Один человек и один город

– Разумеется. Поэтому тебя никто не торопит.

Сигара вздохнула и потухла. Сенатор убрал недокуренный сверток табачных листьев в футляр и распахнул дверцу «фалькона». С водительской стороны.

– Здесь тебя никто не потревожит. Это поможет принять решение?

Я промолчал, глядя, как он уезжает. И только когда жемчужно-пепельная машина бесшумно исчезла в зеленом лабиринте, понял, что реально остался один.

Дом, говорите? Роскошный, спрятанный в заповедном месте, отданный на разграбление? О, простите, грубо выразился! На откуп. Помнится, мама что-то упоминала о поддержке. Что ж, по большому счету мне теперь даже не нужно работать. Могу жить припеваючи, отрывая плитки облицовки и продавая по одной. За дорожные на черном рынке дадут чуть поменьше, чем за стенные, конечно, но все равно достаточно, чтобы ни о чем не думать долгие годы.

Вы щедры, сенатор. Очень-очень щедры. Но если сделали такой подарок человеку, от которого ваша супруга желает избавиться однажды и навсегда, то сколько я смог бы получить, став вашим…

Лазоревая гладь бассейна разорвалась, принимая меня в свою ласковую ловушку. Хорошая штука – вода. Своенравная. И выталкивает обратно, и не отпускает до конца. Прямо как мысли.

Странно, я думал, что этот «от ворот поворот» произведет большее впечатление. Заставит хотя бы разозлиться по-настоящему. Но нет, в конце концов даже злости не осталось. Событие должно было произойти? Оно произошло. Ожидаемое, логичное, предсказуемое, прогнозируемое. Словом, все, только что случившееся, я на самом деле уже успел пережить много-много раз. Во сне, когда грезил о несбыточном. Наяву, когда взвешивал шансы.

Я же знал, что так все и закончится, верно? Зачем же продолжал надеяться? Точно, надо было заниматься карьерой. Сенатор не смог бы мне отказать в любом дурацком намерении, возникни оно на несколько лет раньше. Ввел бы в высший свет, познакомил с влиятельными… Впрочем, хватит обманывать себя: такая вещь, как влияние, имеет перед собой единственную цель – прирастать, а со мной все было ясно сразу.

Таланты? Способности? Ерунда! Все и всегда решают связи. Конечно, я смогу получить пристойную должность в любой корпорации Санта-Озы. Например, как сводный брат наследника семьи Линкольнов. Но мне никогда не подняться выше. Не занять место, сны о котором не давали мирно уснуть весь последний год.

Может, это первые признаки сумасшествия? Ну и пусть. Будет даже приятно выстроить в сознании виртуальную реальность, где все идет по нужным мне правилам. Вполне заманчиво. Если во внешнем мире мечты и надежды имеют обыкновение постоянно рушиться, лучше закрыться где-то внутри. Для начала хотя бы внутри дома.

Сенсорная пластина вспыхнула мягким молочным светом, начиная распознавание, и менее, чем через четверть минуты открыла замок. Хорошая настройка, техники постарались на славу. За дополнительную плату, конечно же: стандартно установленная охранно-пропускная система постоянно чудит. В университете, к примеру, не реже пару раз в семестр случались всякие чудеса. И студентам временами сказочно везло. В экзаменационную неделю особенно, когда преподавателей задерживали на входе.

Ковер на полу, синтетический, как и большая часть меблировки, мгновенно высушил ноги. Словно слизал капельки воды, все до последней. И спрашивается, зачем тогда искать полотенце, если можно лечь прямо здесь?

Покатый потолок холла целиком застеклен. Как крыша оранжереи. И кажется совсем прозрачным, словно лежишь под открытым небом, только не слышно шелеста листьев и прочих звуков жизни. Так тихо, что хочется спросить: а эта самая жизнь, она вообще есть хоть где-то снаружи?

В доме прохладно, но уютно. Точнее, та же самая температура, что и снаружи. Терморегуляция отменная, вот что значит, современные технологии. И не нужно ни о чем заботиться: как только на улице начнет ощутимо холодать с приближением ночи, капилляры внутристенных панелей сузятся, отдавая накопленное за день тепло. При всем желании не замерзнешь и не простудишься. Даже насморк не подхватишь. Это ли не сказка?

Скучновато, конечно. Непривычно без голосов, раздающихся то здесь, то там. Бросить все и вызвать машину? Воспользоваться услужливо подмигивающим коммуникатором? Мне не скажут ни слова поперек, это я уже хорошо уяснил. Только не потому, что чего-то опасаются или уважают мои решения. Просто никому нет дела до того, что происходит за забором на выселках.

Сенатор четко дал понять: наши дороги расходятся. Вот тебе, парень, все необходимое для самостоятельной жизни, осталось только найти официальный, желательно благопристойный источник средств к существованию, и распрощаемся. Если не ошибаюсь, во всех культурах мира считается, что уход из родительского дома это начало всего. Тогда почему мне кажется наоборот?

– Репетируешь новые способы встречи гостей?

Хэнк. Стоит у порога, опираясь о дверной косяк.

– Заходи, раз уж пришел… А собственно, что ты здесь делаешь?

– Проезжал мимо. Решил познакомиться с соседями: стройка закончилась, значит, здесь кто-то уже должен был обосноваться.

Несколько небрежно брошенных слов. И одновременно – бездна поразительной информации.

– С соседями?

– Ну да. Отсюда до нашего дома всего несколько миль. Можно даже пешком ходить.

Какая предусмотрительность! Значит, сенатор тщательно выбирал место, куда меня можно сослать с глаз долой. Конечно, оно дорогое. Престижное. Обремененное блестящим светским обществом. Но разве я этого хотел?

– А знаешь, я немного переживал. Даже боялся. Ведь здесь мог поселиться кто угодно.

– Значит, считай, что тебе повезло.

– А тебе разве нет?

На его широкую улыбку невозможно ответить иначе, чем улыбнуться в ответ. Пусть натянуто и не вполне искренне, но Хэнка, судя по смешинкам в глубине карих глаз, радует и такое проявление чувств с моей стороны.

– Предложишь войти?

– Да я и не запрещал.

– А твой «цербер»?

Пришлось подниматься с ковра, шлепать к пульту управления, искать описание основных функций, а потом отрубать к черту всю систему. От кого мне здесь держать оборону? Разве только от юных наследниц семьи Арриба, да и то вряд ли

– Добро пожаловать.

– Потренируй приветствие, когда будет подходящее настроение: таким тоном уместнее велеть убираться восвояси.

Внутреннее убранство производит впечатление даже на Хэнка, хотя кому, как не ему, чувствовать себя в роскоши, как рыба в пруду:

– Потрясающе! И сколько все это стоило?

– Понятия не имею. Подарили.

– Ого! И ты ещё на что-то жалуешься?!

– Они откупаются от меня. Просто и пошло откупаются.

– Я бы не торопился с выводами.

Хэнк прошелся по холлу, восхищенно обозревая обстановку. Выглянул в окно, за которым сияло зеркало бассейна.

– Вода хорошая?

– Приличная.

– Можно окунуться?

– Не спрашивай разрешения. Можешь вообще жить здесь, если хочешь.

Плескался он долго, демонстрируя все стили плавания, которыми владел. Только непонятно, ради кого старался: и так знаю, на что способен мой друг, а других зрителей вокруг не было и быть не могло. Да и я приглядывался не особенно, потому что после дороги, купания, а главное, не самых приятных раздумий появилось то, что должно было появиться. Чувство голода.

Холодильник, обнаруженный на кухне, оказался шикарен, элегантен, огромен и пуст. Не совсем, конечно, но считать батарею бутылок шампанского едой я не согласился бы ни при каких условиях. Как и набор дорогих сыров: две дюжины кусочков на один укус – надругательство над разыгравшимся аппетитом.

– Жрать нечего, - сообщил я, услышав шаги Хэнка у себя за спиной.

– Зато выпивки – хоть залейся! А насчет жратвы не переживай: у меня кое-что есть с собой.

– Собирался на пикник? Тогда извини, что нарушил твои планы.

– Да ну, какой пикник? Не забывай, у меня куча младших сестер, а потому меня из дома без месячного запаса провизии не выпускают!

Насчет месяца он, конечно, погорячился: так, небольшая корзинка с сэндвичами. Правда, на любой вкус.

– Угостишься?

– Ещё спрашиваешь!

Когда мы приговорили всю еду и пару бутылок, за окнами уже начали сгущаться сумерки.

– Тебе не пора домой?

Хэнк внимательно посмотрел на меня и качнул головой:

– А я и так дома. Ты же предложил мне жить здесь, помнишь? Но если я тебе сегодня мешаю…

Он сделал попытку подняться из кресла, и я почему-то вдруг испугался остаться один в наступающей ночи. Но честно признаться в своих страхах? Вот ещё!

– Нет, не мешаешь. Просто я думал, тебя ждут.

– Я родных уже предупредил. Сказал, что погощу у друга.

На моей памяти Хэнк даже не притрагивался к стационарному коммуникатору, а мобильные так высоко в горах вряд ли работают устойчиво. Стало быть…

– Когда успел?

Ага, молчит. И прямо скажем, выглядит смущенным.

– Ты с самого начала знал, что здесь окажусь именно я, ведь так?

Он мог бы притворяться и дальше, но не стал:

– Сенатор сказал, где тебя искать.

– Зачем?

– Чтобы я не плутал лишнего.

– Я не об этом! Зачем ты меня вообще искал?

Хэнк тряхнул волосами, после купания и в отсутствие укладки превратившимися в полнейший беспорядок.

– Наш разговор в соборе. Тебя что-то тревожит, Фрэнк. И сильно тревожит. Расскажешь?

Неужели по нынешним временам беседы с богом больше недостаточно?

– Тебе не понравится то, что ты можешь услышать.

– Оно и не должно мне нравиться. Это же правда, а она не бывает плохой или хорошей.

Прости меня, Господи, ибо я согрешил.

– Я ненавижу их. Всех вместе и по отдельности.

– За что ненавидишь?

– За все… - Я обвел рукой комнату. – За все это.

– За доброту и щедрость? – уточнил Хэнк.

– Где ты их видишь? Я разве просил о чем-то подобном? Да даже не думал!

– И никогда не хотел иметь?

Оно должно было стать моим. По определению. Могущество и богатство. Зачем нарочно желать того, что и так простирается вокруг?

– Это просто кусок. Кусок торта, который отрезали для меня. В утешение. Только я уже не ребенок, чтобы довольствоваться одними лишь сладостями.

– А я думаю, что сенатор хотел сделать тебе приятное. Помочь почувствовать уверенность. Она ведь нужна тебе, не отпирайся!

– Она у меня есть. Я как никогда уверен в одной вещи, Хэнк.

– И в какой же? Только не начинай снова скулить о конце жизни. Такие слова тебе не идут.

Может, он и прав. В самом деле, чем дольше думаю о событиях прошедшего дня, тем яснее становится голова.

– Не буду.

– Тогда что скажешь?

Интересно ему или нет, неважно. Будет сидеть рядом, заглядывать в глаза, уморительно улыбаться или хмуриться, пока не добьется. Только не своего, а моего. Он и сам мог бы стать замечательным священником, Алехандро Томмазо дель Арриба. Но я бы был против. Потому что тогда у моего друга не осталось бы времени на меня.

– Цель, Хэнк. У меня больше нет цели.

– А раньше она была?

Наверное. Теперь уже невозможно утверждать. Но я точно знал, что делал бы после усыновления. Куда стремился бы. И в конце концов, однажды непременно занял бы место…

– Я хотел стать сенатором. По крайней мере, попытаться.

– И что изменилось сейчас?

– Не притворяйся, будто не понимаешь! Этот путь мне теперь заказан.

– Имя ничего не решает, Фрэнк.

– Скажи это бизнесменам, которые гоняются за Джозефом и которые…