Призрак, осыпанный снегом 3

— Вот здесь он стоял, — со всей серьёзностью сказала она, указав рукой. — Весь из старого металла, из разных деталей: крупных и мелких, ржавых и просто потемневших… Он был точной копией настоящего, в нём повторялся каждый элемент. От него исходило ощущение не какой-то там заводной игрушки, а, как бы тебе сказать… чего-то живого! — Инга сделала паузу. — Но мёртвого.

Кирилл поражался — как невозмутимо она об этом рассказывает. Он где-то сомневался в её помешательстве и начинал верить её словам, но по-прежнему кивал так, будто ему хотят задурить голову. Он нагнулся, пытаясь разглядеть траву, что-то заметил, присел, стал ощупывать. Под рукой в земле отчётливо читалась вмятина — в точности такая, которую оставило бы копыто. Пройдясь дальше в согнутом положении Кирилл обнаружил остальные три вмятины. Значит Инга не сочиняла — здесь действительно стояло нечто тяжёлое. Затем он поискал дальше: подобные следы обнаружились ещё, с большим интервалом. На паханной земле они вообще были, как на ладони — здесь точно пронёсся конь. За несколько метров до бокового забора, за которым начинался бурьян и разные лесные деревья, следы обрывались — последними двумя, а дальше Кирилл провёл взглядом траекторию: с земли на забор, затем взгляд его улетел далеко за забор и увяз где-то в лесу.

Когда он ощупывал первые вмятины у сараев, его подмывало устроить Инге разбирательство, будто у неё в огороде погуляла обычная лошадь… Так зачем причислять это к деятельности Призрака? Зачем выдумывать какой-то металлолом? Но когда Кирилл проследил за перемещением животного, окончившимся полётом Пегаса, понял: про законы природы снова придётся забыть.

В калитку кто-то долбил — они услышали не сразу. Отворять отправилась Инга, Кирилл блуждал по участку, продолжая выискивать новые следы, надеялся найти самого коня. Блуждание привело его к лицевой части дома с противоположной стороны, где он увидел Его…

Возле ворот стоял сын Иконникова — Кирилл не мог шевельнуться, он смотрел на него завороженно — так же он реагировал на Ингиных потусторонних существ. Он не застал разговор Инги с гостем, когда тот говорил ей, что не мог спокойно сидеть узнав о пропаже коня. Владимир Фёдорович заметил парня, остановил на нём взгляд, умолк.

Юноша вынужден был подойти, даже поздоровался. Инга представила их друг другу поближе, официально, парня назвав просто Кириллом, сына Иконникова — просто Владимиром Фёдоровичем. Больше никаких пояснений. Кирилл покрутил головой по сторонам, придумывая — что бы такое сочинить: какова причина его пребывания здесь? Он же не скажет, что приехал осматривать памятник коню.

Мужчина вдруг заговорил:

— Ладно. Не будем ходить вокруг да около. Давайте начистоту. Мы собрались здесь, чтобы выяснить: куда мог пропасть полуторатонный конь — по крайней мере такой он на вид.

Кирилл открыл от изумления рот.

— Вы тоже его видели? — поразился он.

— Как тебя сейчас.

Парень витал в размышлениях, когда Инга вела Иконникова показывать следы, а сам он семенил за ними. Он задумчиво наблюдал, как те двое лазают по огороду. Инга жаловалась:

— Смотрите, помидоры мне затоптал! И вон там куст картофеля. Нунэ так не скачет.

Владимир Фёдорович задержался там, где следы обрывались: их глубина в мягкой земле подтверждала, насколько тяжеловесным было изделие.

— Через забор перемахнул, — остановившись рядом озвучил своё предположение Кирилл.

— Да-а… — Иконников стоял подбоченившись, изучая следы. — А где сейчас… — спросил он у хозяйки, не договорив слово «отец» в присутствии парня.

— Со вчерашнего дня его не видела. — Та сообразила о ком он.

Владимир Фёдорович вскинул руку и взглянул на часы.

— Я уже должен быть… — начал он сожалеющим тоном.

— Да вы езжайте, езжайте! — сказал ему Кирилл. — У меня выходные, так что я пока… присмотрю тут… И помогу поискать! Всё-таки не иголка в стоге сена.

— В этом-то и беда! что не иголка, — сказал шагая через грядки Иконников. — Ещё не хватало, чтобы его заметили… скачущим по полям.

Он попрощался, пообещав быть на связи, и скрылся за калиткой, оставив Кирилла провожающим его так же зачарованно, как и при встрече. Послышался звук загудевшего мотора, и машина газуя двинулась в путь. Звуки рассеялись вдалеке.

— По полям… — задумчиво произнёс парень. — По полям…

Он резво повернулся к Инге.

— А ведь это… — Кирилл снова задумался, а затем обрадовался собственной сообразительности. — Кажется я догадываюсь — где искать коня! — Инга внимательно приготовилась слушать.

— Раз эта хрень так носится, значит ей нужен немалый простор… Значит, она должна носится по полям. Не по лесу и не по деревням — Нунэ тоже не дурачок, чтоб так палиться, чтобы потом показывали во всех новостях… А значит, конь скачет по полям. И вот что я думаю… — Кирилл сложил руки по-деловому. — Скорее всего он выгуливается ночью в каких-нибудь полях… А в каких? — Он вопросительно уставился на Ингу, будто та должна была знать ответ.

Кирилл открыл рот и медленно поднял палец, давая понять, что на него нашло ещё одно озарение. Какое-то время он водил зрачками, а Инга, боясь спугнуть поток его мыслей, не шевелилась в ожидании выводов.

— Ты знаешь где находятся конюшни, в которых работал… ну этот… прототип твой… Иконников Нунэ Алексеич?

Инга встрепенулась.

— В Студёных Выселках? Так от этих конюшен давно ничего не осталось.

— От его избы тоже ничего не осталось! — эмоционально воскликнул парень. — Однако он там посиживает… Сам видел. Должны же остаться хоть какие-то развалины… Какие-то камни, может стены… И вообще где их местонахождение конкретно?

Последний вопрос поставил её в тупик.

— Ну не знаю я, не знаю! где конкретно они находятся… Никогда не была там. Я к той бабушке приезжала нечасто. Ну гуляла по окрестностям… А где конюшни эти… Слышала от людей, что были конюшни, где — не имею понятия!

— Пф! Ха! — воскликнул Кирилл. — Если ты никогда не была там, тогда откуда тебе известно, что от них ничего не осталось?

— Я логически рассуждаю. Это раньше в Студёных Выселках были и фермы, и конюшни, и школа была… Теперь магазин один остался. Давно всё позаброшено.

— Ладно. — Кирилл остыл. — Кроме тебя найду у кого спросить. Этого Владимира Фёдоровича не будем дёргать — человек как-никак едет сейчас за рулём, торопится. Позвоню-ка я Ивану Ивановичу.

Парень достал телефон, набрал старика, но прежде, чем задать вопрос, ради которого он решил его побеспокоить, начал интересоваться обстановкой в Студёных Выселках, всё ли там тихо. Тот ответил: без происшествий. К вопросам Кирилла: не выл ли по ночам волк, а может лошади ржали, дед отнёсся с юмором. Затем Кирилл перешёл к делу и поинтересовался Иконниковым, спросил о конюшнях, на которых тот работал. Старик переварил вопрос, припомнил некоторые детали. Местоположение конюшен он, конечно, знал: стояли они по другую сторону села.

За Студёными Выселками, как только заканчивались пустующие дома, шла дубрава, а рядом поле, где «Николаич пасёт баранье стадо, голов на шестьдесят, а может семьдесят», затем посадки, а за ними уже конюшни, за конюшнями поля, пруды и лес.

Со слов Ивана Ивановича на месте конюшен остались одни развалины, правда, сам он туда давно не ходил за ненадобностью. Припомнил, какой там растёт очиток вокруг развален в виде ярко-жёлтых пышных островов на склонах камней — цветение должно быть ещё не завершилось.

— Я предлагаю сразу выдвигаться… — сказал Кирилл обращаясь к Инге. — Осмотрим местность… Переждём в том твоём доме, пока солнце зайдёт, затем вернёмся к конюшням, притаимся где-нибудь и послушаем, что там творится.

— Ты на полном серьёзе считаешь, что там в полях разгуливает груда металлолома? — спросила Инга с иронией.

— Ну как хочешь… — Кирилл отмахнулся. — А я поеду! — Он собрался на выход.

— Стой! — крикнула Инга. Парень притормозил. — И что мне с тобою делать… Предлагаю такой вариант: сначала я закончу дела, раздам птице корма, и ещё по светлому, перед закатом, поедем вместе. В том доме просиживать нет смысла — сразу организуем засаду и будем ждать.

Кирилл уломал себя не торопиться с выездом: присутствие рядом такого напарника, как Инга, было куда важнее. В течении дня она возилась в огороде — парню казалось, что она слишком медленно пропалывает грядки. Он принёс ещё одну тяпку и с жаром перевыполнил план. Так же он помог ей перенести кое-какие тяжести — свои действия он сопровождал ворчанием, дескать, у неё есть другой помощник, поднимающий полторы тонны за раз, который где-то сейчас прохлаждается. Затем он ходил и бурчал, что в такую жару не помешал бы бассейн и начал навязывать Инге, чтобы она непременно им обзавелась. Она наблюдала за ним с сочувствием, понимая, что всё его раздражение вызвано нетерпеливостью: он горел желанием скорее начать охоту за всякого рода аномалиями.

Разделавшись Инга дала команду, и Кирилл не мешкая забрался в свою машину. Каждая минута, а таких было двадцать, пока Инга копошилась в доме, потому как на самом деле оказалась не собрана, он нервно стучал по рулю. Наконец она замкнула калитку и подсела в Хонду с чёрным пакетом.

— Что ты там набрала? — заинтересовался парень, но с какой-то претензией в голосе.

К этому моменту Инга стала вести себя обеспокоенно.

— Я тут подумала: а вдруг ты прав? Вдруг Нунэ что-то учудил? Он как-то подозрительно пропал… — Она завернула края пакета и прижала его к себе. — Кирилл догадался, что там лежат предметы изгнания.

Они добрались до Студёных Выселок за полчаса, внутренними путями. Инга сказала, что надо брать левее и объезжать село, пока не выедут на основную дорогу, затем по главной надо двигаться к остановочному павильону, затем она покажет.

Павильон и магазин остались позади. Хонда медленно пробиралась по улице, где Кирилл никогда прежде не бывал — это был левый фланг Студёных Выселок, здесь располагались обычные жилые дома, возле которых возились приехавшие на лето отдыхающие, бегали дети разных возрастов. За поворотом началась другая, менее оживлённая улица, где люди почти не встречались, зато куры лезли под колёса — Кирилл иной раз останавливался и выжидал, пока курица надумает — куда её всё-таки надо. С правой стороны открылся маленький прудок, вероятно выкопанный в месте, где били ключи — там обосновалась стая гусей.

Наконец пошли дома явно нежилые, ветхие, они находились на большом отдалении от автобусной остановки, что создавало неудобство, поэтому отдалённая часть села со временем стала невостребованной. Дорога здесь была со спуском, да ещё песчаная в колеях и с грубыми берегами по выступам. Лучше бы они приехали сюда на Ниве: после дождей и в другую непогоду Хонда бы здесь не прошла; июль и август были единственными месяцами, когда дорога позволяла сюда заехать «не на тракторе».

В конце улицы перед ними развернулись красо́ты — с возвышения вид открывался на поле, на котором паслось стадо баранов и на дубовый лесок, а за полем блистали пруды. Дорога, идущая вдоль дубравы, оставляла желать лучшего, поэтому Кирилл закончил автомобильное путешествие и припарковался, завернув в сухостой из рослых трав, наивно полагая, будто здесь ещё кто-нибудь поедет и надо оставить проезд свободным.

Они направились вдоль леса. Стадо постепенно перемещалось перпендикулярно им и скоро должно было столкнуться с ними на дороге, овцами управлял крупный полный мужчина с посохом, при нём кружилась собака овчароподобной масти. Собака, завидев незнакомцев, гавкнула один раз — для порядка, больше не стала, так как сочла, что угрозы нет. Пастух внимательно изучал приближающуюся пару с чёрным пакетом, вероятно ломал голову: что им тут понадобилось на ночь глядя? За эти минуты ходьбы Кирилл уже придумал — что.

— Здрасте! — поприветствовал парень. — А вы, должно быть, Николаич?

От мужчины исходила приятная энергетика, он смотрел с теплотой. Пастух поздоровался в ответ, подтвердил, что все зовут его Николаичем. Собака подбежала и обнюхала обоих с некоторого расстояния, качая хвостом, затем вернулась к овцам. Сами овцы встали, как вкопанные, все как один, уставившись на два незнакомых объекта — у них были умилительно-смешные морды с этими торчащими в разные стороны свёрнутыми ушами. Кирилл не стал дожидаться расспросов.

— А не подскажете как пройти к старым конюшням? Хотим пофотографировать интересные ракурсы.

Мужчина остановился, приподнял руку, выставив её в нужном направлении.

— Пройдёте дальше вдоль леса, затем сворачивайте налево, к прудам, и идите сначала прямо, затем направо — как ведёт дорога. В заросли по прямой не идите — туда рыбаки ходят на пруд, а вам направо надо. — Кирилл кивал. — Пройдёте ещё немного, и там вы их увидите.

Стадо двинулось дальше к дубовому лесу — сквозь него вела другая дорога к селу. Кирилл прикинул, что знать бы раньше эту дорогу, то лучше они приехали бы по ней: отсюда путь до конюшен был короче, да и сама дорога казалась ровнее, учитывая, что дважды в день её утаптывали многочисленные бараньи копыта. С обеих сторон над той дорогой нависли кроны массивных дубов, создавая дивный туннель, какие бывают в сказках.

Тропа привела их к степной местности, посреди которой стояли две полуразрушенные постройки. По правде говоря, постройками их сложно было назвать, так как от крыш ничего не осталось — скорее это были фрагменты стен с отколупанными углами, с осыпавшимся кирпичом по верху, в результате чего рельеф верхней части напоминал стены старой крепости. Из щелей северных стен торчал мох. И действительно, облака ярко-жёлтого очитка, разбросанного по камням и лысым прогалинам, напоминающим глинистую корку, бросались в глаза, можно сказать, слепили.

Ловцы сбежавших сверхъестественных существ оглядели развалины со всех сторон. Кирилл первым ступил внутрь, его захлёстывало чувство погружения в тайну, отчего просто дух захватывало. Он медленно переступал с замиранием сердца по разному хламу — это были заржавелые обрывки обода, торчащие из зарослей доски, бесформенные кирпичи… Здесь когда-то стояли лошади Иконникова, здесь Фёдор Алексеевич ходил по проходу, останавливался и похлопывал ладонью по любопытной морде, кормил сеном, овсом, разговаривал, а животные его слушали. Лошади были разные, у каждой своя кличка, свой норов… Кирилл остановился в самом конце конюшни.

Инга заметила, что он наклонился и вглядывается во что-то на земле. Она начала пробираться за ним следом. Подошла, склонилась рядом.

— Видишь, здесь всё будто надломлено, — сказал Кирилл. — Вот в этом углу, посмотри! Там везде всё заросло, а здесь растительность примята.

— Ну скажи, что это стойло для коня из семидесятых, душа которого переселилась в фигуру из металлолома! — раздражённо выпалила Инга.

— А кто бы говорил! — возмутился парень. — Ладно другой бы кто мне это сказал, а то сама занимается всяким там переселением душ, и говорит так, будто это бредовые фантазии Кирюши-дурачка!

— Да, я занимаюсь переселением!.. Ну не коня же! Я собираю материал разумных существ, а ты мне сидишь втираешь, будто животные у нас с душой и интеллектом! Может мне парнокопытных прикажешь начать переселять? Вон, смотри сколько овец! — Он показала рукой в направлении откуда они пришли. — Давай начнём оживлять всех съеденных овец! Во пастух обрадуется!

Кирилл смотрел на неё неодобрительным взглядом, пока слушал, затем решил поискать дальше и в полусогнутом положении направился к выходу. Выйдя на улицу склонился ещё ниже.

— Смотри! — воскликнул он. — След! — Кирилл прижал к земле траву, раскрыл его.

Инга подошла и увидела на земле явный след от лошадиного копыта, оставленный в месте, где земля была мягче и плохо просыхала после дождей, так как находилась в постоянной тени.

— А вот ещё! — Он перешёл дальше. — И вот! Не чёткий, но след!

Парень поднял голову, уставился на Ингу — та стояла обомлевшая с разинутым ртом. Но, взглянув растерянно по сторонам, она нашла чем объяснить происхождение данных следов.

— Ты сейчас пытаешься представить всё так, будто в этом месте… ну совсем не ходят копытные! Прямо аномалия какая-то, что… — она театрально подняла руки, — следы от копыт видите ли! Какое диво! — Покачала головой. — На окраине села и копыта! — Она невольно оглянулась на дорогу, по которой они пришли, туда, где они встретились с Николаичем, и Кирилл поймал её мысли.

— Да что ты привязалась к этим овцам!

Инга не стала про них ничего говорить, а только вздохнула и начала объяснять свою точку зрения:

— Да, я беру определенную, скажем, энергию, взятую с семидесятых, восьмидесятых, или других лет давности, которая проникает в биологическую субстанцию, пусть для нас до конца необъяснимую, но всё же эта субстанция — материя, созданная для жизни. А тут ты меня склоняешь к версии, будто в основе некой энергии исходным материалом послужила душа и кого — коня! Так она ещё вселилась не в биологическое тело, а в предмет, в поделку, что самое ужасное!

— Это ещё не самое ужасное… — Кирилл отмахнулся. — Самое ужасное, если бы лошадь переселилась не в предмет, а в субстанцию человека, в какого-нибудь Недумающего!

— Ты перегрелся на солнце.

Инга направилась вдоль постройки, как бы прогуливаясь, смахнула ногою камешек, сорвала травинку, раскрошила соцветие, похлопала ладонью о ладонь. Всё это время Кирилл размышлял.

— Не удивлюсь, если Нунэ уже дома, — долетел до парня её голос.

— Ладно. — Кирилл поднялся. — Давай я отвезу тебя в Никольское и вернусь сюда пока совсем не стемнело. — В нём вскипала обида, в голосе чувствовалось разочарование.

— А я никуда не рвусь, — отреагировала она. — Я и мешок вон приволокла… Просто я тебе объясняю, что твоё фантазирование перешло уже границы возможного и невозможного. — Она подошла ближе. — Нунэ таскает всякие предметы… Помнишь автомобиль Яны? Сколько он весит? Перетащил же, засунул в дом. А теперь он утащил куда-то своего дурацкого коня… Кстати, зря мы туда не заехали, в заброшенный дом. Наверняка конь там. Я повелась на твою версию — про поля и напрасно. Может доедем глянем?

— Послушать тебя, так у Иконникова не дом, а склад какой-то!

Солнце уже садилось, на западе небо светилось красно-оранжевым — красивое зрелище. Холодные дневные: голубые и зелёные тона сменились вечерними тёплыми. Заводилась по нарастающей трель ночных насекомых. Ещё немного и станет совсем темно.

— Максимум на что я согласен, так это дойти до машины и принести из неё воды, ну и что-нибудь накинуть…

Через пол часа они уже сидели в засаде. Место выбрали у подножия стены, откуда открывался вид на равнину и заросли, тянущиеся по левую сторону, за которыми начинались пруды. Кирилл подстелил себе куртку, Инга расположилась на сложенном спальнике. От нечего делать они потягивали воду из пластиковых стаканов. У Инги в кармане нашлись семечки. Она сложила опустевшие стаканы в чёрный пакет.

Фантазия у Кирилла вновь разыгралась — он предложил повесить на Нунэ датчик слежения, чтобы всегда знать о его местонахождении. Та ответила, что Нунэ не станет ничего носить. Тогда Кирилл придумал другой способ: проколоть Призраку ухо и вставить клипсу, как у бездомной собаки.

— Мы сейчас о ком вообще говорим? — Инга усмирила его затеи.

На протяжении нескольких часов ничего не происходило, лишь наползали клочья низко стелющегося тумана — влага в воздухе присутствовала вероятно из-за соседства с многочисленными прудами. Постепенно молочной пеленой заволокло всю поверхность поля. Молодые люди уже сидели накинув на себя вещи: ночью становилось прохладно. Кирилл был полон энтузиазма, но Инга не понимала, что они здесь делают, периодически зевала и намекала на ранний утренний подъём. Во время ожидания парень не прекращал философствовать:

— Вот почему запускается сердце у зародыша? Какая энергия заставляет его биться? — Он сам придумал ответ: — Хотя знаю почему — его запускает организм матери: зародыш — такой же орган, который толкает к работе другой орган.

— А яйцо? — Инга своим вопросом разрушила его версию. — Яйцо никак не связано с организмом матери, оно лежит отдельно в гнезде, но в нём точно так же начинает работать сердце. Нужна лишь определённая температура, и организм сам себя запустит.

Он посмотрел на неё разочарованно. Тут он решил докопаться, воскликнув:

— Так откуда берётся эта энергия? Она же появляется из ничего!

— Наконец ты стал понимать, что из ничего ничего не появляется. Мы имеем энергию, которая вселяется в организмы… Она необъятна, как воздух, она будто всегда присутствует где-то рядом и ждёт, когда для неё появится новый резервуар, куда она закинет свою энергетическую частицу. В любой момент она может забрать частицу обратно — что-то её не устроило: либо резервуар слабый и нежизнеспособный, либо на то есть другие причины… Иногда мы сами не понимаем, почему, казалось бы, вполне здоровое тело вдруг умирает ни с того ни с сего — это выпорхнула энергия. Но никогда ещё я не видела, чтобы машина сама завелась и поехала, чтобы сам включился телевизор, отсоединённый от питания…

— Постой! — оборвал её парень, услышав важное для себя. — Ты сейчас сама сказала: отсоединённый от питания… А если оно есть, питание, если не! отсоединённый — розетка отключена, но воздействие есть — такой телевизор вполне может включиться. Ты со мною согласна?

И тут он задал следующий вопрос тихо и вкрадчиво, будто боялся чужих ушей:

— А если у железного коня есть источник питания?.. — Кирилл опасливо оглянулся, убеждаясь — нет ли кого поблизости и снова уставился на собеседницу.

— Какой источник? — прошептала она.

— Неужели не врубаешься? — Кирилл наклонился ближе и процедил сквозь зубы: — Нунэ — вот какой источник! И раз уж мы начали сравнивать с бытовой техникой, то тогда я тебе скажу: не обязательно от прибора должен тянуться провод к источнику питания — посмотри сколько дистанционного изобрели! И конь такой же… — заключительное слово парень произнёс еле слышно: — дистанционный.

Вдруг они притихли от какого-то звука, похожего на фырчание. Замерли. Всё вроде казалось спокойным. Инга что-то сказала шёпотом, снова утихла, так как теперь они различили ржание лошади. Оба уставились друг на друга, затем начали медленно подниматься. Даже в ночи было видно насколько сейчас оба обескуражены, их охватил страх. Послышался топот, который приближался откуда-то издали. Проще было поверить в собственное сумасшествие, одновременно постигшее обоих, чем поверить, будто этот звук производят лошадиные копыта — мерная глухая дробь, отбиваемая по земле, становившаяся всё громче и громче.

Вдалеке, на млечно-чернеющем фоне зарябило тёмное пятно, размытое, идущее прямо на конюшни. Слышались не только удары, отбиваемые о землю, ещё и скрежет, будто потиралось друг о друга множество механизмов, лишённых смазки. Вместе со скрежетом раздавался звон, будто кто-то бросал в ведро горсть гвоздей, а может метла с длинными металлическими прутьями со взмаха хлестала по такому же звонкому и стальному. Топот не прекращался и отбивал равномерный такт.