— Четко исполнено, — задумчиво констатировал Саша.
— Я хотел по ногам и целился по ногам, а вон как вышло… — из тьмы появился часовой. Не тот, что был утром, но такой же молоденький. Чуть старше Алика. Он всхлипывал.
— Дело твое такое, стражник, стрелять, если непорядок, — ободряюще заметил Сергей.
— Я три раза крикнул "стой!", а они… их двое было… наоборот, побежали. Я в воздух выстрелил, а потом хотел по ногам, — захлебываясь, все объяснял, объяснял солдатик.
— Что ты оправдываешься? — опередил старшина. — Ты по уставу действовал.
Взревели моторы в Амбулаторном и, светя прорезями затемненных фар, примчались и замерли два "харлея" милицейской раскраски и черная "эмка". Из "эмки" кто-то грузно выпрыгнул, и командирский голос распорядился:
— Докладывайте.
— Товарищ подполковник! — старшина непонятно как узнавший звание начальника, докладывал громко и без лишних слов: — Воспользовавшись темнотой, двое неизвестных пытались проникнуть в охраняемый вагон. Часовой Хрисанов заметил их и трижды криком "стой" предложил остановиться. Но эти двое пытались скрыться. Тогда Хрисанов, один раз выстрелив в воздух, вторым — прицельным — выстрелом застрелил одного из них.
Старшина вновь осветил Вицу.
— Четко исполнено, — повторил Сашины слова подполковник, а часовой попытался повторить свое:
— Я хотел по ногам…
— Да помолчи ты! — перебил его старшина.
— Что в вагоне, который они пытались грабить? — спросил подполковник.
— Особо важный груз! — бойко ответил старшина.
— Диспетчер! — требовательно крикнул подполковник.
— Здесь я, — отозвался недовольный голос.
— Что в вагоне, диспетчер?
— Ручные гранаты. С утренним составом должны уйти.
Полковник весело присвистнул и потребовал:
— Освети-ка его еще раз, старшина.
Опять был распростертый Вица.
— Кто его знает? — спросил подполковник.
— На нашем рынке ошивался. Кусочник. Кличка Вица, — спокойно ответил Сергей. Он уже отдышался и был ровен, невозмутим и полон достоинства.
— Хотел бы я знать, зачем кусочнику гранаты, — подполковник сел на корточки и стал рассматривать Вицу.
— А может, что им нужно было, вовсе и не в этом вагоне… — задумчиво произнес Саша.
— Отвлекающий маневр? — подполковник тут же встал. — Диспетчер, что может представлять интерес для грабителей?
— На шестом пути десять ящиков со швейцарскими часами.
— Пошли, — приказал подполковник, и все торопливо зашагали, спотыкаясь о рельсы. Вагон на шестом пути встретил их распахнутыми дверями.
— Ну, Сашок, ты похлестче любого милиционера! — весело удивился Сергей.
— Я офицер-десантник, Сергей, — серьезно ответил Саша.
— Позавчера двадцать мешков риса, а сегодня часы… — рассеянно констатировал старшина.
— Вам было приказано усилить охрану, — холодно напомнил подполковник. Старшина удрученно развел руками:
— Да усилили, усилили! Два дополнительных поста. А на большее людей нет.
— Может, ты к ним на временную работенку определишься? — насмешливо предложил Саше Сергей.
— Старшина! — вдруг взревел подполковник. — Почему посторонние в запретной зоне? Убрать немедленно!
Взревел и старшина:
— Хрисанов! Проводить посторонних граждан!
Солдатик махнул рукой Сергею, Саше и Алику и пригласил:
— Пошли, что ли?
В Амбулаторном их ждали Петро и Миша.
— Ну, что там? — поинтересовался Петро.
— Человека убили, — ответил Алик с горечью и болью.
Все субботнее утро Саша бесцельно бродил по пустырям — прогуливался. Посматривал, поплевывал, посвистывал до часу дня, а потом неспешно направился к школе, в которой учился Алик.
Он сидел на лавочке в школьном палисаднике и ждал, когда в 145-й школе прозвенит последний звонок. Он зазвенел наконец, и его тут же сопроводил глухой могучий рев сотен здоровых детских и юношеских глоток. Звонок скоро затих, а рев — нет. Он стал пронзительнее и громче, потому что двери школы распахнулись, и орда пацанов, не прекращающих орать, вырвалась на долгожданную волю. Старшеклассники выходили степенней, беседуя и прощаясь. Вот уже и нет никого. Наконец появился еще один последний, видимо, большой школьный начальник, так как вышел он вместе с учительницей и степенно беседовал с ней на равных.
— Паренек! — обратился к нему Саша. — Не скажешь, куда десятый провалился?
— Извините, — вежливо попросил прощения у учительницы большой начальник и только после этого подробно объяснил Саше:
— У десятиклассников сегодня вместо физкультуры и военного дела футбольный матч с госпиталем на поле МТЭИ. Здесь недалеко, через пустырь и…
— Спасибо, знаю, — невоспитанно прервал его Саша. И, поднявшись, зашагал к пустырю.
Школьный рев после отвального звонка по сравнению с тем, что он услышал, проходя к футбольному полю, был просто детским писком.
Вот это был футбол! Раненые с мелкими телесными дефектами сражались на поле, как львы. Раненые с существенными телесными дефектами, окружившие футбольное расталище, оглушительно болели. То был несдерживаемый восторг молодости, уверенной теперь в своей нескончаемости.
Раздвигая полосатые пижамные спины, Саша прорвался к кромке поля, уселся у полустертой меловой черты и глянул на футболистов. Нет, и десятиклассники были не подарок в своем стремлении доказать, что они настоящие мужчины. Нашла коса на камень.
Саша отыскал на поле Алика. Сделать это было нетрудно: Алик был лучшим. Легкий, координированный, быстрый, он непринужденно работал с мячом и, прекрасно видя игру, умело и точно распасовывал. От желания играть рядом с ним Саша страстно засопел и спросил у соседа с костылем:
— Какой счет?
— Два-два! — ответил тот, не отрывая взгляда от поля.
— Осталось сколько?
— Десять минут! — злобно проорал сосед, потому что видел, как Алик, набрав скорость, приближался к линии штрафной. — Да прикройте же его!
Но то был бесполезный крик. Обыграв в штрафной троих, Алик, падая, со штыка пустил мяч мимо выбегавшего вратаря. Тогда, забивая гол, не впадали в замысловато экстатическое ликование. Хмуро глядя в землю, Алик солидной трусцой направился к центру. Но до конца матча еще оставалось время, и легкораненые бойцы ринулись в последний бой. Мяч уже уходил с половины поля десятиклассников. И когда до конца осталась одна минута, свершилось: пас, второй, навес во вратарскую, и громадный мужик с перевязанной рукой послал головой мяч в сетку. Через несколько секунд судья в гипсовом корсете длинным свистком определил конец игры.
Волна пижам захлестнула футбольное поле, подхватила богатыря, спасшего солдатскую честь, и с яростным "ура!" понесла его, как знамя.
Мимо Саши шла понурая цепочка потных и недовольных десятиклассников.
— Алик! — позвал Саша. Алик обернулся, узнал, заулыбался приветливо:
— Саша, ты меня ждешь?
— Кончилась трудовая неделя? Пошли домой.
Они пошли. Саша грустно сказал:
— Все-таки жалко, что теперь девчонки отдельно учатся.
— А зачем тебе девчонки?
— Влюбиться хочу, Алька!
— В школьницу?
— Почему в школьницу? В кого-нибудь. Чтобы сердце обмирало при ее виде, чтобы я на свидания с букетами ходил! — И закончил неожиданно: Неспокойно мне, муторно, Алик.
— Это от безделья, — безоговорочно решил Алик.
— Еще что скажешь? — поинтересовался Саша.
— А что мне говорить? Тебе Сергей Васильевич все сказал. И если ты немедленно, с завтрашнего дня не займешься каким-нибудь делом, все будет так, как он предсказал.
Саша послушал, подмигнул хитрым левым глазом и снисходительно поведал Алику:
— Мое дело сейчас — в тихом поле лежать и слушать, как птицы поют.
— Так сделай хоть это!
— Далеко до поля-то! На электричке ехать надо.
— Лень?
— Ага.
— Так нельзя. Саша…
— Алик, все! — предостерегающе перебил его Саша и направился к школьному двору. Алик шел за ним. Они пересекли пустырь.
— Чей это сарай? — спросил Саша, кивнув в сторону полуразрушенного каменного строения.
— Ничей. Раньше здесь трансформаторная будка была.
— А что здесь грузовики делают? — Саша рассматривал отчетливый след автомобильных колес.
— Развернулся какой-нибудь случайный.
— Ну и черт с ним. Что делать будем?
— Саша… — опять строго начал Алик, но Саша опять перебил его:
— Ничего не говори, ладно? Лучше стихи почитай.
— Хорошо, — согласился Алик. Подумал немного, и:
Мы разучились нищим подавать.
Дышать над морем высотой соленой,
Встречать весну и в лавках покупать
За медный мусор золото лимонов.
Случайно к нам заходят корабли.
И рельсы груз проносят по привычке.
Пересчитай людей моей земли,
И сколько мертвых станет в перекличке!
Но всем торжественно пренебрежем!
Нож сломанный в работе не годится,
Но этим черным сломанным ножом
Разрезаны бессмертные страницы.
Помолчали. Потом Саша остановился, положил Алику руки на плечи.