жало; оно дано ей, но только съ обратнымъ условіемъ: оно смертоносно для нея же самой. Извѣстный древній мудрецъ, начальствовавшій всѣми животными, послалъ ворону, которая случилась у него на вѣстяхъ, чтобы она привела лучшаго пѣвчаго: старику хотѣлось уснуть подъ сладкія пѣсни. Но онъ уснулъ, не дождавшись пѣсенъ, и проснулся въ испугѣ отъ страшнаго карканья; ворона привела ему цѣлое гнѣздо вороненковъ, извиняясь тѣмъ, что лучшихъ пѣвчихъ нельзя было сыскать во всей поднебесной. Есть даже нѣсколько длинныхъ и довольно складныхъ сказокъ, принадлежащихъ сюда же, какъ напр., сказка о Георгіи храбромъ и о волкѣ; Езопова басня о курѣ и лисѣ, которая извѣстна едва ли не у всѣхъ народовъ; равно и сказка о Лисѣ Патрикеевнѣ, которая морочитъ волка, медвѣдя и многихъ другихъ животныхъ, промышляя на ихъ счетъ. Эта замѣчательная сказка, отысканная въ древнихъ рукописяхъ на французскомъ и нѣмецкомъ языкахъ, живетъ донынѣ въ преданіяхъ всѣхъ почти европейскихъ народовъ и пересказывается между прочимъ также у насъ, на Руси и на Украйнѣ, съ небольшими только отмѣнами противъ той, которую обработалъ Гете.

Есть повѣрье или разсказъ о томъ, что означаютъ видимыя на лунѣ пятна: туда посажены навсегда братоубійца и жертва его, въ томъ самомъ положеніи, какъ преступленіе было совершенно: и воображеніе народа видитъ на лунѣ двухъ людей, изъ коихъ одинъ закалываетъ другаго вилами. Другіе увѣряютъ, что это Каинъ и Авель.

О ласточкахъ говорятъ, что онѣ чириканьемъ своимъ предостерегали Спасителя отъ преслѣдователей Его, а воробьи продали Его, крича: живъ, живъ, за что у воробьевъ ноги связаны невидимыми путами и птица эта не можетъ переступать, а только прыгать. Есть также преданіе, что ласточки крали у Римлянъ гвозди, коими распинали Христа, а воробьи отыскивали ихъ и опять приносили. Поэтому ласточекъ, по народному мнѣнію, грѣшно бить или разорять ихъ гнѣзда.

О громѣ говорятъ, что это Илья пророкъ ѣздитъ по небу въ огненной колесницѣ, поражая стрѣлою діавола, а тотъ прячется за людей. Суевѣріе это подтверждается частью находимыми въ песчаныхъ мѣстахъ громовыми стрѣлами, похожими съ виду на минералъ, извѣстный подъ названіемъ чортовъ палецъ. Дѣло въ томъ, что отъ удара молніи въ песокъ дѣйствительно онъ сплавляется, въ видѣ сучковатыхъ сосулекъ. Стрѣлы эти между прочимъ окачиваются водой, коею поятъ больныхъ, отъ колотья. Зеркало, какъ дивная для простолюдина вещь, подало раскольникамъ поводъ къ особой сказкѣ: какой-то пустынникъ, не устоявъ противу соблазна діавола, возмечталъ о себѣ столь нелѣпо, что вздумалъ свататься на какой-то царской дочери. Царевна, по дѣвичьимъ причудамъ, отвѣчала: если онъ достанетъ мнѣ ту вещь, которую по всему царству не могли найти, вещь, въ которую бы я могла видѣть себя чище чѣмъ въ водѣ, то выйду за него. Пустынникъ пошелъ стараться и наткнулся путемъ на порожнюю избушку, въ которой чортъ отозвался ему, сказавъ, что попалъ въ рукомойникъ, запертъ и заговоренъ въ немъ какимъ-то старикомъ, и что готовъ отслужить какую угодно службу тому, кто его выпуститъ. Порядившись съ нимъ на ту затѣйливую вещь, которую требовала царевна, пустынникъ снялъ деревянный крестъ, которымъ накрытъ былъ глиняный висячій рукомойникъ; чортъ выскочилъ, встряхнулся, сдѣлалъ и подалъ старику зеркало, которое этотъ отнесъ царевнѣ. По словамъ нѣкоторыхъ, онъ женился на ней но былъ наказанъ тѣмъ, что видѣлъ всюду двойника своего, который не давалъ ему ни днемъ, ни ночью покоя и замучилъ его до смерти; а по словамъ другихъ, старикъ покаялся до свадьбы, смирился и ушелъ навсегда опять въ пустыню. По сей причинѣ у раскольниковъ и понынѣ зеркало есть вещь запрещенная созданная діаволомъ.

Въ мѣстахъ, гдѣ есть мамонтовыя кости, жители не знаютъ и не могутъ постигнуть, чтобы это были остатки допотопнаго животнаго; а потому и сложили повѣсть о подземномъ слонѣ, который живетъ и роется всегда подъ землей какъ кротъ, никогда не выходитъ наружу, а только по смерти своей случайно попадается, потому что земля изрыгаетъ кости его. Преданіе о волотахъ или великанахъ и о находимыхъ костяхъ ихъ, безъ всякаго сомнѣнія, также основано на ископаемыхъ костяхъ различныхъ животныхъ.

Бѣда не по лѣсу ходитъ, по людямъ, а какъ пойдетъ бѣда, растворяй ворота, никогда-де одной бѣдой не кончится. Это повѣрье основано на случайностяхъ, служившихъ поводомъ къ изобрѣтенію его. Но есть кромѣ того поэтическое повѣрье въ бѣдовиковъ, несчастныхъ на всѣ руки, или бѣдокуровъ; къ чему бы такой человѣкъ не прикоснулся, отъ этого ожидаютъ только худаго; его жалѣютъ, его не хотятъ обидѣть, но всякъ самъ себѣ ближе, и бѣдняка не менѣе того выпроваживаютъ за порогъ, если онъ куда зайдетъ, не держатъ въ одной рабочей артели, не даютъ никуда приткнуться, даже не смѣютъ подать помощи, опасаясь вреда для себя и для другихъ. Жалкое заблужденіе это такъ упорно, что его иногда ничѣмъ нельзя побѣдить.

Привязанность къ прадѣдовскимъ обычаямъ, отъ коихъ такъ трудно отстать народу, и страсть рядиться и красоваться, подавали въ купеческомъ сословіи нашемъ поводъ къ забавнымъ явленіямъ: такъ напр., купчиха, не устоявшая противу искушенія одѣваться заживо въ нѣмецкое платье, успокоивала совѣсть свою завѣщаніемъ, чтобы ее похоронили въ русскомъ сарафанѣ.

Въ числѣ сказокъ о нечистомъ, находимъ также опредѣленіе различія между многими именованіями его: чортъ смущаетъ, бѣсъ подстрекаетъ, дьяволъ нудитъ, сатана творитъ лживыя чудеса, для соблазна.

Есть сказка о блаженныхъ островахъ Макарійскихъ, гдѣ сытовыя рѣки, кисельные берега, или молочныя рѣки, медовые берега; дѣвка выйдетъ, однимъ концомъ коромысла ударитъ, готовый холстъ подънетъ; другимъ зачерпнетъ, нитки жемчугу вытянетъ; стоитъ тамъ и береза золотые сучья; и корова, на одномъ рогу баня, на другомъ котелъ; олень съ финиковымъ деревомъ на лбу, и птица сиринъ, иначе райская, перья непостижимой красоты, пѣніе обаятельное, ликъ человѣческій, и пр.

Повѣрье о неразмѣнномъ или неизводномъ рублѣ, который можно достать у нечистаго, продавъ ему на перекресткѣ въ полночь жаренаго въ перьяхъ гусака, разсказывается различнымъ образомъ и принадлежитъ къ тѣмъ же сказочнымъ вымысламъ, принимаемымъ тутъ и тамъ за наличную монету, и также распространено у различныхъ народовъ, напр., въ Германіи.

Въ числѣ такъ называемыхъ лубочныхъ картинъ, которыя нынѣ уже начинаютъ дѣлаться рѣдкостью и безъ цензуры не печатаются, есть, кромѣ изображенія помянутаго сирина, извѣстная космографія, гдѣ расписаны всѣ баснословныя, сказочныя страны, люди съ песьими головами, блаженные острова Макарійскіе и много другихъ чудесъ. Объ этомъ листѣ была помнится когда-то статья въ «Телеграфѣ». На другомъ листѣ находимъ мы изображеніе людей дивныхъ или дикихъ, найденныхъ Александромъ Македонскимъ внутри горъ Рифейскихъ: это люди одноногіе, трехрукіе, одноглазые, двуносые и пр. Всѣ они выходятъ на встрѣчу герою-побѣдителю, коему предшествуетъ пѣшій ратникъ въ полномъ вооруженіи.

Всѣмъ извѣстно довольно загадочное явленіе, что въ Москвѣ нѣтъ сорокъ; народное повѣрье изгнало ихъ за 40 верстъ изъ Москвы; но онѣ есть гораздо ближе, хотя, сколько мнѣ извѣстно, никто не видалъ, чтобы сорока залетала въ самую Москву. На это сложено нѣсколько поэтическихъ сказокъ; Москва основана на томъ мѣстѣ, гдѣ убитъ бояринъ Кучка; его предала сорока неумѣстнымъ сокотаньемъ своимъ, когда онъ спрятался подъ кустомъ; онъ ее проклялъ умирая и сороки исчезли оттуда навсегда. Другіе говорятъ, что сорока унесла съ окна послѣдній кусокъ сыра у одного старца, угоднаго небесамъ; онъ ее проклялъ за это и изгналъ изъ округа.

Третьи сказываютъ, и это преданіе сохранилось въ народныхъ пѣсняхъ, что Маринка Мнишекъ, будучи вѣдьмой, перекинулась въ сороку, когда пришлось ей худо, и вылетѣла изъ окна терема своего; за это сорока была проклята въ то время и не смѣетъ явиться въ Москву.

Есть еще довольно сложное и старинное повѣрье о василискѣ, который родится изъ пѣтушьяго яйца. Замѣтивъ, что курица иногда сдуру силится запѣть пѣтухомъ, люди изъ этого заключили, что и пѣтухъ можетъ иногда прикинуться курицей и снести яичко. Это яйцо кругленькое, маленькое, называется спорышокъ, и въ сущности есть не иное что, какъ выносокъ куриный, т. е. уродливое яичко, какъ говорятъ, послѣднее, когда курица перестаетъ нестись. Народъ иногда утверждаетъ, не знаю по какимъ примѣтамъ, что это яйцо пѣтушье: что пѣтухамъ во сто лѣтъ разрѣшено снести одно только такое яйцо; а если дѣвка поноситъ его шесть недѣль подъ мышкой, то изъ него вылупится василискъ. Объ этомъ василискѣ есть множество разсказовъ: онъ дѣлается оборотнемъ, или соединяется съ злымъ человѣкомъ, съ колдуномъ, и невидимо въ немъ живетъ; онъ вообще исполняетъ всѣ приказанія мачихи своей, выносившей его подъ мышкой, приноситъ ей золото, мститъ за нее тѣмъ, на кого она зла, даетъ ей разныя вѣсти и пр. Можетъ быть, повѣрье или сказка эта въ связи съ преданіями о сожительствѣ женщинъ съ нечистымъ духомъ, со зміями огненными, летучими и другаго разбора. Вѣдьма, по мнѣнію нѣкоторыхъ, есть именно плодъ подобнаго супружества, а сказка о Тугаринѣ Змѣевичѣ и ей подобныя, суть уродливыя порожденія разгула народнаго воображенія, настроеннаго на этотъ ладъ. Кирша Даниловъ разсказываетъ одинъ изъ подобныхъ случаевъ, о рожденіи Волхва Всеславича такими словами:

По саду саду, по зеленому, ходила, гуляла Молода княжна Марѳа Всеславична: Она съ камня скачила на лютаго на змѣя — Обвивается лютый змѣй около чобота зеленъ-сафьянъ, Около чулочка шелкова, хоботомъ бьетъ по бѣлу стегну… А въ ту пору княжна поносъ понесла… А и на небѣ просвѣтилъ ясенъ мѣсяцъ. А въ Кіевѣ родился могучъ-богатырь, Какъ бы молодой Волхвъ Всеславьевичъ: Подрожала мать-сыра земля, Стряслося словно царство индѣйское, А и сине море всколебалося Для ради рожденья богатырскаго…

У насъ осталось еще преданіе, въ поговоркѣ: обвести мертвою рукою. Суевѣрье говоритъ, что если соннаго обвести рукою мертвеца, то человѣкъ спитъ непробуднымъ, мертвымъ сномъ. На этомъ основаніи, воры нашивали съ собою руку мертвеца, и вломившись тихонько въ избу, усыпляли этою рукою, по убѣжденію своему, тѣхъ, кого хотѣли обокрасть. Къ сожалѣнію, даже и новѣйшее суевѣрное мошенничество прибѣгало изрѣдка къ этому средству, и воры разрывали для этого могилу.

Русскіе литейщики, собираясь отлить какую нибудь значительную вещь, напр., колоколъ, стараются отвлечь вниманіе праздной и докучливой толпы отъ своей работы какою нибудь новостью, выдумкой или вѣстью, которую молва пускаетъ по городу. Мастера увѣрены, что отливка отъ этого лучше удается и въ колоколѣ не будетъ пузырей. Такимъ же точно образомъ тщательно скрываютъ день и часъ родовъ, отвлекая иногда вниманіе сосѣдей какими нибудь сказками и заставляя даже домашнихъ отлучиться на это время, подъ произвольно придуманными предлогами. Этотъ обычай впрочемъ полезенъ, потому что всякій лишній человѣкъ при подобномъ дѣлѣ помѣха. По той же причинѣ родильницъ уводятъ тайкомъ въ баню, чтобы избѣжать въ тѣсномъ домѣ помѣхъ и свидѣтелей; но топить въ это время баню и душить роженицу на полкѣ, въ страшномъ жарѣ, есть обычай невѣжественный и вредный.

XIV. Привидѣнія

Всѣ повѣрья о привидѣніяхъ, мертвецахъ и вообще о взаимныхъ сношеніяхъ двухъ міровъ, видимаго и незримаго, вещественнаго и духовнаго, составляютъ смѣшанный рядъ преданій и разсказовъ, принадлежащихъ, можетъ быть, ко всѣмъ видамъ принятаго нами раздѣленія повѣрій. Эта статья до того обширна, что изъ нея можно бы составить десятки томовъ; постараемся объясниться на нѣсколькихъ страничкахъ.

Подъ словомъ видѣніе разумѣемъ мы такое явленіе, такой видимый предметъ, который предсталъ глазамъ нашимъ необыкновеннымъ, сверхъестественнымъ образомъ, т. е. необъяснимымъ, по извѣстнымъ намъ доселѣ законамъ природы. Подразумѣвается, что человѣкъ видитъ явившееся не во снѣ, а на яву; что сверхъ, того, видѣніе это, по крайности, большею частью не вещественное, неосязаемо для рукъ, хотя и видимо для глазъ; словомъ, что оно занимаетъ какую-то неопредѣленную средину между плотскимъ и безплотнымъ міромъ. Видѣнія эти большею частію основаны на явленіи тѣни или духа, какъ выражаются, т. е. человѣка, уже отшедшаго въ вѣчность и снова принявшаго плотской, видимый образъ, и въ этомъ-то смыслѣ видѣніе получаетъ болѣе точное, опредѣлительное названіе привидѣнія. Впрочемъ, есть и видѣнія другаго рода, безконечно разнообразныя, какъ самое воображеніе человѣка.

Умъ, разумъ и разсудокъ нашъ рѣшительно противятся тому, чтобы допустить возможность или сбыточность видѣній. Частнаго, таинственнаго свидѣтельства небольшаго числа людей, слишкомъ недостаточно для изнасилованія нашего здраваго ума и для вынужденія изъ насъ вѣры, вопреки убѣжденію; мы слишкомъ хорошо знаемъ, что чувства наши и воображеніе несравненно легче и чаще подвергаются обману, чѣмъ здравый смыслъ нашъ и разсудокъ. Въ дѣлѣ такого рода, конечно, вѣрнѣе видѣть и не вѣрить, чѣмъ вѣрить не видавши. Мы не смѣемъ утверждать, чтобы душа наша ни подъ какими условіями не могла войти въ духовныя связи съ безплотнымъ міромъ, не смѣемъ потому, что у насъ нѣтъ къ тому достаточныхъ доказательствъ. Но спросимъ, могутъ ли сношенія эти сопровождаться признаками вещественными? Какимъ образомъ душа, коей бренная плоть несомнѣнно давно уже истлѣла, можетъ облечься снова въ ту же плоть, уничтоженную всевѣчными законами природы? А какимъ же образомъ плотское око наше можетъ принять впечатлѣніе отъ чего либо не вещественнаго, т. е. для него не существующаго? Если допустить даже, что душа можетъ быть приведена особыми обстоятельствами въ восторженное состояніе, въ коемъ дѣлается независимою отъ пяти чувствъ и превыше времени и пространства, что она въ ясновидѣніи своемъ созерцаетъ въ настоящемъ и прошедшее и будущее, то все-таки этимъ еще не будетъ разрѣшена загадка: какимъ образомъ являющійся намъ духъ можетъ вызвать изъ праха истлѣвшую плоть свою, или облечься въ ея подобіе?

Съ другой стороны, мы видимъ, что чувства наши безпрестанно подвергаются обманамъ. Напримѣръ: не слышимъ ли мы иногда внезапно звукъ, звонъ, свистъ, даже имя свое, между тѣмъ какъ все около насъ тихо, спокойно и никто не звалъ насъ и не свисталъ? Не видимъ ли мы иногда, подъ дрему, или въ потьмахъ на яву, или забывшись и крѣпко задумавшись, такіе предметы, какихъ около насъ нѣтъ? это происходитъ отъ двоякихъ причинъ: какая нибудь причина произвела волненіе, переворотъ въ крови нашей, отъ котораго послѣдовали на нервы зрѣнія или слуха впечатлѣнія, сходныя съ дѣйствіемъ зримаго предмета или слышимаго звука; тогда органъ слуха или зрѣнія передаетъ впечатлѣніе это въ общее чувствилище, и сіе послѣднее бываетъ обмануто. Въ этомъ случаѣ дѣйствіе основано на вещественной, плотской половинѣ нашего существа; но можетъ быть и противный случай: воображеніе съ такою живостью и убѣжденіемъ представитъ себѣ какой либо звукъ или предметъ, что впечатлѣнія идутъ обратнымъ порядкомъ изъ общаго чувствилища и до самыхъ орудій чувствъ, производятъ тамъ тѣ же перемѣны, какъ и явленія дѣйствительныя, и мы опять-таки бываемъ обмануты.

Что сила воли и воображенія производитъ въ насъ вещественныя перемѣны, это доказать не мудрено, потому что мы видимъ это безпрестанно и на каждомъ шагу: вспомните только мнимо-больныхъ; кромѣ того каждый изъ насъ въ состояніи силою воображенія значительно участить біеніе сердца, если настроить себя умышленно, вообразивъ живо радость, гнѣвъ, безпокойство и пр. Также легко играть зѣницей своей, расширяя и суживая ее по произволу, если, глядя на одинъ и тотъ же предметъ, воображать поперемѣнно, что напрягаешь зрѣніе для разсмотрѣнія въ подробности самаго близкаго предмета.

Безспорно, что воображеніе наше сильно участвуетъ во всѣхъ видѣніяхъ. Вотъ почему люди нервическіе, или не привыкшіе обуздывать своего воображенія болѣе дѣльнымъ направленіемъ, склонны къ видѣніямъ. Вотъ почему мракъ, или полусвѣтъ, опутывая зрѣніе наше непрободаемыми тенетами, бываютъ всегдашними спутниками видѣній. Ночная тишина, гдѣ каждый малѣйшій шорохъ раздается иначе и громче нежели днемъ; покой и сонъ, потемки, сумерки, одиночество, настроенное воображеніе, непріятное и непривычное положеніе человѣка, временно лишеннаго одного изъ главнѣйшихъ чувствъ своихъ, зрѣнія; наконецъ слѣдующій за напряженіями тѣла и духа приливъ крови къ мозгу и къ самымъ орудіямъ зрѣнія, все это въ совокупности олицетворяетъ передъ нами безличное и неодушевленное, переноситъ картины воображенія въ окружающую насъ туманную существенность. Въ другихъ случаяхъ, мы обращаемъ грезы въ видѣнія; душа не распознаетъ, при живости впечатлѣнія, минувшаго отъ настоящаго и также бываетъ обманута. Это въ особенности часто встрѣчается у дѣтей, прежде чѣмъ они научаются различать сонъ отъ дѣйствительности; а какъ и взрослые весьма часто въ томъ или другомъ отношеніи походятъ на дѣтей, то и они нерѣдко поддаются тому же обману.

Если видѣнія, привидѣнія, духи во плоти тѣни, призраки, живые мертвецы и пр. возможны, то многіе изъ насъ дали бы дорого за то, чтобы увидѣть ихъ и созерцать спокойнымъ духомъ. Людей, кои постоянно видятъ разныя видѣнія или призраки, называютъ духовидцами. Есть особый родъ видѣній, по сказанію очевидцевъ, это двойники, т. е., человѣкъ видитъ самого себя, и тутъ народное повѣрье наше о домовомъ, который-де иногда одѣвается въ хозяйское платье, садится на его мѣсто и пр., совпадаетъ съ распространеннымъ по всей Европѣ, особенно сѣверной, повѣрьемъ о двойникѣ. Иногда видятъ его также другія люди, но обыкновенно видишь его только самъ; для прочихъ онъ невидимка. Если двойника застанешь у себя въ комнатѣ, или вообще, если онъ предшествуетъ человѣку, идетъ напередъ, то это означаетъ близкую кончину; если же двойникъ идетъ слѣдомъ за хозяиномъ, то обыкновенно намѣренъ только предостеречь его. Есть люди, кои, по ихъ увѣренію, почти безпрестанно видятъ своего двойника, и уже къ этому привыкли. Этотъ непонятный для насъ обманъ чувствъ чаще встрѣчается между людьми среднихъ и высшихъ сословій, чѣмъ въ простомъ народѣ.

Загадочная вещь, въ царствѣ видѣній, это вещественные призраки, сопровождающіе, по увѣренію многихъ, такія явленія. Сюда принадлежатъ, напримѣръ, трещины, кои старая, сухая деревянная утварь даетъ внезапно, въ предвѣщаніе бѣдствія, особенно смерти, или собственно въ то мгновеніе, когда является призракъ. Въ трещины эти, какъ въ предвѣщаніе бѣды, вѣрятъ почти всѣ народы, и легко было бы набрать цѣлые томы росказней о подобныхъ происшествіяхъ. Вѣроятнѣе всего, однако же, что внезапная и неожиданная трещина, иногда среди тихой и спокойной ночи, подаетъ собственно поводъ къ тѣмъ разсказамъ, кои сочиняются безсознательно разгоряченнымъ воображеніемъ. Допустивъ возможность предчувствія въ животныхъ, въ томъ смыслѣ, какъ это было объяснено выше, мы однако же до крайности затрудняемся найти какую либо связь между усыхающимъ отъ погоды стуломъ или шкафомъ и долготою дней его хозяина. Недавно еще я видѣлъ разительный примѣръ такой случайности: старинная мебель прошлыхъ вѣковъ, простоявъ столько времени спокойно, внезапно и безъ всякой видимой причины, начала лопаться съ ужаснымъ трескомъ. Безъ всякаго сомнѣнія, воздушныя перемѣны были причиной этому явленію, и если бы наблюдать за симъ внимательно, то вѣроятно это могло бы служить указаніями метеорологическими, имѣющими одну только общую и отдаленную связь съ долголѣтіемъ человѣческаго рода.

Я видѣлъ однажды милое, желанное видѣніе, которое не стану ближе описывать, видѣлъ очень ясно, и не менѣе того, не только теперь, но даже и въ то самое время очень хорошо понималъ, какъ это сталось, и не думалъ искать тутъ ничего сверхъестественнаго. Воображеніе до того живо представило себѣ знакомый ликъ, что безсознательно олицетворило его посредствомъ обратнаго дѣйствія на чувства, и очи узрѣли снаружи то, что изваялось на глубинѣ души…

Я еще два раза въ жизни своей видѣлъ замѣчательныя привидѣнія, и оба случая стоятъ того, чтобы ихъ пересказать. Они пояснятъ нѣсколько то, что сказалъ я объ этомъ предметѣ вообще, то есть, что должно всякую вещь десять разъ примѣрять и одинъ разъ отрѣзать!

Будучи еще студентомъ, я жилъ въ вышкѣ или чердакѣ, гдѣ печь стояла посреди комнаты, у проходившей тутъ изъ нижняго жилья трубы. Кровать моя была въ углу, насупротивъ двухъ небольшихъ оконъ, а у печки стоялъ полный оставъ человѣческій — такъ, что даже и въ темную ночь я могъ видѣть въ постели очеркъ этого остава, особенно противъ окна, на которомъ не было ни ставень, ни даже занавѣски. Просыпаюсь однажды за полночь, во время жестокой осенней бури; дождь и вѣтеръ хлещутъ въ окна и вся кровля трещитъ; вѣтеръ, попавъ видно гдѣ нибудь въ глухой переулокъ, завываетъ по-волчьи. Темь такая, что окна едва только отличаются отъ глухой стѣны. Я сталъ прислушиваться, гдѣ завываетъ такъ жестоко вѣтеръ, въ трубѣ ли, или въ сѣняхъ, и услышалъ съ чрезвычайнымъ изумленіемъ совсѣмъ иное: бой маятника отъ стѣнныхъ часовъ, коихъ у меня не было и никогда не бывало. Прислушиваюсь, протираю глаза и уши, привстаю, одно и то же; кругомъ все темно, холодно, сыро, буря хлещетъ въ окно, а гдѣ-то въ комнатѣ, по направленію къ печи, мѣрно ходитъ маятникъ. Одумавшись хорошенько и сообразивъ, я всталъ и началъ подходить на слухъ, медленно, шагъ за шагомъ, къ тому мѣсту, гдѣ ходитъ маятникъ. Въ продолженіе этого перепутья, короткаго по разстоянію, но долгаго, если не по времени, то по напряженію чувствъ, я еще положительнѣе убѣдился въ томъ, что слышу не во снѣ, а на яву, что маятникъ ходитъ, мѣрно, звонко, ровно, хотя у меня стѣнныхъ часовъ нѣтъ. При едва только замѣтномъ сумеречномъ отливѣ противъ оконъ, ощупью и на слухъ, дошелъ я до самой печи и стоялъ еще въ большемъ недоумѣніи, носомъ къ носу съ костякомъ своимъ, коего очеркъ мутно обозначался противъ бѣлой печи. Что тутъ дѣлать и какъ быть? Маятникъ явнымъ образомъ ходитъ въ скелетѣ; изъ него отдавались мѣрные удары, но движенія незамѣтно никакого. Ближе, ближе носомъ къ лицу его, чтобы разсмотрѣть въ потьмахъ такое диво, какъ оставъ мой, съ кѣмъ я давно уже жилъ въ такой тѣсной дружбѣ, внезапно плюнулъ мнѣ въ лицо… Невольно отшатнувшись, я обтерся рукою и удостовѣрился, что все это было не воображеніе, а существенность: брызги, разлетѣвшіяся по лицу, были точно мокрыя. Этимъ слѣдовало бы кончить изслѣдованія, и я попросилъ бы васъ переувѣрить меня, что я ошибся, что все это было не то, и не такъ! Я стоялъ, все еще сложа руки передъ постояннымъ товарищемъ, пялилъ глаза и прислушивался къ мѣрнымъ ударамъ маятника, который однако же вблизи стучалъ нѣсколько глуше; но подумавъ еще немного и не видя ни зги, я безотчетно протянулъ руку и погладилъ черепъ по лысинѣ: тогда я вздохнулъ и улыбнулся, всѣ объяснилось. Въ кровлѣ и потолкѣ, подлѣ трубы или печи, сдѣлалась небольшая течь, капля по каплѣ, на лысую, костяную, пустую и звонкую голову моего нѣмаго товарища!

Другой случай состоялъ въ слѣдующемъ:

Сидя вечеромъ въ кругу товарищей, я сказалъ, какъ пришлось къ слову, что робость и пугливость не одно и то же: первое можетъ быть основано на опасеніи, поселяемомъ въ насъ здравымъ разсудкомъ; второе, напротивъ, есть склонность къ страху безотчетному, а потому иногда и безразсудному; что, можетъ быть, я иногда робокъ, но не пугливъ, и не могу робѣть, страшиться, или опасаться чего нибудь, если опасеніе это не оправдывается моимъ разсудкомъ. «Ну, ты въ мертвецовъ вѣришь?» Вѣрю въ мертвыхъ. «А в живыхъ?» Нѣтъ, не вѣрю. «Стало быть, и не боишься ихъ?» И не боюсь; впрочемъ, если бы я и вѣрилъ въ мертвецовъ по твоему, то и тогда еще не вижу, для чего ихъ бояться. «А пойдешь ли ты въ полночь на кладбище?» Пожалуй, пойду. «Нѣтъ, не пойдешь!» Нѣтъ, пойду! За споромъ дѣло стало, и рѣшено было, чтобы мнѣ идти, какъ пробьетъ полночь, одному на кладбище, отстрогнуть щепочку отъ креста и принести ее, и завтра всѣмъ вмѣстѣ идти и примѣрить щепочку, для повѣрки дѣла.

Ночь была темная, до кладбища версты двѣ, дорога подъ конецъ едва замѣтная; я сбился немного и не счелъ за нужное отыскивать торную дорогу, а пошелъ знакомымъ путемъ вперевалъ, по направленію, гдѣ противъ неба темнѣла едва замѣтно кладбищенская церковь. Прихожу ко рву, окружающему кладбище, перескакиваю его; ножичекъ у меня въ рукахъ и я хочу уже отстрогнуть щепочку отъ перваго пошатнувшагося въ сторону креста, но мнѣ показалось, что завтра осмѣютъ меня, скажутъ: радъ, что добрался, небось, не прошелъ дальше! — и я сталъ подвигаться ощупью впередъ, спотыкаясь между могилъ, ямъ, кустовъ, камней и разрушенныхъ памятниковъ. Въ это время, помню, родилось во мнѣ двоякое опасеніе, ускорившее, при такихъ обстоятельствахъ, біеніе сердца и дыханіе: первое, чтобы товарищи не вздумали подшутить надо мною и не сдѣлали какой нибудь глупости; второе, чтобы какой-нибудь сторожъ не принялъ меня за вора и не вздумалъ бы, выскочивъ внезапно съ боку, прежде всего поколотить меня порядкомъ, чтобы, можетъ быть, потомъ уже, за вторымъ пріемомъ, допросить, кто я и за чѣмъ пришелъ. Первое опасеніе устранилось однако же тѣмъ, что сидѣвшіе со мною товарищи не могли оперидить меня на этомъ пути, а второе тѣмъ, что сторожа конечно теперь всѣ спятъ и мнѣ только не должно шумѣть. Во всякомъ случаѣ, я, скрѣпивъ сердце, далъ себѣ слово быть спокойнымъ, разсудительнымъ и хладнокровнымъ, не пугаться, что бы ни случилось. Глупое сердце продолжало стучать вслухъ, хотя, право, не знаю о чемъ и по что. Вдругъ я слышу подземный глухой стукъ, удара два, три сряду. Я остановился: черезъ нѣсколько секундъ повторилось тоже, потомъ еще разъ, а потомъ раздался слабый подземный стонъ или вздохъ. Все это, сколько я могъ заключить, полагаясь на слухъ свой, происходило въ самомъ близкомъ разстояніи отъ меня и притомъ именно «подъ землей.» Послѣ нѣсколькихъ секундъ молчанія и нѣсколькихъ шаговъ моихъ впередъ, повторилось опять тоже; но подземные удары были звучнѣе и до того сильны, что мнѣ показалось, будто земля подо мною дрогнула; стонъ, довольно внятный, исходилъ изъ земли и безспорно отъ мертвеца. Если бы я кончилъ похожденіе свое на этой точкѣ, то уже и этого было бы довольно, и я бы конечно понынѣ могъ бы вамъ только божиться по совѣсти, что все это точно святая истина и дѣйствительно такъ со мною случилось… но дѣло зашло еще дальше: я опять подвинулся нѣсколько шаговъ впередъ, по тому направленію, откуда звукъ до меня доходилъ, прислушивался и все подвигался ощупью впередъ. Внезапно стукъ этотъ очутился почти подо мною, у самыхъ ногъ; что-то охнуло, закашляло; земля вскрылась и разступилась; меня обдало, обсыпало землей, и мертвецъ въ беломъ саванѣ медленно потянулся изъ могилы, прямо передо мной, никакъ не далѣе двухъ шаговъ… Кончимъ на этомъ; примите отъ меня совѣстливое увѣреніе, что все это случилось точно такимъ образомъ, какъ я описываю, и скажите послѣ этого, есть ли привидѣнія и живые мертвецы, или ихъ нѣтъ?

Я остановился и глядѣлъ во всѣ глаза на мертвеца, у котораго въ рукахъ увидѣлъ я, не смотря на потемки, заступъ. Я не думалъ и не могъ бѣжать, а стоялъ, растерявшись и не зная, что именно дѣлать. Помню, что я хотѣлъ завести разговоръ съ покойникомъ, но по незнакомству съ нимъ не зналъ, съ чего начать, чтобы не сказать ему какой нибудь глупости. Къ счастью, онъ вывелъ меня изъ этого тягостнаго положенія, спросивъ самъ первый: «Кто такой ходитъ тутъ, зачѣмъ?» Эти слова возвратили мнѣ память и объяснили вдругъ все. — Да я, любезный, не попаду на дорогу, сбился, отъ берега, гдѣ и канавы не замѣтилъ, и не знаю куда выйти. — «А вотъ сюда ступайте, вотъ!» — Да ты что же тутъ дѣлаешь? «Извѣстно что, копаемъ могилу.» — Для чего же ночью? «А когда же больше? Какъ съ вечера закажутъ, чтобы къ утру готова была, такъ когда же копать ее, какъ не ночью?»

Вотъ все, что я по собственному опыту могу сказать объ этомъ предметѣ. Я бы могъ разсказать еще кучу подобныхъ приключеній, наприм. какъ одинъ офицеръ искрошилъ въ ночи саблей, вмѣсто привидѣнія, бѣлый канифасный халатъ свой, висѣвшій на гвоздѣ, на который надѣта была еще и шапка; какъ привидѣнія ходятъ за любовными приключеніями, или просто на какой нибудь промыселъ, пользуясь робостью хозяина; но все это извѣстно и притомъ конечно ничего не доказываетъ; надобно каждому предоставить вѣру въ собственное свое убѣжденіе, которое однако же тогда только можетъ имѣть мѣсто, когда оно основано на собственномъ, безошибочномъ опытѣ, и когда опытъ этотъ, какъ въ приведенныхъ мною случаяхъ, доведенъ до конца.

Недавно еще разсказывали мнѣ, поставивъ и свидѣтелей, слѣдующее: хозяинъ, прохаживаясь въ сумерки въ залѣ, услышалъ и увидѣлъ въ окно, что на дворъ прикатила карета четверней. Онъ заглянулъ въ гостиную и сказалъ женѣ: приготовься принять гостей: кто-то пріѣхалъ. Но какъ все оставалось попрежнему тихо и спокойно и никто не входилъ, то хозяинъ выглянулъ въ переднюю: покойная бабушка его стояла тамъ у дверей, но исчезла въ ту же минуту; полъ подъ нею треснулъ, а карета покатила со двора, по направленію къ кладбищу. Иные прибавляли еще къ этому, что посторонніе люди видѣли, какъ карета исчезла въ самой оградѣ погоста. Что прикажете сдѣлать изъ такого разсказа? Если бабушка могла воротиться съ того свѣта, то гдѣ и какъ успѣла она собрать всю упряжь свою, карету, лошадей и кучеровъ, которые, конечно, не были ею взяты съ собою на тотъ свѣтъ? Не короче ли предположить, что добрый хозяинъ, внукъ или сынъ, задумался о бабушкѣ, которой съ недавняго времени нестало въ домѣ, и что онъ увидѣлъ ее не плотскими глазами своими, а окомъ души?

О двойникахъ, предвѣщающихъ кончину, говорятъ почти всюду и во всѣхъ земляхъ. Извѣстно, что горнымъ шотландцамъ приписываютъ способность видѣть двойниковъ въ высшей степени. Если объяснить явленіе это языкомъ магнитизеровъ, то явленіе двойника значитъ, что душа наша получила возможность, какъ бы отдѣлившись отъ тѣла, созерцать его внѣ себя, со стороны. Это довольно темно, и хотя и нѣсколько понятнѣе, чѣмъ явленіе покойниковъ.

Можетъ быть, нѣкоторые читатели слышали, что разсказваютъ многіе изъ современниковъ нашихъ, какъ очевидцы, о смерти довольно извѣстнаго въ кругу своемъ человѣка. Онъ былъ начальникъ учебнаго заведенія; дѣти, въ хорошій зимній день, кажется, въ сочельникъ передъ Рождествомъ, бѣгали по саду, гдѣ лежалъ глубокій снѣгъ и были расчищены только три дорожки, въ видѣ П. Нѣсколько молодыхъ людей сидѣли на скамьѣ и, увидавъ подходящаго къ нимъ со стороны зданія начальника, привстали; онъ прошелъ, но не успѣли они оглянуться, какъ увидѣли его вторично, идущаго тѣмъ же путемъ, по тому же направленію, тѣмъ же мѣрнымъ шагомъ и точно въ такомъ же положеніи. Съ крайнимъ изумленіемъ они снова ему поклонились; онъ поздоровался съ ними и обошелъ кругомъ дорожекъ. Двойники такъ быстро прошли одинъ за другимъ, что не было никакой возможности допустить, будто старикъ сдѣлалъ кругъ и обошелъ вторично. Дѣти изумлялись и перешептывались весь день; что происходило въ душѣ старика, никому неизвѣстно; но онъ на другой же день въ какомъ-то припадкѣ лишилъ себя жизни. Случай этотъ весьма замѣчателенъ тѣмъ, что нѣсколько постороннихъ свидѣтелей единогласно утверждаютъ сказанное нами и убѣждены въ томъ, что сами видѣли двойника. При такихъ обстоятельствахъ остается только пожать плечами и предоставить дѣло на совѣсть каждаго.

XV. Клады

Сюда же, къ этому же разряду поэзіи народной и игры воображенія принадлежитъ цѣлый ряд сказокъ и повѣрьевъ о цвѣтѣ папоротника, который-де цвѣтетъ ночью на Ивановъ день. Этотъ небывалый цвѣтъ (папоротникъ тайниковое, безцвѣтное растеніе) почитается ключемъ колдовства и волшебной силы, въ особенности же для отысканія кладовъ: гдѣ только зацвѣтетъ папоротникъ въ полночь краснымъ огнемъ, тамъ лежитъ кладъ; а кто сорветъ цвѣтъ папоротника, тотъ добылъ ключъ для подъема всякаго клада, который безъ этого рѣдко кому дается.

Предметъ этотъ, о кладахъ, богатъ повѣрьями всякаго рода. Съ суевѣріями о кладахъ связывается и много сказокъ и преданій; у каждаго края свой герой или разбойникъ прежнихъ лѣтъ, коему приписываются всѣ находимые и искомые клады. Въ восточныхъ губерніяхъ клады принадлежатъ Пугачеву, на Волгѣ Стенькѣ Разину, на Украйнѣ Гаркушѣ, въ средней Россіи Кудеяру и проч. Кладъ вообще не всякому дается; хозяинъ клада, по смерти своей, бродитъ тихо вокругъ и бережетъ его строго и чутко: либо вовсе не найдешь, либо и найдешь, да не возьмешь, не дастся въ руки; не подымешь по тяжести; обмираешь, какъ тронешь, ровно кто тебѣ руки и ноги перебьетъ; кружишь на этомъ мѣстѣ и не выйдешь, ровно лѣшій обошелъ, поколѣ не положишь кладъ опять на мѣсто; или, если кладъ подъ землей, въ подвалѣ, глубокой ямѣ, то взявшій его не вылѣзетъ никакъ, передъ тобою земля смыкается, желѣзныя двери съ запорами затворяются; либо выскочитъ откуда ни возьмется невидимка, схватитъ и держитъ на мѣстѣ, покуда ни выпустишь изъ рукъ клада; либо навалится на плечо ровно гора, такъ что и языка не повернуть; либо ноги подкосятся, либо станутъ, упрутся, словно приросли къ землѣ; или, если и возьмешь кладъ и унесешь, то сколько ни носишь его домой, берешь золото, а принесешь черепки; или же, наконецъ, возьмешь, да и самъ не радъ; вся семья сподрядъ вымретъ. Все это оттого, что кладъ кладется со свинцомъ или съ зарокомъ, что кладъ бываетъ всегда почти заповѣдный и дается тому только, кто исполнитъ зарокъ; избавляетъ же отъ этой обязанности только цвѣтъ папоротника или разрывъ — прыгнунъ — скакунъ — плакунъ — или спрыгъ — трава, желѣзнякъ или кочедыжникъ; папоротнику и плакуну повинуются всѣ духи, а прыгунъ ломаетъ замки и запоры, побѣждая всякое препятствіе. Иногда кладъ бродитъ не только свѣчей, огонькомъ, но даже какимъ-нибудь животнымъ или человѣкомъ; если, догадавшись, ударить его наотмашь и сказать: аминь, аминь, разсыпься, то передъ тобою очутится кубышка съ деньгами. Во время выемки клада всегда приключаются разныя страсти, и черти пугаютъ и терзаютъ искателя. Брать взаймы у клада иногда можно, если онъ дастъ, но къ сроку принеси, иначе постигнетъ бѣда большая. Можно также мѣнять деньги у клада и при этомъ даже иногда обсчитывать его, положивъ то же число монетъ, меньшей цѣнности.

У насъ почти всюду есть много разсказовъ и преданій о кладахъ, а Саратовская губернія, гдѣ волжскія вольницы зарывали когда-то свои награбленныя богатства, едва ли не богаче прочихъ подобными воспоминаніями. Мы упомянули, что кладъ кладется со словцомъ или по завѣту: это значитъ, что кто его зарываетъ, тотъ долженъ во все время причитывать вслухъ, какой зарокъ на него кладетъ: напр., семидневный постъ, а затѣмъ рыть голыми руками, на молодой мѣсяцъ; или на разрывъ-траву и проч. Одинъ человѣкъ зарывалъ кладъ, приговаривая: «на три головы молодецкихъ»; стало быть, кладъ не дастся никому, если не поклонится ему тремя головами молодецкими; а другой бродяга, сидя случайно тутъ же въ дуплѣ, подслушалъ его и переговаривалъ каждый разъ: «на три кола осиновыхъ.» Кладъ слушается всегда послѣдняго заговора; посему, когда хозяинъ ушелъ, а подсидѣвшій его вырубилъ три осиновые кола и поклонился ими кладу, то и взялъ его преспокойно. Есть также заговоры, во всемъ похожіе на прочіе заговоры, какъ для укладки клада, такъ и для развязки его.

Въ одномъ мѣстѣ Рязанской губерніи, гдѣ исконное повѣрье искало кладовъ, увѣряя, что цѣловальникъ рязанскій встрѣтилъ земляка въ Сибири, въ ссылкѣ, и узналъ отъ него тайну нѣсколькихъ кладовъ, получивъ и запись съ примѣтами, гдѣ они лежатъ, люди съ сѣдыми бородами разсказывали вотъ что: Я рубилъ въ лѣсу жерди, привязавъ лошадь къ дереву; вдругъ вижу подъ деревомъ высыпанъ изъ земли и уже поросъ травой мохомъ крестъ; я вспомнилъ, что это была одна изъ примѣтъ, и выхватилъ топоръ, чтобы натюкать на деревьяхъ зарубки; вдругъ какъ понесетъ моя лошадь, сорвавшись, какъ загремитъ, я за ней, за ней, а она дальше, дальше, затихла и пропала; я воротился, а она стоитъ привязанная, гдѣ была, а мѣста того, гдѣ высыпанъ крестъ, не нашелъ, хоть сто разъ былъ опять въ лѣсу да искалъ нарочно.» Другой разсказывалъ такъ: «И я по дрова ѣздилъ, да нашелъ на знакомомъ мѣстѣ, гдѣ сто разъ бывалъ и ничего не видѣлъ, погребъ: яма въ полчеловѣка, въ поясъ, а на днѣ устлана накатомъ, который уже поросъ травой и мхомъ, да кой-гдѣ доска прогнила, провалилась. Подумавъ немного и оглянувшись, да опознавшись еще разъ на мѣстѣ, я спустился въ яму; только-что я было припалъ, да сталъ заглядывать въ провалы, какъ меня хватитъ кто-то вдоль спины хворостиной, такъ я насилу выскочилъ да бѣжать, а онъ все за мной, до самой дороги! Я на другой день показывалъ хозяйкѣ своей синевицы на спинѣ.»

Третьему рязанцу посчастливилось лучше: онъ безъ большихъ хлопотъ у себя дома подъ угломъ нашелъ съѣденный ржавчиной чугунчикъ, въ коемъ было съ пригоршню серебряныхъ монетъ. Ихъ купилъ г. Надеждинъ, а описалъ г. Григорьевъ, въ Одессѣ; это были замѣчательныя арабскія монеты IX и XI вѣка.

Весьма нерѣдко кладъ служитъ защитою для скрытія важныхъ преступленій. Въ одной изъ подмосковныхъ губерній у помѣщика былъ довольно плохой, въ хозяйственномъ отношеніи, крестьянинъ, одинъ изъ тѣхъ, кому ничего не дается: хлѣбъ у него всегда хуже чѣмъ у прочихъ; коли волкъ зарѣжетъ телятъ, либо порветъ жеребенка, такъ вѣрно у него же; словомъ, и скотъ не держится, и счастья нѣтъ, и ничѣмъ не разживется. По этому поводу, помѣщикъ посадилъ его въ постоялый дворъ, или въ дворники, для поправки хозяйства. Впрочемъ, это былъ мужикъ смирный, трезвый и худа никакого за нимъ не слыхать было.

Вскорѣ онъ точно поправился, и даже слишкомъ скоро. Онъ уплатилъ долги, купилъ скота, сталъ щеголять, наряжать жену въ шелкъ и проч. Помѣщику это показалось подозрительно, и послѣ строгихъ допросовъ, на основаніи разнесшихся слуховъ, дворникъ признался, что ему дался кладъ: «Я вышелъ ночью, услыхавъ проѣзжихъ извощиковъ, и увидалъ за оврагомъ, по ту сторону ручья, въ лѣсу небольшой свѣтъ. Я спустился, подошелъ тихонько и вижу, что два человѣка съ фонаремъ дѣлятъ межъ собою кладъ. Увидавъ меня нечаянно, они было хотѣли бѣжать, послѣ хотѣли убить меня, а наконецъ подѣлились со мною, отсыпавъ мнѣ полную шапку цѣлковыхъ, съ тѣмъ, чтобы я никому ни слова не говорилъ.» Все это конечно много походило на сказку, тѣмъ болѣе, что мужикъ сбивался и не могъ дать толкомъ отчетъ, когда заставили его показать на мѣстѣ, гдѣ именно вырытъ кладъ; но другихъ подозрѣній не было, молва увѣрила, что дворникъ разжился отъ клада, самъ онъ сознался въ томъ же, и дѣло было оставлено.

Къ осени баринъ хотѣлъ перестроить постоялый дворъ, который былъ плохъ и въ особенности тѣсенъ и неопрятенъ, но дворникъ подъ разными предлогами отговаривалъ барина, да и впередъ, когда объ этомъ заходила рѣчь, убѣждалъ его не трогать двора, каковъ онъ есть. «Что мнѣ, говорилъ онъ, въ господахъ — я господъ не люблю пускать; за ними только хлопотъ много, а выгоды нѣтъ никакой: стаканчикъ сливокъ возьмутъ, да разъ десять воды горячей поставить велятъ, да цѣлую половину и займутъ; я, благодаря Бога, разжился отъ извощиковъ, которые берутъ овесъ да сѣно; а съ нихъ будетъ и этой избы; имъ гдѣ ни свалиться, только бы лошадь накормить.»

Удерживая такими уловками барина отъ перестройки двора, мужикъ черезъ годъ или два умеръ. Весь околодокъ зналъ, что онъ разбогатѣлъ отъ клада, и во всякой деревнѣ разсказывали по-своему, какъ это случилось; но баринъ приступилъ къ перестройкѣ избы и совсѣмъ неожиданно нашелъ кладъ другаго рода: подъ печью, едва прикрытые землей, лежали два человѣческіе остава съ проломленными черепами.